Виктор Файбисович

«Охотники до редкостей» и череп из Мологи

А.И.Мусин-Пушкин и А.Н.Оленин: история одной находки

В кратком, но содержательном очерке, посвященном Алексею Николаевичу Оленину (1763–1843), известному деятелю русской культуры, В.О.Ключевский характеризовал его как «одно из блестящих произведений и оправданий школы Екатерины II и Бецкого, мечтавших о воспитании дельцов, которые, подобно древнеримским деятелям, способны были бы становиться мастерами всюду, куда призывала их польза государства и отечества»¹. В разносторонних интересах А.Н.Оленина натуральная история стояла, по-видимому, не на последнем месте. Великий естествоиспытатель Александр фон Гумбольдт (1769–1859) после аудиенции у императора Николая I свой первый визит в Петербурге 2 мая 1829 года нанес Оленину² и признавался, по словам современника, что «объехал оба земные полушария, и везде должен был только говорить, а здесь с удовольствием слушал»³. Об интересе Оленина к натуральной истории свидетельствуют и позднейшие источники: «На книжный рынок, — сообщала более ста лет назад газета “Голос Москвы”, — выброшена богатая по естественным наукам и главным образом по энтомологии библиотека, в большинстве на иностранных языках. Эта библиотека содержит в себе много редчайших экземпляров, между ними “Histoire naturelle” Бюффона, замечательная еще и тем, что она имеет надпись сына знаменитого ученого графа Бюффона, преподнесшего этот экземпляр Императрице Екатерине II. Начало этой библиотеке положил А.Н.Оленин, бывший директор Императорской публичной библиотеки (1763–1843). Сын его, натуралист, усердно пополнял библиотеку отца⁴, а наследники продали ее одному из букинистов, для которого, конечно, будет совершенно безразлично, кто у него купит тот или другой редкий экземпляр — учреждение ли, меценат, любитель или “англичанин”»⁵.

В этой заметке весьма любопытно упоминание о знаменитом труде Жоржа Луи Леклерка, графа де Бюффона (1707–1788): нет сомнения, что речь идет о многотомном парижском издании его «Натуральной истории», вышедшем в свет в 1749–1788 годах. Очевидно, оно попало в Петербург между 1788 и 1794 годами: сын ученого, Жорж Луи Мари Бюффон (1764–1794) от своего имени мог преподнести императрице Екатерине II сочинения своего отца лишь по его смерти, последовавшей 16 апреля 1788 года, — но не позднее 1794 года, когда Бюффон-младший сложил голову под ножом революционной гильотины.

Вероятно, мы никогда не узнаем, каким образом этот монументальный труд — или, по крайней мере, первый его том — попал в библиотеку Олениных; возможно, он был дарован Алексею Николаевичу одним из четырех монархов, при которых ему довелось служить. Но, как бы то ни было, натуральная история, безусловно, занимала Оленина, и до нас дошли бесспорные свидетельства его научных занятий, связанных с ископаемыми позвоночными. Стоит отметить, что эти исследования были предприняты им за десять лет до публикации фундаментального труда основателя палеонтологии Ж.Л.Кювье (1769–1832) «Recherches sur les ossements fossiles»⁶ — «Исследование ископаемых костей» (1812).

Повод к упражнениям в естественных науках Оленину подал граф Алексей Иванович Мусин-Пушкин (1744–1817), с которым, несмотря на двадцатилетнюю разницу в возрасте, Алексея Николаевича объединяла страстная любовь к отечественным древностям. Первым плодом их сотрудничества стало известное издание Мусина-Пушкина «Историческое исследование о местоположении древнего российского Тмутараканского княжения» (1794): фронтиспис этой книги был исполнен Олениным. После переезда Мусина-Пушкина в Москву между ним и Олениным завязалась переписка, основным содержанием которой стали важные вопросы русской истории и словесности.

Письмо от 22 августа 1802 года, отправленное графом из его ярославского имения, неожиданно привнесло в эту корреспонденцию новую тему. В своем послании Мусин-Пушкин извещал Оленина: «В прошедшем месяце нашли здесь в реке Мологе кости окаменелые удивительной величины, и именно: рога в 3¹/₄ вершка (т.е ок. 17 см в диаметре. — В.Ф.); голова вся целая длиною 2 аршина 3 верш<ка> (ок. 155 см. — В.Ф.), шириною 1 аршин 2 вершка (ок. 80 см. — В.Ф.); две кости ноги, первая часть с чашкою — 1 ар<шин> 1 ? верш<ка> (ок. 78 см. — В.Ф.), исподняя без чашки — 15 вершков (ок. 67 см. — В.Ф.). Судя по зубам, которых в нижней челюсти по одному <с каждой стороны. — В.Ф.>, должно думать, что кости сии не хищного зверя, но что такое, не знаю. Это не басня, а истина; и все оные кости хранятся у меня в доме. Это, кажется, остатки от потопа. Желал бы я сделать полезное употребление из сего и задачу ученым на разрешение и прошу на то Вашего дружеского совета»⁷. 29 сентября 1802 года Мусин-Пушкин напомнил Оленину из Москвы: «Писал я к Вам из деревни о удивительных костях, найденных у меня в деревне, но не знаю, получили ли Вы мое письмо, ибо ответа не имею»⁸.

Оба письма до Оленина дошли, и, судя по дальнейшему развитию событий, сообщение о находке в Мологе вызвало у него живой интерес. Однако служебные и семейные заботы позволили Алексею Николаевичу взяться за перо лишь 9 октября. (3 февраля 1802 года у Оленина родилась дочь Варвара; через месяц, 5 марта скончался его отец, Николай Яковлевич. А.Н.Оленин вынужден был заняться разделом наследства. Сестры Алексея Николаевича, Софья и Варвара, несмотря на вполне зрелый возраст, не были приуготовлены к самостоятельной жизни. 16 апреля воспоследовал высочайший рескрипт о помещении Софьи и Варвары Олениных во дворец; доставить их в Петербург поручалось брату. Испросив отпуск на июль и август, Оленин совершил поездку за ними в родовое имение Салаур под Рязанью. 21 сентября 1802 года его сестры, пожалованные во фрейлины, представились в Зимнем дворце императрице Елизавете Алексеевне. Через два дня статс-секретарям А.Н.Оленину и М.М.Сперанскому повелено было создать канцелярию при вновь учрежденном Министерстве внутренних дел. По словам Оленина, в начале октября он «несколько ночей сряду не спал».)

Графу «хлопоты и недосуги» Оленина были известны, и на молчание своего петербургского друга он «нимало не досадовал»⁹.

Впрочем, с мологской находкой «хлопоты и недосуги» начались и у Мусина-Пушкина: один из «рогов» был у него похищен, и настойчивое стремление графа его вернуть произвело громкий резонанс — дело дошло до императора. 30 августа 1802 года Мусин-Пушкин направил подробное донесение о произошедшем в Петербург.

«Милостивый Государь Александр Андреевич! — писал он генерал-прокурору А.А.Беклешову. — На сих днях получил я из Ярославля известие о насланном от вашего высокопревосходительства, вследствие высокомонаршей Государя Императора воли, повелении, чтоб наведаться обстоятельнее о найденных на реке Мологе необычайной величины костях и голове, почему и счел за должное о сем обстоятельстве вам донести, ибо оные мною найдены и у меня находятся. Ярославского наместничества Мологского уезду в дачах моих против села Борисоглебского¹⁰ в берегу реки Мологи¹¹ виден был рог из давних лет, который почитали пнем и привязывали мужики к оному лодки, когда вода упадала. А как нынешним годом вода здесь была необычайно низка, то по случаю сему открылся он гораздо более; и тогда увидели, что это не дерево, а рог необыкновенной величины и толщины. В прошедшем июле месяце сосед мой, майор Родионов, ехав ко мне лодкою, увидевши оный и зная, что я до редкостей охотник, положил к себе на лодку и привез его ко мне в дом, который на берегу той же реки. Я, увидя оный, удивился и послал тотчас нарочных рыть в земле близ того места, где и открыли еще другой такой же рог и целую голову, ногу и некоторые кости. В продолжение сего мещане города Устюжны, проезжая рекою, остановились ночевать близ найденных костей и ночью другой рог положили на лодку и увезли тайно в город Устюжну, который от того места во 100 верстах, Городничий Устюжны оный рог у них отнял и рапортовал о том новогородскому губернатору, прочие же кости и голова привезены лодкою ко мне в дом; — вот обстоятельства, как кости сии найдены»¹².

Между тем, упомянутый Мусиным-Пушкиным новгородский губернатор, в свою очередь, отрапортовал о споре графа с устюжненскими мещанами по поводу «рога» генерал-прокурору Беклешову; Беклешов «об оном роге имел счастие докладывать Государю Императору», причем представил ему это дело подлежащим судебному рассмотрению: царь повелел «оный рог отдать по принадлежности тем людям, у коих он теперь находится»; за графом же Мусиным-Пушкиным государь оставил «все права, ежели он мнит его (т.е. рог. — В.Ф.) иметь, разбираться с ними (т.е. устюжненскими мещанами. — В.Ф.) как следует»¹³.

Дело было передано в Мологский земский суд.

27 августа 1802 года к мологским блюстителям закона поступило предписание ярославского губернатора князя М.Н.Голицына за № 2971, содержащее три вопросных пункта:

«1-е. Где Голова вырыта, наведаться, единственное ли Графа Мусина Пушкина владение? и нет ли хотя в окружности другого какого владельца.

2-е. Не в самой ли реке, которая в дачу помещикам не полагается?

3-е. Ежели не в самой реке, то, конечно, близ реки: то не в 10 <ли> саженях от воды, которые по закону на судоходных реках под бечевник положены? — следовательно казенная земля»¹⁴.

Нетрудно заметить, что цель этого «предписания» сводилась исключительно к проверке законности прав Мусина-Пушкина на владение мологской находкой; права устюжненских мещан на обладание умыкнутым ими «рогом» под сомнение этим предписанием не ставятся.

«Вы представить себе не можете, — писал позднее Мусин-Пушкин А.Н.Оленину, — сколько грубых и несправедливых неприятностей имел я по случаю найдения сих костей; что всего досаднее, что именем государевым; и ежели б не писал я о том к бывшему генерал-прокурору, что имею желание представить оные кости на рассуждение ученых людей, то, право бы, оные опять бросил в воду, ибо велено было в оном ведаться судом…»¹⁵.

Разумеется, ничего, кроме материальной ценности, похитителей в украденном ими «роге» не привлекало. В отличие от устюжненских обывателей и не в пример ярославскому губернатору со столичным генерал-прокурором Мусин-Пушкин в полной мере осознавал научную ценность своей находки и рассматривал останки неизвестного животного как неделимый памятник натуральной истории.

О значении, которое этот «охотник до редкостей» придавал костям, добытым в русле Мологи, свидетельствует тщательность, с какою они были обмерены. Заметим, что в письме к Беклешову размеры черепа, костей передней конечности и «рога», ранее сообщенные Мусиным-Пушкиным Оленину, подверглись существенным уточнениям и дополнениям: «Теперь, — обращался Мусин-Пушкин к генерал-прокурору, — сделаю короткое описание и примечание о костях сих — голова длины 1 а<ршин> 12 ве<ршков>, толщины во лбу 1 а<ршин> лоб <так! — В.Ф.> и 11 ве<ршков>, а всего удивительнее, что у ноздрей хрящ окаменел и одна ноздря хряща вся цела, а другая изломана, длины ноздрей 15 ве<ршков>, а внутри оных 4 вершка; зубы в длину по челюсти 6 ве<ршков>, ширины 2 ве<ршка>, нижняя часть головы, то есть челюсть, вся цела, и во всей челюсти по одному только зубу на стороне, которые и занимают всю челюсть и не похожи на зубы плотоядных зверей. Ноги бирюля¹⁶ 1 ар<шин> 5 вер<шков> длины, толщины вокруг по обмеру ниткой 1 а<ршин> 3? ве<ршка>, другая часть ноги без чашки 15 ве<ршков>, рог 3 а<ршина> 8 ве<ршков>, толщины вокруг 11 ве<ршков>. Ежели положить к ноге рога (места коих видны), то одна голова с рогами будет выше 3-х арш<ин>, а ежели бы поставить на ноги и вообразить туловище, то, конечно, должно быть животному с головою около 7 а<ршин>»¹⁷.

Неделею ранее в письме к Оленину Мусин-Пушкин выразил намерение «сделать полезное употребление из сего и задачу ученым на разрешение»; в «донесении» генерал-прокурору граф предложил представить свою находку ученому миру столицы: «Если государю угодно, чтоб кости сии пересланы были в Петербург, — писал он к Беклешову, — то поручить нужно сие знающему человеку, который бы уложил в ящики, а особенно голову, кою весьма осторожно уложить и перевезти должно, чтобы необыкновенного тягостию ее тонких частей окаменелого хрящу ноздрей не изломать, также не отломать и от ножных костей чашек, из коих теперь <одна> еще цела, а я все приуготовления и ящики к этому сделаю, или не угодно ли будет сие отправление поручить мне, что, по охоте моей к редкостям, с радостию исполню и, по мнению моему, перевезти лучше зимою, по первому пути, и я для сего возьму всевозможные на то предосторожности, но прошу приказать отыскать и доставить ко мне, или к вам, и другой рог, который увезли в Устюжну, ибо любопытнее целое, нежели частьми доносы о сем»¹⁸.

Трудно сказать, какое действие это послание могло произвести на генерал-прокурора: оно не дошло до адресата. 8 сентября 1802 года Беклешов был отставлен от всех должностей, и кресло генерал-прокурора занял Гаврила Романович Державин, назначенный одновременно министром юстиции.

Получив письмо, направленное Мусиным-Пушкиным к Беклешову, Державин незамедлительно рассмотрел дело о мологской находке и не нашел причин для посягательств на права Мусина-Пушкина как ее владельца, поскольку граф выразил намерение передать найденное «ученым на разрешение». Не исключено, что послание Мусина-Пушкина обсуждалось в салоне Державина, и позиция Гаврилы Романовича сложилась не без влияния Оленина, пользовавшегося среди ближайших друзей поэта авторитетом блестящего эрудита. Не подвергая сомнению беспристрастность Державина как министра юстиции и генерал-прокурора, заметим попутно, что в его служебных и светских связях Мусин-Пушкин принадлежал к дружественному кругу, а Беклешов — к враждебному. (Державин был знаком с Мусиным-Пушкиным с екатерининских времен; в начале павловского правления Державин успешно выступил посредником в затяжной имущественной тяжбе Мусина-Пушкина с И.И.Шуваловым, а затем с его наследницей, кн. П.И.Голицыной, и разрешил их спор к взаимному удовлетворению сторон. Известно, что поэт передал Мусину-Пушкину для включения в его собрание автографов сборник своих произведений, а граф «во свидетельство искреннейшей преданности и почитания» преподнес Гавриле Романовичу экземпляр первого издания «Слова о полку Игореве» (1800). Пренебрежение, выказанное генерал-прокурором Беклешовым к особому мнению сенатора Державина по частному делу супругов Колтовских, рассмотренному в Сенате 29 апреля 1801 г., заставило Гаврилу Романовича заявить императору Александру: «Ежели генерал-прокурор будет так самовластно поступать, то нечего сенаторам делать, и я всеподданнейше прошу меня от службы уволить»¹⁹.)

Как бы то ни было, дело приняло другой оборот. Если по докладу Беклешова император предоставил Мусину-Пушкину «ведаться» с похитителями судом, то по докладу Державина государь счел его достойным награды.

«Милостивый Государь мой Граф Алексей Иванович! — писал Державин Мусину-Пушкину не позднее середины октября 1802 года. — По письму вашему к предместнику моему, в котором, описав обстоятельно кости и голову, на реке Мологе найденные и у вас теперь находящиеся, изъявили вы желание отправить их сюда на испытание ученых, ежели Государю Императору сие угодно будет, имел я счастие докладывать Его Величеству.

Государь Император, приняв с благоволением сие предложение ваше, в знак оного всемилостивейше пожаловал вашему Сиятельству перстень бриллиантовый, при сем посылаемый; а относительно доставления означенных редкостей сюда приказал вам снестись с министром просвещения графом Петром Васильевичем Завадовским, к которому и благоволите оные редкости доставить по изобретении удобнейшего к тому способа, о чем от меня к графу Петру Васильевичу вследствие высочайшей воли сообщено»²⁰.

Мусин-Пушкин получил послание от Державина и перстень от императора не позднее 20 октября 1802 года — в этот день он написал Оленину из Москвы: «Вам уже известно, что я намерен был с зимним путем побывать у Вас, а теперь и должен, по повелению государеву, с найденною у меня в деревне головою неизвестного зверя (о чем я к Вам из Ярославской деревни писал), и благодарить государя за подарок, который имел счастье получить от него через Гаврилу Романовича Державина»²¹.

К концу осени способ и сроки доставки костей в Петербург определились; 10 ноября 1802 года Мусин-Пушкин писал Оленину: «За почтеннейшее письмо Ваше от 31 числа прошедшего октября и за приглашение к камину приношу благодарность, но прежде надобно оправиться, ибо я теперь нездоров, и кончить рекрутов отдачу и некоторые дела домашние, а потом заехать в Ярославскую деревню и отправить к Вам в Петербург диковинку, и тогда прибираться стану к Вашему камину…»²².

Мусин-Пушкин осуществил свое намерение в начале 1803 года: по свидетельству камер-фурьерского журнала, 28 января в «Большой Столовой комнате» императору и императрице «имели счастье быть представлены по случаю приезда в здешнюю столицу Действительные Тайные Советники: Валуев и Граф Мусин-Пушкин, он же благодарил и за пожалованный с бриллиантами перстень…»²³. В Петербурге Мусин-Пушкин провел более месяца: 8 марта он явился в Зимний дворец, чтобы откланяться²⁴.

Нет сомнения, что в эти дни Мусин-Пушкин посетил Оленина, и их беседы у неоднократно помянутого в их переписке камина в гостиной дома на набережной Фонтанки вращались в этот раз вокруг вопросов не только отечественной истории, но и истории мироздания.

«Вот задача ученым: не только нашим, но и всей Европы, какого зверя кости? Каким образом нашлись на Севере кости такого зверя, который, кажется, не по климату, — вопрошал Мусин-Пушкин в письме к Беклешову. — Я думаю, не от всеобщего ли это потопа осталося, и Ной, по необыкновенной величине, не мог поместить такой пары в своем ковчеге»²⁵.

По-видимому, задачу, поставленную перед отечественными и европейскими учеными Мусиным-Пушкиным, попытался разрешить и Оленин. Два года спустя о его опыте стало известно во Франции.

Весной 1804 года Оленин вновь оказался не в состоянии своевременно ответить на очередное письмо Мусина-Пушкина. «Что Вам сделалось, батюшка Алексей Николаевич? Молчание Ваше меня беспокоит, — писал Оленину встревоженный Мусин-Пушкин из Москвы 9 мая 1804 года — Подумайте, сколько протекло времени, что я ни строчки от Вас не получил? Неужели и Вы по пословице: далеко из глаз, далеко из сердца. Назад тому месяца с два послал к Вам при письме перевод меньшого моего сына: ни на то ответа! Хорошее ли дело, что издатель «Монитера» больше моего о Вас знает, но приложенная выписка в том уверяет. Пожалуй, скажи, правду ли француз пишет?»²⁶.

Биограф Мусина-Пушкина А.И.Аксенов, опубликовавший это письмо в своей весьма содержательной книге, не прокомментировал ссылку графа на известную французскую газету «Moniteur universel» и не привел упомянутой им выписки; между тем к этому посланию прилагалась рукописная (и не вполне исправная) копия заметки, помещенной в выпуске от 5 апреля 1804 года²⁷. Приводим эту заметку по печатному французскому оригиналу:

«Exterieur

Russie

Petersbourg, le 6 mars (15 ventose)

— Le conseiller-d’etat Olenin s’occupe d’un ouvrage tres interessant pour l’histoire naturelle et qui sera publie en russe et en francais. C’est une comparaison des squelettes d’elephans qui existaient deja a l’academie de Petersbourg, avec le reste d’un animal inconnu, dont on a deterre nouvellement la tete, les cornes et beaucoup d’ossemens de grandeur extraordinaire sur les bords de la Molega. La tete a plus de quatre pieds de long, les cornes ont sept pieds de longueur et vingt-un pouces de circonference. Le Comte de Mussin-Puschin <sic!>, dans les terres duquel ces d’ossemens ont ete trouves, en a fait present a l’academie des sciences et a recu de l’empereur une bague de 5000 Roubles»²⁸. (Из-за границы.РоссияПетербург, 6 марта (15 вантоза) — Статский советник Оленин занимается весьма интересным трудом в области натуральной истории и намеревается опубликовать его на русском и французском языках. Это сравнение скелета слона, уже имеющегося в Академии в Санкт-Петербурге с останками некоего неизвестного зверя, недавно найденными в земле на берегу реки Молога²⁹ — головой, рогами и множеством костей необычайной величины. Голова эта более четырех футов длиной, а рога — семи футов длины и двадцати дюймов в окружности. Граф Мусин-Пушкин, на земле которого эти кости были найдены, принес их в дар Академии наук и получил от Императора перстень ценою в 5000 рублей.)

«Археологический интерес графа не ограничивается только областью истории человечества, но распространяется и на палеонтологию (в XVIII веке это обозначалось одним термином — археология), — заметил А.И.Аксенов. — Показательна в этом смысле история открытия в реке Мологе костей какого-то доисторического животного»³⁰. — Какому же именно «доисторическому животному» принадлежали кости, найденные в Мологе, и как сложилась судьба этого памятника натуральной истории впоследствии?

«Дайте мне одну кость, — говорил основоположник палеонтологии, великий Ж.Кювье, — и я восстановлю животное». По-видимому, подобную задачу поставил перед собою и Оленин, попытавшийся разрешить ее, сопоставляя кости, найденные в Мологе, с остовом слона. Подробное описание находки, приведенное Мусиным-Пушкиным в письме к Беклешову и сообщение в парижской газете о сопоставлении найденных в Мологе костей с костями слона, позволяет в наши дни с уверенностью идентифицировать останки животного, найденные в Мологе как останки мамонта. Однако в первые годы XIX столетия научные представления о мамонтах, несмотря на несколько важных открытий, сделанных в конце XVII и первой половине XVIII веков, оставались весьма туманными³¹.

Труд Оленина до нас не дошел. Из заметки в газете «Moniteur universel» явствует, что автор предполагал напечатать текст своего исследования на русском и французском языках en regard — такое намерение весьма характерно для Оленина, считавшего своим долгом популяризировать за рубежом открытия и находки своих соотечественников.

Нужно сказать, что Оленину была свойственна чрезвычайная научная скрупулезность и добросовестность. Все свои публикации он снабжал многочисленными гравированными иллюстрациями, с почти фотографической точностью воспроизводящими в разных проекциях памятники, на которые он ссылался в своих исследованиях; в отдельных экземплярах оленинских изданий гравюры раскрашены акварелью.

Несомненно, иллюстрациями должен был сопровождаться и этот труд. По сведениям выдающегося знатока русской гравюры Д.А.Ровинского, в 1895 году у Н.И.Стояновского хранились три эстампа А.Н.Оленина, «не упомянутые в его записках»³². В числе этих эстампов Ровинский называет гравюру карандашной манерой, без подписи, изображающую, по его словам, «крестьянина, нашедшего кости мамонта». Можно полагать, что на этом листе было запечатлено извлечение костей мамонта из русла обмелевшей Мологиодним из «нарочных» Мусина-Пушкина. (Заметим, что позднее аналогичное событие — случайное обнаружение уникального памятника — будет запечатлено в гравюре, сохранившейся среди многочисленных иллюстраций, подготовленных А.Н.Олениным к его труду о шлеме великого князя Ярослава Всеволодовича (Рукопись этого неопубликованного труда хранится в АИИМК РАН). Шлем, брошенный князем Ярославом в бегстве с поля Липицкой битвы в 1215 г., был найден в 1808 г. крестьянками Анисьей Ларионовой и Настасьей Васильевой в лесу при сборе орехов: они изображены на этой гравюре в тот момент, когда обнаруживают под кустом бесценный исторический памятник)³³.

Поскольку Оленин считал своим долгом даже брошюру превратить в шедевр полиграфического искусства, иногда на подготовку весьма скромных по объему изданий у него уходили годы. Так, например, установив местонахождение древнего Тмутараканского княжества еще в 1802 году, Оленин опубликовал свое знаменитое «Письмо к гр. А.И.Мусину-Пушкину о камне Тмутараканском…» лишь по прошествии четырех лет (1806). Возможно, та основательность, с которой А.Н.Оленин готовил к изданию свое палеонтологическое исследование, и стала причиной, по которой оно не было обнародовано: вследствие новой сенсационной находки, оно утратило свою актуальность.

Дело в том, что в 1806 году в Санкт-Петербург был доставлен первый полностью сохранившийся скелет мамонта. Этого мамонта еще в 1799 году обнаружил тунгусский «князец» Осип Шумахов, в поисках мамонтовых бивней достигший дельты реки Лены. Однако гигантская глыба промерзшей земли и льда, в которой он приметил бивень, полностью оттаяла лишь к лету 1804 года, обнажив заключавшиеся в ней останки мамонта. В 1806 году о находке тунгусского охотника узнал возвращавшийся в столицу адъюнкт зоологии Петербургской Академии наук М.И.Адамс (1780–1832, по другим данным 1836), состоявший в дипломатической миссии графа Ю.А.Головкина, направленной Александром I в Китай. Шумахов препроводил его к туше; она была уже обглодана дикими зверями и собаками, но остов мамонта сохранился практически полностью, и ценой неимоверных усилий зоолог в том же году доставил его в Петербург. В 1807 году М.И.Адамс опубликовал на французском языке «Краткое известие о путешествии к Ледовитому морю и открытии останков мамонта»³⁴. Скелет животного, вошедшего в историю науки как «мамонт Адамса», был реконструирован адъюнктом естественной истории В.Г.Тилезиусом (1769–1857) и в 1808 году выставлен в Академии наук, обогатившейся, таким образом, первым в мире полным аутентичным скелетом мамонта³⁵. 10 июня 1810 года Тилезиус представил Академии, а в 1815-м опубликовал на латинском языке научный труд «О скелете сибирского мамонта…»³⁶; в 1821 году это сочинение было издано и на русском языке³⁷.

Появление в Петербургской Академии наук находки Адамса затмило находку Мусина-Пушкина и свело к нулю значение труда, предпринятого Олениным.

Тем не менее свою службу науке сослужил и череп мамонта, преподнесенный Академии Мусиным-Пушкиным. Всестороннее изучение черепа мамонта Адамса было затруднено тем обстоятельством, что на нем частично сохранился кожный покров, и в этой части своего научного описания Тилезиус прибег к аналогии, которую предоставил ему череп, найденный «на Волге», то есть в русле Мологи: «Череп Мамонтов, некогда присланный знаменитым Графом Пушкиным, — писал Тилезиус, — вымытый из берегов охропесчаных Волги, длиною в 4 фута, послужит нам вместо головы на Мамонтовом скелете, еще покрытой кожею, для объяснения»³⁸.

К труду Тилезиуса прилагались две превосходные гравюры, исполненные по его рисункам Ф.Нейером (F.Neyer); первая из них изображала скелет мамонта Адамса, вторая — череп мамонта Мусина-Пушкина. Эта вторая привлекла к себе внимание Жоржа Кювье, который воспроизвел ее в своем классическом сочинении«Recherches sur les ossements fossiles de quadrupeds»³⁹.

Судьба мологской находки сложилась не столь счастливо, как ленской. Описывая «волжский» череп, Тилезиус называл дарителя «знаменитым графом Пушкиным», но со временем имя «знаменитого графа» утратило всякую определенность. Возможно, такому обезличиванию способствовало то обстоятельство, что в те же годы в Кунсткамеру поступило некоторое количество минералогических образцов, преподнесенных ей графом Аполлосом Аполлосовичем Мусиным-Пушкиным (1760–1805). В дальнейшем и те и другие дары приписывали просто «графу Пушкину», без особого различия между графом Аполлосом Аполлосовичем и графом Алексеем Ивановичем…

В 1832 году череп, преподнесенный Академии наук «графом Пушкиным», был передан из Кунсткамеры в новообразованный Зоологический музей. В 1833 году он был описан основателем и первым директором этого музея, выдающимся зоологом Ф.Брандтом⁴⁰, и более, кажется, никого не интересовал; нижняя челюсть его исчезла, по-видимому, еще в XIX столетии.

Перейдя в разряд «типовых экземпляров», он был учтен под инвентарным номером 1005 в соответствующем каталоге коллекции Зоологического института Академии наук СССР, изданном в 1990 году⁴¹; к этому времени история мологского черепа подернулась уже дымкой времени: местом его обнаружения значились «берега Волги», первооткрывателем — «граф Пушкин», а дата находки оказалась забытой.

Благодаря неоценимой помощи московских и петербургских зоологов и палеонтологов⁴², нам удалось разыскать череп мамонта Мусина-Пушкина в коллекциях Зоологического института РАН. Хочется надеяться, что настоящая публикация вернет ему то место в зоологической науке, которое он вправе занять как образец, послуживший становлению палеонтологии в России и ставший предметом научных штудий Вильгельма Тилезиуса, Федора Брандта и Жоржа Кювье. Этот типовой экземпляр имеет право и на особое место в летописях отечественной культуры — как памятник, связанный со славными именами графа А.И.Мусина-Пушкина, А.Н.Оленина и Г.Р.Державина.

Примечания

¹ Ключевский В.О. Алексей Николаевич Оленин <1893> // Неопубликованные произведения. М.: Наука, 1983. С.130

2 См.: Оленина А.А. Дневник. Воспоминания. СПб.: Гуманитарное агентство «Академический проект», 1999. С. 111, 232.

3 Солнцев Ф.Г. Моя жизнь и художественно-археологические труды // РС. Т. XV. С.620.

4 У А.Н.Оленина было трое сыновей: Николай (1793–1812), Петр (1794–1868) и Алексей (1798–1854). Очевидно, речь идет о Петре или Алексее Алексеевичах, но о ком именно, судить трудно.

5 Оленинская библиотека / Голос Москвы. № 70. Воскресенье, 23 марта 1908.

6 Cuvier G. Recherches sur les ossements fossiles de quadrupedes... Paris, 1812. 4 vols.

7 Аксенов А.И. С любовью к отечеству и просвещению. А.И.Мусин-Пушкин. Рыбинск: Рыбинское подворье, 1994. С. 164-165. В дальнейшем: Аксенов (с указанием страницы).

8 Аксенов А.И. С.167.

9 Аксенов А.И. С.168.

10 Борисоглебское — село на берегу р. Молога, в 50 верстах от г. Молога; село Борисоглебское, как и город Молога, было затоплено при создании Рыбинского водохранилища.

11 Молога — река, левый приток Волги; русло Мологи пролегало через Тверскую, Новгородскую и Ярославскую губернии.

12 Это письмо, дошедшее до нас в копии, опубликовано А.И.Аксеновым (Аксенов А.И. С. 165-166) неточно; здесь оно цитируется по первоисточнику (РГАЛИ. Ф.561. Оп.2. Д.110. Л. 8 об.).

13 РНБ РО. Ф.542. Ед.хр. 261. Л. 11.

14 Там же. Л. 11об.

15 Письмо А.И.Мусина-Пушкина к А.Н.Оленину от 20.10.1802. Опубликовано А.И.Аксеновым (Аксенов А.И. С.168) неточно; цитируется по автографу (РНБ РО. Ф.542. Е.хр. 261. Л. 9 об.).

16 Под «бирюлей ноги» здесь подразумевается кость, названная А.И.Мусиным-Пушкиным в письме к А.Н.Оленину от 22.08.1802 «первой частью с чашкою».

17 РГАЛИ. Ф.561. Оп.2. Д.110. Л. 8 об.

18 Там же. Л. 9.

19 Державин Г.Р. Записки (1743–1812) // Сочинения Державина с объяснительными примечаниями Я.Грота. Т. I-IX. СПб., 1864–1883. Т.VI. С.761.

²⁰ РГАЛИ. Ф.561. Оп.2. Д.110. Л. 9-9 об. А.И.Аксенов указал на письмо Г.Р.Державина к А.И.Мусину-Пушкину, но не воспроизвел его в своей публикации.

21 Аксенов А.И. С.168.

22 Аксенов А.И. С.169.

23 Камер-фурьерский церемониальный журнал: январь–июнь 1803 года. СПб., 1903. С.78.

24 Там же. С.650.

25 РГАЛИ. Ф.561. Оп.2. Д.110. Л. 8 об.

26 ОР РНБ. Ф.542. Ед.хр. 261. Л. 16.

27 Там же. Л. 17.

28 Gasette nationale ou le Moniteur Universel. № 195. Jeudi, 15 germinal, an 12 de la Republique (5 avril 1804). <P. 887>.

29 Во французском тексте — «Молега» (Molega)

30 Аксенов А.И. С.42.

31 См.: Коэн К. Сто лет (1695–1796) в истории изучения мамонта: находки мамонтовых костей и их объяснения в Западной Европе // Четвертичные и современные млекопитающие Евразии. СПб., 1996 (Труды ЗИН РАН. Т. 270).

3² Ровинский Д.А. Подробный словарь русских граверов XVI–XIX веков. В 2-х т. СПб., 1895. Т.2. С.710. Н.И.Стояновский (1820–1900), выдающийся юрист, биограф А.Н.Оленина, был женат на его внучке, Александре Григорьевне.

3³ воспроизведение см.: Файбисович В.М. Трофей русского ампира. Оружие средневековой Руси в памятниках александровского классицизма // Наше наследие, 2002. №61. С.47)

34 Adams M. Relation abregee d'un voyage a la mer Glaciale et decouvertes des restes d'un mamout // Journal du Nord. St. Petersbourg, 1807. XXXII. P. 633.

35 В настоящее время скелет мамонта Адамса экспонируется в музее Зоологического института РАН в Петербурге.

36 Tilesio. De skeleto mammonteo sibirico ad moris glacialis littora anno 1797 effosso, cui praemissae elephantini generis specierum distinetiones // Memoires de l'Academie Imperiale des Sciences de St. Petersbourg., 1815. T. V. P. 406-513.

37 Тилезиус В.Г. Описание остова мамонта, вырытого из земли в 1797 г. при берегах Ледовитого моря, с присовокуплением рассуждения о различии пород слонового рода // Труды Академии наук, СПб.,1821.Ч.I. С.106-173. Как в латинское, так и в русское заглавие статьи вкралась неточность: «остов мамонта» был обнаружен, а не «вырыт из земли», и произошло это не в 1797, а в 1799 г.

38 Тилезиус В.Г. Указ.соч. С.169.

39 Cuvier G. Op.cit. T. I, II, III et IV. Paris,1836. Pl. XV. Fig. 7/

40 Brandt J.F. Uber die Existenz von sechs Arten vorweltlicher Elephanten, die im Zahnbau dem asiatischen Elephanten ahneln // Memoires de l'Academie Imperiale des Sciences de St. Petersbourg. 1833. T. 2, Math.-Phys. Bull. Sci. P. X-XV.

41 Абрамов А.В., Барышников Г.Ф. (сост.). Каталог типовых экземпляров коллекции Зоологического института АН СССР. Млекопитающие (mammalia). Вып. 2. Л., 1990. С.19.

42 Считаю своим долгом принести искреннюю и глубокую благодарность А.Н.Тихонову и Н.В.Слепковой (ЗИН РАН), А.К.Агаджаняну и Е.Н.Мащенко (ПИН РАН) за сотрудничество и помощь в поисках; особую признательность я хотел бы выразить Г.Ф.Барышникову, разыскавшему в коллекциях Зоологического института РАН череп мамонта А.И.Мусина-Пушкина и указавшему автору этих строк на несколько важных научных источников.