¹ См. примеч. 1 к письму № 11.

² «Кукольник», «Екатерина», «Гоголь», — стихотворения Садовского, все три написаны в 1917 г. Опубликованы в НБП.

³ По нашему предположению, речь идет о стихотворении «Раскинув пред образом руки…» 1916 г. (НБП. С. 102), где говорится о Г.Е.Распутине («старец» прямо в стихах не назван).

⁴ См.: Гроссман Л. П. Плеяда. Цикл сонетов. Одесса: Фиаметта, 1919. Второе издание вышло три года спустя в Москве, в издательстве «Костры».

⁵ «Дельвиг» повторен в тексте письма дважды (С.Ш.).

⁶ Возможно, имеется в виду стихотворение «Душный туман заплели…» (НБП. С. 110–111), переделанное Садовским с учетом замечания Блока.

⁷ Стихотворение Садовского «17 мая» до нас не дошло. Заметим, что и в венке сонетов «Императорский венок» (НБП. С. 125–133) отсутствует заключительный сонет («Николай Второй») и магистрал; предполагаем, что стихотворения, посвященные последнему царю, были сознательно уничтожены автором в 1920-е гг. Название «17 мая», вероятно, связано с представлением Садовского царю с депутацией нижегородского дворянства (см. в следующем примеч.).

⁸ Отношение убежденного монархиста Садовского к последнему царю не было неизменным. Так, в письме от 10 июля 1913 г. из Нижнего к А.И.Тинякову (поэту, «прославившемуся», между прочим, своим зоологическим антисемитизмом), находим следующие пафосные строки: «17-го мая имел счастье представляться Государю Императору в Дворянском собрании. Прилагаю портрет мой в летней дворянской форме. Государь имеет вид свежий и цветущий. И Он, и Августейшее семейство очаровали всех; многие не могли удержаться от слез. Государь наследник обаятельно прекрасен и вполне здоров. Его Величество изволил пить за здоровье нижегородских дворян; мы отвечали нескончаемым “ура” и многократным пением гимна. Знаю, что Вы понимаете меня и разделяете высокие чувства подлинного патриотизма. Ибо, как молвил Фет:

В Элизии цари, герои и поэты,

А темной черни нет»

(ГПБ. Ф. 774. № 36).

Но перед революцией, после распутинщины и военных неудач, все изменилось. В.Ф.Ходасевич в статье «Памяти Б.А.Садовского» (напечатанной в парижских «Последних новостях» 3 мая 1925 г. после дошедших в эмиграцию ложных слухов о смерти писателя) вспоминал: «Никогда не забуду, как встретились мы однажды в “Летучей Мыши” на репетиции. Кажется, было это осенью 1916 года. Вдребезги больной, едва передвигающий ноги, обутые в валенки (башмаков уже не мог носить), поминутно оступающийся, падающий, Садовской увел меня в еле освещенный угол пустой столовой, сел за длинный, дубовый, ничем не покрытый стол — и под звуки какой-то “Катеньки”, доносящейся из зрительного зала — заговорил. С болью, с отчаянием говорил о войне, со злобной ненавистью — о Николае II».

Мученическая гибель царской семьи и внутренний перелом в самом Садовском заставили его вновь пересмотреть свое отношение к Николаю. В конце романа «Шестой час» один из персонажей, Вадим Зарницын, идет по Невскому:

«Перед Казанским собором Вадим остановился.

Прямо на него спускалась с неба бледно-пурпуровая полоса. Начинаясь за Александро-Невской лаврой, она кончалась у самых его ног.

Впереди, в красном тумане, семья. Изуродованный отец, с пробитым лбом, кротко улыбаясь, гладит усы окровавленной рукой. Мать, истерзанная, с вытекшими глазами, радостно прижимает обезглавленного сына к расстрелянной груди. Четыре дочери в кровавых лохмотьях держатся за руки, ликуя; сияют счастьем.

Багровая полоса вся шевелится от призраков: нет им конца.

А с лазурного креста в небесах склоняется к ним в терновом венце Распятый».

⁹ В коллекции автографов Садовского были рескрипты Екатерины Великой и Николая I. 1-2 февраля 1929 г. при обыске, проведенном Нижегородским губернским отделом ОГПУ, они были изъяты вместе с рядом других предметов: трехцветным знаменем, печатью с двуглавым орлом и др. (протокол обыска сохранился: РГАЛИ. Ф. 464. Оп. 3. Д. 9).

¹⁰ «Н.Н.Пушкина» (позднейшее название «Жена Пушкина») — стихотворение Садовского 1917 г. (НБП. С. 108). Впервые опубликовано только десять лет спустя, в сборнике «Всероссийский союз поэтов. Новые стихи. Сборник второй» (М., 1927). За год до того, в 1926 г. В.В.Вересаев писал Садовскому: «Года полтора назад Гершензон покойный читал мне Ваше великолепное стихотворение о Нат. Ник. Пушкиной. Напечатано оно или нет? Если нет, альманах “Недра” с радостью бы напечатал его». Однако по получении стихотворения он был вынужден смущенно оправдываться: «…насчет “Н.Н.Пушкиной” я очень сконфужен: когда слушал стихи в чтении, не заметил, что там все Бог и Господь. А этих слов нынешние редакции боятся больше, чем в прежние времена черт — ладана» (РГАЛИ. Ф. 464. Оп. 1. Д. 37. Л. 1-2).

«Гоголь» — стихотворение Садовского 1917 г., где описан случай, когда карета графа Бенкендорфа сбивает «франтика в атласном жилете» (НБП. С. 106–107).

¹¹ Садовской подарил Блоку несколько фетовских автографов, опубликованных им в книге «Ледоход». «В архиве Блока хранятся шесть автографов Фета, которые, как пометил сам Георгий Петрович, были подарены ему Б.А.Садовским. Это рукописи двух стихотворений “Ивы и березы” и “Последнее слово” и 4 письма поэта к О.М.Соловьевой (9 окт. –7 дек. 1884 г.)», — пишет обследовавшая фонд Г.П.Блока в Пушкинском Доме (РО ИРЛИ. Ф. 645) Е.М.Аксененко (Аксененко. С. 303). Как говорилось выше, Блок согласился в ответ отыскать для Садовского «Четьи-Минеи» и «Добротолюбие».

¹² Речь идет об упоминавшемся выше романе «Шестой час». Вещь, абсолютно цензурно непроходимая в те, да и позднейшие годы, повествование о революции с сильнейшими антисемитскими коннотациями. Характерно первое появление романа в печати в таких специфических изданиях, как альманах «Волшебная гора» (1996. № 6) и в книге «Русские писатели о евреях» (М., 2005). Посвящение Георгию Блоку в хранящейся в НИОР РГБ рукописи отсутствует.

¹³ В уже цитированных интересных записках кн. С.Д.Урусова немало места уделено «еврейскому вопросу», который приходилось ему разрешать в Бессарабии во время своего годичного губернаторства. Князь пишет: «В течение первых двух месяцев я потерял в весе около десяти фунтов. В августе месяце приехал из Уфы новый вице-губернатор Блок, незабвенный товарищ, верный помощник мой и единомышленник, с которым мы дружно жили и работали до моего отъезда из Кишинева в Тверь. Шальная бомба террориста прекратила жизнь этого честнейшего деятеля в 1906 г., когда он был самарским губернатором» (Урусов С. Д. Записки губернатора. Берлин, 1908. С. 39); «Много потребовалось энергии и труда со стороны нового вице-губернатора Блока, чтобы ввести деятельность бессарабского губернского правления в рамки закона. Умы делопроизводителей, натасканных на травле евреев, не сразу могли придти в равновесие, и бедный И.Л., по многу раз, собственноручно переделывал проекты их журналов, забросив для этого даже игру на виолончели — единственное свое развлечение» (Там же. С. 48).

Писал об И.Л.Блоке в своих воспоминаниях самарский вице-губернатор, а затем пензенский губернатор Иван Францевич Кошко (брат известного начальника уголовной полиции и тоже автора полицейских воспоминаний, подвергшихся даже экранизации, Аркадия Кошко). См.: Кошко И.Ф. Воспоминания губернатора (1905–1914 гг.). Новгород — Самара — Пенза. Пг., 1916. Портрет И.Л.Блока дан на странице 49: «… человек лет под 50, со свежим лицом, обрамленным порядочно седой бородой. Волосы тоже с сединой, серого цвета, зачесанные назад, шевелюра обильная, никакого признака лысины. Одет он был в китель суровой английской рогожки, с орденом на шее. Замечались выхоленные руки с тщательно блиставшими розовыми слегка заостренными ногтями. Впечатление очень симпатичное, хотя лицо усталое и неподвижно серьезное». Подробно описывает И.Кошко покушение на губернатора, напряжение на похоронах (подметное письмо сулило взрыв новой бомбы), положение осиротевшей семьи.

А.Н.Толстой в очерке «Непостижимое», напечатанном в газете «Голос Москвы» 6 января 1913 г., вспоминал: «…я на перекрестке услышал какой-то странный удар. Я пошел на звук и вот что увидел: разбитые дрожки, две лошади бьются в агонии, и кучер валяется, запутавшись в вожжах. Близ дрожек лежит тело в черном мундире, одна рука в белой перчатке, вместо другой руки — кость, вместо ног — кости. Головы нет.

Это был губернатор Блок» (цит. по: Алексей Толстой и Самара. Куйбышев, 1982. С. 33–34).

Террорист, убивший И.Л.Блока, вспоминал: «Что за человек был самарский губернатор и каково было его служебное поприще, я не знал; да это в то время было неважно: он был бы, вероятно, убит, если бы был даже самым лучшим губернатором» (Каторга и ссылка. 1924. № 1. С. 114).

¹⁴ Имеется в виду Николай I, которого Блок прямо не называет, вероятно, опасаясь перлюстрации.

¹⁵ Садовской, по-видимому, не постеснялся мистифицировать Блока насчет своих якобы польских предков. В биографической заметке для названного справочника Е.Ф.Никитиной «Русская литература от символизма до наших дней» (М., 1926), безусловно, написанной самим Садовским, говорится: «Родился 10 февраля 1881 г. в гор. Ардатове, Нижегородской г. Потомок литовца Александра-Яна Садовского, въехавшего в Россию в 1606 г. в свите Марии <так!> Мнишек. В числе предков по женским линиям — византийцы и выходцы из Золотой Орды, но преобладающий элемент — великорусский» (Никитина Е.Ф. Указ. соч. С. 385–386). Позднее, в дневнике 1933 г., Садовской признавался: «Не знаю, откуда пошли слухи о моем якобы необычайно древнем аристократическом происхождении. Родилась эта легенда в литературных кругах — и там, где Кузмин считался великосветским dandy, прикащик Брюсов — магом и волхвом, Бальмонт — джентльменом, а Феофилактов Бердслеем — и я мог сойти за аристократа. Из глупого мальчишеского тщеславия я эти слухи поддерживал, производя наш род от мифического литовского шляхтича, выехавшего на Русь при Лжедмитрии в свите Марины Мнишек» (Знамя. 1992. № 7. С. 188. Публ. И.Андреевой).

В дневнике же 1933 года читаем: «На самом деле предком моим был протопоп Нижегородского Спасо-Преображенского собора Борис Иванович, живший около 1750 г. <...>

Дворянство было дано моему отцу только в 1898 г. по Владимирскому ордену.

Дед со стороны матери Голов был простой лукояновский мужик. В 1812 г. 16-ти лет попал в солдаты, дослужился до офицерского чина и вышел в отставку подпоручиком. Тогда этот чин давал дворянство, и мать моя, дочь мужика и поповны, кончила Петербургский Павловский институт.

Так в моем лице слились три основные сословия. Этим объясняется многое. <…> И что может быть чище и, прямо скажу, благороднее крови русского духовенства? Ни малейшей примеси» (Знамя. 1992. № 7. С. 188–189. Публ. И.Андреевой).

¹⁶ Блок имеет в виду строки из стихотворения Садовского 1919 г., посвященного В.Л.Комаровичу:

В тебе слились два лика. Первый лик

Дней пушкинских. Аи, чубук и тахта,

Гвардейский строй, дуэли, гауптвахта

И Германа полубезумный вскрик.

(НБП. С. 123).

¹⁷ См.: Лермонтов М. Ю. Избранные сочинения в одном томе / Ред., вступ. ст. и примеч. Александра Блока. Берлин; Пг.: Изд-во З. И. Гржебина, 1921. Примечание А.Блока на с. 509 к повести «Вадим», действие которой происходит во время пугачевского бунта, гласит: «Будучи дворянином по рождению, аристократом по понятиям, Лермонтов, как свойственно большому художнику, относится к революции без всякой излишней чувствительности, не закрывает глаза на ее темные стороны, видит в ней историческую необходимость <…> Только под конец поэт определяет освирепевших казаков точным и холодным словом “душегубцы”; но не из чего не видно, чтобы отдельные преступления заставляли его забыть об историческом смысле революции: признак высокой культуры».

¹⁸ Упомянутое выше гржебинское издание «Избранных стихотворений» Н.А.Некрасова под ред. К.И.Чуковского.

¹⁹ Варнава (в миру Николай Никанорович Беляев; 1887–1963) — епископ Васильсурский, викарий Нижегородской епархии (с 16 февраля 1920 г.). «Летом 1922 г., потрясенный тем, что правящий архиерей Нижегородской епархии архиепископ Евдоким (Мещеряков) присоединился к обновленчеству <…>, епископ Варнава, отвергнув компромисс с отступниками, решает уйти в затвор <…> 19 октября ст. ст. он принимает подвиг юродства. Для властей он отныне — сумасшедший, а сам, по благословению старцев, в домашнем уединении пишет книги и ищет пути сохранения церковной культуры в условиях нарастающих гонений на религию» (Проценко П. Мысли одного старика // Экземплярский В.И., епископ Варнава (Беляев). Дар ученичества: Сб. М., 1993. С. 22). Садовского с отцом Варнавой в мае 1921 г. познакомил Рафаил Карелин, сам бывший спирит и духовидец, обратившийся к православию. Епископ исповедовал его и помог воцерковиться. Варнава записал в своем дневнике: «Позвали к одному больному, уже второй раз. Это известный наш поэт и писатель N (Садовской, который написал “Ледоход”). Прожил жизнь блудно и атеистом. Теперь расплачивается за прошлую жизнь (впрочем, он молодой человек, лет 35–40), прикован к креслу и постели. Но хотя с виду жалкий человек, душа его раскаялась во всех своих прегрешениях, а болезнь его теперь является, с одной стороны, очищением от прежних грехов, а с другой — пособием и возбуждением к духовной жизни. Господь не оставляет его Своим утешением» (Проценко П. Г. Биография епископа Варнавы (Беляева) // В Небесный Иерусалим: История одного побега. Н. Новгород, 1999. С. 274).

²⁰ Интерес к творчеству Пильняка, несмотря на критическое восприятие, у Блока сохранился. В 1923 г. «Простые рассказы» Пильняка (сборник объединял рассказы 1915–16 и 1918 гг.) вышли в издательстве «Время» в оформлении Д.И.Митрохина.