Лариса Агамалян

Силуэты из оленинских альбомов

По письмам А.К.Пожарского к Б.Л. и Л.Б. Модзалевским

Библиография, посвященная семейству Олениных, огромна¹. В своем небольшом, но весьма содержательном очерке «Алексей Николаевич Оленин» В.О.Ключевский писал: «…В продолжение 50 лет — до 1843 г. — трудно вспомнить в ходе русского просвещения крупное дело или крупного дельца, не припоминая и Оленина»². Широта интересов, многообразие дарований и умений дали повод Александру I называть Оленина (1763 (1764?)–1843) «Tausendkunstler» — «тысячеискусник». Его кипучая деятельность все чаще становится объектом внимания ученых в самых разных областях русской культуры. Эти же качества сделали его членом множества сообществ и центром собственного, «оленинского» кружка. Его дом в Петербурге стал притягательным для самых разных людей, а усадьба с красноречивым названием Приютино — одним из литературных гнезд, связанных с именами русских поэтов золотого века, и прежде всего Пушкина; «приютом для добрых душ», запечатленным в стихах и прозе, упоминаемым в дневниках и письмах замечательных деятелей эпохи. Свидетельство тому и многочисленные мемуары, представительный свод которых приводит И.А.Кубасов в посвященной А.Н.Оленину статье в «Русском биографическом словаре» (1905).

В доме Олениных бывали многие известные художники того времени: О.Кипренский, К. и А. Брюлловы, Г.Гагарин, К.Гампельн, К.Гальберг и др. Он и сам хорошо рисовал и часто составлял программы для художников, иллюстрировавших издания близких к нему литераторов. Любителям поэзии хорошо известна монограмма « », украшающая титульные листы сочинений К.Н.Батюшкова и И.А.Крылова, рисунки к «Басням и сказкам И.И.Хемницера», стихотворениям Г.Р.Державина, трагедиям В.А.Озерова и, конечно, виньетку к первому отдельному изданию поэмы Пушкина «Руслан и Людмила» (1820). В доме Олениных поэт впервые встретил Анну Петровну Керн, рожденную Полторацкую, племянницу жены Оленина Елизаветы Марковны. Самый большой лирический цикл стихотворений Пушкина посвящен Анне Алексеевне Олениной. Среди них «Ты и вы», «Ее глаза», «Город пышный, город бедный…», «Не пой, красавица, при мне...», «Предчувствие» и др. Следы этих разнообразных связей можно отыскать на страницах домашних альбомов Олениных. Упоминания о них встречаются во множестве публикаций.

Однако столь же часто они сопровождаются определением «несохранившийся», «утраченный» и т.п. Из воспоминаний Ольги Николаевны Оом (1868–1938), внучки Анны Алексеевны Олениной (1808–1888), известно о существовании альбомов с рисунками и стихами, относившихся к молодости ее бабушки. Ольга Николаевна вспоминает рисунки О.Кипренского, К.Брюллова, в частности, его акварельные эскизы «для костюмированных балов во Дворце и у знакомых»³. В предисловии к парижскому изданию «Дневника» А.А.Олениной Ольга Николаевна сообщает, что бабушка оставила ей альбом, «в котором, среди других автографов Пушкин в 1829 г. вписал стихи “Я вас любил...”»⁴.

В конце XIX в. архив Анны Алексеевны, в том числе один из альбомов, был предоставлен в распоряжение П.М.Устимовича ее дочерью Антониной Федоровной Уваровой и частично опубликован им в журнале «Русская старина» (1890. Т. 67. Кн. VIII) в очерке «Анна Алексеевна Андро». Архив, к сожалению, был распылен, альбом утрачен⁵.

В собрании рисунков ГРМ хранится альбом из семьи Олениных, поступивший в музей в 1910-х гг. от кн. В.Н.Аргутинского-Долгорукова. На обороте форзаца имеется надпись: «Подорино (так! — Л. А.) мне отцом 1-го января 1896 г. А.Оленина». Альбом неоднократно привлекал внимание исследователей в связи с нахождением на его листах рисунков известных русских художников. Самый ранний рисунок датируется 1812 г., самый поздний — 1861 г. Однако его история оставалась загадочной. Кто такие «А.Оленина» и ее отец — долгое время было неясным. Установить принадлежность альбома Петру Алексеевичу Оленину⁶, реконструировать историю его бытования и определить некоторые изображения стало возможным лишь после обнаружения в архиве ИРЛИ (Пушкинского Дома) РАН одного интересного документа — автобиографии сына П.А.Оленина — Николая Петровича (1838–1899), написанной в 1888 г. для издателя «Русской старины» М.И.Семевского⁷. В числе унаследованных от отца семейных реликвий автор упоминает альбом, где были рисунки О.Кипренского, И.Иванова, А.Орловского, К.Брюллова, К.Гампельна и др. И подробно описывает один из них, изображающий И.А.Крылова и считавшегося прежде неизвестным В.Я.Аткинсона⁸. Именно этот документ стал тем необходимым и несомненным, выводящим исследователя из сферы предположений звеном, которое помогло альбом атрибутировать. В 1896 г. Николай Петрович подарил его своей старшей дочери Анне (1867–1925?)⁹.

В Государственном литературном музее в Москве хранится альбом с рисунками, одной из поздних владелиц которого была баронесса Татьяна Сергеевна Д’Альгейм. Крайние даты заполнения: 1819–1830-е, 1904. Приведем фрагмент из музейного описания: «На обороте форзаца надпись А.А.Оленина чернилами: Этот альбом находился в имении моей двоюродной / тетки баронессы Татьяны Сергеевны Дальгейм. — Плеханово / Тульской губ. (Т.С. по 2-му мужу Мюрат) / А.Оленин¹⁰. В альбоме 51 рисунок: 34 рисунка акварелью, 13 рисунков тушью, 1 рисунок карандашом, 1 силуэт, 3 листа рукописи (нотный автограф собственного сочинения певицы Анджелики Каталани, и текст на французском языке). <...> Приобретен у Веры Михайловны Олениной, жены Александра Алексеевича Оленина, 1946». Авторы рисунков и акварелей в альбоме — В.Е.Галямин, К.И.Кольман, А.П.Львов, А.А.Полторацкий, С.Н.Трубецкой и другие.

Альбом был представлен на выставке «Альбомы нынче стали редки» (ГМП; 2013). Он прекрасно сохранился. Но кому он изначально принадлежал, пока неясно, и его прочтение впереди.

Еще один оленинский альбом хранится в Литературном музее Пушкинского Дома. Принадлежность его точно не определена, однако очевидно, что альбом ранний и происходит из дома А.Н.Оленина в Петербурге. Несколько акварелей, изображающих букеты и соцветия, позволяют предположить, что альбом — дамский, возможно, Анны Алексеевны Олениной. Крайние даты заполнения определить трудно. Впрочем, вклеенная фотография с французской гравюры второй половины XIX в. «Revolte militaire a l’avenement de l’empereur Nicolas» (Военный мятеж при восшествии на престол императора Николая I), изображающей декабрьское восстание на Сенатской площади, указывает на длительность бытования альбома. В нем 57 листов, 75 рисунков карандашом, акварелью, тушью, сепией, 1 фотография. Художники: А.Н.Оленин, П.А.Оленин, А.А.Оленин, И.А.Крылов (?), Ф.Г.Сонцев, А.П.Брюллов, К.К.Гампельн, А.А. (?) Васильев и др. Альбом почти рассыпавшийся. Часть наклеенных изображений грубо оторвана. Несколько рисунков вырезаны по контуру и наклеены на альбомные листы и даже на заднюю крышку с утратой подписей. Поэтому число рисунков больше количества листов. Вообще состояние альбома свидетельствует об очень свободном, даже небрежном отношении к нему владельцев. Поступил он из Рукописного отдела Пушкинского Дома, куда был передан в 1924 г. Михаилом Павловичем Алексеевым, будущим академиком. К сожалению, никакой легенды альбом не имеет.

Материал, вводимый в научный оборот в данной статье, дает возможность говорить о еще нескольких альбомах Олениных, ранее неизвестных или обойденных вниманием исследователей.

В собрании Рукописного отдела ИРЛИ (Пушкинского Дома) РАН хранится весьма содержательная переписка одного из его основателей, Бориса Львовича Модзалевского (1874–1928). Значительная ее часть — с видными учеными, филологами, историками — относится ко времени создания Пушкинского Дома и опубликована с солидными комментариями¹¹. Переписка Модзалевского с многочисленной родней почти не привлекала внимания исследователей, т.к. касается семейных проблем и не затрагивает вопросов культурной жизни страны первой трети XX в. Однако среди этой части эпистолярия Модзалевского есть письма, содержание которых представляет безусловный интерес для изучения названной эпохи. Это письма Александра Константиновича Пожарского (1859–1945?), троюродного брата Б.Л.Модзалевского¹², охватывающие четверть века (1903–1928)¹³. К сожалению, ответные письма, как и весь архив А.К.Пожарского, не сохранились. Однако 68 его писем к брату — пространных и коротких, поздравительных открыток — отражают историю этих взаимоотношений. Главную тему писем составляет то, что помимо родства связывало братьев, — интерес к Пушкину, его эпохе, к русской литературе, к собирательству.

По-видимому, в 1903 г. они были едва знакомы: в первом из дошедших до нас писем Пожарский обращается к Модзалевскому на «вы» и по имени-отчеству: «добрейший Борис Львович». Но уже в 1907 г. письма начинаются с обращения «дорогой брат и друг Боря». Имя Пожарского сейчас почти забыто. Между тем в свое время он был одним из известных московских коллекционеров, которого хорошо знали многие букинисты, антиквары, знаменитые московские собиратели. Коллекционирование было его страстью. В начале XX в. Пожарский уже обладал интересной коллекцией. Прежде всего, он был библиофил и экслибрисист: сам делал и собирал экслибрисы¹⁴. В письмах рассыпаны упоминания о больших книжных приобретениях, об отдельных интересных находках. Круг его интересов очень широк — Пушкин и пушкиниана, русские древности, искусство и архитектура, история Москвы¹⁵. Пожарский — человек, для которого искусство составляло важную часть жизни, да и сам он был неотъемлемой частью художественной жизни Москвы.

Выйдя в отставку, в 1912 г. Пожарский начинает заниматься в Московском археологическом институте, где «сильно увлекается» историей русского и всеобщего искусства, «историей археологических открытий, первобытной археологиею и геологиею» (письмо № 28). В 1913 г. он заканчивает институт, избрав темой диссертации «скифо-сарматские древности до р. х. и влияние на них классич<еского> и вост<очного> искусства» (письмо № 40). В 1915 г. Пожарский пишет брату: «Ты спрашиваешь, что я делаю. Работаю в музеях, посещаю заседания разных обществ, в кот<орых> несу различные должности. И таким образом распыляюсь сообразно нашей хотя и лихой, но сложной жизни» (письмо № 47).

Возможно, благодаря выгодному браку, он был не беден. Александр Константинович поселяется на 1-й Мещанской, в знаменитом доме Перлова: «На новой квартире я устроился довольно уютно, отведя одну комнату под библиотеку и заведя для нее новую обстановку из старого красного дерева мебели 20-х годов. Квартира состоит из 5 комнат, прихожей, двух теплых коридоров, кухни и ванной; огромный балкон; электричество и голландское отопление» (письмо № 28). Некоторое представление об интерьере кабинета Пожарского может дать один из его экслибрисов.

Библиотека Пожарского росла постоянно. Книги занимали особое место в его жизни. Знаменитую Сухаревку, куда привозили и «выкидывали на рынок» усадебные библиотеки, книжные лавки Москвы и Петербурга он посещает регулярно. О масштабах его приобретений можно судить по сообщению в письме от 26 июля 1907 г.: «…из Петербурга я привез 17 пудов книг» (письмо № 15). В 1926 г. библиотека Пожарского занимала 15 шкафов. Но книгами он не ограничивался, собирая гравюры, акварели, финифть, фарфор, бисер. О бисере Пожарский даже написал и издал книжку «Старинные русские вышивки» (М., 1921)¹⁶. Значительность его собрания позволила секции музеев и охраны памятников Московского отдела народного образования (МОНО) открыть в его квартире в начале 1920-х гг. «музей бытовых древностей» «для обозрения пролетариата» (письма №№ 50, 52).

В 1899 г. начинается активная собирательская деятельность Б.Л.Модзалевского в связи с организацией юбилейной Пушкинской выставки, а затем и по составлению обширных коллекций Пушкинского Дома. Возможно, тогда и завязываются тесные контакты между братьями. Уже из первого дошедшего до нас и датированного апрелем 1903 г. письма следует, что Модзалевский хорошо осведомлен о бурной собирательской деятельности брата и, в частности, по-видимому, о хранящихся у него трех альбомах Олениных, приобретенных в 1898 г. на Сухаревском рынке.

Борис Львович нередко обращался к брату за помощью по разным вопросам. По его просьбе Пожарский предоставляет В.В.Каллашу для работы над первым научным собранием сочинений И.А.Крылова автографы басен из оленинских альбомов и делает с них снимки¹⁷; сообщает о своем посещении знаменитого псковского коллекционера Плюшкина; наводит справки о могиле родителей А.В.Суворова и об архиве А.Ф.Вельтмана; высылает фотографии портретов Раевских; заказывает снимки дома Аполлона Григорьева в Замоскворечье и пересылает для В.Н.Княжнина его неизвестные стихотворения¹⁸; ищет книги, сообщает о портретах, автографах, альбомах, которые могут заинтересовать Пушкинский Дом. В нескольких последних письмах по просьбе брата Пожарский подробно описывает дом Пушкина на Арбате, составляет небольшую историческую справку о доме и его владельцах, рисует план прилегающей территории (письма №№ 61–66).

26 февраля 1928 г. датировано его последнее письмо к брату. 3 апреля 1928 г. Б.Л.Модзалевский умер. Однако связь Пожарского с ленинградскими Модзалевскими не прервалась. В Пушкинском Доме сохранились письма Александра Константиновича за 1931–1932 гг. к сыну Бориса Львовича, Льву Борисовичу Модзалевскому (1902–1948)¹⁹. Первое письмо датируется 8 октября 1931 г.:«Дорогой Лева, ты совсем забыл меня. Но я постоянно интересуюсь и справляюсь о тебе. Я так любил твоего незабвенного отца и имел с ним такое частое общение, что к его, можно сказать, единственному отпрыску не могу равнодушно относиться. Бывая иногда у Нины²⁰, всегда узнаю о тебе. А недавно, переписываясь с Савонько²¹ и Голлербахом²², узнал, что ты попал в президиум нашего, теперь общего, подотдела ВФО²³, — значит буду иметь еще вести о тебе, чему буду, конечно, рад. Но все же еще приятнее слышать от самого тебя о твоих делах, как семейных, так и служебных»²⁴.

Основные темы писем Пожарского — родословные связи²⁵, деятельность общества экслибрисистов (Лев Борисович, как и его отец, ценил и собирал экслибрисы), книжные новинки и, безусловно, растущая коллекция. В 1931 г. Пожарскому 72 года, память уже подводит его, чем объясняются некоторые неточности и противоречия в письмах. Но физически он пока чувствует себя «недурно».

В советскую жизнь он как-то встроился. Перед революцией в 1916 г. он второй раз женился — на купеческой дочери Серафиме Андреевне Ермиловой (р. 1897 г.), которая была моложе его на 38 (!) лет. Брак оказался удачным. Жена его занимала «ответственный пост» в Московском отделе народного образования (МОНО), затем служила помощником бухгалтера в Торгсине на Кузнецком мосту. Пожарский — счастливый муж, отец, дед, готовится стать прадедом. Он, конечно, не служит, но состоит членом различных обществ, в частности, Российского общества друзей книги (РОДК) и Всероссийского общества филателистов: «Вчера из ВОФ’а получил просьбу сделать рисунки для стенгазеты к годовщине смерти Ленина; придется засесть и что-нибудь выдумать. Плакаты мои к 14 годовщине²⁶ до сих пор висят на стенах». Он имеет по-прежнему доступ ко многим коллекциям, памятникам, внимательно следит за книжным рынком и новинками. В письмах упоминаются знаменитые экслибрисисты, собиратели и историки книги: Н.Н.Орлов, М.Я.Лерман, М.И.Чуванов²⁷. Для некоторых из них Пожарский создает экслибрисы: «Занят между делом исполнением экслибрисов, и заказчики стоят в очереди в затылок», — сообщает он племяннику в письме от 2 мая 1932 г., а 1 июля радуется: «Вчера получил прекрасно отпечатанный каталог экслибрисов, которые находятся на международ<ной> выставке в Америке²⁸. Я там представлен 14-ю знаками».

У него новое увлечение — «культурное общество Петербурга первой четверти XIX в.»: он просит Льва Борисовича прислать ему только что вышедший «Пушкинский Петербург» А.Яцевича. Еще просит когда-то обещанную Борисом Львовичем книжку «Анна Петровна Керн»: «Не можешь ли достать в Л<енинграде> и прислать мне труд отца: “А.П.Керн” изд. Собашниковых 1924 г.²⁹ Я ею оч<ень> занимаюсь и из всей литер<атуры> о ней только этого нет вследствие обещания отца твоего прислать эту вещь» (письмо от 24 декабря 1931 г.).

Получив, записывает свои размышления об А.П.Керн и вызванные ее воспоминаниями «мечты о милом Пскове»: «Я книжечку Керн прочел в один прием. Хорошо составлена, и миниатюра удачно воспроизведена, тогда как в других изданиях она совсем не удалась. Наконец, с почина твоего отца А<нне> П<етровне> отведено должное место в Пушкиниане. Хотя она до некоторой степени и сведена с пьедестала идеального, как женщина, на котором находилась в представлении читающей публики конца XIX в., зато выйграла как вполне реальный тип своего времени — “Вавилонской блудницы”. В связи с Пушкиным я всегда интересовался Керн, но литература о ней была оч<ень> бедна, а портретов совсем не было. Конечно, и теперь мы не имеем ее портретов ранней поры увлечения П<ушкина>, когда она была красавица и так расславлена всеми, с кем она встречалась, начиная с Ал<ександра> I и кончая Никитенкой. Но подобные типы воздушных и нежных блондинок быстро увядают, и от прежнего блеска не остается и следа. Такова и А<нна> П<етровна>, особенно достигшая такой глубокой старости. Меня, как псковича, очень интересовали ее воспоминания о прожитых годах во Пскове. Она (в печати) первая пришла в восторг и запечатлела на бумаге красоту окрестностей Пскова, так называемого Корытова на высоком берегу р. Великой с величественным сосновым лесом. Керн удивилась, случайно попав туда во время катанья с “племянничком”³⁰, что псковичи совершенно игнорировали эту чудную, живописную местность в двух верстах от города³¹. Мне же эта местность за знаменитым Мирожским монастырем XII в. очень памятна по детству. Мы жили в 65–66 гг. на Завеличье, и летом отец часто нас троих детей возил туда. Вот видишь, как я разболтался, вспоминая старину; это со стариками бывает! <…> Если ты будешь когда во Пскове, то посвяти ему несколько дней и хорошенько его осмотри и напитайся прошлой стариной нашей и ее ароматом. Карамзин был в восторге от Пскова, и ему хотелось совсем там поселиться в старинном доме, обрамление окна котор<ого> на одном моем экслибрисе. Московский известный архитектор Виноградов³², попав первый раз во Псков, говорил мне потом: “Я просто от восторга ошалел!” Твой дед и прадед часто бывали во Пскове, а последний даже и воспитывался в псковской воен<ной> школе, потом преобразованной в корпус, где я кончил» (письмо датировано январем 1932 г. без указания дня).

Упомянутый экслибрис был исполнен Пожарским в 1926 г. и отослан Борису Львовичу со следующим комментарием: «Тут все, что меня интересует: рус<ская> архитектура, бытовые древности, череп (как археолог) и два памятника моего бытия во Пскове и Москве, — Сухар<ева> Баш<ня> и окно дома Яковлева XVII ст<олетия>³³, зарисованное когда-то мною с натуры. Это тот дом, кот<орый> так нравился Костомарову³⁴, и он говорил, что охотно бы поселился в этих полуразвалинах и так бы жил» (письмо № 51).

Однако наиболее интересно в письмах к Льву Борисовичу подробное описание альбомов Олениных. В письмах к Борису Львовичу упоминаний об этих альбомах нет³⁵, возможно потому, что он был с ними знаком и даже рассчитывал когда-нибудь получить их для Пушкинского Дома. Пожарский пишет: «Скажу, Лева, по секрету, о чем твой отец знал, я в конце концов многие вещи передам в Пушкинский Дом» (письмо от 26 января 1932 г.).

Впервые Пожарский упоминает об альбомах в письме к племяннику от 24 декабря 1931 г.: «Недавно, возясь со своими вещами, попались силуэты из альбомов Оленина: Пушкин, Карамзин, Карамзина, затем один сил<уэт> как будто Керн, а может быть Дельвиг. Какой-то молодой человек и 3 мальчика. Всех 7 силуэтов»³⁶.

По-видимому, силуэты очень заинтересовали Л.Б.Модзалевского. Уже 11 (12?) января 1932 г. по его поручению у Пожарского появляется некто Дм. Ал. Жуков (он-то и привозит хозяину книжку Б.Л.Модзалевского «Анна Петровна Керн») и знакомится с упомянутыми силуэтами: «Д. Ал. только что видел 8 силуэтов, о кот<орых> я тебе писал, и согласился, что один из них Пушкин. Все они, несомненно, сделаны одновременно и одним и тем же мастером, что и помещенный в книжечке, только что присланной тобою. Бюсты у всех силуэтов оканчиваются необычными острыми углами. При исполнении силуэта П<ушкина>, я нахожу, что мастер взял не полный профиль, а потому нос вышел не столь характерный для П<ушкина>, губы, овал и постав головы и курчавые волосы говорят за то, что это П<ушкин>. Делаю далеко не совершенную передачу этих силуэтов, т.е. Пушк<ина>, Карам<зина> и его жены.

Трудность представляет то, что силуэты помещены глубоко в раму, а стекло находится выше плоскости рисунка. Впрочем, когда я пересниму фотографии, то ты, посоветовавшись с пушкинистами, можешь опубликовать; возможно, найдутся знатоки иконографии и определят точнее. Меня оч<ень> интересует, откуда в Пушкинском доме силуэт А.П.Керн³⁷ и из одного ли места он с миниатюрой ее? Впрочем, я вспомнил, миниатюру пожертв<овала> в Пуш<кинский> дом Дараган³⁸».

К письму прилагаются срисованные Пожарским силуэты и приписка: «Срисовано далеко несовершенно, и о сходстве поэтому судить не приходится, но нарисовал, чтобы ты имел понятие об общем виде. Остальные 5 силуэтов изобр<ажают> молодую даму, мол<одого> человека и троих мальчиков. Повторяю, исполнены эти силуэты одним мастер<ом> с силуэтом Керн». Приписка датирована 13 января 1932 г., однако Лев Борисович пребывает в нетерпении и шлет Пожарскому вослед Жукову открытку, где, по всей вероятности, вновь спрашивает о силуэтах. В середине января Модзалевский посещает дядю в Москве, однако увидеть альбомы и силуэты ему не удается: они недоступны по случаю уплотнения хозяина, да и визиты его очень коротки. 26 января 1932 г. Пожарский пишет племяннику: «…Я имел, будучи еще одиноким, 6 больших комнат и постепенно в 1924 г. очутился с женою почти в одной. Силуэты я только случайно извлек уже после твоего посещения меня. Ты застал меня в хлопотах, когда новое дом<овое> правл<ение> хотело у меня отнять одну проходную комнату в конце нашей квартиры, почти сплошь наполненную моими сунд<уками>, ящик<ами> и шкафами. Пришлось на время эту комнату разгрузить немного. Да кроме того 3-ое других жильцов квартиры пользуются моею обстановкой, которая, конечно, в результате перейдет в их собственность. Вот в каком я пиковом положении! Многих любопытных вещей, книг, портретов и картин, не говоря о фарфоре, стекле и вышивках, не вижу 10-12 лет. Это меня больше мучает, чем потеря состояния. Любезный мой, я все собирался сделать тебе укор. Оба приезда твои в Москву прошли для меня с обидою, ты уделил мне только каких-нибудь несколько часов, где же тут собраться с мыслями и поделиться сведениями».

Далее Пожарский обещает сделать фотографии силуэтов «как только посветлеет», а пока приводит очень подробное описание альбомов: «Я отлично понимаю значение моих силуэтов. В 1898 г. я на Сух<аревском> р<ынке> приобрел 3 альбома Оленина Ал<ексея> Н<иколаевича>. Они попали в Москву из Тверской губер<нии> после смерти П<етра> А<лексеевича> Оленина³⁹, кот<орый> был там уездн<ым> предвод<ителем> дворянства⁴⁰. Кто ему наследовал, я не знаю, но альбомы в груде вещей могли попасть в невежественные руки и погибнуть. Два альбома желтой кожи с золотыми тиснениями и бронзовыми ампирными украшениями 10x13 сант<иметров>, а третий альбом черной, как будто бы змеиной кожи с перламутровыми украшениями, обрамленный в сталь тульской работы с миниатюрным замочком. На первой внутр<енней> странице оттиснут герб Оленина и рукою надпись: «Alexis Olenin. 1825 г.»⁴¹. Последний альбом 9x11 с<антиметров>. Первые два альбома были очень рассыпавшиеся, то я принужден был отдать первому в М<оскве> переплетчику Пецману отремонтировать. Замечательно, что приобретенный мною не особенно давно альбом граф<ини> Шуваловой (1825) имел те же размеры и совершенно такое же зол<отое> тиснение по желтой коже, но вместо бронзы по углам 4-ре миниатюры видов Италии в бронз<овых> золоч<еных> рамочках, а посредине бирюзой “Souvenir”, — этот альбом более чем за 100 лет дивно сохранился, но узор тиснения и размеры говорят, несомненно, что альбомы Оленина и Шуваловой исполнял один мастер, очевидно в С.П.Б., хотя альбом Ш<уваловой> и побывал в Италии, судя по содержимым подписям⁴². В одном из этих желтых оленинских альбомов (более ранних, чем черный) и были 8 силуэтов; гравированный еще без подписи, видимо первый оттиск, портрет Крылова по рисунку П<етра> Оленина, с обычной монограммой А.Н.Оленина, гравированный Фридриц’ом. Тут же находилось письмо Крылова к сыну Ол<енина> А<лексею> А<лексеевичу>⁴³ в Англию 1825 г. и три басни Кр<ылова>, им написанные и помеченные 1821 г.⁴⁴; вид Приютина с персонажами — акв<арель> И.Иванова, рисованная с натуры и законченная в Лондоне; внутренний вид гостиной в Приют<инском> доме, акварель кн. Г.Г.Гагарина с изображением присутствующих: А<лексея> Н<иколаевича> Ол<енина>, его жены, дочерей, Крылова, Гнедича, Вигеля и самого Гагарина. Затем карандашный портрет Анны Алекс<еевны> Олениной работы Гагарина 1831 г.; литографиров<анный> портрет Ал<ексея> Н<иколаевича> Олен<нина>, исполненный в Лондоне 1821 г. и нигде не упомянутый, но оч<ень> схожий⁴⁵. Наконец масса цв<етных> гравюр — видов Запад<ной> Европы и особенно ценные — эпизоды путешествия на лошадях в дилижансах и на порж. <нрзб.> охоте. Кроме этого много акварелей и рисунков кн. Гр. Гагарина, Кольмана, А.Брюллова, Васильева, Д. и А. кн. Долгоруких, кн. Львова, кн. Салтыкова, сына Олен<ина> и др. Текст написан по-француз<ски> и по-английс<ки>. Много засушенных цветов, между прочим из сада Валт<ера> Скота и с остр<ова> Елены с могилы Наполеона, вывезенные граф<ом> Литке, предст<авителем> России при перенес<ении> праха Н<аполеона> в Париж⁴⁶. Вот, дорогой Лева, подробный отчет о состоянии и содержании 3-х альб<омов>».

Академически основательного Л.Б.Модзалевского это беглое перечисление, по-видимому, не удовлетворило. Поэтому в следующем письме, от 1 февраля 1932 г., Пожарский возвращается к описанию: «Ты укоряешь меня, что я неточно описал альбом, тогда как я описал тебе три альбома и отметил, что они нумерации листов не имели, к тому же были, особенно два в желтой коже, в рассыпанном состоянии, <…>. Некоторые акварели, особенно нравившиеся мне, я тогда же вставил в рамки 20-х – 30-х гг., чтобы постоянно иметь их перед глазами. В эту категорию попали: два вида Приютина (ты их видал), несколько акварелей кн. Гагарина, Кольмана и других худ<ожников>, а также и силуэты помещены были в одну орехов<ую> рамку овальной формы, в которой они заключены и поныне висят на книжном шкафу; их видел Жуков, и не знаю, что он сообщил тебе по поводу их, что для меня интересно, т.к. он все-таки понимающий человек и особенно обратил внимание на губы и овал головы, говоря, что это пушкинское. Конечно, если бы альбомы были в порядке, то у меня не поднялась бы рука на разрушение первичного состояния их. Даже у черного альбома, который был в относительном порядке я, вынув портреты Крылова (грав<ирован> до подписи) и А.Н.Оленина (литограф<ирован> в Лондоне), оставил в альбоме места, где они были; портреты же вставил в красн<ого> дерева рамки 20-х гг., и они у меня висели в кабинете наряду с Пушк<иным>, Гриб<оедовым>, Карамз<иным> и др<угими> современниками П<ушки>на. Все это отчасти было тебе сообщено. Если мое письмо сохранилось, прочти его еще. Там помещено: 1) внешнее описание альбома, 2) их размеры, 3) имя и герб владельца, 4) способ работы (силуэтов. — Л. А.) — вырезаны из черной бумаги не особенно глянцевой и не матовой, а как бы слегка шагреневой — это характерная бумага нач. XIX ст. кустарного изделия, интересно сравнить бумагу силуэта А.П.Керн. Вообще бумага в альбомах наряду с белой и цветная начала XIX ст<олетия>, но цветной немного. Водяных знаков нет, но попадаются листы с оттиском в углу НI, т.е. Николаевск<ого> времени, т.е. это не бумага альбома, а рисунки на этой бумаге вклеенные <_>. Надо отметить, что почти все акварели и рисунки были исполнены не на листах альбомов, а на наклеенных листках разных размеров. 5) Прочий материал мною был перечислен, но конечно не все, так как он велик, к тому же последующий владелец, а возможно и не один, кое-что, но немного помещали и свои материалы. Я забыл раньше упомянуть, что в альбомах было много гравюр, раскрашенных от руки, и литографий видов городов, местностей, зданий и руин, которые А.А.Оленин видел, путешествуя по Европе в 1825–6 гг. На каждом виде рукой А.А. написано год и число ст<арого> и нов<ого> стиля. Это меня в свое время заинтересовало, и я составил маршрут его путешествия, котор<ый> прилагаю при сем⁴⁷. Посещая кой-кого, Ол<енин> сохранял письма с печатями и их (так! — Л. А.), а также цветы из некот<орых> местност<ей>, так например: из сада Вальтер Скота, тут же великолепный портрет Вал<ьтера> Скота; письмо к Ол<енину> от Крылова, полученное в Англии, над которым покойный В.В.Каллаш у меня кряхтел полдня, чтобы его разобрать (оно помещ<ено> в пол<ном> соб<рании> Крыл<ова> <издательства> “Просвещ<ение>”). В альбоме была и ветка с могилы Наполеона на о. Елены, сорванная гр<афом> Литке в момент перенесения тела в Париж. Видимо, Л<итке> передал О<ленину> для хранения. Я в 1912 г. в числе нескольких десятков предметов, относ<ящихся> к 12 г. выставлял и эту реликвию⁴⁸. В альбоме же вклеен рапорт Николая I, как бригадного командира 2 бр<игады> 1-й гв<ардейской> дивизии, о вступлении этих полков из лагеря в С.П.б. 1825 г.; возможно, что это последний рапорт перед вступл<ением> на престол. Как видишь, материал разнообразный, и хорошо бы было, если бы ты затею свою опубликовать его оставил до мая, когда подробно ознакомился с этим материалом. Как раз сегодня после отправ<ления> тебе открытки я ходил в ближайшую от меня фотографию, но в 4-м этаже прочел: “повильон (так! — Л. А.) по случаю ремонта закрыт”. Идти дальше не мог, т.к. у нас стоят морозы 12° со свирепою метелью, а у меня опять кашель. Так как размер альбомов тебе известен, то набросаю внеш<ний> вид двух желтых и черного⁴⁹.

Теперь самое главное относительно силуэта П<ушкина>. На силуэте он смотрит молодым человеком лет 25–26, так что совершенно соответствует дате альбомов. В этом возрасте портретов П<ушкина> нет. Поэтому силуэт много разнится с предыдущим (лицейским), так и последующими; это конечно вызовет со стороны некоторых несогласие видеть в с<илуэте> П<ушкина>, но черты П<ушкина> с годами оч<ень> менялись, даже портреты ближайшего времени много разнятся (Троп<инина> и Кипр<енского>). Мое же глубокое убеждение, что это не кто иной как П<ушкин>.

Размещены силуэты так: <схема расположения силуэтов, с подписями к ним, в овальном обрамлении: “? мальчик” // “Ан<дрей> Кар<амзин>”, “Н<иколай> Кар<амзин>”, “Пушк<ин>”, “В<ладимир> Кар<амзин>” // “Е<катерина> Кар<амзина>”, “Алекс<андр> Кар<амзин>”, “С<офья> Кар<амзина>?”>».

Как следует из сохранившихся писем, фотографии силуэтов Лев Борисович не получил. В его архиве в Пушкинском Доме их нет. Трудно однозначно определить мотивы медлительности Пожарского. После описания альбомов он резюмирует: «Итак, снять фотографию недолго, но в случае разочарования я не хотел бы быть виноватым введения тебя, так сказать, <в> невыгодную сделку. Буду ожидать последнего твоего подтверждения. Для снимка, вероятно, придется вынуть силуэты из рамки, а они туда основательно заправлены. Затем еще существенный вопрос: всех ли снимать или одного П<ушкина>? Мне казалось бы всех, т.к. при опубликовании может быть найдутся такие пушковеды (так! — Л. А.), кот<орые> укажут, кто моло<дой> человек вверху, а также молодая дама справа, котор<ая,> я предполагаю, что С.Карамзина».

Открытое письмо от 8 февраля 1932 г.: «Дорогой племянник Лева, я только что от фотографа, где просидел час, ожидая очереди. В М<оскве> все фотографии государственные. Управл<ение> ф<отографиями?> за 3 снимка назначает 22 р. <…> Как видишь, все это не так просто и доступно. Вернувшись домой, я разорил рамку с силуэтами, и уже со всей тщательностью срисую через очень тонкую кальку и точно передам оригинал, что без стекла мне не представляется трудным. Завтра же отошлю тебе. По снимку ты уже решишь, стоит ли игра свеч. <…> Фот<ограф> предупредил, что силуэты наклеены на палевую бумагу, а потому на фотографии выйдет фон серый, что отразится на ясности силуэтов».

На следующий день Пожарский вновь возвращается к силуэтам, пытаясь объяснить задержку со снимками и замену их собственным рисунком: «Дорогой племянник Лева, вчера отослал тебе открытку с сообщением о моем визите к фотографу, а сегодня нарисовал в трех экз<емплярах> Пушкина, а также и все 8 силуэтов, как они наклеены на бумагу с палевым оттенком…. Думаю, что теперь ты ясно представишь себе силуэты. За один присест скопировать все то, что посылаю тебе, было не так легко, а при электричестве и не совсем удобно, но все же точность, хотя и не фотографическая, но достигнута, благодаря тому, что оригинал я извлек из рамки, где он был основательно заделан, а стекло отстояло от силуэтов на расстоянии пальца. Конечно, в 3-х рисунках есть маленькая разница, но ты все же, я думаю, уверишься, что это Пушкин, а отсюда выяснишь свои намерения, как поступить с имеющимся у меня материалом. Во всяком случае, до твоего решения я его никому показывать не буду. Сейчас у меня на стене висят 7 портретов П<ушкина>, и какая между ними разница! Профильного же портрета П<ушкина> не существует, а тем более прижизненного, а те, которые последнее время (силуэты) помещали на обложках книг, я нахожу, менее напоминают П<ушкина>, чем мой силуэт. Относительно Карамзина можно тоже сказать, что профильного его портрета нет» (письмо помечено 8 февраля 1932 г.).

Наконец, в одном из последних дошедших до нас писем (за июнь 1932 г.) читаем: «Созерцая свои силуэты, я пришел к заключению, что молод<ая> женщина Соф<ья> Н<иколаевна> Карамзина, а 3 мальчика сыновья Кара<мзиных>: Александр, Андрей и Владим<ир>? Тем более это вероятно, что имеющийся у меня каранд<ашный> профил<ьный> рисунок (в том же Ол<енинском> альбоме) мальчика совершенно похожий на силуэт и подписан “Сашенька”. Остается неизв<естный> молод<ой> человек. Сам горю нетерпением выслать тебе снимки. Хотел показать их Цявловскому⁵⁰, но не хочу прежде показа тебе». Возможно, Пожарскому было трудно оторвать силуэты от себя и пустить их, так сказать, в свободное плавание. Впрочем, говоря его словами, это «экскурсия в область догадок». Тем не менее силуэт Пушкина Пожарский дал скопировать Э.Ф.Голлербаху: в 1933 г. Ленинградское общество коллекционеров выпустило его книжку «Литература о Детском Селе»⁵¹, обложка которой была украшена силуэтом Пушкина из альбома Олениных. На обороте титула значилось: «На обложке — неизданный силуэт А.С.Пушкина из альбома А.Н.Оленина (собрание А.К.Пожарского)». В 1937 г. он был еще раз воспроизведен Голлербахом в альбоме «Пушкин в изобразительном искусстве» с примечанием, отсылающим к собранию Пожарского, и следующим комментарием: «Вероятно, это работа светского любителя, одного из многих силуэтистов начала прошлого века, усердно украшавших “великолепные альбомы, мученье модных рифмачей”»⁵².

Возможно, решение опубликовать силуэт обусловлено появлением в продаже низкопробных портретных изображений поэта. В мае 1932 г. Пожарский писал Льву Борисовичу: «В Москве во многих магазинах появились погрудные бюстики Пушкина довольно незамысловатого большевистского производства. Но, Боже, на что и на кого он похож! Когда будешь в М<оскве>, удостоверься. Не то я видел в Германии, где бюсты всех размеров Гете, Шиллера, Гейне и др. так сходственно, изящно и оч<ень> дешево распространяются среди широкой публики. Посмотрев с грустью на этого Пушкина, я невольно подумал о наших потугах в определении силуэта П<ушкина>».

На этом история принадлежавших Пожарскому альбомов Олениных обрывается, чтобы начаться вновь, уже в наше время.

В 1959 г. в молодой московский Государственный музей А.С.Пушкина (ГМП) от В.Г.Данилевского поступил альбом А.А.Оленина (протокол № 6, п. 22, от 9 февраля 1959; инв. 243/ОР71/1-67). В музейном паспорте записано следующее: «По словам Я.Г.Зака⁵³, Пожарский был крупным коллекционером <…>. В конце 19 в. купил у кого-то из Олениных много семейных альбомов с рисунками, обращался с ними варварски: вырывал из них отд<ельные> листы и вклеивал другие, часть продавал поодиночке, иногда даже дорисовывал сам. Продавал их в течение 20 лет. Несколько альбомов продано в ВМП».

Публикация писем Пожарского к Модзалевским позволяет исправить эту во многом несправедливую характеристику. Во-первых, альбомы были куплены не у Олениных, а на Сухаревском рынке.

Во-вторых, находились «в рассыпанном состоянии», что «вынудило» Пожарского отдать в реставрацию обложки. Вынув, окантовав и повесив на стены своего кабинета отдельные листы, он «оставил в альбоме места, где они были». Он ничего не вклеивал в альбомы: в письме к Льву Борисовичу он как раз указывает на подобные вмешательства поздних владельцев. Впрочем, так было принято: наследники продолжали заполнять семейные альбомы.

И, безусловно, Пожарский ничего не продавал — он страстно любил свое собрание. В письме к Борису Львовичу от 5 мая 1927 г. он писал: «…я никогда не предполагал свои скромные собрания никому в наследство оставлять и самому проедать, что и доказал в голодные, лихие годы» (письмо № 55).

ВМП (Всесоюзный, сейчас — Всероссийский музей А.С.Пушкина) при жизни Пожарского не существовал (был создан в 1953 г.). В инвентарных книгах ВМП не значатся материалы, поступившие от Пожарского. Впрочем, мне удалось найти след его коллекции в собрании этого музея. В письме к Борису Львовичу от 12 марта 1911 г. Пожарский упоминает свое новое приобретение: «Акварель Кольмана (современника Пушкина) Татьяна в саду на скамейке с книгою». Сегодня эта акварель под названием «Неизвестная в саду» помещена в посвященный Олениным раздел экспозиции на Мойке, 12. Она поступила в музей в 1958 г. через закупочную комиссию от того же В.Г.Данилевского как работа К.И.Кольмана. Подписи художника не имеет. Датируется 1830–1840-ми гг. По утверждению бывшего владельца, происходит из альбома Олениных. Музейная легенда долгое время отождествляла изображенную с одной из сестер Олениных.

Альбом из ГМП — это третий из описанных Пожарским альбомов. Привожу описание, сделанное вскоре после его поступления в музей: «Переплет 19x24,3; Л: 18,5x23,5⁵⁴. Всего в альбоме 67 ед. изобр<азительных> материалов: 57 ориг<инальной> гр<афики>; 1 масло, 6 гравюр, 2 литогр<афии>, 1 репродукция. Переплет<ен> черн<ой> кожей с метал<лическим> окладом и замком (сломан) с перламутр<овой> инкрустацией, оборот перепл<ета> и форзац обклеены бел<ой> муаровой бумагой. На обороте форзаца экслибрис “Из книг А.К.Пожарского”. Листов 96 (93 нумеров<анных> + 1 форзац + 2 изъятых — 82а и 1а). Ряд листов чистые. Лист 68 — наклеены автографы разн<ых> лиц (подписи) на отд<ельных> кусочках бумаги, 8 вклеек; то же на л. 88 — 6 вклеек; на листе 74 автограф Александра I (вклейка): “Статс-секретарю Оленину” с грифом росчерком. Л. 82а — с пришитыми засушен<ными> растениями из сада Вальтера Скотта изъят из альбома и заинвентаризирован в кач<естве> отд<ельной> ед. хр. (КП-2432/п1015). Лист 1а — сцена охоты (акв.) в эксп<озиции> VI зала».

До недавнего времени альбом А.А.Оленина не привлекал особого внимания хранителей и не публиковался. В 2013 г. в числе более 40 альбомов из собрания ГМП он был представлен на выставке «Альбомы нынче стали редки», проходившей в музее на Пречистенке. В сопровождавшем выставку каталоге ему уделено особое место. Хранитель музейных фондов и автор вступительной статьи Лидия Александровна Карнаухова, любезно предоставившая мне возможность работать над альбомом, пишет: «Трудно переоценить художественную и историко-документальную ценность альбома, принадлежавшего Алексею Николаевичу Оленину <...>, президенту Императорской Академии художеств (с 1817), директору Императорской Публичной библиотеки (с 1811), археологу, историку, палеографу, знатоку и собирателю древних рукописей, художнику, автору работ по искусству и литературе; члену Государственного совета (с 1827). С конца XVIII века и на протяжении нескольких десятилетий дом Олениных был центром литературно-художественной жизни Петербурга. В Приютине, загородной даче Олениных под Петербургом, бывали: И.А.Крылов, К.Н.Батюшков, В.А.Жуковский, А.С.Грибоедов, М.И.Глинка, Е.С.Семенова, И.А.Сосницкий, О.А.Кипренский, А.П. и К.П. Брюлловы, К.К.Гампельн и многие другие. В 1827–1828 годах частым гостем здесь был А.С.Пушкин, влюбленный в дочь Оленина, Анну»⁵⁵. Далее автор статьи перечисляет наиболее интересные листы, украшенные рисунками близких к дому Олениных художников (А.П.Брюллова, Г.Г.Гагарина, К.К.Гампельна) или несущие на себе автографы исторических деятелей оленинского окружения (Александра I, А.Х.Бенкендорфа, барона М.Корфа, кн. Д.В.Голицына).

К сожалению, эта характеристика альбома не свободна от некоторых досадных неточностей. Прежде всего, он принадлежал не Алексею Николаевичу Оленину, а его младшему сыну Алексею Алексеевичу, о чем свидетельствуют его собственноручная надпись на форзаце: «Alexis Olenin. 1825» и оттиск гербовой печати с именем в бандероли: «А.А.Оленинъ». Внешний вид альбома полностью совпадает с описанием и рисунком в письме Пожарского. В нем нет автографов, за исключением подписей наиболее замечательных, по мнению Алексея Алексеевича, корреспондентов его отца. Кроме уже указанных, в альбом вклеены автографы Ивана Ивановича Дмитриева; принца Александра Вюртембергского; генерала от кавалерии, московского генерал-губернатора Ивана Пестеля; министра двора князя П.М.Волконского; генерал-губернатора Финляндии Арсения Андреевича Закревского; министра внутренних дел Осипа Петровича Козодавлева и др. Автографы эти, по всей видимости, были вырезаны Алексеем Олениным из писем и частично им проаннотированы: в некоторых случаях карандашом указаны должности корреспондентов и всюду проставлены даты писем. Автограф И.И.Дмитриева помечен 1811 г., Ивана Пестеля, отца декабриста, — 1818-м, императора — 17 марта 1825 г., самый поздний — Бенкендорфа — 1840 г. По всей видимости, подобное обращение с архивом отца А.А.Оленин смог себе позволить лишь после его смерти в 1843 г.

Начало заполнения альбома — 1825 г. Возможно, альбом мыслился отправлявшимся в заграничный вояж Олениным как путевой. Однако невозможно проследить последовательность появления на его листах тех или иных изображений. Постепенно он превратился в собрание памятных рисунков, набросков известных художников и замечательных автографов.

Наклеенные на страницы альбома рисунки и гравюры часто снабжены надписями Алексея Алексеевича. Среди прочего в нем находятся 2 карандашных рисунка Александра Брюллова (сцены итальянской жизни)⁵⁶. На каждом из них чернилами надпись рукою Алексея Оленина: «Alexandre Brulow». Со времени обучения в Академии художеств Александр Брюллов, как и его брат Карл, был близок к дому Олениных. Им были исполнены акварельные портреты А.Н.Оленина (1831), А.А.Оленина и его жены Александры Андреевны, урожденной княжны Долгоруковой (не ранее 1833). В альбоме находятся 1 акварель и 2 рисунка кн. Г.Г.Гагарина. Акварель изображает женщину в восточном костюме и несет на себе монограмму художника «P.G.G.». Рисунки же подписаны полным именем «P. Gr. Gagarin» — подписи, скорее всего, сделаны также владельцем альбома. На одном изображен гарцующий всадник, на другом загадочная сцена представляет юную девушку у открытого окна, держащую на коленях раскрытый альбом. У ее ног примостился босоногий арапчонок (?). За окном — крепостная стена и купол католического собора. Вся композиция заключена в барочную раму. Справа изображен ухмыляющийся крылатый черт с раскрытым зонтиком. Под изображением подпись: «P. Gr. Gagarin delineavit. Priutino. 18 mai 183<_>» (последняя цифра на краю листа оторвана). Рисунок выполнен в той же манере, в какой исполнены многие рисунки Гагарина 1830-х гг., в частности, виньетки для «Руслана и Людмилы» А.С.Пушкина.

Особенный интерес представляет рисунок Карла Гампельна, датированный 1820 г.⁵⁷ В судьбе этого замечательного глухонемого художника А.Н.Оленин сыграл важную роль: приехав в Петербург в 1817 г., братья Карл и Егор Гампельны нашли в его доме «тихое пристанище», находясь на его попечении около 8 лет. Жизнь в доме Оленина, безусловно, сыграла огромную роль в формировании К.Гампельна. «Если природный недостаток и ограничивал личное общение, то общая атмосфера высокой художественной культуры не могла не воздействовать на художника»⁵⁸.

Оленин высоко ценил возможности Гампельна по части гравирования, содействовал его определению преподавателем рисования и гравирования в Училище глухонемых. Жизнь приютинского общества нашла отражение в творчестве художника. Гампельн, конечно же, не мог не оставить следов и в альбомах Олениных⁵⁹. Рисунок из альбома Алексея Алексеевича изображает старого сгорбленного беззубого господина в треуголке поверх ночного колпака, в очках и с палкой в руке, за спиной которого молоденькая девушка прикладывает палец к губам. Жест барышни может указывать на глухонемоту изображенного. В левом нижнем углу трудно читаемая подпись карандашом: «Hampeln // 1820 Barbe ». На наш взгляд, рисунок можно определить как шаржированный автопортрет художника, представившего себя в старости. Это становится очевидным при сравнении его с известным «Автопортретом с палитрой» К.Гампельна (1820-е гг., ГРМ)⁶⁰. Заметим здесь, что в альбоме Олениных из собрания Пушкинского Дома находится вырезанное по контуру, также шаржированное изображение Анны Алексеевны Олениной, лицо которой полностью скрывают поля шляпы, подписанное «Hampeln // Annet Olenin» (ПД/И-49561).

Замечательный, мастерски исполненный рисунок, изображающий пожилого персиянина в традиционной одежде с бумажным свитком за поясом, принадлежит перу сэра Роберта Кер Портера и сопровождается подписью: «A Persian. Robert Ker Porter to his friend Alexis Olenin. 1825»⁶¹. В 1817–1820 гг. он совершил экспедицию на восток, результатом которой стала книга «Путешествие по Грузии, Персии, Армении и Древнему Вавилону» (1820–1821)⁶². В качестве иллюстраций в ней использованы награвированные «археологические рисунки» Кер Портера, фиксировавшего во время поездки, по просьбе А.Н.Оленина, древние памятники с максимальной точностью. В предисловии к книге Кер Портер благодарит Оленина за ценные советы, цитирует его письмо, ставшее для автора руководством в работе⁶³. По всей видимости, Алексей Алексеевич во время пребывания в Англии в 1825 г. по-родственному навестил Кер Портера, свидетельство чему — вклеенный в альбом рисунок.

Описывая содержимое альбома, Л.А.Карнаухова упоминает среди прочего «изображение Иисуса Христа, подписанное монограммой с переплетенными буквами “А” и “О”, за которой скрывается сам владелец альбома». Однако подпись под карандашным рисунком иная: «Alexis Olenin». Рисунок представляет собой карандашный вариант копии фрагмента картины Винченцо Камуччини с изображением головы Спасителя. Пастельную копию во время путешествия по Италии в 1818–1819 гг. исполнил Петр Оленин (Музей-усадьба «Приютино»).

На один из первых листов наклеен помещенный в рамку золотой тисненой бумаги портрет молодого Павла Дмитриевича Соломирского, датированный 1821 г.⁶⁴ Подпись: «N. Kisieleff», возможно, принадлежит Николаю Дмитриевичу Киселеву (1802–1869) — надворному советнику, дипломату, а в молодости — члену сложившегося в Петербурге весною 1828 г. дружеского кружка, в который входили А.А.Оленин, А.С.Пушкин, кн. П.А.Вяземский, А.С.Грибоедов, А.Мицкевич, кн. С.Г.Голицын и др.; одному из предполагаемых претендентов на руку А.А.Олениной⁶⁵. 11 рисунков князей Александра и Дмитрия Долгоруковых⁶⁶ указывают на их, возможно, дружеские отношения с хозяином альбома.

В альбоме сохранились 5 гравюр с видами Англии и Шотландии, в нижнем левом углу которых — даты посещения изображенных достопримечательностей, проставленные А.А.Олениным. Все они относятся к сентябрю-октябрю 1825 г. На одной из гравюр и были обозначены дни, проведенные в обществе Вальтер Скотта: 25 сентября (4 октября), 1 (13 октября), 2 (14 октября) 1825 г.

На память об этом общении в альбом вклеены засушенные растения из сада В.Скотта с подписью: «Donne par Sir Walter Scot а Alexis Olenin dans son jardin d’Abbotsford le 2/14 Octobre 1825…» (Подарены сэром Вальтером Скотом Алексею Оленину в его саду в Абботсфорде 2/14 октября 1825). Судя по реконструкции маршрута его путешествия, предпринятой Пожарским, гравюр было значительно больше, в том числе с видами Швейцарии и Германии.

Два других альбома — не сохранились. До нас дошли лишь отдельные листы. Они многократно воспроизводились. Но их происхождение из альбомов Олениных, принадлежавших Пожарскому, не было известно даже их сегодняшним владельцам. В ГМП они поступили уже из третьих рук. Только фамилии последних владельцев и зафиксированы в музейных документах. Именно изучение писем Пожарского к Л.Б.Модзалевскому восполняет пропуск в истории бытования известнейших в изобразительной пушкиниане графических листов.

В 1961 г. ГМП приобрел у гражданки Т.А.Млодзеевской карандашный рисунок Г.Г.Гагарина 1833 г., изображающий Анну Алексеевну Оленину в ее комнате в Приютине. Этот лист называет Пожарский в письме от 26 января 1932 г.: «...карандашный портрет Анны Алекс. Олениной работы Гагарина 1831 г.». Впервые он был воспроизведен в 1899 г. в альбоме Пушкинской выставки в Москве, куда был предоставлен А.К.Пожарским (табл. 44).

У той же Т.А.Млодзеевской ГМП была приобретена и акварель, ныне известная как «Гостиная в доме Олениных» и датируемая 1820-ми гг. Подпись художника отсутствует. Несомненно, именно ее описывает Пожарский в том же письме («внутренний вид гостиной в Приют<инском> доме» и т.д. — см. выше). Перечень изображенных лиц, конечно, составлен самим Пожарским, авторство Гагарина, по всей видимости, домыслено. Изображенный интерьер — никак не приютинский, а, скорее всего, петербургской гостиной Олениных.

В том же 1961 г. у гражданки Л.С.Ретковской ГМП приобрел «Вид Приютина» (1825), исполненный Иваном Алексеевичем Ивановым и отосланный Алексею Алексеевичу Оленину в Англию. По верхнему краю листа А.А.Оленин сделал приписку: «Recu а Londres 26/14 octobre 1825» (Получил в Лондоне 26 (14) октября 1825). Этот лист, по всей видимости, происходит из описываемого здесь альбома А.А.Оленина.

А.К.Пожарский не вполне точно определяет его как «вид Приютина с персонажами» (см. выше). Обе предоставленные А.К.Пожарским акварели также были впервые воспроизведены в альбоме Пушкинской выставки в Москве в 1899 г. (табл. 45).

В письме к Б.Л.Модзалевскому от 5 мая 1927 г. Пожарский писал: «Напрасно, Боря, ты думаешь, что я не обдумал о судьбе моих собраний; более того, мне пришлось уже два раза перерешать мои решения вследствие перемены внешних обстоятельств. Мне приходится теперь видеть горькую участь коллекций, казалось бы, в свое время нашедших себе надежный приют в государ<ственных> хранилищах. Не подразумеваю только что выкраденных шедевров из Моск<овского> музея изящн<ых> искусств и вееров из Эрмитажа⁶⁷, а также грабежа драгоценностей из патриаршей ризницы. Имею в виду более скромные коллекции. <…> Хотя мне и много лет, но я их еще не чувствую и надеюсь, успею приютить свои детища. Впрочем, все под Богом ходим» (письмо № 55).

Жизнь Александра Константиновича Пожарского имела печальный, а судьба его коллекции — трагический конец. На обороте его фотографии, хранящейся в РГАЛИ, в фонде режиссера Андрея Владимировича Фролова, рукою последнего сделана следующая надпись: «Александр Константинович Пожарский. 1857(?)–1942. Служил во 2-ом Ростовском Гренадерском полку, перед Революцией вышел в отставку, после заведовал книжным киоском в Академии Ген. Штаба. Всю жизнь собирал, собирал всё, поддающееся собиранию, — превратился в конце жизни в старьевщика. Кончил жизнь на Канатчиковой Даче. Наряду с хорошими вещами собирал барахло, жил на Мещанской, около Сухаревки, где был своим человеком. Ex-libris’ы клеил всюду, сам их рисовал. После его смерти наследники ликвидируют его (так! — Л. А.) — тогда я и “познакомился” с ним. Июль 1945. А.Фролов»⁶⁸.

Сегодня на книжных аукционах время от времени попадаются книги с экслибрисами и владельческими надписями Пожарского. Автор этой статьи надеется, что его письма, представленные здесь лишь отчасти, помогут отыскать и другие следы его «ликвидированного» собрания в музейных, архивных и частных коллекциях.

Примечания

1 См., напр.: Стояновский Н.И. 1) Алексей Николаевич Оленин, 1763–1843 // Русская старина. 1875. Т. 14, окт. С. 280–296; 2) Очерк жизни Алексея Николаевича Оленина. СПб., 1881; Кубасов И.А.

А.Н.Оленин // Русский биографический словарь. [Т. XII]: Обезьянинов — Очкин. СПб., 1905. С. 215–224; Аронсон М., Рейсер С. Литературные кружки и салоны. Л., 1929. С. 145;

Литературные салоны и кружки. Первая половина XIX в. / Под ред. Н.Л.Бродского. М.; Л., MCMXXX;

Прийма Ф.Я. Пушкин и кружок А.Н.Оленина // Пушкин: Исследования и материалы. М.; Л., 1958. Т. 2. С. 229–246;

Голубева О.Д. А.Н.Оленин. СПб., 1997;

Молева Н.М., Белютин Э.М. Русская художественная школа первой половины XIX века. М., 1963; Гиллельсон М.И. Молодой Пушкин и арзамасское братство. Л., 1974;

Ключевский В.О. Алексей Николаевич Оленин // Ключевский В.О. Неопубликованные произведения. М., 1983. С. 130–132; Тимофеев Л.В. В кругу друзей и муз: Дом А.Н.Оленина. Л., 1983;

Евсеева М.К. А.Н.Оленин // Русские писатели, 1800–1917: Биогр. словарь. Т. 4: М–П. М., 1999. С. 419–423;

Созинова С.Ф. Общественная и научная деятельность А.Н.Оленина // Государство, политика и идеология в античном мире. Л., 1990. С. 171–197;

Лебедев Г.С. История отечественной археологии, 1700–1917 гг. СПб., 1992. С. 68–80;

Тункина И.В. А.Н.Оленин и древности Южной России // Санкт-Петербург и отечественная археология: (Историогр. очерки). СПб., 1995. С. 18–27;

Агамалян Л.Г. А.Н.Оленин. За парадным фасадом удачной карьеры // Новый журнал. 1997. № 1. С. 68–79;

Оленина А.А. Дневник. Воспоминания / Сост., публ. и коммент. Л.Г.Агамалян, В.М.Файбисовича. СПб., 1999;

Файбисович В.М. Алексей Николаевич Оленин. СПб., 2006;

Тимофеев Л.В. Приют, любовью муз согретый. СПб., 2007;

Приютино. Антология русской усадьбы / Сост. и коммент. Л.Г.Агамалян и И.С. Ефимова; Вступ. ст. Л.Г.Агамалян. СПб., 2008.

2 Ключевский В.О. Алексей Николаевич Оленин. С. 130.

3 Дневник Анны Алексеевны Олениной (1828–1829) / Предисл. и ред. О.Н.Оом. Париж, 1936. С. XXXVII.

4 Там же. С. XXXIX–XL.

5 См. также: Агамалян Л.Г. А.А.Оленинойв альбом // Новый журнал. 1995. № 3 (20). С. 91–94.

6 См. о нем примеч. 39.

7 РО ИРЛИ. Ф. 274. Оп. 1. № 398. С. 50–52.

8 Василий Яковлевич Аткинсон (1791–20.10.1844) — сын английской гувернантки, 15 лет жившей в семье А.Н.Оленина и скончавшейся в его доме. Служил в Императорской публичной библиотеке с 1810 г.: сначала в должности старшего писца, затем (с 1816 г.) — помощником библиотекаря, с 1828 г. — библиотекарем. В апреле 1844 г. подал прошение на высочайшее имя с просьбой принять его и членов его семьи в российское подданство. Жена — Екатерина Францевна Аткинсон. В 1836 г. Е.М.Оленина подала прошение на имя императора о разрешении совершить дарственную запись на часть Приютина в пользу В.Я.Аткинсона с женою. См.: Приютино. Антология русской усадьбы. С. 276–277.

9 См.: Тимофеев Л.В. Старый оленинский альбом // Мир музея. 2000. № 1. С. 57–62.

10 Александр Алексеевич Оленин (1865–1944) — внук Петра Алексеевича Оленина, сын Алексея Петровича Оленина (р. 26.01.1833) и Варвары Александровны, урожд. Бакуниной; композитор, пианист, собиратель музыкального фольклора, заслуженный деятель искусств РСФСР. Учился в Петербурге у М.А.Балакирева. Занимался обработкой русских народных песен. После революции жил в Касимове, стал основателем и руководителем оперной труппы при Касимовском народном театре. Брат знаменитой камерной певицы Марии Алексеевны Олениной-Д’Альгейм.

11 Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1996 год. СПб., 2001. С. 15–571.

12 Их бабушки: Александра Кузьминична и Ольга Кузьминична Кудряевы были родными сестрами. Мать Пожарского, Вера Львовна, урожденная Вельяшева (1837?–1912), приходилась двоюродной сестрой отцу Бориса Львовича, Льву Николаевичу Модзалевскому. Пожарский обучался в Псковской военной гимназии (с 1882 г. — Псковский кадетский корпус), откуда вышел в Санкт-Петербургский полк короля Прусского, позже л.-гв. Петроградский полк, расквартированный в Варшаве. В 1889 г. он женился на Марии Николаевне Малаховой, дочери начальника 1-й гвардейской пехотной дивизии (по другим источникам — командира Гренадерского корпуса) Николая Николаевича Малахова, впоследствии генерала от инфантерии, в 1905–1906 гг. командующего войсками Московского военного округа. Можно предположить, что не без протекции тестя Пожарский был переведен во 2-й Ростовский Его Императорского Высочества Великого Князя Михаила Александровича гренадерский полк, расквартированный в Москве. В 1909 г. он состоял в чине капитана. В это время с ним произошло несчастье: 30 января 1908 г. его лошадь, поскользнувшись на трамвайных рельсах, упала, подмяв под себя седока, затем вскочила и понесла, потащив по земле застрявшего ногою в стремени Пожарского и раздробив ему лицо. После долгой болезни, в 1911 г. он вышел в отставку полковником, будучи «награжден мундиром и полною пенсиею по болезни».

13 См.: Письма А.К.Пожарского к Б.Л.Модзалевскому / Публ. Л.Г.Агамалян // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 2015 г. СПб., 2016. С. 47–138. Цитаты из писем к Б.Л.Модзалевскому приводятся с указанием номера письма в данной публикации.

14 Книжные знаки Александра Константиновича Пожарского / Вступ. ст. Б.Э.Кунина, ст. и оформ. Б.М.Джиндо. М., 2012. [6 с.], [26 отд. л. ил.].

15 Б.Л.Модзалевский неоднократно обращается к брату за справками по истории старой Москвы.

16 Вышивки из собрания Пожарского узнаваемы: имеют на себе знак, «изображающий девушку в русском костюме за пяльцами» и надпись «Из собрания А.К.Пожарского» с поставленным от руки порядковым номером (см.: Юрова Е.С. Старинные русские работы из бисера // Панорама искусств: [Сб. статей и публикаций]. Вып. 11. М., 1988. С. 56). В одном из первых исследований о бисере сообщалось: «В 1916 г. галерея Лемерсье в Москве устроила на одной из своих выставок отдел бисера, составленный главным образом из коллекции А.К.Пожарского» (см.: Дудорева В.А. Бисер в старинном рукоделии. М., 1923. С. 7).

17 Полн. собр. соч. И.А.Крылова. Т. I. СПб., 1904 (вкладные листы между с. 194 и 195). В связи с утратой автографа эти снимки сегодня являются единственным источником текстов басен «Плотичка» и «Овца».

18 Публикуя в 1917 г. материалы для биографии Ап. Григорьева, В.Н.Княжнин благодарит «московского собирателя русской старины» А.К.Пожарского, «энергии которого исключительно издание обязано получением снимков григорьевского дома, а также за розыск неизвестных стихотворений Григорьева, его писем и проч.» (Аполлон Александрович Григорьев. Материалы для биографии / Под ред. Влад. Княжнина. Издание Пушкинского Дома при Академии наук. Пг., 1917. С. IX).

19 В 1925 г. Л.Б.Модзалевский, закончив факультет языкознания и материальной культуры Ленинградского университета, поступил на службу в архив Академии наук, где работал до конца жизни. В декабре 1933 г. был приглашен на должность ст. научного сотрудника ИРЛИ, где стал первым штатным хранителем Пушкинского фонда. В 1937 г. в соавторстве с Б.В.Томашевским составил научное описание рукописей Пушкина, хранящихся в Пушкинском Доме (Рукописи Пушкина, хранящиеся в Пушкинском Доме. Научное описание. М.; Л., 1937).

20 Нина Львовна Модзалевская (1881 — не ранее 1932) — младшая сестра Б.Л.Модзалевского, в первом браке (1904–1915) Энкель, во втором — Лаврентьева.

21 Владимир Степанович Савонько (1877–1936/1937) — бессменный председатель Ленинградского общества экслибрисистов (ЛОЭ), существовавшего в 1922–1930 гг. Коллекция экслибрисов Савонько, насчитывающая около 10 000 единиц, хранится в отделе эстампов в РНБ.

22 Эрих Федорович Голлербах (1895–1942) — библиофил, литературовед, искусствовед, художник-иллюстратор, писатель, один из организаторов Ленинградского общества библиофилов. В 1921–24 гг. работал в Русском музее, в 1933 г. арестован по обвинению во «вредительской деятельности», до 1935 г. — в заключении. Опубликовал ряд исследований, сыгравших важную роль в развитии отечественного искусствоведения, монографий и статей о книжных графиках: М.В.Добужинском, Г.И.Нарбуте и др.

23 Ленинградский губернский отдел Всесоюзного филателистического общества. ВФО (оно же ВОФ) было создано в 1923 г., в конце 1930-х гг. фактически прекратило свою деятельность.

24 Письма А.К.Пожарского к Л.Б.Модзалевскому здесь и далее цит. по: РО ИРЛИ. Ф. 187. Фонд находится в состоянии обработки, документы еще не имеют номеров хранения. Цитаты в тексте сопровождаются указанием даты письма.

25 В письме от 26 января 1931 г. Пожарский пытается выстроить свою родословную.

26 14-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции 1917 г.

27 Николай Николаевич Орлов (1898–1965) — член РОДК, исследователь книжных знаков, член ЛОЭ, автор трудов по библиографии, книговедению и экслибрисоведению, владелец коллекции экслибрисов (около 6000 экз.) и одной из замечательных русских библиотек, посвященной проблемам книговедения; Михаил Яковлевич Лерман (1884–1942) — библиофил, коллекционер и исследователь экслибрисов, член ЛОЭ, его коллекция русских художественных и гербовых экслибрисов (около 4 000) была передана его вдовой в дар ГПБ (РНБ); Михаил Иванович Чуванов (1894–1988) — библиофил, член Русского библиографического общества при Московском университете, Общества изучения русской усадьбы, общества «Старая Москва», обществ экслибрисистов, книголюбов и др. Особенно известна его коллекция древнерусских рукописных книг XV–XVII вв. (ныне в РГБ и в БАН).

28 5-я Международная выставка экслибрисов состоялась в Лос-Анджелесе в 1930 г.

29 Модзалевский Б.Л. Анна Петровна Керн. По материалам Пушкинского Дома. Л., 1924.

30 Речь о племяннике мужа Анны Петровны Павле Керне.

31 См.: Керн А.П. Дневник для отдохновения. Запись от 20 июня 1820 г. // Керн А.П. Воспоминания. Дневники. Переписка. М., 1989. С. 172.

32 Николай Дмитриевич Виноградов (1885–1990) — русский и советский архитектор, реставратор, фотограф и коллекционер. Был инициатором обследования городской застройки для выявления ценных деревянных зданий; с 1925 г. занимался реставрацией в Москве. В 1947–1957 гг. создал Государственный музей русской архитектуры при поддержке А.В.Щусева (ныне Гос. научно-исследовательский музей архитектуры им. А.В.Щусева) и был первым его директором. В годы Первой мировой войны фотографировал во Пскове памятники древнерусской архитектуры.

33 Дом Яковлева во Пскове (Советская ул., 50). Палаты построены в середине XVII в. купцом Фомой Меншиковым. В начале XVIII в. были куплены купцом Никифором Ямским. Во второй пол. XIX в. принадлежали купцу Яковлеву. Единственное во Пскове старинное здание с богато декорированными перспективными наличниками окон.

34 Николай Иванович Костомаров (1817–1885) — русский историк, публицист и поэт, член-корреспондент Императорской Санкт-Петербургской академии наук.

35 Если не считать описания автографов И.А.Крылова, сохранившихся в одном из альбомов, в письме от 4 апр. 1903 г. (письмо № 1). Однако при этом сам альбом не упоминается.

36 Пожарский ошибается в подсчете — всего 8 силуэтов.

37 Силуэт А.П.Керн был обнаружен Б.Л.Модзалевским в 1902 г. в Тригорском и впервые воспроизведен им в сб. «Пушкин и его современники. Материалы и исследования» (Вып. V. СПб., 1907) со следующим пояснением: «Силуэт был сделан в 1825 г., о чем свидетельствует надпись на обороте, сделанная рукою Алексея Николаевича Вульфа». В собрании Музея-заповедника «Михайловское» сегодня находятся силуэтные портреты Евпраксии Николаевны и Анны Николаевны Вульф (бумага, тушь; 1-я треть XIX в.; 10Ч14). Силуэты были найдены Б.Л.Модзалевским там же, в Тригорском, на чердаке и находились прежде в Пушкинском Доме (ПД/И-85), откуда были переданы Всесоюзному Пушкинскому комитету в 1936 г. (Акт от 30.11.1936). В 1946 г. были переданы в Михайловское. Бюсты у силуэтов оканчиваются острыми углами, как и бюст силуэта Анны Петровны Керн.

38 Аглая Александровна Кулжинская — внучка А.П.Керн, в 1907 г. — драматическая актриса, выступавшая под фамилией Дараган; сохранившийся у нее миниатюрный портрет А.П.Керн она передала в Пушкинский Дом. Сегодня находится в ВМП.

39 Петр Алексеевич Оленин (1794–1868) — средний сын А.Н.Оленина, участник Отечественной войны и заграничных походов в составе л.-гв. Семеновского полка, полковник Корпуса инженеров путей сообщения, художник-любитель, портретист, почетный вольный общник Академии художеств. Жена — Мария Сергеевна Львова (1810–1899) — дочь новоторжского предводителя дворянства Сергея Дмитриевича Львова и Татьяны Петровны, урожд. Полторацкой. В 1833 г. вышел в отставку генерал-майором; впоследствии жил в Тверской губернии, где в 1835 г. основал усадьбу Машук, названную по имени его жены.

40 П.А.Оленин не был уездным предводителем дворянства. Касимовским уездным предводителем дворянства в 1875–1877 гг. был его старший сын Алексей Петрович (1833–1910).

41 Слева на полях письма рисунок герба из альбома с поясняющей подписью: «2 медведя щитодержатели и в гербе медв<едь> с человек<ом> с поднятыми руками».

42 Альбомы, несомненно, составляли интереснейшую часть собрания Пожарского. В письме к Б.Л.Модзалевскому в апреле 1927 г. он писал: «…Мне подвернулась покупка 8 фамильных альбомов, некоторых оч<ень> роскошных с миниатюрами на крышках и внутри крупных художников и интересными автографами, между которыми Крылова (басня “Муха и пчела”), Жуковского, Сологуба, кн. В.Долгорукова и мн. др. Все это помечено 20-ми годами на бумаге с водяными знаками 11–25 гг. Заплатил 125 р. Многие рисунки и подписи интересны с бытовой стороны того времени, например, портреты собак Платона Зубова. Есть портреты, и даже миниатюрные вышивки шелком. Ты поймешь мой восторг» (письмо № 54).

43 Алексей Алексеевич Оленин (1798–1854) — младший сын А.Н.Оленина, в 1817 г. выпущен из Пажеского корпуса прапорщиком в Гвардейский Генеральный штаб; в 1825 г. произведен в капитаны; в 1827 г. по болезни уволен в отставку. В дальнейшем — чиновник Азиатского департамента МИД, Департамента уделов, Министерства юстиции и др. ведомств; дослужился до действ. стат. сов. Жена — Александра Андреевна, урожд. княжна Долгорукова (ум. 18.12.1859). Член Союза благоденствия, после роспуска Союза от движения отошел. В мае 1825 г. ушел в долгосрочный отпуск для лечения за границей: в Англии и Франции. Маршрут его путешествия 1825–1826 гг. отразился на страницах альбома.

44 В письме Пожарского к Б.Л.Модзалевскому от 4 апреля 1903 г. речь идет о двух баснях — «Плотичка» и «Овца», которые предваряются в автографе обращением Крылова к адресату и заключаются его официальным поклоном. Впервые опубликовано В.В.Каллашем в «Известиях отделения русского языка и словесности Академии наук» (1904. Кн. 2. С. 287–288). На письме Крылова, по словам Каллаша, рукой А.А.Оленина была сделана запись: «Новоржев 3 августа 1821», отмечающая время получения письма и позволяющая уточнить датировку написания басен. См.: Крылов И.А. Сочинения. М., 1946. Т. 3. С. 350. Местонахождение автографа неизвестно. Текст печатается по факсимиле, приложенному к Полн. собр. соч. Крылова (Т. I. СПб., 1904). Ср. примеч. 17.

45 Вероятно, литография А.Зенефельдера по рис. Антонена (Antonin’а). Подпись: Mr Olenine. Secretaire de l’Empire, Prйsident de l’Academie des beaux arts de St. Petersburg. 1825. Пожарский вновь путает дату. Место издания на листе не указано. Очень редкий лист, имеется в собрании РНБ в составе коллекции Густава Ладдея (Laddey). В Литературном музее Пушкинского Дома хранится коллекция фототипических снимков, которые В.Я.Адарюков планировал поместить в следующих томах «Словаря русских литографированных портретов», первый и единственный том которого (А–Д) вышел в 1916 г. Среди них — названная литография Зенефельдера (ПД-553/292).

46 Федор Петрович Литке, граф (1797–1882) — русский мореплаватель, географ, исследователь Арктики, генерал-адъютант, адмирал (1855), президент Академии наук в 1864–1882 гг. Его знакомство с Олениными относится к 1800-м гг. Память изменяет Пожарскому. В «Каталоге выставки в память Отечественной войны 1812 года» (М., 1909) среди предметов, предоставленных Пожарским, значится «Ветка с дерева около могилы Наполеона I на о. св. Елены, привезенная капитаном Литке в октябре 1829 г.» (с. 93). 18 апреля 1829 г., во время своего кругосветного путешествия на шлюпе «Сенявин», Литке с офицерами нанес визит английскому губернатору, осмотрел дом, в котором провел свои последние годы Наполеон, и посетил его могилу. Прах Наполеона был перенесен в Париж в 1840 г.

47 Реконструкция маршрута путешествия А.А.Оленина в 1825–1826 гг. в письме Пожарского:

Август и сентябрь 1825 г. Англия: Warwik Castle, Kenilworth Castle, Warwik; 9 сентября — St. Mares Hall, St. Michails Church (Оксфорд); 8–20 сентября — York; 25 сентября / 4 октября, 1 / 13 октября, 2/14 октября — «записано провел в обществе Валь<тера> Скота»; 31 октября — 12 ноября — Chain Pier, Brighton; 22–26 мая 1826 г.: Nion, Genиve, Morsee, Chillion, Montreux; 26–27 мая — Vevei, Lozanne, La jetee а Ouchi, Senner-bad, Tenfels brucke; 28 мая — Bern, Thun; 5 июня — Der Rheinfall bei Schaffhansen (водопад Рейнфол около Шаффхаузена, Швейцария); 10–13 июня — Karlsbad; 15 июня — 2 июля — Dresden.

«Все это иллюстрируется прекрасными раскрашенными гравюрами и литографич<ескими> портретами, письмами и записочками, засушен<ными> цветами».

48 Каталог выставки в память Отечественной войны 1812 года. М., 1909. На экземпляре каталога из библиотеки Пушкинского Дома на задней странице обложки запись рукою Пожарского: «Мои вещи на стр. 53, 62, 72–94». Кроме уже названной ветки, на указанных страницах отмечены: «Портрет императора Александра I, погрудный. Масл. кр.; Бюст императора Александра I, светлой бронзы, маленький»; «Ваза фарфоровая с портр. Витгенштейна, оправленная в бронзу; Вазочка фарфоровая с крышкой, с портретом Императ. Александра I и его супруги. Раб. Император. Фарфорового завода»; «Наполеон I в гробу. Литография; Наполеон I. Миниатюра…»; «Вид Саввина монастыря, где стоял в 1812 г. принц Евгений с корпусом союзных войск. Акварель; Басни И.А.Крылова. Изд. 1815 г.; Афиша 1839 г. с объявлением о мимическом представлении: “Бивак Наполеона I или отступление французов под Бородиным”».

49 Рисунок крышки альбома «желтой тисненой кожи» с накладкой и застежками золоченой бронзы. Слева приписано: «В другом альбоме маленькая разница в тиснении и рельефе бронзовых украшений». Рисунок крышки альбома «черной змеиной кожи со стальными шлифованными ободками, как по краям, так внутри и в углах. В середине и по углам б<уква> А обозн<ачает> перламутровые пластинки гладкие». Справа приписка: «Миниатюрный внутренний замочек стальной, но спорчен. Тульская тонкая работа».

50 Мстислав Александрович Цявловский (1883–1947) — российский и советский литературовед, доктор филологических наук, исследователь жизни и творчества А.С.Пушкина, редактор и комментатор собраний сочинений поэта (в том числе академического издания 1937–1949). Некоторое время числился в штате Пушкинского Дома. Совместно с Л.Б.Модзалевским подготовил к изданию книгу «Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты» (М., 1935).

51 Литература о Детском Селе / Сост. Э.Голлербах; Доп. В.М.Лосев; Под ред. О.Э.Вольценбурга. Л., 1933.

52 А.С.Пушкин в изобразительном искусстве / Лит. ред. А.А.Слонимского; Худ. ред. и коммент. Э.Ф.Голлербаха. Л., 1937. С. 117.

В 1994 г. ВМП выпустил сб. научных трудов «Страницы истории пушкиноведения», на обложке которого был помещен силуэт из альбома Оленина без всяких комментариев. В 2006 г. В.Е.Крыжановским был издан «Путеводитель по портретам А.С.Пушкина», где силуэт поэта был воспроизведен (с. 23) со ссылкой на альбом Оленина и книгу Э.Ф.Голлербаха.

53 Яков Григорьевич Зак (1905–1971) — московский коллекционер, на протяжении почти 50 лет собиравший гравюры с портретами А.С.Пушкина, людей из его окружения, исторических деятелей и представителей мировой культуры, чьи имена встречаются в пушкинских стихах, письмах, критических статьях, дневниковых записях. После его смерти коллекция, насчитывающая 4040 листов, вошла в состав гравюрного кабинета ГМП.

54 Указанные размеры не совпадают с обозначенными Пожарским в письме к Л.Б.Модзалевскому, что подтверждает недоступность в это время альбомов даже для самого владельца.

55 Альбомы нынче стали редки. Каталог выставки. М., 2013. С. 6–8.

56 В августе 1822 г. братья Брюлловы отправились в Италию, где пробыли до 1826 г.

57 Карл Гампельн (1808–1880-е гг.) — глухонемой живописец, портретист, гравер и литограф; пенсионер императрицы Марии Федоровны, учился в Вене, служил учителем рисования в Петербургском училище глухонемых.

58 Великанова С.И. Новые факты творческой биографии К.К.Гампельна // Русская графика XVIII — первой половины XIX века. Новые материалы. Л., 1984. С. 130.

59 Ко времени пребывания в доме Оленина относятся его акварель «Кавалькада на Приютинской дороге» (ГТГ), рисунки в альбоме П.А.Оленина (ГРМ). См.: Тимофеев Л.В. Старый оленинский альбом. С. 57–62.

60 См.: Мое я. Автопортрет в собрании Русского музея. СПб., 2016. С. 149.

61 Роберт Кер Портер, сэр (1777–1842) — художник, военный, писатель, дипломат, археолог. Был женат на княжне Марии Федоровне Щербатовой (1780–1826), родственнице А.Н.Оленина. В 1804 г. по вызову Александра I приехал в Россию, где получил звание придворного исторического живописца, исполнив большую картину «Основание Кронштадта Петром Великим» для зала в Адмиралтействе. В 1818 г. вернулся в Англию. После смерти жены в 1826 г. принял назначение консулом в Венесуэлу, где провел 15 лет. Вернувшись в Россию к дочери, Марии Робертовне (1813–1884; генеалог Кикиных называет ее Романовной, при упоминании имени отца — Роберта) бывшей замужем (с 1837 г.) за П.Е.Кикиным, умер в Петербурге, похоронен с женой (умерла в России от тифа в 1826 г.) на Смоленском лютеранском кладбище.

62 Travels in Georgia, Persia, Armenia, ancient Babylonia, etc. etc.: Vol. 2: during the years 1817, 1818, 1819, and 1820: with numerous engravings of portraits, costumes, antiquities, & c.: in 2 volumes / by Sir Robert Ker Porter. London, 1822. (Извлечения из этого сочинения были напечатаны в «Сыне отечества» 1823 г., ч. 87).

63 См.: Ренне Елизавета. Художник сэр Роберт Кер Портер в России // Наше наследие. 2002. № 63–64. С. 151–163.

64 Павел Дмитриевич Соломирский (1798–1870) — внебрачный сын Дмитрия Павловича Татищева и Натальи Алексеевны Колтовской, урожд. Турчаниновой. В 1821 г. еще корнет, в 1833–1839 гг. — полковник л.-гв. Гусарского полка, под началом которого служил М.Ю.Лермонтов. Впоследствии — действ. стат. сов., камергер, генерал-майор. Изображение обнаруживает безусловное сходство с двумя известными портретами, исполненными А.И.Клюндером в 1839 г. в ряду портретов офицеров л.-гв. Гусарского полка.

65 См.: Оленина А.А. Дневник. Воспоминания. СПб., 1999. С. 59, 63–64, 66, 82, 104–105 и др.

66 Александр Иванович Долгоруков, кн. (ок. 1793–1868) — литератор, учился в Геттингенском университете, участвовал в Отечественной войне 1812 г., служил в штатской службе, выйдя в отставку, много путешествовал по Европе. Издал «Мои счастливейшие минуты в жизни» (1840), «Сочинения кн. А.И. Долгорукова в прозе и стихах» (1859) и др. Дмитрий Иванович Долгоруков, кн. (1797–1867) — чиновник Коллегии иностранных дел: в 1820 г. назначен секретарем при миссии в Константинополе; состоял при миссиях (в основном — секретарем) в Риме (1822–1826), Мадриде (1826–1830), Лондоне (1830–1831), Гааге (1831–1838), Неаполе (1838–1842). С 1845 г. — полномочный министр при персидском дворе; сенатор, литератор, член о-ва «Зеленая лампа» (1819). Считался знатоком искусств, и в особенности живописи; собрал богатую коллекцию персидских рукописей, увлекался собиранием автографов, икон.

67 В апреле 1927 г. из Музея изящных искусств (Музей изобразительных искусств им. А.С.Пушкина) похитили пять полотен: «Се человек» Тициана, «Св. семейство» Антонио Корреджо, «Бичевание Христа» (неизв. художник), «Иоанн Богослов» Карло Дольчи и «Христос» Рембрандта. Полотна Тициана и Рембрандта были варварски вырезаны из подрамников. В сентябре 1925 г. из Эрмитажа украли серебряный ларец Екатерины II, украшенный алмазными розочками, и 19 царских вееров, усыпанных бриллиантами и изумрудами. (Информация с сайта «Совершенно секретно». См.: Белоусова Т. Бриллианты от диктатуры пролетариата. Опубл.: 1 сентября 2012 г. — URL: http://www.sovsekretno.ru/magazines/article/3233.)

68 РГАЛИ. Ф. 2778 (А.Фролов). Оп. 1. Д. 245. Л. 1. По всей видимости, А.В.Фролов имеет в виду покупку им книг из распродаваемой наследниками библиотеки. На одной из книг с экслибрисом Пожарского рукою Фролова сделана надпись: «Ex libris Андрея Фролова. VI. 47. М.».