Редакционный портфель Записки корнета Савина, знаменитого авантюриста начала XX века

Записки корнета Савина: Предисловие публикатора | Содержание | 01 02 03 04 05 06 07 08 09 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 | Валя. Быль. | Послесловие публикатора | Примечания | Фотоматериалы

ХI

На другой день я сказал Анжелике, что, по непредвиденным обстоятельствам, мне необходимо ехать в Париж. При этом, конечно, не забыл прибавить, что в Париже она, кстати, закажет туалет. Как ни заманчиво было предложение, Анжелика сначала и слышать не хотела об этом плане путешествия. Но после долгих убеждений она, наконец, согласилась.

В тот же день мы выехали с курьерским поездом в Париж.

Анжелика пришла в неописанный восторг при виде великолепных магазинов и подолгу останавливалась перед их витринами. Мы зашли к знакомому мне ювелиру Мелерио, где я купил моей красавице пару серег с крупными бриллиантами. Покупку и заказы всех туалетных принадлежностей мы отложили до следующего дня, так как я хотел просить моих друзей, графа де Рион и де Монбрен указать нам кутюрьерок, модисток и других дамских поставщиков.

Я известил их о своем приезде в Париж и пригласил к себе обедать. Они оба приехали к назначенному часу, и я их представил Анжелике.

Привезя же Анжелику в Париж с огромным, но пустым сундуком, мне приходилось делать ей целое приданое, и в этом мне принесли огромную помощь мой друг де Рион, так как он был великим мастером и специалистом по части одеванья женщин. Его уроки мне пошли впрок.

Я просто не узнал моей графини в ее новых парижских нарядах, превративших ее из хорошенькой, миленькой девушки в блестящую красавицу.

Анжелика настолько увлеклась Парижем, что забыла и думать о возвращении в Италию. Она избегала даже говорить о своей матери, и с приезда в Париж ни разу не написала ей.

Вскоре мы наняли очень миленькую квартирку, там же, на Елисейских полях. Начались новые хлопоты, новые заказы. Анжелику все это страшно занимало, радовало. Пока квартира отделывалась, мы продолжали веселиться.

Время летит быстро. Приехали мы в Париж в апреле и не заметили, как кончался уже июнь. Париж начинал понемногу пустеть, и мы стали собираться, думая ехать до сентября в Трувиль, но неожиданное несчастье разбило все наши планы.

Завтракая как-то раз в ресторане, мы встретились с двумя моими бывшими товарищами по гвардии. Конечно, я представил их Анжелике, которая, думая мне сделать приятное, пригласила их обедать. Они приехали, привезли Анжелике прелестный букет, наговорили ей кучу любезностей и, в свою очередь, пригласили нас к себе на следующий же день завтракать.

За завтраком они представили нам какого-то польского графа Княжевского и французского их приятеля Амари, страшных любителей баккара, вследствие чего и был заложен банчик по окончании завтрака.

Услав Анжелику кататься, я подсел к зеленому столу. Мне страшно не везло, и я в короткое время проиграл тысяч до пятнадцати. Проигрывая, я всегда горячусь и не в силах остановиться.

Таким образом, и в этот злосчастный день я продолжал играть и проигрывать, и кончил тем, что к вечеру проиграл все, что имел с собою в Париже - около пятидесяти тысяч франков.

Положение мое было незавидное, в чужом городе, имея на руках Анжелику, привыкшую к тратам и роскоши, с квартирой и людьми, требующими ежедневных расходов и с пустыми карманами.

Но можно себе представить мое негодование, когда я узнал через два дня от одного моего парижского приятеля, что меня обыграли известные шулера. Этот возмутительный поступок товарищей привел меня в страшное бешенство, и я поехал к ним, чтобы, по крайней мере, расправиться с ними по-русски, но в гостинице я узнал, что они уехали накануне вечером из Парижа.

Несколько дней я скрывал свой проигрыш от Анжелики, но, в конце концов, пришлось во всем признаться. Я всячески старался успокоить ее, объясняя, что несчастье мое не так велико, что проигрыш меня не разоряет, а только временно стесняет, и что я уже телеграфировал в Россию моему поверенному, прося его выслать мне денег.

Эта неприятная новость крайне поразила Анжелику. После этого пошли капризы, упреки без конца, и как я ни доказывал ей, что стеснения наши временные, но она делала мне ежедневные сцены.

________

Россия не близкий край, и достать помещику денег до уборки урожая довольно трудно, в особенности, когда хозяина самого нет. Ввиду этого, чтобы получить деньги, мне оставался один исход - заложить имение, что и пришлось сделать.

Но вскоре неожиданный удар разбил и остатки моего счастья.

В одно прекрасное утро человек мой докладывает, что полицейский комиссар с какой-то дамой желают меня видеть. Каково же было мое удивление, когда с комиссаром входит в мой кабинет графиня Марифоски. Комиссар мне объявляет, что по просьбе графини и приказании префекта полиции он приехал отобрать от меня, именем закона, несовершеннолетнюю дочь графини Анжелику, которую я увез из Милана, и которая живет со мной под именем моей жены.

Как ни крепки мои нервы, как ни беспечен мой характер, но я не мог выдержать разлуки и разрыдался, прощаясь с Анжеликой, которую искренно полюбил.

Оказалось, что графиня Марифоски, приехав в Сан-Ремо для исполнения задуманного ею плана в ту самую ночь, когда мы были в Ницце, была немало озадачена, не найдя нас там.

И вот, спустя три месяца, наконец, графиня узнает из письма Анжелики, написанного ею потихоньку от меня, что мы в Париже и что я проиграл огромную сумму и нахожусь в весьма стесненных обстоятельствах.

Графиня пришла в неистовство, и она решилась, во что бы то ни стало, мне отомстить. Приехав в Париж, она обратилась, через посредство итальянского посольства, к французским властям, с помощью которых и отобрала от меня свою дочь.

Вернувшись из Неаполя в Россию в конце мая 1883 года, я провел лето у себя в Рудневе.

Затем, погуляв в Москве, я приехал в Петербург и возобновил старые знакомства.

Как-то раз, вскоре после моего приезда, я поехал на вечер к давнишним моим знакомым Р-м, принимавшим запросто по субботам.

Общество у них собиралось, хотя небольшое, но всегда изысканное.

Застал я у них довольно большое общество и, между прочим, очень хорошенькую, молоденькую даму, некую С-ую.

Звали ее Маргаритой Николаевной и приехала она в Петербург с Кавказа, хлопотать о разводе.

С первого же момента моего знакомства с ней, она мне очень понравилась, я почти весь вечер проболтал с нею и добился от нее разрешения приехать ее проведать, чем и воспользовался на следующий же день.

Жила Маргарита Николаевна на Надеждинской. Приняв меня крайне любезно, она сказала, что слышала обо мне очень много и рада видеть меня у себя. Разговаривая со мной, она видимо интересовалась моими путешествиями за границей, в особенности парижской жизнью, ввиду желания переселиться во Францию по окончании бракоразводного процесса.

Удовлетворяя ее желанию, рассказывая о заграничной жизни вообще и парижской в особенности, я, конечно, не мог не коснуться некоторых эпизодов, случившихся со мною.

Маргарита Николаевна, выслушав мои рассказы, сказала:

- Николай Герасимович, не один вы несчастны в жизни и любви, не у одних вас разбивается счастье накануне его осуществления, поверьте мне, что есть существа более несчастные. Скажу вам про себя. Замуж я вышла шестнадцати лет, против воли, по требованию моих родителей, за человека, которого я не только не любила, но просто боялась. С год томилась я, живя с ним, но не выдержала и уехала от мужа на Кавказ, к старой тетке, у которой и прожила, почти без всяких средств, в продолжение двух лет.

Вот в это-то время, живя в Тифлисе, я познакомилась с неким З-вым, человеком прекрасным во всех отношениях. Он долго за мной ухаживал и, наконец, сделал мне предложение. Будучи совершенно чуждой моему мужу, я давно бы развелась с ним, но для этого нужны большие траты, а денег у меня не было. З-ов просил разрешить вести бракоразводное дело на его счет. Я согласилась и поехала в Петербург.

Три месяца тому назад приезжает сюда З-ов, больной, расстроенный, лица на нем нет, говорит бессвязные речи. Я, конечно, страшно испугалась и пошла за доктором, который посоветовал свезти его немедленно в лечебницу для душевнобольных. Я отвезла его в лечебницу доктора Преображенского, где нашли, что он очень плох и не внушает надежды на излечение.

С тех пор я осталась здесь, в Петербурге, одна, без всяких средств и с бракоразводным процессом на руках.

- Голубушка Маргарита Николаевна, вы так молоды, так хороши, в вас такая прекрасная душа, что всякий порядочный человек, узнавши вас, сочтет себя счастливым сделать для вас все! - Говоря эти слова, я невольно схватил ее маленькую ручку и приложил к губам.

Я почувствовал себя увлеченным своей новой знакомой.

Я стал ежедневно бывать у Маргариты Николаевны и чем ближе становился к ней, тем сильнее убеждался в ее хороших душевных качествах.

И вот, выбрав как-то раз удобный момент, когда мы сидели после обеда вдвоем в ее маленькой пунцовой гостиной, я напрямик спросил ее:

- Маргарита Николаевна! Могли бы вы решиться разделить со мною жизнь?

Ее большие грустные глаза устремились на меня, точно хотели сказать:

«Вы еще спрашиваете!»

Записки корнета Савина: Предисловие публикатора | Содержание | 01 02 03 04 05 06 07 08 09 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 | Валя. Быль. | Послесловие публикатора | Примечания | Фотоматериалы