Елена Юрова

Фото Ивана Хилько

Игра в бисер, или Старинное рукоделие

В конце прошлого года в Музее личных коллекций ГМИИ им. А.С.Пушкина с большим успехом прошла выставка, посвященная русским бисерным вышивкам XVIII—XIX веков из частных собраний Москвы. Отличающиеся высоким художественным уровнем и редкой сохранностью, представленные в большом разнообразии эти прелестные рукодельные вещицы стали в своей совокупности неким знаком и отзвуком уже давно ушедшего мира, знаком, через который можно почувствовать ту атмосферу интимности, сентиментальности и поэтизации скромных радостей повседневдной жизни, столь характерной для эпохи, все чаще называемой исследователями искусства русским бидермейером.

Худенькие пальцы нижут бисер, —

Голубой, серебряный, лимонный,

И на желтой замше возникают

Лилии, кораблик и турчанка.

Георгий Шенгели, 1919 г.

Бисер, то есть мельчайшие разноцветные стеклянные бусинки, применялся в рукоделии и ювелирном искусстве с древнейших времен, но увлечение этим тонким художественным материалом, охватившее Западную Европу и Россию в конце XVIII — первой половине XIX века, было поистине всеобъемлющим. Время оставило нам в наследство удивительное разнообразие предметов, украшенных бисером. Используя изысканный бисер, привезенный из Венеции, Богемии, Германии, Франции, рукодельницы вышивали, вязали, плели, ткали, делали даже бисерные мозаики на воске. Дамские сумочки, кошельки, пояса, туфельки; мужские бумажники, помочи, кисеты, трубки, табачницы, ермолки; подстаканники, бювары, чернильницы, подносы, шкатулки, каминные экраны становились объектом приложения мастерства многочисленных рукодельниц.

Изделия из бисера поражают изяществом и красотой, которые нисколько не потускнели со временем. Мы имеем редкую возможность увидеть сейчас вещи, созданные больше ста, а то и двухсот лет тому назад, именно в том виде, в котором они вышли из рук мастерицы. Кроме того, они обладают еще одной уникальной особенностью. В России XVIII—XIX веков в отличие от многих европейских стран не существовало ни фабричного, ни кустарного производства изделий из бисера. Украшенные им вещицы изготавливались рукодельницами исключительно индивидуально и предназначались для их родных и близких, иногда для собственного интерьера или туалета. Они всегда несли на себе отпечаток души мастерицы, заключавшийся не только в трогательных надписях, но и в выборе сюжета, имевшего большей частью еще и символическое значение, и в компоновке различных частей рисунка, и в подборе цветов бисера (число которых порой превышало 30 в одной вышивке).

Рисунки для вышивания тоже имеют свою чрезвычайно интересную историю. Первый известный сборник таких рисунков был напечатан в Германии в 1523 г. (Schoensperger. Furm- und Modelbuechlein. Augsburg). Однако для работ, вошедших в моду с появлением мельчайшего и очень ровного бисера, требовались пособия совсем другого рода. Их начали издавать преимущественно в Берлине и Париже с конца XVIII века. Сначала рисунки представляли собой плавный контур на фоне мелкой сетки, затем (в 1810-х гг.) его разбивали на квадратики и раскрашивали вручную, а позже (в 1820—1860 гг.) начали применять условные обозначения цветов в каждом квадратике. Еще позже появились рисунки, напечатанные типографским способом. С конца XVIII века начинают выходить русские модные журналы: «Магазин английских, французских и немецких новых мод» (М., 1791), «Журнал приятного, любопытного и забавного чтения» (1802—1804), «Журнал для милых» (М., 1804), «Дамский журнал» (М., 1806) и т.д. В некоторых из этих журналов печатались рисунки для вышивания, но большей частью это были перепечатки с иностранных образцов.

Рисунки для бисерного рукоделия составлялись в основном профессиональными художниками, которые делали их самостоятельно или брали в качестве оригиналов картины, гравюры, книжные иллюстрации, виньетки. Например, бисерная вышивка «Атрибуты виноделия» выполнена по рисунку виньетки из книги аббата де Сен-Нона «Путешествие по Неаполитанскому королевству», первое издание которой вышло в 1781—1786 гг., а второе — в 1828 г. А оригиналом для вышивки «Мальчик с танцующими собачками» послужил, по-видимому, французский гобелен XVIII века фабрики Бове. Интересно, что ту же фигуру мальчика, играющего на волынке, мы находим и на вышивке шерстью, датированной 1840 г. Однако на ней вышивальщица заменила танцующих собачек на стадо коз и овец, а домик на заднем плане — на немецкую кирху. Сюжеты для вышивок на русские народные темы черпали из иллюстраций «Волшебного фонаря», работ А.Г.Венецианова, А.О.Орловского, К.И.Кольмана. В любом случае опытный художник существенно перерабатывал исходный рисунок, учитывая специфику техники и назначения бисерных вещиц.

Рисунки для вышивок конца XVIII — начала XIX века были очень дороги. В объявлении из «Московских ведомостей» за 1798 г. сообщается, например, о том, что в книжной лавке у купца Кольчугина продаются узоры для шитья по канве, раскрашенные и нераскрашенные, ценою 10 и 6 рублей за тетрадь. Подписка на отечественные журналы с рисунками для вышивания стоила также далеко не дешево. А стоимость самого бисера можно приблизительно оценить по одному из изречений Козьмы Пруткова: «Ценность всего условна: зубочистка, подаренная тебе в сувенир, несравненно дороже двух рублей с полтиной». На чехол для зубочистки бисера идет совсем немного, а два с полтиной были по тем временам вполне солидные деньги. Для сравнения — 1 пуд ржаной муки стоил в середине XIX века около 50 коп. Таким образом, бисерное рукоделие в период его расцвета было доступно лишь состоятельным рукодельницам.

Действительно, имеется множество свидетельств тому, что бисерным вышиванием занимались в основном богатые люди. Например, графиня Толстая, вяжущая бисерный кисет, на портрете Аргунова или княжна Ромодановская-Ладыженская, оставившая свою подпись на ящике для сигар, принадлежавшем лейб-медику Николая I Н.Ф.Арендту и украшенном вышитыми бисером пейзажами, а в Эрмитаже хранится трубка Кутузова с разборным бисерным чубуком, каждая часть которого выполнена одной из его дочерей, включивших свои имена в декор вышивки. На московской выставке 1901 г. экспонировался вышитый бисером кошелек работы королевы голландской Гортензии, подаренный ею князю Лопухину. Разумеется, подобные мемориальные вещи вызывали у современников гораздо больше почтения, чем труд менее титулованных особ, таких, например, как дочь инспектора гимназий Настенька из романа «Тысяча душ» Писемского, вышивающая для дядюшки бисерный кисет с изображением «на одной стороне казака, убивающего турка», а на другой — «крепости Варны». Целый спектр вышивальщиц из разных слоев общества находим в каталоге Вологодской губернской выставки за 1837 г.: тут и изделия помещиц Ефимьевой и Зубовой, и воспитанницы Смольного девицы Булычевой, и штаб-лекарши Лисенковой, и купецкой жены Коноплевой. (Роспись вещам, представленным на Вологодскую губернскую выставку. Вологда, 1837.) В то же время не встретилось ни одного упоминания о бисерных работах, выполненных крепостными. В художественной литературе и мемуаристике того времени можно найти множество  сообщений о мастерских, в которых крепостные мастерицы занимались белой гладью, кружевоплетением, ковроткачеством. По сравнению с этими трудоемкими работами бисерное рукоделие казалось легкой забавой. По-видимому, поэтому оно и оставалось долгое время исключительно занятием барышень и дам из высших слоев общества. Только к середине XIX века бисерное рукоделие распространилось в монастырях, но к тому времени расцвет его уже в значительной степени прошел. Использование же бисера в народном костюме представляет собой самостоятельную область прикладного искусства, поскольку там применялись совершенно другие сорта бисера и приемы рукоделия, да и назначение украшенных бисером предметов было совершенно иным.

Несмотря на то что рукодельницы пользовались большей частью готовыми рисунками, всегда находилось место и для проявления их творческой индивидуальности. Так, М.Д.Бутурлин пишет в воспоминаниях о своей матери: «Не вышивала она цветов раболепно по рисунку, как делают все женщины, а с живых цветов, которые она группировала, как ей хотелось, перед глазами»¹.

В любом случае творчество начиналось для рукодельницы прежде всего с выбора сюжета. В немецком руководстве по вышивке конца XVIII века даются, например, интересные указания на то, кому и для чего прилично вышивать тот или иной сюжет: «...шлем, меч, военные трофеи — на бумажнике для офицера; курильницу — на альбоме для стихов; канарейку — на вышивке для стола; голубку в гнезде, обрамленную незабудками, — на свадебном поздравлении, а могильный холм с крестом в окружении кипарисов — на альбоме для стихов уезжающему другу»². Переделанные, дополненные или сокращенные подобные сюжеты, действительно, в изобилии встречаются на бисерных вещицах первой половины XIX века. Вот, например, бисерное панно с изображением двух голубей, хлопочущих около гнезда с яичками, или изящная бисерная сумочка 1820-х гг., на обеих сторонах которой расположились описанные в руководстве Нетто трофеи: шлем, щит, меч, лук, колчан со стрелами, окаймленные дубовыми и лавровыми ветвями — символами воинской доблести. Разумеется, она принадлежала не офицеру, но вязавшая ее дама выбрала этот рисунок, скорее всего, под впечатлением недавно окончившейся Отечественной войны 1812 года. Не были обойдены вниманием вышивальщиц и творческие устремления. Например, на дамской сумочке находим изображение перевязанных ленточкой музыкальных инструментов, а на маленьком бисерном кошелечке — композицию из раскрытых нот, свирели, лаврового венка, тростника и незабудок. На другой вышивке, предназначенной для кошелька, изображена сова, сидящая на светильнике, и женщина в античных одеждах. Женщина что-то пишет, опираясь одной ногой на колесо (по-видимому, Фортуны). Вероятнее всего, это муза истории Клио, изображаемая всегда со стило и восковой дощечкой в руках. Помогать ей должны, по-видимому, мудрость (сова) и свет разума (светильник).

В соответствии с книгой Н.М.Максимовича-Амбодика «Емблемы и символы избранные», изданной в 1788 г., вышитый бисером «великий букет цветов» мог иметь исключительно патриотическое значение: «Токмо отечество мое мне нравится». А поскольку жизнь в отечестве протекала в то время преимущественно в сельской местности, в бисерных аллегориях нашла отражение и эта тема. На второй половине дамской сумочки с музыкальными инструментами вышита пользовавшаяся большой популярностью пасторальная композиция из грабель, косы, серпа, перевитых колосьями, незабудками и васильками.

Жизнь, однако, состояла не из одних пасторалей, что нашло отражение и в бисерных вышивках. Целый ряд украшенных ими предметов был предназначен, по-видимому, для людей, занимающихся коммерцией. Например, на одной стороне бисерного бумажника поместился полный набор атрибутов торговли: тюки с товарами, пальмы, весло, крылатый шлем и кадуцей (жезл с обвивающими его змеями) бога торговли Меркурия. На другой его стороне — обвитый плющом (символ постоянства) рог изобилия. Символ удачи и процветания — рог изобилия, встречается в бисерных вышивках вообще очень часто. Не менее распространенным являлся и сюжет «Вера, Надежда, Любовь», представляющий собой композицию из роз, горящего сердца, якоря, библии и креста, увитого плющом. Изображение горящего сердца очень характерно для католической символики, но может быть понято и как масонский символ. К этому же кругу символов относится, по-видимому, и древний знак вечности — змея, кусающая себя за хвост. В книге «Символы и эмблематы», изданной еще при Петре I, этому соответствуют изречения: «Конец от начала происходит», «О божестве не испытывай».

Общепринятым символом верности и преданности было изображение собаки. Отсюда все многочисленные изображения собак разнообразнейших пород на бисерных картинках, кошельках, портмоне, бюварах.

Не только символика, но и жанр занимал достойное место в бисерных вышивках. Это вполне соответствует еще одному направлению в искусстве 1820—1840-х гг., которое теперь часто называют «русским бидермейером». Действительно, для этого направления характерно стремление к эстетизации повседневного быта, но в отличие от Германии, в России эстетизировалась не бюргерская, а усадебная культура. В частности, все бесчисленные беседки, храмы, урны, колонны, которые встречаются на бисерных вышивках, воспринимались не только как символы любви, дружбы, памяти, но и как вполне реальные объекты, украшавшие в то время барские парки. Кроме того, предметом вышивки могли стать самые обыденные вещи: например, табурет, а под ним играющие с клубком кошки, или жардиньерка со стоящим на ней аквариумом. Скромное представление уличного артиста тоже становится предметом чудесной бисерной композиции: перед ширмами, за которыми спрятан кукольник, пляшет и играет на некоем инструменте Пьеро; двое детишек обнявшись смотрят на происходящее. На крошечной сцене можно различить Петрушку с дубинкой и черта с палкой — заключительную сцену классического театра «Петрушки», в которой главный герой дерется с пришедшим за ним чертом.

В это же время становятся необычайно модными сцены и типы народной жизни. Как и все моды того времени, это направление пришло к нам из Франции, где в конце XVIII века начали появляться сборники гравюр, изображающих уличных торговцев «Cris de Paris» («Крики Парижа»). Вскоре подобные гравюры появились в Лондоне «Cris de Londre» («Крики Лондона»). В России такие сюжеты обязаны своим появлением публикации в 1817—1818 гг. «Волшебного фонаря» — иллюстрированного сборника забавных сценок из русской народной жизни. Эта тематика появляется в росписи фарфора, в мелкой фарфоровой и керамической пластике. Находит она отклик и в бисерных вышивках. Интересна довольно часто встречающаяся сцена русского народного гулянья: танцующие крестьянки, мужик, играющий на балалайке, и другой, слегка подвыпивший, с зажатым в руке штофом «зелена вина». Три фигуры этой вышивки — балалаечник и две пляшущие женщины — имеют в своей основе рисунок К.Кольмана «Лето» из серии «Виды русской деревни», а фигура мужика со штофом взята из гравюры Аткинсона «Кабак», опубликованной в Лондоне в 1803 г. Эта композиция встречается и полностью, и во фрагментах. Иногда ее дополняют изображением повозки или поводыря с медведем.

Одной из наиболее обаятельных вышивок с народной тематикой является повторяемый на многочисленных бумажниках, сумочках, бюварах «Хоровод»: вокруг березки, украшенной лентами, плавно движутся девушки в русских национальных костюмах; в отдалении стоит группа зрителей. Рисунок этой вышивки составлен на основе гравюры Алексея Грачева «Семик. Праздник в Марьиной роще». Тот же рисунок, что и на вышивке, воспроизведен и на фарфоровом блюде Зеленого сервиза Попова. Экземпляр гравюры Грачева, хранящийся в Русском музее, имеет пометку «Дозволено цензурой 1845 г.», однако, сервиз Попова датирован 1830-ми годами, да и бисерная вышивка по ряду признаков тоже может быть отнесена к этому времени. Кроме того, удалось обнаружить фрагмент того же сюжета на вышитой вставке для бумажника с еще более ранней датой «1820 г.», тисненной на коже. Сам стиль изображения фигур и костюмов девушек также характерен скорее для первой четверти XIX в. Таким образом, исходный рисунок был, очевидно, создан не позднее этого времени и относится к ранним работам Грачева, а гравюра является его позднейшей перепечаткой. Темой для рисунка могла быть и сцена из чрезвычайно популярной в то время оперы «Семик или Гулянье в Марьиной роще». По свидетельству М.И.Пыляева, эту оперу давали, в частности, в усадьбе Шереметевых Останкино в 1817 г. в честь посещения ее Александром I и прусским королем Вильгельмом III. Кроме гуляний на Троицу и на Семик, в течение XVIII—XIX веков весьма популярен был народный праздник 1 мая в Сокольниках. Вот как описывает его М.И.Пыляев: «В первые годы царствования Александра... на это народное гулянье приезжали почти все тогдашние вельможи и разбивали здесь свои турецкие и китайские палатки с накрытыми столами для роскошной трапезы и великолепными оркестрами; ... рядом стояли простые, хворостяные... с единственными украшениями — дымящимся самоваром, со сбитнем и простым пастушьим рожком для аккомпанемента поющих и пляшущих поклонников алкоголя!»³ По-видимому, одна из таких компаний и изображена на бисерном кошельке 1820—1830-х гг.

Большой популярностью пользовались также изображения разнообразных повозок с запряженными в них парами и тройками лошадей. Одну из них в сочетании со сценой народного гулянья можно видеть на круглой бисерной табачнице. Удивительно, насколько детально переданы ограниченными средствами бисерной вышивки реалии того времени: конструкция экипажа позволяет точно определить его как пролетку, на пассажире надета типичная дорожная шинель с пелериной и цилиндр, на кучере — кафтан, подпоясанный красным кушаком, и круглая шляпа. Интересно сопоставить одежду седока с описанием шинели подобного покроя в книге Р.М.Кирсановой: «каррик со множеством мелких воротничков-пелерин... в нач. 1830-х гг. вышел из моды, сменившись шинелью с длинной пелериной»⁴. Это не противоречит датировке бисерной картинки 1830-ми гг., сделанной с учетом характера рисунка, цвета фона и сортов использованного бисера. Обращает на себя внимание и фигура кучера. Сравним это изображение с красочным отрывком из воспоминаний М.М.Богословского: «Любители выездов щеголяли не только породою и красотой лошадей, но также и красотою кучера, составлявшего с лошадьми единую цельную группу. Ценились высокие, сильные, а главное дородные кучера... На голову летом надевалась особого образца “кучерская” шляпа, а зимою меховая шапка. Непременным условием кучерской красоты и достоинства были еще большая окладистая борода и громкий, преимущественно басистый голос...»⁵

В некоторых случаях интересную информацию можно получить, рассматривая мундиры военных, изображенных на вышивках. На бисерной вставке для бумажника изображен офицер в пролетке, запряженной тройкой лошадей. На нем — треуголка с плюмажем, синий мундир с эполетами, длинные белые панталоны. Поскольку эполеты были введены в армии в 1807 г., а треуголки отменены в 1844-м, время создания рисунка для вышивки можно ограничить этими двумя датами. А по заключению знатока русской милитарики Ф.А.Копелевича, здесь изображен штабной офицер или флигель-адъютант времен Николая I. Весьма популярным было в свое время изображение казака, мчащегося во весь опор с пикой наперевес. Удалось найти раскрашенный офорт, на основе которого был, по-видимому, составлен рисунок для вышивки. Он был издан в Берлине и, в соответствии с атрибуцией Копелевича, изображал казака Войска Донского периода 1805—1807 гг. По-видимому, эта картинка была издана в Германии под воздействием потрясения, произведенного первым появлением казаков в Европе во время Наполеоновских войн.

Тема наполеоновских войн нашла отражение во многих вышивках первой половины XIX века. В собрании известного коллекционера Пожарского находилась вышитая бисером картина, на которой в аллегорической форме были изображены Россия и государства Европы, благодарящие Александра I за освобождение от Наполеона. В то время Александр I был одной из наиболее популярных фигур в мировой политике. Недаром в Париже известным театральным художником и коллекционером А.А.Васильевым был обнаружен его портрет, шитый бисером. Теме наполеоновских войн посвящен и маленький бисерный кошелек. На одной его стороне изображен прусский герб и знамена, на другой — пушки с ядрами и имена полководцев, победителей Наполеона в битве при Ватерлоо: Блюхера и Веллингтона.

Большой энтузиазм вызвала в России и во всей Европе борьба Греции за свою независимость. После начала восстания, поднятого Александром Ипсиланти в 1821 г., появились изображения многочисленных греческих повстанцев и гречанок.

Греческое восстание и турецкие войны послужили источником повышенного интереса к восточной экзотике в европейском обществе конца XVIII — первой половины XIX века. В соответствии с этим и сюжеты бисерных вышивок пополняются турками верхом на арабских скакунах или мирно курящими кальян; султанами и возлежащими на подушках одалисками; дамами в тюрбанах и туалетах, очень похожих на модные картинки 1820-х гг. Некоторые из них по той или иной причине привлекают к себе особое внимание. Например, удалось найти литографию первой половины XIX века, послужившую основой рисунка одной из подобных вышивок. Вокруг другой вышивки, изображающей курящего трубку турка и подающего ему кувшин негра, располагается загадочное изречение, напоминающее по стилю надписи на печных изразцах XVIII века: «НЕ ТО ЧТО ЗРИТЕ ВЫ НЕСУ ВАМЪ ЖАРЪ». Еще одна композиция, представляющая собой ряд фигур в восточных костюмах на фоне гавани, была исключительно популярна у вышивальщиц: ее помещали на бумажниках, коврах, дамских сумочках, табачницах. Судя по позе и жестам персонажей, это театральная сцена. В частности, это может быть сценой в гавани из оперы Моцарта «Похищение из сераля» (1782), имевшей в то время большой успех.

Наряду со светскими сюжетами встречаются и вышивки религиозного содержания. Одним из подобных сюжетов, повторяющихся довольно часто, является вид Троице-Сергиевой лавры. Основой для соответствующего рисунка послужила книжная гравюра 1820-х гг., однако существует подобная вышивка и с датой 1844 г., а в одном из частных собраний такая же вышивка была датирована 1860-ми гг. Очевидно, этот сюжет воспроизводился не один десяток лет. Возможно также, что это был один из сувениров, продававшихся в лавре. Во всяком случае, в повести И.Шмелева «Богомолье» упоминается о бисерном кошельке с изображением Троице-Сергиевой лавры, купленном во время паломничества. К этому же разряду, наверное, следует отнести и многочисленные изображения различных святых, вышитые бисером по бумажной канве в 1840—1860-х годах. Несколько более ранним является, по-видимому, шитый круглым бисером по холсту образ «Спаса Нерукотворного».

Большинство перечисленных выше сюжетных вышивок украшено либо орнаментальной полоской, либо более или менее пышным цветочным узором. Оба эти вида декора могли существовать в бисерных работах и вполне самостоятельно. Более того, букеты, гирлянды, венки из цветов и плодов единодушно признаны шедеврами русского бисероплетения. Если в XVIII веке вышитые изображения цветов носили достаточно условный характер, то в XIX — бисерная флористика обретает исключительно натуралистический характер: цветы легко распознаются с помощью ботанических атласов или определителей растений. Помимо красоты и ботанической точности бисерные букеты и венки заключали в себе зачастую и определенный смысл, котрый мог быть понят в соответствии с общеизвестным тогда «языком цветов».

Вензели, инициалы и надписи типа «На память», «Къ памяти», «Кого люблю, того дарю» нередко встречаются на бисерных вышивках. Бывают и несколько более развернутые посвящения. В частности, на портфельчике с бисерными вставками, подаренном А.Ахматовой, имелась надпись: «Дарю сей дар той, кого сердечно люблю и много почитаю»⁶. Прелестно наивное стихотворение и на бисерной тесемке для шейного креста: «На заре птичка воспевала, А я сию тесемочку работала; Работаяши размысляла — Каво подарить — Сердце отвечала — Каво люблю, таво дарю — Сие тесемка». На двух заготовках для бумажника трогательное изображение супругов с ребеночком в «ходунках» сопровождается стандартным изречением: «В знакъ любви дарю», которое дополняется на другой стороне надписью: «Наши сердца навекъ нераз.», вышитой над всадником и двумя сердцами. В первой части надписи у вышивальщицы не уместилась последняя буква, и она вышита над строкой, а во второй части — не хватило места на последнюю часть слова, и читать, очевидно, следует — «неразлучны». В собрании музея Царицыно имеется бисерный подстаканник «с красивой цветочной гирляндой и надписью, идущей в два ряда по нижнему краю: «Подарок сей непышный но Бог видит Всевышний в знак памяти дарю что я тебя люблю». А в одной частной коллекции находится бисерная картинка, изображающая грустную девушку с венком и на фоне пейзажа. Внизу вышивки помещены несколько переиначенные стихи Пушкина:

Под буряю судьбы жестокой

Увял цветущий мой венец

Живу несщасна одинока

И жду придет ли мой конец.

Потомки этих мастериц долго хранили память об их искусстве. Вот, например, как вспоминает о своей бабушке Елизавете Егоровне Барбот дочь художника Федора Толстого: «Бабушка моя — умная женщина, прекрасная мать и большая рукодельница. И если бабушка не умела рисовать кистью, то она производила иголкой и шелком по полотну “a petits points”⁷ такие пейзажи и цветы, что им дивиться надо. Это и я могу подтвердить, потому что работы ее сохранились у меня до сих пор... бабушка была художница в душе, и ее только влиянию надо приписать то диво, что в те времена в графской семье мог развиться такой художник, как мой отец»⁸. Такие мемориальные вышивки свято сохранялись в различных секретерах, шкатулках, бюро и служили вещественным напоминанием о давно ушедших родных. Никогда не видевшая родителей отца Е.А.Сабанеева вспоминает: «Я очень поздно начала помнить, чтобы в семье поминали о родителях батюшки. Впрочем, именно в этом бюро, вместе с портфелем, где хранилась его дворянская грамота, лежал небольшой пакет, на который я долго не обращала большого внимания, но однажды батюшка показал мне, что лежало в этом пакете, сказав: “Вот работа моей матушки — единственное, оставшееся мне о ней воспоминание”. Работа эта была такая изящная и художественная, что после я никогда в жизни не встречала ничего подобного. То был кисет для табаку из белого атласа, по сторонам которого были вышиты волосами в тень два наивные ландшафта»⁹. Наверное, много воспоминаний будили когда-то и трогательные вышивки волосами начала XIX века. На одной из них, датированной 1816 годом, изображены Амур и «Псиша», на другой — девушка, вырезающая на дереве слова «Pense a moi»¹⁰. А на бумажнике представлена развернутая композиция на излюбленный сюжет того времени: «Торговля амурами». В этих вещицах и материал вышивки, и сюжет, и вложенный в них труд — все являлось выражением нежных чувств вышивальщицы. Не забывали о подобных мемориях и в XX веке. Вот что пишет своим родным в 1931 г. высланный в Сыктывкар С.А.Аскольдов: «У меня в старости появилось то, чего и тени не было в молодости: привязанность к своим вещам, особенно к старым, “заслуженным”, или присланным от семьи; свой столовый “семейный” нож, вилка, стакан с подаренным бисерным чехлом и т.п.»¹¹.

И даже теперь, в XXI веке, мы продолжаем помнить о тех, кто оставил нам эти милые бисерные вещицы. Сейчас они воспринимаются как дошедшие до нас некие послания, которые могут быть объединены надписью, вышитой на одном из бисерных кошельков: «Руки работали, а сердце дарит». А еще сказать об этих милых вещицах можно словами А.И.Куприна: «...над этими почтенными древностями трудились целыми годами, с любовью и терпением, прилежные мастера, вложившие в них очень много вкуса, знания и красоты, ... из поколения в поколение сотни глаз смотрели на них с удовольствием и сотни рук прикасались к ним бережно и ласково, ... в их причудливых оболочках точно еще сохранились незримо тончайшие частицы давно ушедших душ».

¹ Записки графа Михаила Дмитриевича Бутурлина. Ч.1 // Русский архив. 1897. №2. С.239.

² Netto J. Zeichen — Mahler — und Stickerbuch. Zweiter Teil. Leipzig, 1798.

³ Пыляев М.И. Старая Москва. М., 2000. С.104.

⁴ Кирсанова Р.М. Костюм в русской художественной культуре. М., 1995. С.328.

⁵ Московская старина. М., 1989. С.397.

⁶ Коншина Т.И. Воспоминания об Анне Андреевне Ахматовой / /Звезда. 1979. №6. С.167.

⁷ Мелкими стежками (фр.).

⁸ Каменская М.Ф. Воспоминания. М., 1991. С.20.

⁹ Сабанеева Е.А. Воспоминания о былом. СПб., 1914. С.54.

¹⁰ Думай обо мне (фр.).

¹¹ Аскольдов С.А. Из писем к родным // Минувшее. Исторический альманах. №11. М. ; СПб., 1992. С.315.