Журнал "Наше Наследие" - Культура, История, Искусство
Культура, История, Искусство - http://nasledie-rus.ru
Интернет-журнал "Наше Наследие" создан при финансовой поддержке федерального агентства по печати и массовым коммуникациям
Печатная версия страницы

Редакционный портфель
Библиографический указатель
Подшивка журнала
Книжная лавка
Выставочный зал
Культура и бизнес
Проекты
Подписка
Контакты

При использовании материалов сайта "Наше Наследие" пожалуйста, указывайте ссылку на nasledie-rus.ru как первоисточник.


Сайту нужна ваша помощь!

 






Rambler's Top100

Музеи России - Museums of Russia - WWW.MUSEUM.RU
   

Редакционный портфель В.Я. Курбатов. Петербург. Художественно-исторический очерк и обзор художественного богатства столицы

В.Я. Курбатов. Петербург | От редакции | Оглавление | 01 02 03 04 05 06 07 08 09 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 | Примечания | Фотоматериалы


ТОМОН.

 

Лучшим представителем французского ложноклассицизма является строитель Петербургской Биржи Тома де Томон. За свое сравнительно короткое пребывание в Петербурге он занял очень видное место и имел бы большое влияние на зодчество столицы, если бы ранняя смерть не унесла его. Ему удалось в Петербурге развить идеи теоретиков и воспроизвести в натуре то, что на родине его не шло дальше фантастичных проектов.

Томон родился в 1760 г<оду>, в 1780 сделался архитектором и отправился в Италию изучать развалины. Он использовал их как живописец, составляя красивые акварели в стиле Робера.

Вспыхнувшая революция не позволила ему вернуться в Париж, и он проехал сначала в Вену, затем в Эйзенштадт в Венгрии и в 1798 году приехал в Россию, куда был вызван для частных построек. Однако, еще в момент переезда через границу Томон был замечен Императором Павлом и уже в 1800 году участвовал в конкурсе для Казанского собора. Это была неисполнимая комбинация Пантеона с нагроможденным на него Темпиетто Браманте. Стены были проектированы толщиной в несколько сажен, свод чересчур тонок и рухнул бы, вероятно, под тяжестью помещенного над ним фонаря. Иконостас предполагался в виде круглого храмика, выступавшего в середину церкви (подобный иконостас имеется в церкви при Ржавском заводе Курской губернии), а внутренние стены были обставлены колоннадами, поддерживающими хоры. Колоннады на площади были низки и замыкали почти полный круг, подобно колоннадам Бернини. Словом, получалось нечто тяжелое, нагроможденное, мало величественное и очень неудобное для православного богослужения. В том же году Томон был назначен профессором Академии.

В 1801 году император Александр I поручил ему переделать Большой театр, выстроенный Тишбейном, и построить заново Биржу, начатую Гваренги, но еще далеко не законченную. Замена эта была вызвана с одной стороны тем, что постройки Гваренги носили излишне деловой характер в то же время, как предназначались для самого видного места столицы, а с другой стороны проекты Томона производили эффект изяществом рисунка и поэтичностью пейзажа, всегда далекого от действительности, и казались соблазнительнее строгой деловитости чертежей Захарова, характерных, но достаточных только для представления о масштабе, фигурок на проектах Гваренги или чуть робких чертежей Воронихина. На чертежах Томона перед зданием Биржи толпятся корабли, снуют лодки, копошатся люди, вокруг зданий театров высятся плакучие березы и суровые ели, а по небу несутся грозные тучи. Изображенные постройки состоят из нагроможденных колоннад и тяжелых входов почти так же, как и у Пиранези. Томон задумал Биржу по образцу храма в Пестуме, охватив все здание двойным рядом колонн и поставив его на широкий гранитный помост с покатыми въездами. Оба мотива, как и замысел набережной с ростральными колоннами, нередко встречается среди архитектурных проектов того времени. Томон превратил эти архитектурные грезы в действительность, а для этого нужно было, прежде всего, найти размеры, мыслимые в действительности, и согласовать мечты об античности с реальною жизнью.

В биржевом здании, где никто не живет, это было вполне мыслимо, и колоннады вокруг него были далеко не лишними. Томон выбрал самый строгий тип колонн, без каннелюр, да еще усилил его суровость, поместив между стержнем и капителью более узкую шейку. Это совсем не рационально, но чрезвычайно эффектно.

Покрытие колоннады сильно выступает из стен здания, но последнее достаточно мощно для того, чтобы не казаться малым благодаря перспективному сокращению. В фронтонах над колоннадой прорезано по одному колоссальному полуциркульному окну с эффектным наличником. Это окно одновременно служит рамкою для скульптур, помещенных над колоннадой. К сожалению, постройка была уменьшена на одну девятую по приказанию гр. Румянцева. Об этом приходилось пожалеть, так как для общей панорамы Невских берегов здание слишком мало.

Одновременно с Биржей была задумана и обработка всей Стрелки с двумя пологими спусками к воде. Каждый из этих спусков заканчивается большим гранитным шаром, а посредине между спусками находится сочная полуциркульная арка. По краям же полукруга помещены ростральные колонны, очень эффектные, хотя практически совсем ненужные. Пьедесталы колонн украшены колоссальными каменными статуями морских божеств работы Кэмберлена, а стержни медными рострами. Любители самобытности и оригинальничания без всяких затруднений найдут во французских изданиях начала XIX века все мотивы, примененные Томоном в этой постройке, но им нигде не найти ни столь великолепной разработки, ни такой согласованности целого.

Фасад, обращенный от Невы, теперь находится на задворках Гинекологического Института. Хотя он и является повторением противоположного, но по исполнению, пожалуй, выше. Окраска здания в настоящее время излишне густа благодаря небрежному повторению первоначального тона «гри де перль».

Внутренность состоит из громадного зала, перекрытого кессонированным входом. Прежде его украшали фигурные печи, а теперь он сильно теряет от того, что постоянно заставлен столами. По простоте и строгости декорации это одно из лучших последствий великой эпохи искусства. Статуи, находившиеся на печах, перемещены на карнизы по бокам стоявших там раньше групп. В нише стоит колоссальный бюст Императора Александра I работы Мартоса (1822 года), весьма замечательный по характеристике. Таким образом, Биржа Томона является как бы храмом торговли и в то же время главным украшением царственной шири Невы, того водного простора, каким не может похвастать ни одна мировая столица. В этом смысле сооружение Томона является незаменимым, и можно только пожалеть, что размах его замысла был сокращен, и что стрелка всегда заставлена барками, а теперь застроена временными бараками и за зданием выросла фабричная труба. Ростральные колонны имеют чисто декоративное значение. Они очень на месте в центре Петербургской торговли, там, где Петр ждал, что «все флаги в гости будут к нам». К сожалению, колонны содержатся очень небрежно, и отличные скульптуры на них всегда залиты слоями краски.

Другая крупная постройка Томона - величественный Большой театр, перестроенный в 1803 году из Тишбейновского сооружения, недавно переделан в тоскливую Консерваторию. По форме он был очень прост, и единственным украшением служил великолепный ионический портик, в котором колонны поднимались от самой земли. Подобный и даже, пожалуй, еще более грандиозный театр Томон проектировал на месте нынешнего Александринского. Убранства театральных залов на Томоновских проектах очень эффектны, но едва ли экономны, так как главными украшениями были колонны во всю вышину зрительного зала. Фойе Большого театра состояло из круглого, крытого шарообразными сводами зала и зал с колоннадами. Они были расписаны Скотти и Гонзаго. 1-го января 1811 года театр сгорел, и при осмотре его развалин тяжело расшибся зодчий. С тех пор он болел, не мог предпринимать новых построек и умер в 1813 году.

Весьма вероятно, что на днях участь Большого театра постигнет еще одну постройку Томона - Сальный буян. С труднейшим заданием - соорудить глухое и очень длинное (70 сажен) здание товарных складов Томон справился превосходно, перебив гладь стен сильными нишеобразными порталами и устроив эффектный въезд. Фриз из букраниев и гирлянд повторяет тот же античный мотив, который Гваренги применил на павильонах Государственного банка. Есть указание, что Томон строил несколько домов в Петербурге, и определенно считают таковым дом Лаваль на Английской набережной рядом с Сенатом (недавно приобретен последним) и дом Северина на Мойке у Красного моста. Первый перестроен Воронихиным и носит смешанный стиль; впрочем, соотношение этажей отдаленно напоминает внутренность Большого театра. Скульптурные панно и сфинксы у подъезда характерны для Воронихина.

Дом Северина - Училище Глухонемых близок по стилю к произведениям Томона, но, почти несомненно, изменен впоследствии Плавовым. (См. стр. 200)35.[см. ссылку на >>>]

Влияние Томона, вероятно, отозвалось на здании Института Путей Сообщения - постройке деловой, чуть грузной, но величественной. Великолепен актовый зал Института, украшенный пилястрами.

Исключительною работою Томона является сооружение фонтанов на Пулковской дороге. Превращение больших дорог, равно как и улиц, в аллеи было начато еще при Императрице Анне. В начале XIX в<ека> это было проведено систематично, и по всей России были протянуты прямые шоссе, обсаженные двумя рядами берез или лип. В окрестностях Петербурга имеются две главные дороги: одна через Нарву к западной границе с ответвлением на Петергоф, другая - в Москву с ответвлением на летнюю и любимую резиденцию двора - Царское Село. Дорога в Петергоф, начиная от Петербурга, была застроена дачами, дорога же от Петербурга до Пулкова оставалась пустой, так как проходила по болотистой местности. Ввиду частых проездов Царской фамилии о благоустройстве дороги очень заботились. Вдоль нее были построены дворцы: старейший на Пулковой горе (от него ничего не осталось), Елизаветинский у «Четырех Рук» (так называемый Среднерогатский - теперь фабрика типографской краски) и Чесменский под самым Петербургом. Между «Четырьмя Руками» (пересечением Царскосельской и Московской дороги) и Пулковом были устроены две деревни: Каменка и Колония. Дорога ночью освещалась 1000 фонарей, а от Пулковской горы до «Четырех Рук» был проведен водопровод. Он начинался у ключа на склоне горы, где Воронихин соорудил каменную беседку. (См. выше стр. 194)36. [см. ссылку >>>].

Под горою на берегу пруда находится первый фонтан, сооруженный Томоном. Он состоит из гранитного навеса на высоком гранитном цоколе. Под навесом находится великолепная ваза серого гранита. У подножия цоколя большие гранитные желоба (водопойни) и четыре гранитных сфинкса. По размерам, по оригинальности композиции и ценности это сооружение не имеет себе равных, но, к сожалению, находится в полном забросе.

Фонтан в Каменке состоит из низкой гранитной пирамиды с четырьмя водопойнями. Со стороны дороги на обелиске высечена великолепная голова Нептуна, а под ним дельфин, обвитый вокруг трезубца. Вода текла из пасти дельфина. В Колонии фонтан еще ниже и также украшен маскою морского божества, изо рта которого лилась вода. Наконец, третий фонтан имеет вид квадратной тумбы с высеченной на ней маской Нептуна. Все эти фонтаны высечены из розового и серого гранита, и барельефы на них исполнены каким-нибудь большим мастером (может быть, Щедриным), но теперь все заброшено.

Томон сравнительно не долго был в России и остался до известной степени ей чуждым, т. е. правильнее более чуждым, чем Гваренги или Камерон. Он в то же время не был таким строителем практиком, выросшим и сроднившимся с каменными массами, как Гваренги, Захаров или Воронихин. В его проектах слишком много отвлеченных замыслов, часто неисполнимых и иногда нелепых, как проект колокольни, опертой на четыре саркофага для Волкова кладбища.

Однако, действительность и исключительно высокая архитектурная среда Петербурга низвели Томона из мира грез и заставили преобразовать их в действительность. Из всей ложноклассической дивной фантастики французов Биржа - самая грандиозная, самая смелая и самая совершенная постройка. Ничего близкого к ней не имеется ни на родине Томона, ни в остальных странах Европы.

Как истый ложноклассик Томон воспевал в своих акварелях и тонких рисунках античные развалины. Он не мог не стремиться воспроизвести их в натуре. В то время как Пэрсье и Фонтэн сумели в центре Парижа создать лишь копию дивных арок Рима, Томон в глуши Павловского парка создал единственный в своем роде мавзолей, могущий с полным правом стоять недалеко от римского форума. (См. В. Курбатов. «Павловск»)37.

Опять-таки высший подъем французского ложноклассицизма, как и высший пример воспроизведения античности, оказались возможными только в России.

Влияние Томона на петербургское зодчество не было особенно значительным и главным образом потому, что в Петербурге работал столь исключительный строитель, как Гваренги. Приемы французского неоклассицизма встречаются изредка у зодчих начал<а> XIX века. Таковы густые, широкие фризы на новом Арсенале у Демирцова, проектированный Захаровым (но не выполненный) фриз Адмиралтейства, намеренное однообразие стен Горного Института у Воронихина, сложный замысел Обуховской больницы у Плавова и т. п. Но этих примеров и вообще немного, да и повлиял на них не Томон, а произведения и проекты французских зодчих конца XVIII века. Влияние Томона стушевалось рядом с изумительными по совершенству произведениями предшествовавшего ему Гваренги, современника Захарова и гениального зодчего последующего поколения Росси.



В.Я. Курбатов. Петербург | От редакции | Оглавление | 01 02 03 04 05 06 07 08 09 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 | Примечания | Фотоматериалы

 
Редакционный портфель | Подшивка | Книжная лавка | Выставочный зал | Культура и бизнес | Подписка | Проекты | Контакты
Помощь сайту | Карта сайта

Журнал "Наше Наследие" - История, Культура, Искусство




  © Copyright (2003-2018) журнал «Наше наследие». Русская история, культура, искусство
© Любое использование материалов без согласия редакции не допускается!
Свидетельство о регистрации СМИ Эл № 77-8972
 
 
Tехническая поддержка сайта - joomla-expert.ru