«Город весь выжжен...»1

Последние месяцы 1812 года. Москва после чудовищного пожара. Выжжены Рогожская застава, Таганкая, Серпуховская, Пречистенская, Яузская части, Солянка, Замоскворечье. Разбиты набережные, пострадал Кремль. Все это описывает в письме к родным 18-летний юноша, вернувшийся в город вскоре после того, как армия Наполеона покинула Первопрестольную.

Этим юношей был Тихон Федорович Большаков (1794–1863) — впоследствии известный антиквар, коллекционер, библиофил, основатель династии профессиональных антикваров-книготорговцев.

Родился Тихон в г. Боровске Калужской губернии в семье старообрядца поповского согласия. В 1806 г. его привезли в Москву к дяде, купцу, занимавшемуся торговлей кожевенным товаром. Сначала мальчик помогал родственнику, а к 1812 г. у него уже была своя кожевенная лавка на Варварке в Малом Юхотном ряду. В 1820-е годы Большаков увлекся русской стариной и стал покупать рукописи, старопечатные книги, предметы церковного обихода, монеты, изделия из серебра и т. п. Особенно его интересовали старинные духовные книги. Будучи старообрядцем, он имел связи по всей России, что помогало ему в приобретении рукописей. Большаков нанимал специальных агентов, которые разыскивали книги, сам участвовал в экспедициях по монастырям и селам, скупая предметы старины. Особенно много приобретений было у него с Севера. Лавка Большакова вскоре стала широко известна и среди коллекционеров, и среди тех, кто хотел продать что-либо старинное. В Москве не было, пожалуй, ни одного собирателя старины русской, который не пользовался бы его услугами. Историки И.Е.Забелин, П.М.Строев, палеограф В.М.Ундольский, библиофил А.Д.Чертков, филолог Ф.И.Буслаев, историк искусств Д.А.Ровинский, археограф К.Ф.Калайдович, археолог граф А.С.Уваров и многие другие коллекционеры были завсегдатаями его антикварной лавки. Особенно много рукописей (около 200) приобрел у него историк М.П.Погодин (его портрет даже висел на стене лавки). А когда в 1852 г. историк решил расстаться со своим знаменитым «Древлехранилищем», именно Большаков стал посредником при продаже коллекции в Императорскую Публичную библиотеку, он и сопровождал короба с рукописями в Санкт-Петербург. В 1853 г. он был избран в члены-корресподенты Императорской Публичной библиотеки, а еще ранее, в 1848 г., — в члены-соревнователи Императорского Общества истории и древностей российских при Московском университете (ОИДР). Трудами антиквара составлялись не только частные коллекции, в его лавке пополняли свои собрания и Румянцевский музей, Императорская Публичная библиотека, университетские библиотеки, ОИДР и другие научные общества. Большаков не только продавал (или даже дарил) им рукописи и книги, но часто и консультировал покупателей. О превосходном знании Большаковым церковнославянской, старопечатной книги ходили легенды. «Церковнославянскую, старопечатную четырехсотлетнюю древность знает он как свои пять пальцев, — вспоминал его современник, — по годам, месяцам и числам, по шрифту и очертаниям букв, заставкам и страницам, по именам творцов и издателей, по изысканиям новейших ученых, с которыми почти всеми он был знаком»1а.

В 1861 г. Федор Тихонович посетил Нижегородскую ярмарку и открыл в Нижнем антикварную лавку, расширив таким образом, свою торговлю.

Большаков и сам был коллекционером. Более сорока лет он собирал старопечатные книги, рукописи, агиографические сочинения, но делом его жизни, как он сам говорил, были духовные стихи «и книжные, и народные», а также нотные крюковые рукописи дониконовского происхождения. Большаков знал древнюю нотную грамоту «по крюкам» и прекрасно исполнял произведения древнерусской музыки. В собрание антиквара входили также иконы, церковная утварь, лицевое шитье. Большаков разрешал исследователям пользоваться своей коллекцией, и сам занимался научными изысканиями. Последние три года жизни он занимался составлением свода творений Максима Грека и собрал 216 его сочинений.

Тихон Федорович Большаков умер 19 декабря 1863 г., похоронен на Рогожском кладбище (могила не сохранилась).

Письмо Т.Ф.Большакова находится в Российском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ) в Остафьевском архиве князей Вяземских (Ф.195. Оп.1. Ед.хр. 5705) в составе коллекции документов, собранных Петром Андреевичем Вяземским. Письмо написано скорописью черными чернилами на двойном листе бумаги сероватого цвета. Листы многократно сложены и скреплены красной сургучной печатью, следы которой остались на бумаге. На листе с текстом письма написан адрес:

«О<т>дать сие письмо в село Змиевку дворнику боровскому Ивану Федорову его чести Большакову. Москва.

Прошу покорно не замешкать».

Текст воспроизводится по правилам современной орфографии и пунктуации с сохранением особенностей написания слов, характерных для начала XIX в.

<13 декабря 1812 г. Москва>

Милостивой государыне матушке Пелагее Ивановне в милости Божией и в счастливом пребывании здравствовать вам желаю. И милостивой моей государыне и любезной сестрице Настасьи Федоровне желаю я вам всякого благополучия и счастия на век твой не рушим. И братцу моему любезному Ивану Федоровичу всенижайшее мое почтение. И уведомляю я вас, что я жив и здоров, слава Богу, а впредь уповаю на власть Божию. Я пошел от вас в добром здоровье, прошел я город Михайлов и за Михайлов пятнадцать ве<р>ст прошел. Нанял я извозчика до Коломны, заплатил я на 85 верст 84 ко<п>.2, потому что ехал какой-то ямщик прямо в Коломену. Я его нанял и ехал 85 верст один день, и в Коломне искал я такого человека, который мог бы письмо вам прислать с пересылкою из Москвы, потому что я хотел из Москвы переслать в Коломну по почте какому ни на есть дворнику, чтобы он переслал с каким ни на есть мужичком. По той причине я и не нашел такого человека, что я приехал очень рано в Коломну исча до свету. Походил я по Коломне и пошел прямо в Москву один одинехонек. Попадались мне извозчики с возами. Я с ними шел и шел я до Бронниц, а в Броннице нанял я извозчика до Москвы, заплатил я на 50 верст 84 коп. Какой-то едет, от госпожи письмо везет в Москву, я его и нанял, и ехали мы к Москве, где были сражения, что где Боровской перевоз по сю сторону к Москве. Мы ехали по дороге, по обеим сторонам валяются лошади, а деревни все выжжены, в иной деревне осталось двора два и пять, а есть в больших деревнях и по двадцати дворов, и везде валяются лошади. Имел я в евтим щастие, что я по выходу от вас и прибыл в Москву в пять дней и всех шел я 140 верст и ехал 140 верст пополам. Стал я подъезжать к Москве и слез я у кладбища и зашел я на кладбище. Думал я, что тетушка Анна на кладбище, и сказали мне, что уже ее нету недели четыре, и она уехала по Гуслецкой дороге3 верст за 40, и живет она там в деревне. И пошел я от кладбища к Москве, и такой смрад, что итить нельзя. И я шел, закрывши рот и нос, и то такой смрад, такая вонь, что Боже упаси. И случилось мне итить очень рано по той причине, что мы думали и ночевать в Москве негде, и ночевали мы верст за 14 и встали очень рано. И пошел я в Москву часа за два до рассвета и пришел я прямо к Лобному месту и дождался свету и стал смотреть, что Москва такая стала, что слезам подобно. Боже создатель всея твари до чего допустил такого злодея, что сделал над святынею и надо всей окрестности Москвы. Во-порвых, скажу я вам, что с Ивана Великого колокольни крест снят и глава во многих местах пробита окошками, а где был большой колокол и второй рев и третий праздничный, то это все разбито порохом, и колокола лежат наземи. Едва устояла Ивана Великого колокольня, во многих местах треснула, и что у Каменного мосту была башня вплоть до основания разорвана порохом, и набережна во многих местах изломало камням<и>, которые летели от башни, и деревья разломило до корня. Еще по этой стороне, как итить по набережна, ограда Кремля в двух местах разорвало порохом, и по всей набережни лежат кирпичи, что и проехать нельзя. В Кремль и понынча не пускают никого. И я этот день ходил ёдо вечера, никого своих не видал. Наконец увидал Федора Петровича. И стою я с Федором Петровичем, и идет дядюшка Назар Иванович, и я его увидал и сказал ему, где бы мне ночевать. Он сказал: «Поди ко мне, ночуй и живи». Я к нему пошел, он живет в Москве уже недели полторы со всем семейством. И я пришел к своему ряду. Наш ряд завалился весь, и я рад, что мой погреб цел, не разломан. И не смотрел с неделю в погребе, потому что очень много навалили кирпичу. Город весь выжжен, Замоскворечье все выжжено, также Калужские вороты и Серпуховские, Таганские, и Рогожская вся выжжена. А <нрзб.> только осталася Микольская улица, а то все развалилися. Я пришел в Москву, везде строятся деревянные лавки. Дядюшка Назар выстроил себе лавку на площади как итить от Лобного места к Воскресенским воротам на левой руке. Я через неделю, как стали наши ряцкие разбирать кирпичи и стали лавки строить, то я отрыл свой погреб, где был закладен все <нрзб.> взошел в погреб и такое мене последовало несчастие, что увидел я только одни лавки и полки, и те все порожние. Так я уведомляю вас, что у меня в погребе не осталось ни на один пятак. По приходу моему в Москву жил я недели две безо всякого дела, потому что товаров купить негде. Наконец я стал понемногу покупать, и накупил я товару всякого разбора кож рублей будет на 80 и стал я понемногу привык<ать> к делу. На праздник святого Николая, сходил я на кладбище к обедне. Там нынче служат обедни каждый день. А после праздника святого Николая стал я торговать рядом с дядюшкою Назаром на площади на Рогожской. И слава Богу, иногда продам в день десятка на полтора, а иногда меньше. Уведомляю я вас, что в Москве хлеб цена: орженая мука 1 р<уб.>4 80 коп. за пу<д>, хлеб печеный 4 ко<п.> за фунт, крупа 2 р<уб.> 40 ко<п>. четверик5, пошено 3 руб. 50 ко<п>. четверик. Покороче вам скажу, всякой хлеб и овощ не дороже прежнева, а народу в Москве множество, думаю я, что не меньше прежнева акромя мастерового народа. Еще я вас уведомляю, братец, что лавки, где ты торговал, их <оделили>, ежели ты хочешь торговать, то пришли письмо ко мне на Варварку в Малый Юхотный ряд6. Государыня матушка, прошу вашего родительского благословения. Впредь остаюсь Тихон Федоров Большаков. 1812-го году декабря 13 дня, Москва.

А я стану до весны торговать на ларе против <лавки>.

Примечания

¹ Публикация подготовлена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ). Проект № 11-01-120586.

^1а Бессонов П.А. [Некролог Т.Ф.Большакову] // День. 1863. 30 декабря (№52). С.20.

² Сокращение «коп.» здесь и далее надписано над соответствующей цифрой; точно так же слово «версты» («верст») в некоторых случаях надписано над строкой.

³ Дорога, ведущая в Гуслицы. Гуслицами с давних пор называлась подмосковная местность в юго-восточной части Богородского уезда по реке Гуслице до верховьев реки Нерской, впадающей в Москва-реку. Это была местность традиционного заселения старообрядцев всех сословий.

⁴ Здесь и далее буква «р» («рцы» — сокращение от слова «рубль») вынесена над строкой и надписана горизонтально над соответствующей цифрой, что в скорописи характерно для обозначения денежных сумм.

⁵ Четверик — старорусская мера сыпучих тел равная 26,234 литрам.

⁶ Юхотный ряд — торговый ряд, где торговали кожевенным товаром. Юхоть или юфть — кожа, выделанная особым способом на чистом дегте.

Публикация Е.Ю.Филькиной