Журнал "Наше Наследие"
Культура, История, Искусство - http://nasledie-rus.ru
Интернет-журнал "Наше Наследие" создан при финансовой поддержке федерального агентства по печати и массовым коммуникациям
Печатная версия страницы

Редакционный портфель
Библиографический указатель
Подшивка журнала
Книжная лавка
Выставочный зал
Культура и бизнес
Проекты
Подписка
Контакты

При использовании материалов сайта "Наше Наследие" пожалуйста, указывайте ссылку на nasledie-rus.ru как первоисточник.


Сайту нужна ваша помощь!

 






Rambler's Top100

Музеи России - Museums of Russia - WWW.MUSEUM.RU
   
Подшивка Содержание номера "Наше Наследие" № 65 2003

Иван Сергеевич Шмелев писал: «Как я корю себя, из этого прекрасного далека, что мало знал свою родину, не изъездил, не исходил!.. Не знаю ни Сибири, ни Урала, ни заволжских лесов, ни Светло-Яра... ни древнейших наших обителей... В чужие соборы шли, все галереи истоптали, а икону свою открыли перед самым провалом в ад. Проснешься ночью, станешь перебирать, всякие запахи вспомянешь... — и защемит-защемит. Да как же ты Север-то проглядел, погосты, деревянную красоту... молился ли в часовенке болотной, откуда родится Волга?.. А что в подвал-то не спустился, не поклонился тени умученного патриарха Гермогена? А как же?.. Не спорьте и не оправдывайтесь... это кричит во мне!» Мы и сегодня едва ли не меньше еще знаем о чудом сохранившихся и зримых пока памятниках художественной истории, разбросанных по России.

 

Дмитрий Швидковский

Фото Екатерины Шорбан

 

Отеческие пепелища

 

Известный провинциальный краевед, спасший память о многих усадьбах Орловщины, как-то рассказал мне такую историю. Он разыскивал мавзолей одного из российских фельдмаршалов, кстати, победителя Шамиля, и не мог найти никак. Вроде бы даже усадьба сохранилась благодаря расположившемуся в ней санаторию, а гробница исчезла. Долгое время потребовалось ему, но в конце концов удалось узнать, что перестроили ее под котельную. Нашел он истопника, спустился вниз, где печи стояли и все сажей покрылось. Что-то случилось с ним, схватил метлу, стал яростно по потолку тереть, и вдруг голубое небо открылось — великолепная мозаика. А потом и дверцу в стене с княже­ским гербом нашел. За ней гроб. Приоткрыли: там скелет, облаченный в восточный халат из золотой парчи, при орденах. Вспомнил, что завещал фельдмаршал похоронить себя в одеянии, подаренном ему Шамилем. Отправился в свой областной город, чтобы получить разрешение на перезахоронение, и не получил. Вернулся назад в усадьбу, а мальчишки раньше его гроб достали и посреди деревенской улицы как раз в тот момент, когда он приехал, черепом фельдмаршала в футбол играли. Для тех, кто пытается спасти отечественные исторические памятники, — ситуация довольно обыкновенная. Каждая экспедиция Свода памятников архитектуры Российской Федерации привозит, кроме многочисленных находок, немало подобных рассказов о том, что исчезает из нашей памяти, и о тех, кто, по большей части безуспешно, стремится сохранить то, что еще осталось.

Потеряли мы невероятное число исторических зданий, усадеб, парков и городов. Подсчитать даже нелегко, и цифры приводятся разные. Мне кажется, не будет преувеличением сказать, что полностью исчезли около семидесяти процентов церквей по всей России, более девяноста процентов усадеб, переживших отмену крепостного права, практически все старинные сады, за исключением император­ских и принадлежавших известным писателям, которые были включены в состав музейных территорий. В наибольшей степени пострадала частная застройка провинциальных городов, особенно деревянная, в Вологде или Архангельске когда-то изумительная, от нее сохранились доли процента. Деревянные церкви гибнут и исчезают без числа. Если думать о памятниках различных эпох, то каменные здания, возведенные вплоть до конца XV века, в основном охраняли. В отношении построек XVI столетия уже этого не скажешь, чуть ли не треть находившихся в провинции утрачена. А начиная с XVII века — положение ужасное, и чем дальше, вплоть до революции, тем хуже. Великую русскую цивилизацию XIX столетия зримо представить себе в сколько-нибудь полной мере уже очень трудно. Впрочем, участь памятников архитектуры авангарда 1920-х годов, несмотря на их всемирную славу, не лучше, даже в Москве и Санкт-Петербурге, а о произведениях советского ампира, может быть, последнего значительного всплеска традиции классического зодчества в Европе, вообще думают мало.

Все же подлинных материальных — архитектурных — свидетельств жизни народов России, которые почти или вовсе не известны, достаточно, чтобы по-другому, чем мы привыкли, представить историю нашего искусства, да и историю отечественной цивилизации. Она оказывается роскошнее, увлекательнее и намного пространнее, чуть только свернешь с «проезжей дороги» между немногочисленными знаменитыми и уже всем знакомыми памятниками.

Поразительные картины можно увидеть. Удалось мне однажды поехать за Торопец, в край увалов и небольших озер, будто бы нарисованных кистью молодого Николая Константиновича Рериха. Одно из них меня поразило особенно, тростник в нем стоял странный, на русские камыши непохожий. Оказалось — маньчжурский. Откуда он там, удалось выяснить в полузаброшенной больнице для умалишенных, находившейся, как это часто бывает, в старом усадебном доме с одичавшим парком, спускавшимся к берегу. Поместье-то принадлежало генералу, бывшему главнокомандую­щим во время русско-японской войны. Сражения он больше проигрывал, но память о них решил сохранить для себя таким для нас странным, а для усадебной культуры вполне обычным, «ботаническим» образом. И кажется, что над озером в тихом колыхании тростника звучит знаменитый вальс «На сопках Маньчжурии». Усадьба его, однако, сохранилась, конечно, без интерьеров, и хотя в двадцатые годы надгробие генерала разбили, кто-то из местных куски вместе составил и следил, чтобы могила травой не заросла. Как бы хотелось оставить нетронутыми и все еще стоящий запущенный дом, и сад, и берега озера, и кладбище на горке — и эти, и все другие зачарованные памятники русской провинции.

На то, чтобы все, чем еще сегодня владеет наша история, отреставрировать, сохранить навсегда, передать будущему хотя бы так, как это нам досталось, надежды нет. Сегодня происходит немало хорошего. Большое число церквей поднимается из руин или вновь становится храмами из складов и гаражей. Но не меньше их остаются одинокими на местах умерших деревень, с тонкими березками, выросшими на остатках обвалившейся кровли, и кусками росписей, светящихся на странным образом не рухнувшей штукатурке. Остановить разрушение руин старых усадеб практически невозможно. А старинная городская застройка продолжает стремительно исчезать даже в центре Москвы. Что же говорить о много более сложном — сохранении исторических ландшафтов в таких областях великолепной архитектуры XIX столетия, как промышленная или сельскохозяйственная, или об инженерных сооружениях — древних каналах, плотинах, запрудах. Говорить-то, конечно, нужно, и молчать преступно. Однако надеяться не на что. Разрушения и потери бесконечно велики. Даже если бы государство направило большую часть своих ресурсов на реставрацию архитектурных памятников, то сил и денег вряд ли хватило бы. Для этого нужно слишком долгое время, в течение которого большинство из них не сможет самостоятельно продержаться даже в современном состоянии.

Из этих тяжелых рассуждений вытекают предпочтения, существенные для теперешнего этапа сохранения отечественного наследия. Прежде всего необходимо остановить дальнейшее разрушение. Везде, где возможно, и любыми средствами. То есть консервация как можно большего числа памятников сейчас предпочтительнее полномасштабной реставрации нескольких из них. Безусловно, подобные действия непопулярны. Местным властям часто хочется, чтобы старые постройки выглядели «новенькими». Или, хотя бы, их можно было использовать. Последнее понятно. Однако, если церкви и монастыри должны возродиться и такой процес идет быстро, то в отношении усадеб все оказывается намного сложнее. Они были созданы поколениями «просвещенных» владельцев, а теперь найти их негде. С городской архитектурой дело еще хуже. Жители обычно сами не хотят обитать в старинных домах, поскольку, превратившись в советское время в коммунальные квартиры, они были безнадежно запущены.

Тем важнее, наряду с консервацией, второе главное направление в сохранении российского исторического наследия. Оно называется во всем мире странным, неподходящим на первый взгляд словом — «инвентаризация» или «регистрация» памятников. Уже пятьдесят лет в европейских странах (в некоторых, например, в Чехии более века) идет создание Генеральных инвентарей исторического архитектурного наследия. Благодаря им во Франции или Англии теперь известно практически все — каждый дом в стране, представляющий историческую или художественную ценность. Везде это начинали небольшие группы энтузиастов, а затем дело разрасталось в крупное государственное учреждение. Чем скорее подобное происходило, тем большую часть национального наследия удавалось сохранить.

У нас начали создавать такой «инвентарь» еще в конце 1960-х годов. С тех пор работа не прерывалась. Так возник Свод памятников архитектуры и монументального искусства Российской Федерации. Он предполагает систематическое обследование всех регионов страны и выявление всего ценного с исторической точки зрения. Затем материалы должны публиковаться в огромном энциклопедическом издании Свода (предполагается более двухсот томов). Правда, постоянно занимаются этим только пятнадцать человек на всю Россию — в Государственном институте искусствознания Министерства культуры РФ. Тем не менее первые тома Свода вышли из печати. Их издают смехотворными тиражами — от пятисот до тысячи экземпляров, но и это уже сохраняет навсегда стремительно и невозвратно уходящую память о нашем прошлом. Кроме того, когда видишь весь «массив» памятников какого-либо региона, то всякий раз возникают новые страницы истории российского искусства.

В выставочном зале «Нашего наследия» были показаны некоторые находки, сделанные в ходе экспедиций сотрудниками Отдела Свода памятников, и даже благодаря этой крошечной части того, что удалось им найти в последние годы, рождается необычайно насыщенный и совсем другой, чем мы думали, образ архтектуры русской провинции XVIII – начала XX столетия. Здесь по-настоящему раскрывается великолепная яркость многообразных форм русского барокко — соединение «нарышкинского» стиля и мод, приходивших из Петербурга Бартоломео Растрелли и Саввы Чевакинского. Поражает мощь и сочность классицизма екатерининского и александровского времен, ставящего нашу школу по крайней мере в один ряд с наиболее значительными достижениями европейской архитектуры той эпохи. Церкви русских усадеб говорят о поразительном осмыслении православного литургического пространства мастерами, воспитанными на образцах классических Греции и Рима. О совсем иной, чем принято думать, истории отечественного искусства свидетельствуют постройки, в которых от времени Петра Великого и до эпохи Алексанра II сохранялись черты традиционных вкусов, по крайней мере в области церковного зодчества, родившиеся еще в XVII веке. Появляются и вовсе неожиданные вещи. Например, становится ясным, насколько сильным было увлечение романтическими версиями средневековой архитектуры на рубеже XVIII и ХIХ веков, когда во время господства классицизма в усадьбах строили в духе западной готики или древнерусского зодчества. Потрясают грандиозные сооружения усадеб середины и второй половины XIX столетия. Вообще о провинциальности построек, удаленных от столиц России, не приходится говорить. Вновь найденные и показанные в «Нашем наследии» памятники свидетельствуют о поразительно высоком художественном уровне архитектуры всей России, сохранявшемся при смене самых различных увлечений и эстетических норм в течение многих веков.

Причем пока еще сохраняются не только отдельные полуразрушенные здания, но огромные куски пространства, созданного ушедшей жизнью, столь дорогой для нас. Не все тенистые липы бунинских «темных аллей» вырублены, не все тихие улицы небольших городов, окруженные «оснеженными колоннами» старинных особняков, ушли в шумное, навязанное непониманием их очарования небытие, еще «шумит вода, протачивая шлюзы» у старых плотин, и даже стоят великолепные фабрики Морозовых или Коноваловых с окружающими их рабочими казармами, больницами и народными домами. Все это не должно уйти хотя бы из нашей памяти, если уж мы не способны спасти отданную прошлому часть своей души.

Свод памятников жизненно необходим для российской культуры. Она не сможет существовать, утратив зримую память, став незрячей. Дай Бог сохранить как можно больше в реальности, но если мы не спасем всего, что у нас есть, хотя бы на страницах сводовских томов, то само существование наше потеряет смысл. ХХ век, особенно российский, показал с жесточайшей определенностью, что будущего без прошлого быть не может.

В начале «Жизни Арсеньева» Иван Алексеевич Бунин поместил следующие слова на архаичном русском языке: «Вещи и дела, аще не написаннии бывают, тмою покрываются и гробу беспамятства предаются, написаннии же яко одушевленнии...»

Свод памятников архитектуры и монументального искусства Российской Федерации

Старо-Чернеевский Никольский монастырь. XVII–XIX века. Село Старо-Чернеево Рязанской области. Фотография 1999 год

Старо-Чернеевский Никольский монастырь. XVII–XIX века. Село Старо-Чернеево Рязанской области. Фотография 1999 год

Усадьба Кастрова. Первая половина XIX века. Вид с набережной Оки. Город Касимов Рязанской области. Фотография 2002 года

Усадьба Кастрова. Первая половина XIX века. Вид с набережной Оки. Город Касимов Рязанской области. Фотография 2002 года

Конный двор в усадьбе фон дер Лауница Каргашино. Третья четверть XIX века. Рязанская область. Фотография 2002 года

Конный двор в усадьбе фон дер Лауница Каргашино. Третья четверть XIX века. Рязанская область. Фотография 2002 года

Шаровкин Ильинский монастырь. Церковь св. Сергия. Рубеж XVII–XVIII веков. Белокаменные капители. Село Ильинское Калужской области. Фотография 2001 года

Шаровкин Ильинский монастырь. Церковь св. Сергия. Рубеж XVII–XVIII веков. Белокаменные капители. Село Ильинское Калужской области. Фотография 2001 года

Дом Казьминых. Середина XIX века. Фрагмент фасада. Село Шаморга Рязанской области. Фотография 1999 года

Дом Казьминых. Середина XIX века. Фрагмент фасада. Село Шаморга Рязанской области. Фотография 1999 года

Дом в Вышнем Волочке. Первая треть XIX века. Фрагмент декора главного фасада. Тверская область. Фотография 2001 года

Дом в Вышнем Волочке. Первая треть XIX века. Фрагмент декора главного фасада. Тверская область. Фотография 2001 года

Церковь Николая Чудотворца. XVIII–начало XIX века. Колоннада южного крыльца. Село Гусевский Погост Рязанской области. Фотография 2000 года

Церковь Николая Чудотворца. XVIII–начало XIX века. Колоннада южного крыльца. Село Гусевский Погост Рязанской области. Фотография 2000 года

Главный дом в усадьбе Никитских. Архитектор Федор Шехтель. 1910-е годы. Село Костино Рязанской области. Фотография 2000 года

Главный дом в усадьбе Никитских. Архитектор Федор Шехтель. 1910-е годы. Село Костино Рязанской области. Фотография 2000 года

 
Редакционный портфель | Подшивка | Книжная лавка | Выставочный зал | Культура и бизнес | Подписка | Проекты | Контакты
Помощь сайту | Карта сайта

Журнал "Наше Наследие" - История, Культура, Искусство




  © Copyright (2003-2018) журнал «Наше наследие». Русская история, культура, искусство
© Любое использование материалов без согласия редакции не допускается!
Свидетельство о регистрации СМИ Эл № 77-8972
 
 
Tехническая поддержка сайта - joomla-expert.ru