Вильям Мейланд

Тьма Соловецкая

Серия «Соловки» создавалась московским графиком Кириллом Мамоновым в те годы, когда Соловецкие монастырь и острова еще не были привычными объектами туристического интереса, когда стены и камни напоминали не о славной эпохе XV–XVIII веков или мирном быте историко-архитектурного заповедника, а о достаточно близких и мрачных годах первой половины ХХ столетия. Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН) — именно его призрачные тени отразились в офортах художника.

Каждый лист этой серии открывает тревожную картину неведомого, подвижного и легендарного островного мира, где далекое и сравнительно недавнее прошлое то выступает из сумеречного пространства, то вновь исчезает в клубящейся тьме. Обширные просторы непривычного для горожанина ветрового северного архипелага, уцелевшего как подлинные страницы отечественной истории, и затерянность в этом просторе отдельных человеческих судеб — вот что удалось со всей возможной подлинностью человеческого переживания отобразить Мамонову на небольших листах черно-белых офортов.

Художник застал на Соловках свидетелей страшных лагерных лет, в том числе оставшихся там на поселении уголовников. Среди прочего он узнал, что одним из наказаний для проштрафившихся солдат охраны и самих заключенных было соскабливание монастырских фресок. На их месте возникали иные «росписи». «Все было покрыто порнографическими рисунками огромных размеров от пола до куполов, — вспоминает художник, — а над главным собором водрузили звезду. Залезть туда без соответствующей техники было практически невозможно, но и это заставили сделать кого-то из заключенных под страхом смерти…»

Дипломной работой Мамонова в Московском полиграфическом институте в 1966 году было оформление одной из книг Д.С.Лихачева — «Культура Древней Руси». В 1970 году, когда началась его работа над рассматриваемой серией офортов, художник еще не знал, что будущий академик и один из создателей журнала «Наше наследие» отбывал на Соловках срок вместе с целым рядом выдающихся деятелей русской культуры, науки и искусства. Так непредсказуемо пересекаются пути людей разных поколений и творческих устремлений. Любопытная подробность — в последний день своего пребывания на Соловках Мамонов увидел Василия Шукшина, приехавшего туда в поисках живой натуры для фильма «Калина красная». Созданный в начале XXI века фильм Павла Лунгина «Остров», главную роль в котором играет однофамилец нашего художника, из той же серии рифмующихся мистических российских совпадений.

На первый взгляд, в соловецких офортах Мамонова нет ничего пугающего. Экспрессивно нарисованные пейзажи, интерьеры, маленькие фигурки людей, животные и птицы, словно гонимые ветром над крышами деревянных строений и толщей монастырских стен. Сама «полярная ревущая морем тюрьма» (А.Солженицын) по сути неизобразима. Мы лишь знаем головным знанием, что она там была и художник видел ее различимые глазом следы. Тем не менее в мерцающем черно-белом перетекании штриховой массы постоянно присутствуют напряжение и тревога, будь то открытое, но непроницаемое пространство «Ночи» или малая закрытая кубатура островного домика в офорте «Свеча».

В главах «Архипелага ГУЛАГа», посвященных Соловкам, Солженицын писал: «Повреждены пожаром купола — а кладка вечная. Земля, возделанная на краю света, — и вот разоряемая… Тихие озера. Доверчивые животные. Беспощадные люди… О, мастера по разорению цветущей земли! Чтобы так быстро — за год, за два — привести образцовое монастырское хозяйство в полный и необратимый упадок!.. И тысячи имея незанятых рук — ничего не уметь добыть из земли…» О том же в малоизвестной поэме Саши Черного «Дом над Великой» (картины из русской жизни), написанной по воспоминаниям в Риме в 1924 году:

Погибло все в шальном разгроме

Под наглым красным каблуком…

Кто там сегодня в белом доме?

Какой звериный «Исполком»?

На стенах знаком каннибальства

Рычат плакаты: «Бей! Убей!»

В гостиной — красное начальство,

В передней — тысяча скорбей…

Портретов в соловецкой серии Мамонова нет, но в дальнейшем в его творчестве появились острые экспрессивные образы, запечатленные с помощью характерного для него «конвульсивно-судорожного языка» (В.Мильдон). Иногда это конкретные люди («Ванюха и Клава», «Зур» и т.д.), иногда деревенские или городские типы («Дяденька, миленький, дай закурить», «Рыбный день», «Да не оскудевает рука дающего»). Краткое пребывание на Соловках или продолжительная жизнь в летние месяцы в деревне Матюшине Тульской области, воспоминание о послевоенном детстве в Москве и ее окрестностях — все становится для художника поводом для обращения к человеку — советскому и соловецкому. Сын художника цитирует в одном из каталогов слова отца: «Никогда нельзя забывать о страданиях людей, художник должен знать об этих страданиях все подробности, весь этот Ад, иначе он не художник и не человек» — эти слова Мамонова лучший комментарий к его работам.