П.В.Губар и его коллекция

Лада Вуич¹

Собиратель санкт-петербургских древностей

В 1967 г. сотрудники московского Государственного музея А.С.Пушкина впервые услышали о ленинградском библиофиле Павле Викентьевиче Губаре (1885–1976) от Якова Григорьевича Зака, который с энтузиазмом разыскивал материалы пушкинской эпохи, помогая формированию нового музея (Гос. музей А.С.Пушкина был открыт 6 июня 1961 г.). Посвятив всю жизнь созданию собственного собрания гравированных и литографированных портретов Пушкина, его современников и исторических лиц разных эпох, упоминаемых в произведениях поэта, своего рода изобразительной пушкинской энциклопедии, стал профессиональным знатоком гравюры и «практическим» пушкинистом². Он щедро делился своими знаниями с нами, начинающими музейщиками. К сожалению, остались не записанными интересные гипотезы Зака, связанные с историей гейтмановского и «лжебрюлловского» портретов Пушкина, как и многое другое из его устных рассказов, потому что, будучи человеком веселым и остроумным, он учил нас «всему шутя».

Яков Григорьевич заразил весь музей своей любовью к гравюре и литографии, к тем бледным серебристо-серым оттискам, с пустынными площадями и мер­цающей Невой, которые А.Н.Бенуа называл «истинными поэмами», сложенными в честь Петербурга А.Брюлловым, А.Мартыновым, С.Шифляром, К.Сабатом и др.³ Однажды Я.К. рассказал о том, что самая лучшая коллекция видов пушкинского Петербурга принадлежит Павлу Викентьевичу Губару. Заручившись рекомендацией главного хранителя Музея-панорамы «Бородинская битва» П.М.Володина (так как в дом Губара нельзя было являться с улицы даже музейным сотрудникам), мы отправились в Ленинград.

Оказалось, что Губар живет в самом что ни на есть пушкинском месте города в доме на углу Невского проспекта и набережной Мойки, на котором теперь, как и во времена Пушкина, можно прочитать вывеску «Кондитерская Вольфа и Беранже». Из окон квартиры коллекционера открывался вид на бывший Демутов трактир (перестроенный) и булыжную набережную Мойки, ведущую к дому №12.

Несмотря на свои 82 года Павел Викентьевич не выглядел старым: прямой, подтянутый, с живыми, внимательными глазами и молчаливой улыбкой, в первый момент он производил впечатление человека замкнутого из-за приглушенного голоса и лаконичной манеры общения. Выслушав с интересом рассказ о московском музее Пушкина, об открытии которого он не знал, хозяин предложил нам с Александром Зиновьевичем Крейном поудобнее расположиться на кушетке-ладье красного дерева, которая, как и остальная мебель того же стиля, красиво выделялась на фоне синих обоев (покрашенных гуашью вручную, как выяснилось позже) и многочисленных книжных шкафов; за их стеклами вместо книг были видны синие (под цвет стен) полоски картона, предохранявшие от пыли и солнечных лучей, а, может быть, заодно и от слишком любопытных глаз знаменитую губаровскую библиотеку.

Началось самое главное: показ коллекции, длившийся несколько часов. Сильные руки Павла Викентьевича ставили на стол, покрытый гобеленовой скатертью, пастели и гуаши в барочных золоченых рамах с бантами или в павловской тяжелой карельской березе, акварели и цветные гравюры в синих паспарту, вставленные в рамы красного дерева; за ними следовали увражи и папки с тисненными золотом названиями, наполненные рисунками, гравюрами и акварелями первозданной сохранности.

Тихий, но твердый голос произносил:

Патерсен - 1000 рублей.

Дамам де Мартре - 2000.

Альбом «12 месяцев из жизни Петербурга» - 5000

Два тома «Народов России» - 10000.

Наши возгласы восхищения чередовались со скорбными вздохами. Сразу же стало ясно и нам, и Павлу Викентьевичу, что оглушительные цифры музею не по карману. Все чаще звучало: «Это не продается!», и мы постепенно успокоились и предались беззаботному наслаждению искусством: Максим Воробьев, Галактионов, Садовников... Наш музейный стаж был еще так мал, что мы не только раньше не видели ничего подобного, но многие имена художников слышали впервые: Барт, Неелов, Гертнер, Убиган...

Виды Петербурга сменялись жанровыми сценами: Орловский, Гейслер, Кольман; за ними шли провинциальные сюжеты: Грузино, Городня, Надеждино; папки с волжскими зарисовками братьев Чернецовых соседствовали с увражами Кваренги и Бренны. И все в идеальной сохранности.

Закончил Павел Викентьевич свое триумфальное действо, раздвинув решительным жестом шторки над нашими головами, за которыми мы, онемевшие зрители, увидели на синей стене любимейшие сокровища коллекционера - акварели и пастели Бальтазара де Траверсе (так произносил он и мы вслед за ним): первые изображения Камероновой галереи в Царском Селе, Биржи Кваренги на стрелке Васильевского острова, Сенатской площади с памятником Петру I, Гатчинского дворца... Одним словом, конец XVIII века.

В большом потрясении мы попрощались с гостеприимным хозяином, уве­ренные в том, что расстаемся навсегда, ибо оказались несостоятельными покупателями. Но спустя, примерно, пять лет, через моих коллег из музея Пушкина на набережной Мойки, 12, я получила от Павла Викентьевича приглашение заходить к нему, когда бываю в Ленинграде.

Рассматривая комплекты почтовой бумаги 1830-х гг. с литографированными в виде виньеток видами Петербурга, детскую азбуку с фигурками беггровских разносчиков, игральные карты с портретами Наполеона и Александра I, любуясь «Патерсенами» и «Садовниковыми» в зашторенной комнате, где бой высоких часов не напоминал о времени, а уводил вспять, я думала о том, что владелец этих милых свидетелей прошлого живет вместе с ними в другой эпохе и для него гораздо важнее события последних дней жизни Пушкина, чем то, что происходит за окном.

Но ведь, наверно, так было не всегда? Как мог тихий человек, проработавший всю жизнь в механических мастерских, доках, на цепных и якорных заводах, в проектных бюро, создать и пронести сквозь революции, войны и годы репрессий этот удивительный мир, полный красоты и гармонии?

В «Записках старого книжника» Ф.Г.Шилова и в книге Л.Н.Мартынова «Полвека в мире книг», изданных в 1960-х гг. можно было найти лишь краткие сведения о жизни П. В.Губара, сводившиеся к тому, что в годы нэпа он был владельцем букинистического магазина «Антиквариат» на Невском проспекте, 72 (где до недавнего времени размещался известный всем ленинградцам мага­зин открыток). Поэтому в глухие семидесятые годы мне показалось бестактным задавать Павлу Викентьевичу вопросы о его прошлом.

13 марта 1976 г. он скончался, прожив 91 год. К столетию со дня рождения Губара в сборнике «Книга. Исследования и материалы» (№ 51, М., 1985) появилась статья ленинградского библиофила Б.Е.Казанкова, в ко­торой впервые была подробно изложена биография коллекционера и дано описание его книжного собрания; там же публиковались интереснейшие записки Павла Викентьевича. Мы должны быть благодарны Борису Ефимовичу, уговорившему Губара (за два года до смерти) ответить на вопросы анкеты, составленной П.Н.Берковым для «Словаря библиофилов», и таким образом оставить свои воспоминания.

В архиве П.В.Губара сохранилась его автобиография, в которой он пишет: «Социальное происхождение моего отца и матери: бедняки крестьяне бывшей Гродненской губернии Волковичского уезда села Межеречья». Это не помешало ему получить хорошее техническое образование.

В 1911 г. с дипломом Рижского Политехнического института П.В.Губар прибыл в Петербург, чтобы занять должность инженера на заводе фирмы Сан-Гали, известной своими металлическими изделиями и художественным литьем. (В 1913 г. он был командирован на стажировку в Англию, где провел полгода.) Поселившись навсегда в Петербурге, Павел Викентьевич вернулся к своему прежнему увлечению. Оно началось в 1903 г., когда он проходил практику на одном из петербургских заводов и однажды, в поисках необходимой технической литературы, попал на Александровский рынок, «где был поражен множеством книжных лавок, лавчонок и книжных развалов». Его внимание привлекли и необычные покупатели: «Это были молодые и пожилые, и даже старые люди, которые что-то искали, находили, радовались, огорчались». Если для многих начинающих, неопытных собирателей книжный рынок был «университетом», то для Павла Викентьевича он стал «академией», потому что здесь он познакомился с П.А.Ефремовым, которого современники называли «живой летописью русской литературы и справочной энциклопедией по русской иконографии в широком ее значении».

Губар вспоминал: «Сидя на куче из книг, Петр Александрович разбирал горы книжного хлама, рассказывая всегда при этом, какие перлы находил он в этом “хламе”, как из ничего он создал свою неповторимую библиотеку. Рассказы Ефремова были всегда такими увлекательными и убедительными, что мне стало казаться, что я могу последовать его примеру.

Пользуясь и руководствуясь советами Петра Александровича, я начал собирать и подбирать книги XVIII и XIX вв., главным образом иллюстрированные издания, а также альбомы, рисунки и акварели, литографии и гравюры, как бытовые, так и с видами Петербурга и его окрестностей, Москвы и др. городов. Позднее начал собирать Rossica, фейерверки и др. издания по искусству с учетом, что все должно быть только в хорошем и отличном виде и сохранности»⁴.

Впоследствии Павел Викентьевич собирал свою коллекцию более целеустремленно, приобретая в первую очередь книги и изобразительные материалы, связанные с Пушкиным и его эпохой. Вероятно, в его выборе не последнюю роль сыграла встреча с П.А.Ефремовым, неутомимым исследователем Пушкина. Собрание сочинений поэта, подготовленное и прокомментированное Ефремовым, всегда стояло на почетном месте в его библиотеке.

Особенной гордостью Павла Викентьевича было собрание видов Петербурга, исполненных известными русскими и иностранными художниками XVIII — первой половины XIХ вв. Это был пушкинский Петербург, но не огра­ниченный строгими рамками жизни поэта. Возникновению петербургской темы способствовала сама атмосфера города, который стал второй родиной для Губара. В начале ХХ века неприятие и отрицание Петербурга сменилось всеобщей любовью, носившей ностальгический характер. Все началось (как пишут историки города) со статьи А.Н.Бенуа «Живописный Петербург» (Мир искусства. 1902. № 1), где он писал: «Кажется, нет на всем свете города, который пользовался бы меньшей симпатией, чем Петербург. Каких только он не заслужил эпитетов: “гнилое болото”, “нелепая выдумка”, “безличный”, “чиновничий департамент”, “полковая канцелярия”. Я никогда не мог согласиться со всем этим и должен, напротив того, сознаться, что люблю Петербург <…>». Это признание горячо подхватили друзья Бенуа - мирискусники», а вслед за ними и «весь Петербург». В 1907 г. на Васильевском острове в доме архитектора Сюзора открылся Музей Старого Петербурга; в 1911 г. в Академии художеств была устроена силами вновь созданного музея «Историческая выставка архитектуры»; в 1913 г. появилась книга В.Я.Курбатова «Петербург. Художественно-исторический очерк и обзор художественных богатств столицы»; в 1921 г. создано общество «Старый Петербург» во главе с Н.П.Анциферовым, автором книги «Душа Петербурга» (1922); уходящему Петербургу были посвящены альбомы А.П.Остроумовой-Лебедевой, М.В.Добужинского, П.А.Шиллинговского, изданные в 1922-1923 гг.

Графическим гимном Петербургу стали иллюстрации А. Н. Бенуа к «Медному всаднику», опубликованные в первом номере «Мира искусства» за 1904 г. (переработанный и окончательный вариант иллюстраций был издан в 1923 г.).

Издание поэмы Пушкина с иллюстрациями Бенуа было задумано к 200-летию Петербурга «Русским обществом библиофилов», созданным в 1903 г. (позднее переименованным в «Кружок любителей русских изящных изданий»). Общество возглавил автор книги «Русские иллюстрированные издания ХVIII-ХIХ столетий» (1898) В.А.Верещагин - личность авторитетная для любителей книг самых разных кругов, от художников и поэтов «Мира искусства» до антикваров и букинистов. Он пригласил в качестве одного из учредителей общества Н.В.Соловьева, будущего издателя журнала «Русский библиофил», автора книг о балерине Тальони и А.А.Воейковой, статей о Жуковском в посвященном поэту сдвоенном номере «Русского библиофила» за 1912 г. и др.; в начале ХХ века Н.В.Соловьев - один из самых образованных петербургских книжников (учился в Сорбонне) - был известен как владелец лучшего в Петербурге букинистического магазина на Литейном проспекте: «<…> роскошно оборудованный в стиле ампир, всегда заваленный старинными фолиантами в марокенах и множеством других редких русских и иностранных изданий ХVII-ХIХ столетий», - вспоминал П.В.Губар⁵.

В 1910-х гг. Павел Викентьевич предпочел Александровскому рынку букинистические магазины и, прежде всего, магазин Соловьева, куда поступа­ли целые библиотеки, из которых можно было быстро пополнить коллекцию.

Одной из заметных фигур этого времени был «совершенно необычайный собиратель» (как писал Ф.Г.Шилов) - Н.П.Синягин, увлеченный, талантливый человек, за короткий срок создавший богатейшую коллекцию материалов по истории александровской эпохи; среди них особенный интерес представлял раздел, посвященный войне 1812 года, и уникальное по своей полноте собра­ние видов Петербурга (так называемой архитектурной графики). Задумав многотомный труд «Материалы к истории императора Александра I и его эпохи, собранные Н. К. Синягиным», он успел издать в 1910 г. только первый выпуск, посвященный иконографии Александра I, с интересными комментариями к каждому портрету. В 1912 г., после внезапной смерти Синягина, коллекция попала к его брату, который держал ее в квартире, занятой после революции воинской частью. Можно предположить, какая участь постигла бы это огромное собрание, если бы его не приобрел П.В.Губар. Тогда-то и появились акварели и пастели Траверса и Дамам де Мартре, гравюры Махаева и Патерсена, литографии Галактионова и Мартынова и многие другие произведения художников, которых Бенуа называл «поэтами Петербурга».

Но в 1919 г., когда он был призван в ряды Красной армии и семья его оказалась в трудном положении, Павлу Викентьевичу пришлось расстаться с половиной синягинской коллекции; 1481 лист он уступил Публичной библиотеке, где по сей день петербургские виды с шифром «Синягин» составляют один из самых ценных фондов отдела эстампа. Павел Викентьевич и в дальнейшем придерживался принципа «не распылять свое собрание, а передавать свои экспонаты только в музеи и государственным библиотекам»⁶.

Вернувшись из армии в 1923 г., в период нэпа, когда вновь была разрешена частная торговля, Губар открыл собственный букинистический магазин «Антиквариат» на Невском проспекте, ставший вскоре одним из самых солидных. Задуманный по образцу книжной лавки Смирдина, «Антиквариат» начал свою жизнь с новоселья, на которое были приглашены книголюбы и букинисты, а выступивший в роли А.П.Брюллова Сергей Чехонин зарисовал всех присутствующих. Предоставим слово современнику - букинисту П.Н.Мартынову: «В этом магазине продавались русские и иностранные книги XVI-XIX столетий. Богато были представлены отделы искусства, литературы и истории. Про­давались также старинные гравюры, литографии, рисунки и автографы. Можно было найти здесь и старопечатные книги - инкунабулы, альды, эльзевиры»⁷. За годы существования магазин издал четыре каталога. Но не все поступало в продажу. Павел Викентьевич не­редко оставлял себе интересующие его материалы. Так через «Антиквари­ат» прошли книги из библиотеки Л.И.Жевержеева (известного соби­рателя, который после революции работал в ленинградском Театральном музее) - первые прижизненные издания сочинений Пушкина и его современников, а также альманахи ХVIII-XIX столетий. «Все эти кни­ги были в исключительной сохранности, частично даже с издательскими обложками», - вспоминал П.Н.Мартынов. Книги из библиотеки Жевержеева, как и Петербург из собрания Синягина, составляют ценнейшую часть коллекции Губара. Но то, что у вла­дельца магазина на первом месте были интересы его коллекции, отнюдь не способствовало коммерческому процветанию «Антиквариата», и, по сло­вам Мартынова, «торговля антикварными книгами в магазине Губара шла далеко не блестяще, поэтому он и передал его Шилову»⁸. Это произошло в 1927 г., а через два года, в связи с изменением политической ситуации в стране, «Антиквариат» был закрыт.

Имя Губара было хорошо известно в среде книголюбов. В 1927 г. Ленинградское общество библиофилов устроило выставку «Альманахи пушкинской поры из собрания П.В.Губара», которая была приурочена к докладу Н.О.Лернера «Русские альманахи».

В тридцатые годы образ жизни Павла Викентьевича стал совсем другим. Он постоянно менял места работы, выбирая учреждения, связанные с длительными командировками на Урал, в Среднюю Азию, на Север (Минералрудпроект, Нукусстрой, Северный рудник Шорсу и др.). Для него было главным не привлекать внимания властей к себе и своей коллекции.

Во время отъездов Павла Викентьевича коллекцию «сторожила» его жена — Анастасия Григорьевна Ливер. Она появилась в его жизни в середине 1920-х гг., когда переехала в Ленинград из Москвы (еще раньше жила на Украине). Будучи намного моложе Павла Викентьевича, она в какой-то степени заменила ему дочь (от первого брака) Нину, умершую в пятнадцать лет. О внимании, которым он окружал свою жену, свидетельствует многое: чайный прибор, расписанный для нее Чехониным, мейсенская ваза для цветов; она рассказывала, что в доме всегда были ее любимые орхидеи, муж встречал ее каждый день после работы в сопровождении собаки колли; он сделал ей собственный экслибрис для английских книг. В 1930-х гг. Анастасия Григорьевна закончила кур­сы иностранных языков при педагогическом институте им. Герцена и препода­вала английский язык в ЛЭТИ (Ленинградском электротехническом институте). Во время войны они остались в Ленинграде, Павел Викентьевич работал водопроводчиком в РЖУ. С помощью Анастасии Григорьевны он упаковал всю коллекцию в мешки и закрыл со всех сторон листами железа, чтобы она не погибла, если дом будет разрушен. Они с гордостью говорили, что за годы войны состав коллекции не изменился: Павел Викентьевич не продал (тем более не сжег) и не купил (что тоже бывало в дни блокады) ни одной вещи.

В 1944 г. П.В.Губар поступил на службу в «Ленрыбпромпроект», где и работал до выхода на пенсию в 1957 г. Архитектор И.А.Сидорова, сотрудник отдела, которым он руково­дил, вспоминала: «Павел Викентьевич всем своим обликом и какой-то большой внутренней положительностью вносил спокойствие и уверенность <…>. Павел Викентьевич пользовался всеобщим уважением и любовью. Была какая-то большая уютность и доброжелательность во всем облике этого плотного, по­жилого человека, прожившего большую жизнь, любившего и прекрасно знавшего город на Неве, Пушкина, книги, оставшегося верным своим идеалам в тяжелые дни блокады».

После ухода на пенсию Павел Викентьевич все силы и время отдает своей коллекции. Начинается его активное общение с музеями и библиотеками. Он предоставляет материалы на выставки: в Русский музей - гравюры ХVIII в. с изображением фейерверков, в Эрмитаж - виды Петербурга работы Патерсена, в музей Исаакиевского собора - литографии с рисунков Монферрана. Он делает ценные дары: в Фундаментальную библиотеку АН БССР (в память о своей родине Белоруссии) - коллекцию книг ХVIII века; в Русский музей рисунок Чехонина, сделанный с натуры, - «Ленин на II съезде Коминтерна». В 1965 г. он преподнес Всесоюзному музею Пушкина «в дар на вечное хранение» свой самый главный раритет - подлинный рисунок Пушкина «Рылеев и Кюхельбекер на Сенатской площади 14 декабря 1825 года», сделанный поэтом в альбоме члена общества «Зеленая лампа» Ф.Ф.Юрьева и принадлежавший до 1907 г. П.А.Ефремову.

Большие разделы коллекции П.В.Губара поступают в музеи через экспертно-закупочную комиссию: во Всесоюзный музей Пушкина - более ста прижизненных иллюстраций к произведениям Пушкина и его современников и два рисунка сепией к «Новоселью» Смирдина, выполненные А.Брюлловым и А.Сапожниковым - оригиналы известных гравюр; альбомы с видами пушкинского Петербурга и с жанровыми сценами; 27 альманахов; около 70 миниатюр; материалы по делу декабристов и др. В Пушкинский Дом он передает ныне опубликованный рукописный дневник Н.А.Львова, которой он вел во время путешествия по Италии в 1781 г., и письма из архива Г.Н.Геннади; в Бородинский музей (под Можайском) и в Музей-панораму «Бородинская битва» (в Москве) - изобразительные материалы по теме войны 1812 г., в том числе альбом карикатур Венецианова, Иванова и Теребенева; в московский музей Пушкина - серию литографий Кадоля (с обложками и пояснительными текстами); виды Москвы Гертнера (из собрания П.А.Ефремова), круговую панораму Москвы, выполненную Индейцевым.

«Распределение» собрания по музеям было связано с тем, что Павел Викентьевич, приближаясь к 90-летию, беспокоился за судьбу своей коллекции, тем более, что наследников у него не было. Он пробует вести переговоры о пожертвовании собрания с Эрмитажем и Русским музеем. Но эти богатейшие хранилища готовы были взять лишь выборочно работы интересующих их художников, что нарушило бы полноту коллекции. В 1972 г. управление культуры Исполкома Ленгорсовета выдало Губару охранное свидетельство на 300 графических изображений Петербурга, представлявших наибольшую ценность для города. Этот «документ эпохи», состоявший из ограничений и запрещений, устанавливал контроль за коллекцией, а не охрану ее, и сыграл свою роль позже, после смерти Павла Викентьевича в 1976 г., когда ответственность за собрание легла на действительно хрупкие плечи 77-летней Анастасии Григорьевны. Ей немедленно начали грозить «уплотнением» и откровенно торопить с передачей коллекции городу. Под предлогом ремонта Анастасию Григорьевну переселили из дома, в котором прошла ее жизнь, в тесную квартирку в новом районе. Вместо помощи при переезде ей было предложено срочно разделить коллекцию на три равные части - «чтоб никому не было обидно» - между Музеем истории Ленинграда, Всесоюзным музеем Пушкина и музеем Исаакиевского собора. Больная, почти ослепшая, с трудом передвигавшаяся по комнате женщина оказалась очень сильной. Она помнила главное желание мужа: сохранить коллекцию как единое целое, «не распылять» собрание, и поэтому отказалась. Положение было критическим.

В январе 1977 г. состоялся решающий разговор Анастасии Григорьевны с директором московского музея Пушкина А.З.Крейном и заведующей отделом изобразительных фондов Е.В.Павловой, после которого ею была написана «Дарственная». В ней говорилось: «В своем даре я руководствуюсь пожеланием моего покойного мужа, а также своим желанием, чтобы коллекция, основу которой составляют материала, связанные с Пушкиным и его временем, вошла в собрание московского пушкинского музея, с которым нас связывают давние дружеские отношения и деятельность которого всегда вызывала наше уважение. Формирование фондов московского музея было и остается неотделимым от самой широкой общественной помощи; в этом благородном деле служения Пушкину, помощи самому молодому пушкинскому музею мы всегда желали принять посильное участие». Далее оговаривались условия передачи коллекции, из которых главными были:

1. Вечное хранение в единстве всех составляющих ее материалов.

2. Выделение для коллекции специального помещения.

Эти условия были выполнены. Комната с табличкой «Коллекция Павла Викентьевича Губара» стала «музеем в музее» (это было за несколько лет до создания в Москве Музея личных коллекций на Волхонке). Сюда стали приходить пушкинисты, библиофилы, историки архитектуры, художники и, наконец, просто посетители музея Пушкина. Здесь ощущалась атмосфера дома Губаров. Анастасии Григорьевне здоровье не позволило приехать в Москву, но это не помешало ей участвовать в обживании - прислать «маркизы» для окон, вазу для цветов, большую лупу Павла Викентьевича.

В 1979 г., когда мы увозили последнюю часть коллекции и с чувством неловкости смотрели на голые стены и пустые книжные полки, она со спокой­ной улыбкой сказала: «Вы даже не представляете, какая гора свалилась у меня с плеч!»

16 июля 1980 г. Анастасии Григорьевны не стало. Ей был 81 год.

Теперь собрание П.В.Губара разместилось в новом здании, построенном для музейных фондов. В просторной комнате с синими стенами, мебелью красного дерева и книжными шкафами, с гобеленовой скатертью на столе, боем старинных часов, висят портреты хозяев - Анастасии Григорьевны Ливер и Павла Викентьевича Губара. Есть здесь и зашторенная стена, на которой можно рассматривать столь любимые Павлом Викентьевичем петербургские пейзажи Траверса, Патерсена, Садовникова...

¹ Л.И.Вуич - хранитель коллекции П.В.Губара в 1977–1989 гг.

² Коллекция Я.Г.Зака, насчитывающая более 4000 листов гравюр и литографий, хранится в Гос. музее А.С.Пушкина, куда она была передана наследниками после его смерти в 1971 г.

³ Бенуа А. Вступительная статья к изд. «Петербург. Автолитографии А.П.Остроумовой». Пг., 1922.

⁴ Приведенная цитата, как и две предыдущие, взята из «Анкеты библиофила». См.: Казанков Б.Е. Библиофил Павел Викентьевич Губар // Книга. Исследования и материалы. №51. М., 1985. С.171.

⁵ Книга. Исследования и материалы. С. 172.

⁶ Там же. С. 173.

⁷ Мартынов П.Н. Полвека в мире книг. Л., 1969. С.31.

⁸ Ф.Г.Шилов - опытный букинист; заведовал торговлей в магазине П.В.Губара «Антиквариат»; в 1927-1929 гг. - владелец «Антиквариата».