В.Енишерлов

«Среди поклонников Кармен»

Как-то позвонили из музея А.С.Пушкина: «К нам принесли фотографию Александра Блока для консультации. Не можете ли вы посмотреть ее?» Через несколько часов в редакции мы с принесшей фотографию Ларисой Викторовной Рассказовой, главным хранителем Объединения государственных литературно-мемориальных музеев Пензенской области, внимательно рассматривали отпечаток широко известной фотографии Блока, выполненной петербургским мастером Д.Здобновым в 1907 году. Это была подлинная — а не репродукция, что часто встречается, — фотография поэта, каким-то чудом попавшая в Пензенский литературный музей. На ней вновь вижу так поражавший современников «аполлонический» облик молодого Блока: «прекрасное юношеское лицо, светлая волна откинутых назад волос, пристальный взгляд серых глаз». Фотография Блока «из Пензы», так будем ее называть, не имеет традиционного паспарту мастера, что со здобновскими фотографиями бывает не часто, снимок нуждается в реставрации, годы оставили на нем свои следы. Особую ценность и интерес придают этой фотографии два автографа А.Блока: на лицевой стороне, где его четким, «каменным» почерком была начертана дарственная надпись «Таинственной Карменъ…»; и особенно на обороте, где Блок скорописью написал сожаление, что ему не позволено было заполнить чистый оборот фотографии: «<…> я бы еще прибавилъ», — написал поэт. Жаль, конечно, что она не разрешила ему еще одну надпись. Легко представить, что это могли бы быть строки одного из стихотворений цикла «Кармен». Возможно, вот эти:

И я забыл все дни, все ночи,
И сердце захлестнула кровь,
Смывая память об отчизне…
А голос пел: Ценою жизни
Ты мне заплатишь за любовь!

Но это, конечно, лишь предположение.

…Много-много лет тому назад в старой петербургской квартире в доме на улице Писемского я видел похожую большую фотографию того же Д.Здобнова, стоящую среди других фотографий (помню портрет Ф.И.Шаляпина с автографом) на крышке кабинетного рояля. Тогда меня принимала у себя дома блоковская Кармен — Любовь Александровна Андреева-Дельмас. Невысокая, с живыми, яркими глазами, приветливая женщина, она с видимым удовольствием рассказывала о своей артистической жизни, вспоминала войну, когда она много выступала с фронтовыми бригадами, рассказывала о блокаде, которую пережила в Ленинграде. Но когда зашел разговор о Блоке, она как-то изменилась, стала сдержаннее, немногословнее, осторожнее, я бы сказал. И тому были причины. К ней рвались «блоковеды» и журналисты. Письма поэта Любовь Александровна давала при себе читать, но переписывать не разрешала. Один из увлеченных, очень любивший Блока музейщик даже пошел на хитрость — он скрыл на руке, якобы пораненной, под бинтом микрофон портативного магнитофона и, читая письма вслух, записал тексты на пленку. Через какое-то время опубликовал их в популярном журнале с огромным количеством ошибок, случившихся при расшифровке тайной записи. Любовь Александровна показала мне письма Блока, из которых маникюрными ножницами вырезала строки и целые абзацы. «Они не поймут…» — говорила она. Конечно, меня интересовали блоковские реликвии, хранившиеся у Дельмас. Их было много. И не только то, что дарил ей Александр Александрович: стихи, какие-то сувениры, засушенные цветы, даже пасхальные яйца, но и связанные с Блоком многие фотографии, начиная с самых ранних, перед смертью оставленные ей матерью поэта. Кстати, некоторые из этих фотографий не так давно появились на московских букинистических аукционах. Вообще судьба архива Дельмас после смерти её племянницы и наследницы И.А.Фащевской печальна и не до конца ясна.

В ту нашу встречу Любовь Александровна подарила мне несколько своих фотографий; одну из них, в роли Кармен, подписала: «…в память наших бесед». Вот именно такой, как на этой фотографии, была «таинственная Кармен», покорившая Блока, посвятившего ей изумительный лирический цикл.

И еще одно замечание. В статье о фотографии Блока Л.Рассказова пишет: «Пенза не относится к числу блоковских мест», далее уточняя, что здесь были имения Бекетовых — предков Блока. Да, Пенза не встречается в стихах Блока, как, например, в стихотворении Д.Давыдова, обращенном к двоюродной сестре деда Блока, Андрея Николаевича Бекетова, Евгении Залотаревой: «Я вас люблю без страха, опасенья // Ни неба, ни земли, ни Пензы, ни Москвы, — // Я мог бы вас любить глухим, лишенным зренья… // Я вас люблю затем, что это — вы!» Интересно было бы сравнить и подробно проанализировать стихи, посвященные Д.Давыдовым Е.Золотаревой, и стихи, обращенные А.Блоком к Дельмас, составившие цикл «Кармен». В обоих случаях поэзией движет сила вдруг возникшей бушующей страсти, захватившей поэтов. Всепокоряющая энергия любви равняет строки стареющего поэта пушкинской поры, золотого века русской поэзии, и стихи гения Серебряного века. Блок очень мало ездил по России — Москва, Нижний Новгород, Киев (тогда русский город), в детстве Пенза — вот, пожалуй, и все. Блок бывал на пензенской земле, в имении Урлейка, у двоюродного деда Ал. Н. Бекетова, отлично знал о своих пензенских корнях и родственниках, писал о них. Да и один из первых памятников А.Блоку был сооружен заботами Г.В.Мясникова на пензенской земле, близ бывшей усадьбы Бекетовых. Не забудем также, что на наследство от «пензенского дядюшки» было куплено Шахматово. Поэтому очень хорошо и символично, что вновь обретенная блоковская реликвия оказалась именно в Пензе.