В.Енишерлов

Не помнит Рогачевское шоссе

И помнит Рогачевское шоссе
Разбойный посвист молодого Блока.

Анна Ахматова

В конце 60-х годов прошлого века я часто бывал у Феликса Адамовича Кублицкого-Пиоттух, двоюродного брата А.А.Блока, в его замечательной, хранившей память о прошлом московской квартире в Трубниковском переулке (дом 30, кв. 12). Солидный, респектабельный некогда дом неподалеку от Поварской улицы, отступивший от красной линии Трубниковского за небольшой садик, в бельэтаже которого находилась квартира Кублицких, помнил и Александра Блока. После революции поэт в каждый приезд из Петрограда в Москву непременно навещал здесь своих двоюродных братьев, друзей детства и юности: Фероля, глухонемого Андрея и их отца, бывшего сенатора, тайного советника, блестящего юриста и великолепного специалиста лесного дела в России Адама Феликсовича Кублицкого-Пиоттух (дядю Адася, как называл его Блок). «Был у Кублицких. Им живется плохо», — записал Блок после очередного визита. Уже не было в живых умершей в 1919 году от воспаления легких тети Блока Софьи Андреевны, второй по старшинству из четырех сестер Бекетовых, одна из которых, Александра Андреевна, была матерью А.Блока. После революции Кублицкие перебрались из Петрограда в Москву, где было легче не бросаться в глаза новым властям, чем в Северной столице. Сенатор А.Ф.Кублицкий-Пиоттух и его сын, правовед Феликс Адамович, окончивший Императорское училище правоведения и работавший в Государственной думе, были слишком хорошо известны в Петербурге. Но поначалу, в конце 1917 года, они укрылись в подмосковной усадьбе Сафоново на Рогачевском шоссе в Дмитровском уезде. Тогда многие дворянские семьи надеялись пережить революционную бурю «в деревне».

В тот мой визит Феликс Адамович неожиданно сказал: «Вот вы бываете в Шахматове, наверное, уже хорошо изучили его окрестности. А не хотели бы добраться до Сафонова, это примерно в двадцати километрах, за Семеновским». О Шахматове я уже знал много: бекетовская усадьба, золотое детство Александра Блока и его двоюродных братьев Фероля и Андрюши, их игры, усадебный театр, Прекрасная дама, стихи, поездки верхом по ближним и дальним окрестностям. Обо всем этом Феликс Адамович, последний из оставшихся в живых близкий родственник Блока, рассказывал подробно, показывая подлинные вещи из усадьбы, книги из шахматовской библиотеки, фотографии и рисунки. Но тема Сафонова возникла в наших разговорах впервые. Теперь, после публикаций огромного биографического материала о Блоке и его семье, выпуске пяти блоковских книг «Литературного наследства», подготовленных неутомимым И.С.Зильберштейном, я знаю, что за приобретением Кублицкими-Пиоттух в 1910 году имения Сафоново и переездом туда из любимого Шахматова скрывается сложная связь семейных отношений — А.Блока, его матери Александры Андреевны и Кублицких-Пиоттух — Софьи Андреевны (сестры матери Блока) и Феликса (Фероля) Кублицкого.

Здесь необходимо напомнить, что сестры Бекетовы — Александра и Софья были замужем за родными братьями Кублицкими-Пиоттух, Адамом Феликсовичем и Францем Феликсовичем. Обстановка в Шахматове особенно накалялась летом в 1907–1909 годах. Об этом красноречивее всего сказано в дневнике еще одной из сестер Бекетовых, Марии Андреевны, обожествлявшей племянника-поэта, конечно, любившей и сестер — Алю (мать Блока) и старшую Софу и ее детей, тоже своих племянников. Впрочем, семейная распря не касалась Андрея Кублицкого, младшего кузена Блока, глухонемого от рождения, научившегося читать по губам по-русски в Петербурге, по-французски в Париже, нежного, доброго, чудесного человека, которого очень любил Александр Александрович. Он всегда отмечал «нежность Андрюши», писал ему в детстве и юности теплые письма особым стилем, скрупулезно следуя за системой, по которой учили говорить и писать глухонемого брата.

С годами семейные проблемы нарастали. В 1907 году М.А.Бекетова записывала в своем дневнике: «14 августа (Шахматово). <…> Тяжелая была неделя. Сегодня утром сильно досталось Софе. Аля наступала ей на горло, стирая ее с лица земли. 26 августа (Шахматово). Уехала Аля из Шахматова <…>. Последние дни страшно обижала Софу. Вообще, это лето они с Сашей ее совершенно сживали со свету. Мучительно было на это смотреть. Саша сделал большие успехи в распущенности, безжалостности и эгоизме. До чего он бывает груб. Ведь этого прежде не было. И это именно с Софой, хотя и с Алей бывает тоже, и со мной <…>. Что же это, наконец, будет?..» (Литературное наследство. М., 1982. Т.92. Кн. 3. С.624). Причиной этих семейных коллизий было не мировоззренческое различие А.Блока и его матери и Кублицких-Пиоттух, а тяжелая, развивающаяся с годами душевная болезнь Александры Андреевны и лабильная психика тоже не очень здорового А.Блока.

Как бы то ни было, когда Александр Блок получил после смерти отца, варшавского профессора-юриста, значительное наследство, он выплатил Софье Андреевне ее часть стоимости Шахматова, которым сестры владели совместно. Как рассказывал Феликс Адамович, Сафоново нашли не сразу — условием покупки новой усадьбы была ее близость к Шахматову.

Во время того разговора, когда Феликс Адамович упомянул впервые Сафоново и попросил съездить туда, он показал мне много фотографий и книг, спасенных из Сафонова, когда семье пришлось фактически бежать оттуда, спасаясь от крестьянского бандитизма, рассказал о церквях, бывших в Сафонове, одной из них усадебной, большом английском парке, библиотеке, гостях, соседях и друзьях, бывавших в Сафонове.

И я поехал туда, где когда-то была усадьба Кублицких. Стояла чудесная теплая осень. «Вокруг золотые леса. Очень чувствуется Россия», — написала как-то об этом времени в любимых окрестностях Шахматова Александра Андреевна. Рогачевское шоссе, вьющееся по возвышенностям Клинско-Дмитровской гряды, очень живописно. Если смотреть от него в сторону Шахматова, то видна долина речки Лутосни, за ней холмы, где раскинулись темно-зеленые еловые леса, в которых как бы вкраплено золото берез и багрянец осин. Массив леса иногда разрывался полями с раскиданными по ним серыми пятнами стогов. И когда в просвет осенних облаков проскальзывал редкий солнечный луч, стерня на убранных полях тоже становилась цвета золоченой старинной бронзы. Золотой отсвет падал на темную кромку леса, на разбросанные по холмам небольшие деревеньки. Наверное, вспоминая эти поля, леса, холмы, деревеньки, которые Блок с братьями не десяток раз объезжали верхом, Феликс Адамович сказал: «Сафоново очень близко от Шахматова, там и воздух шахматовский, и деревья, и луговые растения». Да, недаром был он внуком великого русского ботаника. Как и Блок, «С природой одною он жизнью дышал, // Ручья разумел лепетанье, // И говор древесных листов понимал, // И чувствовал трав прозябанье». Кстати, оба они любили Боратынского.

После покупки Сафонова в гостях у Кублицких нередко бывал Блок. «Одно время, — вспоминал Феликс Адамович, — для него там была даже выделена отдельная комната, где он мог отдохнуть после верховой прогулки». Часто приезжали в Сафоново и Марья Андреевна Бекетова, и Александра Андреевна со своим мужем, отчимом Блока, Францем Феликсовичем. Отношения с Кублицкими стали значительно ровнее, без тех открытых всплесков враждебности, которые случались ранее. Блока не тяготили посещения Сафонова. Он не раз упоминает усадьбу Кублицких-Пиоттух, например, в письмах к жене, Любови Дмитриевне: «9 июля 1915 (Шахматово). Тетя (М.А.Бекетова. — В.Е.) ездила в Сафоново. Мужики вместо водки добывают иногда одеколон. Все сплетни о войне, слышанные в городе, известны и здесь» (Литературное наследство. М., 1978. Т.89. С.356.). А благодаря жену за поздравление с именинами, Блок писал 4 сентября 1915 года из Шахматова: «Спасибо тебе за поздравление. Я был в этот день в Сафонове» (Там же. С.357).

Софья Андреевна Кублицкая-Пиоттух, вскоре после покупки Сафонова переселившаяся туда с сыновьями из Петербурга, всегда была рада визитам племянника. Она интересовалась поэзией и театром Блока; как и все Бекетовы, не была чужда литературе. В отличие от сестер ее увлечение литературой не было активным, профессиональным, но интерес был устойчив и постоянен. Среди сохранившихся книг Софьи Андреевны из сафоновской библиотеки, наряду с произведениями Л.Н.Толстого, А.К.Толстого, Фета, Полонского, Тургенева, Гончарова и других, есть и три тома писем Владимира Соловьева (1911) с ее владельческой надписью и пометами в тексте. Несомненно, эти тома были приобретены не без влияния Александра Блока, чье внимание к личности и трудам Владимира Соловьева могло привлечь Софью Андреевну, живо откликавшуюся, несмотря ни на что, на все, что касалось племянника. Известно, что именно ей подарил Блок свой первый (и единственный) рукописный сборник юношеских стихов (так называемая «тетрадь тети Софы»), куда вписал отобранные ею самой стихотворения 1898–1899 годов. Ко мне, после кончины Феликса Адамовича, отошли два сборника А.Блока с его дарственными надписями Софье Андреевне — «Ночные часы» и «Стихи о России». Я передал их в свое время в блоковскую коллекцию Н.П.Ильина, которую он продал в Ленинград, и теперь эти книги находятся в Музее-квартире А.А.Блока на Пряжке, что, конечно, очень хорошо. Как рассказывал Феликс Адамович, Блок дарил Кублицким практически все свои книги, но, видимо, они пропали при разгроме Сафонова после революции или остались в петербургской квартире Кублицких. Но каким-то чудом сохранился и находится сейчас в моей библиотеке журнал «Наш путь», №1 за 1918 год, где была напечатана поэма «Двенадцать», стихотворение «Скифы», статья «Интеллигенция и революция». Этот журнал Блок послал тетушке в Сафоново из Петрограда. Интересно, что на обложке журнала остался штамп ближайшего к усадьбе Кублицких почтового отделения в селе Обольянове (ныне Подъячево), а на обороте титульного листа инвентарный номер (524) библиотеки Кублицких-Пиоттух. 16 июля 1918 года Софья Андреевна писала племяннику из Сафонова: «Милый Саша! Очень большое спасибо за присылку “Нашего пути”. Фероль также очень благодарен. Целую тебя и желаю всего лучшего. Любящая тебя тетя Софа» (Литературное наследство. М., 1987. Т.92. Кн. 4. С.348.).

Простота, «светскость» (по словам Андрея Белого), интеллигентность Софьи Андреевны привлекали к ней многих людей, в том числе поэтов, актеров, художников из круга ее племянника. Она, воспитанная в классических традициях, легко и с интересом принимала искусство Серебряного века. Сохранились воспоминания, что она была на знаменитой скандальной премьере поставленного Вс. Мейерхольдом «Балаганчика» и очень хорошо отнеслась к этому спектаклю. Андрей Белый в главе о поездке в Шахматово в «Воспоминаниях о Блоке» писал: «Запомнилось это сидение вместе, во время которого появились в гостиной двое юношей, что-то очень корректные: юноши были представлены как сыновья С<офьи> А<ндреевны> (тети А.А.), появилась и сама С.А., очень она мне понравилась…» (Эпопея. Москва; Берлин. 1922. №1. С.247). Софья Андреевна была знакома и переписывалась с В.В.Розановым, К.Д.Батюшковым. Они, петербургские университетские профессора, литераторы, юристы бывали у Кублицких на Фурштатской и других квартирах, где те жили в Петербурге. Проводя большую часть года после покупки Сафонова в усадьбе, Софья Андреевна не растеряла этих связей. Гости Сафонова всегда вспоминали радушие, гостеприимство и высокую культуру ее уютного и красивого дома. С некоторыми из гостей Сафонова или их детьми я встречался в Москве, в квартире Кублицкого. Почти все они тогда вернулись из лагерей и ссылок. Это истинно была «уходящая раса», тот цвет русской интеллигенции, который Россия утратила.

После революции семье Кублицких-Пиоттух жизни в Сафонове не было. Она разделила участь тысяч и тысяч дворянских семей и их поместий, разбросанных по Руси. Крестьяне, с которыми, казалось бы, жили до революции душа в душу — учили, лечили, помогали в беде и нужде, будто переродились. Сафоновские мужички всласть поиздевались над наивными господами. Об этом, в частности, пишет Я.Л.Прусский в сообщении под странным названием «“Неизвестная” (? — В.Е.) родственница А.А.Блока. Ее семья и имение в Дмитровском уезде», опубликованном в одном из последних «Шахматовских вестников». Несмотря на ряд фактических ошибок и неточностей, эта публикация важна — автор приводит документы из Дмитровского районного архива, в которых ощущается отвратительная обстановка жизни Кублицких в послереволюционном Сафонове. «На двух листах под номером 5/359 напечатано, — пишет Я.Прусский, — “О краже неизвестными злоумышленниками сбруи”, а на другом документе “По обвинению Седова, Мошкина, Теленкова и Виноградова в вооруженном грабеже”. Потерпевшей в обоих документах числилась Софья Андреевна Кублицкая-Пиоттух». Хорошо, конечно, что никого не убили наши доблестные представители «народа-богоносца». В конце концов, в 1918 году семья Кублицких навсегда покинула Сафоново, наскоро прихватив с собой какие-то бумаги из семейных архивов Бекетовых и Кублицких-Пиоттух, несколько десятков книг, о которых мы уже упоминали, некоторые памятные вещи, портреты, фотографии. Затем дом был, как водится, разграблен, полы сорваны, стекла выбиты и еще долго ветер гонял по осиротевшему парку письма деда и бабушки А.Блока — Бекетовых, выдранные листы из книг, которые не годились на самокрутки, кое-какие бумаги с записями, обрывки дневников. Их подобрали хорошо относившиеся к господам крестьяне и позже передали владельцам. Словом, повторилось все, что было в Шахматове, судьба которого удивительно похожа на судьбу Сафонова. Даже на некоторых переданных Кублицким бумагах после разгрома в усадьбе тоже были следы вандалов — «человечьих копыт с подковами» (А.Блок).

Несколько позже дом в Сафонове был разобран и перевезен в соседний городок Яхрому. Две церкви, в том числе и усадебную в честь Георгия Победоносца, закрыли, а в 30-х годах ХХ века уничтожили, парк вырубили. В ту свою поездку в Сафоново, которую я предпринял по просьбе Феликса Адамовича, я не нашел там ничего, ни следа от той былой благоустроенной красивой усадьбы, где бывал А.Блок. Я увидел только ряд домов маленькой деревни Сафоново, жители которых с трудом даже могли показать место, где была когда-то «барская» усадьба, почему-то называя ее «графской».

Среди многих некогда прекрасных усадеб Дмитровского уезда (ныне района), находившихся вблизи Рогачевского шоссе, связанных со значимыми именами русской истории, участь Сафонова не оригинальна, а потому особенно печальна. Она исчезла без следа, растворилась, слилась с окружающей природой, ныне к тому же изнасилованной всякого рода коттеджными поселками. Страшно представить, сколько таких небольших, прелестных мест, приютов «спокойствия, трудов и вдохновенья» было уничтожено на просторах России, сколько невинных жизней загублено, начиная с 1917 года, какие духовные и культурные ценности наших предков буквально канули в Лету.

И память об этом постепенно исчезает, стирается в сознании наших современников — ведь точно сказано: «Памяти нужно пристанище…»