И.Светлов

Духовное беспокойство

Скульптура Валерия Евдокимова

На выставках 1970–1980 годов, выполненные в литье из бронзы скульптуры Валерия Евдокимова, напоминающие по форме параболы, спирали, композиции из фрагментов человеческих фигур, воспринимались как нечто отличное от преобладающих в ту пору произведений. Скульптор был далек тогда и от вновь возродившегося камерного портрета, и от декоративного фольклора, претендующего быть образом истинной чистой жизни, впрочем, как и от самодостаточных абстрактных построений, смыслом которых было любование отношениями форм и изысканной игрой фактуры. Он утверждал нечто иное — противостоящий обыденности одухотворенный символизм. Духовное томление, поэзия невысказанного, красота порывов стали главными характеристиками его творчества. В его необычных композициях манила возвышенность, напоминала о себе приглушенная временем жажда духовного простора. Скульптор приближался к пониманию философского дуализма, предупреждающего о драме и жертвенности романтических и духовных стремлений.

Кардинальный поворот произошел у Евдокимова в 1990-е годы. «Мои прежние символические работы стали для меня безликими. В них есть своя пластика, свое пространство и даже своя тональность настроения, но нет личности», — говорит скульптор.

Выставка в редакции «Наше наследие» застала Евдокимова в трудном и все-таки во многом уже успешном обретении нового измерения творчества. Здесь обнаруживается немало принципиального и для самого художника, и для атмосферы нашего времени.

Такова тональность его замыслов, связанных с образами Достоевского и Владимира Соловьева.

Проект памятника Достоевскому оригинален уже в своем замысле. Фигура сидящего в кресле писателя возникает в контексте необычного архитектурного пейзажа. Превращение кабинетного интерьера в архитектуру мироздания исполнено метафизического смысла и есть одна из интересных находок Евдокимова.

Исполнение фигуры Достоевского в манере скульптурного импрессионизма с активным ритмом мелких мазков и подвижными отношениями света и тени Евдокимов объясняет так: «Достоевский постоянно переживал смены душевных движений, он был очень чутким к противоречивости жизненных явлений. Думается, импрессионистическая логика изображения адекватна такому пониманию характера».

Впрочем, суть в данном случае не только в восприятии художником особенностей человеческой индивидуальности Достоевского, но и в его философском понимании образа этого писателя. Скульптура — один из полюсов метафизического замысла проекта, архитектура обозначает в себе другой. Импульсивность духовных переживаний писателя сопоставлена с абсурдной абстракцией окружения.

Есть еще несколько штрихов, выявляющих различные оттенки авторского замысла. Резкое отклонение фигуры от богато орнаментированной резной спинки стула — также прием драматизации образа. Но, конечно, важен не только антураж. Все в созданной скульптором фигуре Достоевского пронизано атмосферой мучительного размышления: сплетенные в узел и выдвинутые вперед руки, скрещенные ноги, застывшая в пространстве голова передают душевное напряжение.

«Для меня Достоевский — это олицетворение противоречия между желаемым и действительным, — говорит скульптор. — Он верил, что с его времени начнется подъем России. В этом и некоторых других своих позитивных пророчествах он ошибался. В то же время он заглянул в подпольную часть души человека, мир различия человеческих индивидуальностей. Его размышление о сложности и драматизме жизни — это ценность, которая остается одной из самых главных в наследии писателя».

Актуальность такого понимания его творчества укрепляется, когда обращаешься к нашему времени. Крайняя противоречивость происходящих перемен, близкое соседство свободы и несвободы, высокого и темного, надежды и разочарования — все это делает мысли о вечности и скоротечности бытия, изнанке многих свершений глубинной человеческой потребностью.

Многое из названных выше идей в скульптурном отражении образа писателя-пророка В.Евдокимову удалось воплотить в установленном в Таллинне памятнике Ф.М.Достоевскому. Бронзовый бюст писателя, исполненный в строгой классической манере, водруженный на высокий постамент красного гранита, отличает тонкость лепки, замечательное портретное сходство и достойная, глубокая простота, за которой скрыта огромная духовная работа и настоящее искусство.

Как дар правительства Москвы памятник был открыт в Таллинне 31 мая 2002 года. «Работая над бюстом Федора Михайловича, — говорит скульптор, — я старался передать состояние писателя, прозревающего будущее России, будущее человечества».

Внутренние сложности личности делают интересным для наших дней и другой образ, пока также существующий только в проекте памятника, — философа и поэта Владимира Сергеевича Соловьева. Скульптор находит метафору, отвечающую, по его мнению, исканиям, которые пронизывали всю жизнь этого своеобразного мыслителя и писателя, и философскому пониманию пути человека, — Распятие.

«Мученичество, боль — неизбежные составляющие бытия личности». В проекте памятника Соловьеву эта тема скрещивается с темой его судьбы. Поразительно уживаются в этом портретно-символическом решении духовная импульсивность и смирение. Когда элегантная суховатость изображения взрывается, благодаря нескольким точно найденным динамическим оттенкам, всплеском мыслей и чувств, появляется устремленность в мистические дали, можно реально понять, как трудно уживаются между собой различные ипостаси человеческого духа.

Парящий в воздухе на фоне креста портрет В.Соловьева един вместе с этой архитектурно-символической доминантой, но в нескольких ракурсах воспринимается самостоятельно (прием, в чем-то похожий на тот, что использован ваятелем в проекте памятника Достоевскому). Скульптор явно выходит в новый этап творчества. Об этом свидетельствуют не только проекты памятников, но и, на первый взгляд, традиционный, однако полный мятежного беспокойства портрет еще одного выдающегося представителя Серебряного века В.В.Розанова, интересно построенные мемориальные доски В.Фаворскому и Д.Андрееву.

Особое и очень важное место в утверждении этого нового для него направления принадлежит рисунку с натуры, понятому как скрещение, наложение, конфликт нескольких ракурсов обнаженного тела, формирующих острый драматический узел. Здесь мощно выявлены объем, телесность, форма, тогда как портретный памятник превращен в отточенную пластику.

В своих новых работах скульптор обращается к тому общественному кругу, что ценит мысль, национальную традицию, человеческую личность, понятую прежде всего как духовное беспокойство.