Александр
Рюмин
Памяти Мастера
Казалось, что Илларион
Голицын сделан из такого крепкого человеческого материала, который мог
противостоять любым житейским невзгодам, творческой сумятице, тяготам и
болезням. Он весь был воплощением жизни, и смириться с тем, что его не стало,
очень трудно.
Всегда энергичный, бурлящий идеями,
откликающийся на все живое в искусстве и поддерживающий всех, кто нуждался в
его участии, Илларион Голицын был образцом редчайшей подлинности и реальным
подтверждением того, что природная одаренность, генетически унаследованная
культура, человеческая чуткость и врожденное достоинство, усиленные волей и
жаждой жизни, не могут быть подвержены девальвации и деформироваться под
давлением сиюминутных обстоятельств.
Потомок древних русских родов Голицыных и Шереметевых, ученик
Фаворского, Илларион Голицын оказался в той плеяде художников, кто определял
лицо русской изобразительной культуры второй половины ХХ
века.
Его движение в пространстве искусства было чуждо консервации
достигнутых результатов. Мастер четких конструктивных композиций, он заботился
об эмоциональном наполнении художественной формы и ее способности выражать
волновавшие его чувствования и размышления. Как художника, вышедшего из
многовековой истории русской изобразительности, его интересовала не столько
формотворческая новизна, сколько соотнесенность
современного искусства с традицией. Эта проблема, занимавшая и его сотоварищей по искусству, была важна
для Иллариона Голицына не только как профессиональный и нравственный долг перед
мастерами, творившими до него и избранными в духовные наставники, но и как
память о кровном родстве с известными личностями российской истории и культуры,
которых он ощущал как своих современников. Как драгоценные реликвии хранятся в
его семье их прижизненные портреты, воспоминания, письма. Диалог с прошлым —
живым, а не ставшим антиквариатом в позолоченных рамах, — вот главная тема
искусства Голицына. Этот диалог-размышление, растянувшийся на годы, создает в
многочисленных произведениях живописи и графики напряженную драматургию
композиционного, цветового и ритмического осовременивания
прошлого, которое особым голицынским почерком сегодня
вписывается в изобразительный контекст.
Илларион Владимирович Голицын был большим другом журнала «Наше
наследие» с первых его выпусков в 1988 году. И ни одно сколько-нибудь значимое
для нас событие не происходило без его
участия. Перечень всех их занял бы не одну страницу. Его хватало на все: на
любовь и заботу о семье, детях, внуках, жене, на организацию выставок в Москве,
Петербурге, Подольске, Липецке, на еженедельные заседания Президиума Академии
художеств. Его всегда хватало на дружбу. Но главное, он не переставал
испытывать чувство восторга перед холстом или листом бумаги, вырубая в них
решительными движениями явленные ему образы. В искусстве Иллариона не было и
тени увядания.
Церковь Ильи Обыденного, где отпевали Иллариона Голицына, стоит рядом с
храмом Христа Спасителя, неподалеку от Российской академии художеств,
действительным членом которой он состоял. От церкви Ильи рукой подать и до
Музея изобразительных искусств им. А.С.Пушкина, и до музеев Кремля, и до
Исторического музея, и до Третьяковской галереи. В каждом из этих значимых мест
могла бы состояться гражданская панихида по Иллариону Владимировичу Голицыну. Таков
был масштаб личности этого человека-шедевра.
Иллариона Владимировича отпевали в церкви Ильи Обыденного 18 марта 2007
года. И церковь не вмещала всех пришедших проститься с ним, узнавших о его
внезапной смерти. Отпевали как обычного человека. Как в жизни, так и в смерти
Илларион остался прост.