Редакционный портфель Записки корнета Савина, знаменитого авантюриста начала XX века

Записки корнета Савина: Предисловие публикатора | Содержание | 01 02 03 04 05 06 07 08 09 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 | Валя. Быль. | Послесловие публикатора | Примечания | Фотоматериалы

V

В Петербурге я поселился в «Европейской гостинице» и стал посещать свой старый полк. Большая часть моих товарищей еще была юнкерами, и во главе их царил все тот же Яша Х-в. Он сделался известностью Петербурга по своей разгульной жизни и расточительности, а еще больше по своей оригинальной фигуре: в двадцать лет он расплылся до необъятной толщины. И этот-то бочкообразный юнкер появлялся везде и выкидывал штуки, до того времени неслыханные. Своими выездами и лошадьми он так намозолил глаза начальству, что вышел приказ, запрещающий юнкерам ездить иначе, как на извозчике. Неугомонный Яша не сдался, он немедленно же взял в Думе²⁵ несколько извозчичьих ярлыков, прибил их к своим экипажам и с прежним треском стал показываться на Морской и Невском в обычные часы катанья. Посмеялись этой выходке и махнули на него рукой.

Жил Х-в в Пантелеймоновской, где занимал целый дом, а на дворе помещалась его знаменитая конюшня и манеж. Квартира его была похожа на клуб. Лакеев, гайдуков, карликов в фантастических ливреях был целый полк. Сам Х-в носил дома генеральскую форму, и все его величали «ваше превосходительство». Товарищи, в особенности юнкера, были у него как дома: ели, пили, даже спали без всякой церемонии. Х-в на ученья и занятия в то время не ездил, так как готовился к офицерскому экзамену и от полковых занятий был освобожден.

Офицеры полка, за исключением двух-трех, к нему теперь не ездили, считая его образ жизни и поведение предосудительными. Собирались к нему, как я уже сказал, юнкера и кое-какие штатские из известных буянов Петербурга, да несколько правоведов и лицеистов из «лустигов»²⁶.

Время проводила эта компания весьма своеобразно и оригинально. То и дело придумывали какую-нибудь экскурсию или забаву, но непременно почудней. Руководителем этой компании был юнкер князь К., милейший малый, но отчаянная голова.

Взяв извозчичьи ярлыки, Х-в придумал извлечь из них забаву. И вот, накупив извозчичьих саней, члены компании запрягали их вечером лошадьми из Х-ой конюшни, сами одевались извозчиками и выезжали на промысел. Посадят какого-нибудь господина и везут его в противоположную сторону. Седок ругается, извозчик хохочет, а потом выталкивает седока своего из саней и сам удирает. Большею частью ареной этих проделок были театральные разъезды, и главной забавой развоз актрис. При этом старались разлучать мужей актеров с женами, увозя каждого из них в разные стороны на разных санях.

Проездив часа два-три по городу, юнкера-извозчики съезжались к Х-ву и рассказывали свои проделки при общем хохоте развеселой компании. Когда извозничество надоело, то мы придумали новую затею: насядем в тройки и разъезжаем по городу: бьем палками и саблями стекла в окнах, а сами удираем в карьер от свистков полиции. Потом стали тушить фонари по разным улицам приспособленными для этого палками и, наконец, пристрастились к театру Берга, куда стали ездить и, в конце концов, взяли его антрепризу.

Театр Берга был тогда единственным и первым рассадником опереток на русской почве. Он был, в сущности, модным аристократическим притоном разврата. Почти исключительно мужская публика этого театра состояла из пожилых сановников, приходивших сюда отдохнуть от государственных трудов, из гвардейской молодежи, убивавшей тут досуг зимних вечеров, и всех, кому избыток денег и склонность к наркозу вели туда. Приманкой театра служил персонал исполнительниц. Большая часть шансонеток пелась на французском языке французскими бульварными певицами, приехавшими за русскими рублями. Лихой, бравурный шик, хорошенькие и пикантные лица исполнительниц, костюмы, крайне откровенные, - все это разжигало страсти даже пресыщенных и почтенных особ и туманило головы молодежи. Француженки были все на содержании или искали содержателей, обнаруживая при этом изумительные таланты не столько на сцене, сколько за кулисами.

Примадонны пристраивались к старичкам-капиталистам, более мелкие доставались молодежи. Содержатели были известны всем завсегдатаям Берга, отношения их к содержанкам были на виду у всех. M-lle Филиппо, звезда театра, была на содержании у местного помпадура, и его высокую фигуру можно было видеть каждый вечер в первом ряду кресел. Как бы для контраста с ним так же часто появлялся и сидел всегда рядом среднего роста, почти шарообразный, толстый помощник его с лысиной во всю голову.

Главный цензор, блюститель нравственности и патриотически уравновешенного направления в литературе²⁷, держал на содержании в то время Blanche Gandon, знаменитую своей шансонеткой «La chose».

Известный всей России сановник, друг Каткова, ярый его почитатель и защитник, появлялся обыкновенно на правой стороне первого ряда.

Седина и лишенные волос головы блестели по всему театру вперемешку с золотом военной молодежи. Старики покровительственно относились к молодым и даже оказывали им своего рода содействие. Поэтому театр Берга, могущественно покровительствуемый, можно было по справедливости назвать рассадником отечественного разврата.

Здесь культивировался и акклиматизировался разврат для дальнейшего преуспевания и распространения по Руси. Старички возмущались нижегородскими арфистками, указывали на них в укоризненных замечаниях, переходивших иногда в правительственные меры против разгула арфисток в трактирах, и везли сыновей и племянников к Бергу. Французский разврат на Руси - не разврат. Один тайный советник, отец двух моих товарищей-лицеистов, говорил:

- Это освежает, mon cher, рассудок. Пусть мои сыновья идут лучше к Бергу, чем знакомятся с Базаровым, Ренаном²⁸ и другими нигилистами.

Мало-помалу, когда француженки повыцвели и поизносились, персонал театра стал пополняться русскими девицами. Хорошее личико, роскошный стан и смелая наглость подменяли таланты. В театре, собственно, было очень мало театрального.

Когда сам Берг, понажившись, бросил антрепризу, театр стал переходить из рук в руки, от одной певицы к другой. Конечно, антреприза велась на средства содержателя, и первым из такого рода антрепренеров явился Яша Х-в, для своей Антуанетты.

Антуанетта была, собственно, второстепенная шансонетная певица. Устроить временную связь и подчинить всегда полупьяного обожателя для каждой француженки, прошедшей огонь, воду и медные трубы еще в родной Франции, было делом нетрудным. Чем затея их была оригинальнее и новее, тем больше она привлекала такие натуры, как Х-в, которому и море по колено, и на всякое дело есть деньги. Вот почему он, не задумываясь, сделался антрепренером.

Антуанетте управление театром, как и сам Х-в, вскоре наскучили и, нажившись, директриса уехала с берегов Невы на берега Сены менять рубли на франки и экю. Театр перешел к другому юнкеру-богачу, взявшему его для своей русской дульцинеи Кати Чижик.

Катя Чижик была своего рода петербургской известностью.

Простая работница одной из прачечных в Подьяческой, лет с шестнадцати пустившаяся в уличный разврат, с хорошеньким личиком и сметливым умом, она была известна всем и каждому, с первых же дней поступления к Бергу. Не обладая ровно никаким сценическим дарованием, но, сумев подметить и перенять непринужденно-вызывающую манеру держать себя на сцене у берговских француженок, она при своих физических качествах действовала неотразимо. Имея острое чутье для выбора любовников, эта Катя через два-три года после прачечной имела уже значительные сбережения и, наконец, поймав несметно богатого юнкера, завладела им вполне, купила себе дом и, взяв антрепризу берговского театра, сменила Антуанетту в качестве директрисы.

Характерной чертой Кати Чижик была погоня за деньгами. Эта страсть, во что бы то ни стало добыть побольше денег, проявлялась как мания. Будучи еще уличной женщиной низшего разряда, с манерами и речью прачки, резавшей глаза, она кочевала одна или с переменными подругами из трактира в трактир, оригинальничала, заходила в бильярдные, всюду на минутку, и везде и всегда требуя у каждого встречного разделить с ней минуты досуга, причем слово «чижик» она изобрела сама, называя так «зеленую кредитку», так что сначала ее только и знали под прозванием «Чижик».

Бoльшая часть уличных, продажных женщин - существа в высшей степени несчастные. Они тяготятся тем образом жизни, какой им приходится вести и фактически ведут его с отвращением и лишь настолько, насколько это неизбежно, чтобы иметь скудный кусок насущного хлеба.

Стремление к наживе проявилось в Кате и тогда, когда какой-то господин из персонала мелких служащих театра Берга пристроил ее в хористки. У нее был голосок приятного тембра, а уменье держать себя на сцене она выработала быстро.

Катя остановилась вовремя, мания наживы нашла себе другие проявления. Вот почему она и занялась всецело сама театром.

У Берга было немало курьезов. Литерная ложа обыкновенно была занята гвардейскими офицерами и юнкерами, а буфет содержался общей приятельницей - знаменитой Марьей Ивановной, нажившей три каменных дома от юнкеров, главным образом, от посредничества между актрисами и представителями Марса.

Катя Чижик скоро отделилась от нашей компании, занявшись театром всерьез, мы же всерьез ничего не любили, а потому и покинули вскоре этот балаган для других затей.

Бросив театр, мы увлеклись катаньем на тройках и цыганами. Ездили ежедневно в «Ташкент» и «Самарканд» и, конечно, написались там до белых слонов.

Во время этих поездок за город, юнкера продолжали выкидывать свои безобразные проделки ради ухарства и удальства. Новой забавой было следующее. Брали мы с собой в сани копытной мази или ваксы и щетку с длинной ручкой, заезжали на Петербургскую или Выборгскую сторону в глухие улицы, разыскивали там дом, где происходило какое-нибудь пиршество. Дома в этих частях большею частью низкие, что способствовало удачному выполнению наших проделок. Подъехав к такому дому, где справляли именины или свадьбу, два юнкера подходили и стучали в окно. Обыкновенно отворялась оконная форточка и в ней показывалась голова какого-нибудь расфранченного чиновника с вопросительной физиономией. В один миг его схватывали юнкера за волосы, а третий, приготовленной щеткой с ваксой, вымазывал злосчастному франту лицо, после чего вскакивали на тройки и мчались.

Эти проделки наделали много шуму по всему Петербургу. По городу ходили самые разнообразные рассказы о нас, конечно, с прибавлениями. После этого моего приезда и участия в скандалах, городское начальство уже серьезно обратило на нас внимание. Я имел еще с ранних лет столкновения с полицией, не только в бытность мою юнкером, но даже на скамье лицея. Всесильный Трепов помнил меня по выходке в «Буффе». Но открытое преследование меня началось лишь после громкого скандала, наделавшего немало шуму.

Дело было весной. В то время мы часто ездили на острова, вечера кончали у Понса или у Ромашки в «Самарканде». Порядком погуляв, я возвращался с лейб-гусарским юнкером П-м домой на тройке. Проезжая по Строгановскому мосту слышу, как едущие рядом со мной на извозчике двое штатских толкуют:

- Вот, - говорит один другому, показывая тросточкой по направлению нашей коляски, - это и есть те самые пустозвоны-скандалисты, выкидывающие все эти скандалы по Петербургу. Надо бы их когда-нибудь хорошенько проучить.

Услыхав это, я останавливаю тройку, выскакиваю из коляски и подхожу к ним.

- Это вы про меня и про моих знакомых так выражаетесь? - спрашиваю я.

Незнакомцы стали кричать и звать полицию, браня военных, в том числе и нас.

- Ну, П-н, надо проучить этих негодяев. Бить их не стоит, - бросим их в воду, пусть они охладят свою пылкость и запомнят, как нас учить.

Схватили мы с П-м по штатскому и бросили их без всякой церемонии в Неву. Конечно, собрался народ; полиция стала вылавливать утопающих из реки. Спасли.

На другой день нам пришлось ехать объясняться с генералом Треповым и с нашим начальством. Дело затушили. Но нас рассадили: меня на гауптвахту, а П-а на конюшню в полку. Эта история, и все прежние истории и скандалы, сделали свое: меня уволили в отставку. Генерал же Трепов заставил меня горько искупить все мои проделки.

Записки корнета Савина: Предисловие публикатора | Содержание | 01 02 03 04 05 06 07 08 09 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 | Валя. Быль. | Послесловие публикатора | Примечания | Фотоматериалы