Сергей Сафонов

Живописная формула времени

…В комнате у наших детей живет потертый плюшевый медвежонок; с ним когда-то играла жена. Несмотря на то что оба сына скоро окончательно вырастут, когда они собираются, например, на дачу, — обязательно берут мишку с собой. Только теперь выносят его из подъезда тайно, запрятав в сумку, чтобы не заметили приятели по двору.

А еще в детской на стене висит живописная работа художника Валерия Каптерева: «парный портрет» таких же потрепанных игрушечных зверей. Прислонившись друг к другу и словно даже вжавшись в изображенный масляными красками на картоне (в силу трудного материального положения Каптерев нечасто обращался к холсту) угол комнаты, маленький медведь и, кажется, кот беззащитно смотрят на зрителя. Отчетливо прочитываются авторские инициалы «ВК» и, через дробь, дата: «79-й». Если вспомнить, что Каптерев был ровесником ХХ века, это еще и указание на возраст живописца, до последних лет жизни сохранившего детский (а оттого мудрый) взгляд на окружавшую его жизнь.

Этот двойной портрет когда-то подарила художница Елена Колат, волею обстоятельств оказавшаяся хранителем значительной части творческого наследия Каптерева; вместе с ней мы готовили одну из первых, после продолжительного забвения, персональную выставку живописца.¹ Время признания Каптерева и художников его поколения постепенно приходит. Но тоненький каталог, выпущенный стараниями Елены Владимировны в 1990 году, пока остается самой фундаментальной публикацией о его творчестве, — если не считать беглых упоминаний в прижизненных изданиях, вроде каталога выставки общества «Бытие» двадцать девятого года. Имя Валерия Всеволодовича Каптерева полтора десятка раз мелькнуло и на страницах недавно изданной книги искусствоведа Ольги Ройтенберг «Неужели кто-то вспомнил, что мы были…» о пропущенных именах в отечественном искусстве середины минувшего столетия. Сегодняшний интерес к поколению художников — ровесников ХХ века обусловлен не только неизбежным причислением их произведений уже к разряду антиквариата. Просто по прошествии лет становится все более очевидным, какой могучий гуманистиче­ский заряд содержало их творчество, оставшееся нам в наследство. Возможно, это вообще в природе изобразительного искусства – выявлять свои достоинства только по прошествии времени; в который раз вспомним Ван Гога, при жизни не продавшего ни одной работы.

Каптерев — художник сугубо московский, если говорить не о географии сюжетов его живописи, а о принадлежности к определенной художественной традиции. Ясный, внешне немного наивный рисунок, главенство цвета как наиболее сильного художественного средства. Первые профессиональные шаги Каптерев сделал в канун революции в частной художественной студии; потом, начиная с 1918 года, в его биографии был живописный факультет Вхутемаса, учеба у Александра Шевченко. Ройтенберг описывает, как, будучи студентом второго курса, Каптерев совершил свое первое путешествие в манившую загадочностью и романтизмом Среднюю Азию. Молодой живописец просто напросился в помощники к мелиораторам, отправлявшимся в экспедицию. Впоследствии сотрудничество с разного рода исследователями стало «фирменным» приемом Каптерева — в 1928-м он вместе с ботаниками отправился в Джугарское и Заилий­ское Алатау, в 1930-м — в высокогорную экспедицию по Казахстану, еще через год стал на время геологом, потом – участвовал в изучении Памира и Таджикистана. Везде рисовал. К этому времени он успел поучаствовать в создании «Цеха живописцев» и перейти из него в уже упоминавшееся общество «Бытие». Впечатления Востока и Крыма оказались для Каптерева чрезвычайно продуктивны: даже в последние десятилетия жизни в его композициях не раз возникали античные, архаические мотивы — «Жизнь человека», «Архаический Георгий Победоносец», «Раковины, мидии и водоросли», «Читая античных авторов (Ветка маслины)».

А вот многие ранние вещи не сохранились. «Жаловался, что даже в Казах­ской картинной галерее, которой подарил он большинство полотен и листов, основное уничтожили, — вспоминает на страницах своей книги Ройтенберг. — В итоге длительных раскопок на антресолях комнаты, где жил и работал художник, среди материалов этнографического характера, документально запечатлевших природу и обычаи жителей районов Анисая, Торбоготая, берегов Сырдарьи, повезло набрести на два полотна начала 1930-х, что ныне находятся в ГТГ». Помимо небольшого числа предвоенных произведений Каптерева, а также «Осени» и «Альпийских лугов», написанных в сороковые, сегодня известны в основном те его холсты и картоны, что датированы хрущевской «оттепелью» и последующими десятилетиями. К тому времени первая и, как оказалось, единственная при жизни персональная выставка уже состоялась — в Алма-Ате, в 1943-м. А новая — не предвиделась. Временное исключение из творческого союза «за формализм» мало сказалось на творчестве Каптерева. Да и было, скорее, мерой профилактической: ни в каких чрезмерно политизированных художественных группировках Каптерев – романтик, увлекавшийся прозой Александра Грина, музыкой и поэзией (его жена, поэтесса Людмила Окназова, внесла свою скромную лепту в становление «оттепельной» литературы), — не состоял. В то же время Каптерев не остался в стороне от актуальных в ту пору дискуссий между физиками и лириками, а также от экспериментов в области синтеза науки и искусства — просто преломил эти темы в своем творчестве очень индивидуально. Названия его живописных вещей рубежа 1950–1960-х годов могут служить иллюстрацией интереса художника к современности и вечности одновременно: «Математическая формула пространства», «Единство противоположностей», «Читая теорию относительности»…

Долгое время сохранение творческого наследия такого уровня камерности и даже интимности, как живописные картоны Валерия Каптерева, было у нас делом сугубо частным, зависящим не от довольно абстрактной «музейной политики», а от инициативы вполне конкретных людей, считавших это своим профессиональным (да и просто человеческим) долгом. Равноценные реликвии: старинные фотографии, отжившие век игрушки, картины в самодельных рамках, даже не помышлявшие о «настоящих» выставках… На какое-то время похожая судьба была уготована и живописным откровениям Каптерева. Только сегодня — в том числе и после выставки в редакции журнала «Наше наследие» — слышимость его негромких работ стремительно увеличивается.

Художник Валерий Каптерев ушел из жизни 6 мая 1981 года. Одним из его самых последних произведений стал жизнерадостный «Желтый цыпленок» — еще одно неназидательное обращение живописца к миру детских образов и воспоминаний.

¹ Галерея «Ковчег», Москва, 1993 год.