Комментарий
1
Издательство «Academia». В дневнике часто встречается русифицированное написание «Академия», иногда Кузмин смешивает кириллицу и латиницу: «Acadeмия».2
«Красная газета» выходила с января 1918 по февраль 1939, когда была слита с «Ленинградской правдой». Редакция утреннего выпуска находилась в Смольном, редакция и редакционная контора вечернего выпуска – по обоим берегам Фонтанки, через Чернышев мост (д. 76 и д. 57). Ср.: «Типография и редакция “Вечерней Красной” находятся в доме, построенном Росси. Внутри прелестная лестница. Типография – на втором этаже. Небольшая – наборщиков человек 20. Работают споро. Переговариваясь между собой. Работа необыкновенно налаженная» (Чуковский К.И. Дневник 1901–1929. М., 1997. С. 374. Запись от 26 февраля 1926). Утренний выпуск и вечерний, издававшийся в 1922–1936 (в 1922–1923 и 1932–1936 он назывался «Вечерняя Красная газета»), были очень разными газетами, каждая имела свое лицо. Кузмин несколько лет достаточно активно сотрудничал с вечерним выпуском как рецензент, хотя изредка печатался и в утреннем. Так, 13 сентября 1924 он записал в дневнике: «…у меня был Кузнецов <редактор театрального отдела газеты – С.Ш.> по делам. Тот предоставляет мне все оперетки и сведенья по заграничной литературе. Это интересно». Позднее обстоятельства переменились (см. примеч. № 8).3
Речь идет о первом из 5-ти концертов под управлением Ганса Кнаппертсбуша. Концерты прошли в Госфилармонии 2, 5, 9, 11 и 13 января. В программе 2-го января были исполнены произведения Шуберта («Итальянские увертюры»), Моцарта («Симфония 41, до-мажор (“Юпитер”)», Франкенштейна («Вариации на тему Мейербера для большого оркестра», соч. 45), Рихарда Штрауса («Жизнь героя», симфоническая поэма, соч. 40).Музыкальный критик, не разделяя разочарования Кузмина, так передавал свои впечатления от германского гастролера: «…внешняя виртуозность этого дирижера, граничащая моментами с тренированностью спортсмена, и прежде всего остального обращает на себя внимание и впечатляет. На редкость пластичные руки оперируют в пространстве, точно играя на какой-то невидимой клавиатуре. Вылитый, как изваяние, корпус дирижера, голова, да чуть ли не каждый палец, непрерывно излучает из себя здоровую энергию, действенную для оркестрантов, бодрящую слушателей» и т. д. (Музалевский В. Ганс Кнаппертсбуш // Красная газета. Веч. вып. 1929. 5 января). По-видимому, рецензент побывал на утреннем концерте, дававшемся в 1 час дня (исполнялся Чайковский, соло на фортепьяно – Г.Г.Нейгауз), и успел к вечернему выпуску дать в номер рецензию.
4
Здесь и далее под Издательством Кузмин подразумевает образованное в 1927 «Издательство писателей в Ленинграде», выпускавшее в это время его книгу «Форель разбивает лед».5
«Издательство писателей в Ленинграде» намеревалось издать стихи Ахматовой, но безуспешно. Сама Ахматова свидетельствовала: «После моих вечеров в Москве (весна 1924) состоялось постановление о прекращении моей лит<ературной> деятельности. Меня перестали печатать в журналах и альманахах, приглашать на лит<ературные> вечера. (Я встретила на Невском М.Шаг<инян. Она сказала: “Вот вы какая важная особа. О вас было пост<ановление> ЦК: не арестовывать, но и не печатать”.) <…> Между 1925–1939 меня перестали печатать совершенно <…> Тогда я впервые присутствовала при своей гражданской смерти. Мне было 35 лет» (Записные книжки Анны Ахматовой (1958–1966). М.; Torino: Einaudi, 1996. С. 28). См. также запись от 18 июня и примеч. № 177.6
Речь идет о первой выставке группы «13», прошедшей в Москве в феврале–марте 1929, в которой приняли участие Юркун и Арбенина. Подробнее см. примеч. № 26.7
«Гептахор» – от греческого, hepta (семь) и chores (пляска) – студия, созданная в Петербурге С.Д.Рудневой (1890–1989) и её шестью подругами по Бестужевским курсам. Название «Гептахор» («пляска семерых», по числу участниц), – дал группе в 1918 профессор Ф.Ф.Зелинский. В «Гептахоре», согласно воспоминаниям К.А.Мясоедовой-Еланской, принимали участие некоторые участники объединения «Голубой круг» (см. примеч. № 12) и студенты Института Живого слова (РГАЛИ. Ф. 2626. Оп.1. Д. 1870). В 1922 студия была зарегистрирована как частная Студия музыкального движения, а в 1927 получила статус государственной, но никакой финансовой поддержки не получила и вскоре вынуждена была прекратить свое официальное существование. Однако творческая работа и преподавание продолжались; последнее выступление состоялось в Ленинграде в конце 1934. Более подробными сведениями о контактах Кузмина с «Гептахором», кроме того, что содержится в публикуемой записи, мы не располагаем.8
Начиная с 1925 имя Кузмина постепенно исчезает с последней страницы вечернего выпуска «Красной газеты»: там печатаются рецензии А.Гвоздева, А.Пиотровского, Н.Волкова, Б.Мазинга, Е.Браудо, В.Музалевского и др. – но подписи Кузмина не встречается. Крайне редкие рецензии – не больше 2 или 3-х – подписывались инициалами. Денежное подспорье в виде небольших, но более или менее регулярных гонораров исчезло. 13 июля 1925 Кузмин записал в дневнике: «Удар с газетой, оказывается, был существенней, чем я предполагал». 6 мая 1928 вдруг появляется оптимистическая запись: «Солнце. Ходил к Кузнецову. Он предлагает на будущий сезон вплотную стать к газете. 200 р. Чагин и Кугель хотят. Все любезны», – но по целому ряду причин, не по вине Кузмина, все произошло наоборот: он был фактически отстранен от газеты. Подробнее см. во вступительной статье, а также: Богомолов Н.А., Малмстад Джон Э. Михаил Кузмин: искусство, жизнь, эпоха. М., 1996. С. 256-257).9
Выхлопотать себе пенсию 57-летнему Кузмину не удалось, хотя ничего невозможного в этом для лиц свободных профессий тогда не было. Так, в 1924 стараниями Вяч. Полонского, обратившегося непосредственно к Троцкому, пенсию получил 61-летний Ф.К.Сологуб, несколько раньше, также по распоряжению Троцкого – разбитый параличом 45-летний Б.М.Кустодиев, в 1932 – 42-летний О.Э.Мандельштам и 48-летний Н.А.Клюев. Получала пенсию и Ахматова. Правда, были эти «персональные пенсии» очень малы, но квартплату – вечный бич Кузмина – покрывали.10
«Stille Nacht! Heilige Nacht!» («Тихая ночь! Святая ночь!») (нем.) – рождественская песня, сочиненная австрийским священником Йозефом Мором (автор текста) и церковным органистом Францем Грубером в 1818 г. Здесь употреблено в переносном смысле; скорее всего, имеется в виду, что Л. И.Тамм в это время тихо спала.11
Занятия студии «Гептахор» проходили в квартире ее руководительницы Юлии Федоровны Тихомировой (Троицкая ул., д. 14, кв. 2а).12
Об объединении «Голубой круг» биограф Леонида Соболева писал: «На мягкий свет голубого абажура в дом на Шпалерной улице, где жила Ольга Иоанновна, та самая О. И., чьи инициалы появились потом в посвящениях ко всем книгам писателя, по вечерам собиралась артистическая молодежь – поэты, музыканты, художники. Вдохновителем и “мэтром” этого “Голубого круга” был даровитый композитор и дирижер Анатолий Канкарович. Нередко захаживал сюда известный поэт Михаил Кузмин. Сама хозяйка и ее подруги – будущие артистки Кира Мясоедова, Вера Матиссен, Людмила Скопина и Варвара Мясникова <…> – были студентками Института живого слова <…> Самой заветной мечтой участников “Голубого круга” было создание Единого музыкального театра <…> Здесь царила простая, дружеская атмосфера, свободная и от богемного пьяного душка и от декадентского похотливого туманца» (Сурганов В.А. Леонид Соболев. Очерк жизни и творчества. М., 1962. С. 68).Ср. в работе Т. Никольской об О. А.Черемшановой: «Черемшанова часто бывала в гостях у Кузмина на Спасской улице <публикуемый дневник этого не подтверждает; скорее Кузмин навещал Ельщиных – С. Ш.>. Встречались они и в квартире Ольги Иоанновны Михальцевой, впоследствии жены писателя Л.Соболева на Шпалерной, где с начала двадцатых годов под голубым абажуром собирались музыканты, артисты и литераторы, составившие общество “Голубой круг”. Духовным лидером кружка был А.Канкарович, мечтавший о создании синтетического музыкального театра нового типа. Попыткой претворить эту идею в жизнь стал спектакль “Чепуха” единственное представление которого прошло 31 марта 1929 в зале Академической Капеллы» (Никольская Т. Поэтическая судьба Ольги Черемшановой // Лица: Биографический альманах. Вып. 3. М.; СПб., 1993. С. 45). Точное название представления было разделено на слоги «Че-пу-ха».
Кузмин, со своей стороны, не склонен был идеализировать ни кружок, ни синкретические проекты Канкаровича. Приведем запись от 3 июля 1922: «Писал музыку. Разные приглашения из Берлина и повестка на Ару <американская продовольственная помощь – С. Ш.>. Был у нас Дмитриев, взяли его с собою на “Голубой круг”, так что я явился “со свитой”. Там народ: Евреинов, Студенцов, Железнова, Ахматова, Лурье, Радловы, Акименко, Чудовский. Читали ужасно. Не то жалко, не то смешно, какие-то одураченные сумасшедшие. Музыка жалка до последней степени. Но и какими ужасными показались мне собственные стихи. Впрочем, не мне одному стало неловко. Дмитриев даже сказал: “Какие ужасные вы прежде писали стихи”. Лет через десять им и теперешние мои стихи покажутся такими же чудовищными». После того, как Кузмин отдал в 1924 Канкаровичу «Прогулки Гуля» для написания музыки к «сюите», в его дневнике множество раз появляются саркастические замечания о манере работы композитора, а по своей чрезмерной экспансивности и ненужной суетливости тот сравнивается с Калигари-Сторицыным. Прослушав первый раз музыку полностью, Кузмин отозвался о ней так: «Местами замечательно трогательно, но часто утяжелено, утолщено и примитивно растянуто» (28 августа 1927), а 26 января 1928 раздраженно замечал: «Приходил Сторицын и Канкарович. Последний ловит всех за полы на улице, тащит слушать “Гуля”. Вообще, если это осуществится, ему нечего будет делать. Как они умеют всем надоедать и все наполнять каждым паршивым своим шагом».
13
«Машинист Хопкинс» (1929) – атональная опера австрийского композитора Макса Бранда. В этой сюрреалистической фантазии предвосхищаются некоторые драматургические мотивы «Лулу» А. Берга; среди ее персонажей есть и машины. В «Красной газете» в заметке «Госопера к новому сезону» среди прочих анонсов читаем: «Западно-европейское искусство будет представлено оперой Брандта <так!> “Машинист Хопкинс”» (Красная газета. Веч. вып. 1929. 20 июня). Произведение было сочтено политически актуальным: «…Макс Бранд рисует картину столкновения машиниста-вредителя, сделавшегося благодаря преступлению капиталистом, с машинистом Хопкинсом, защищающим интересы рабочих, и победу машиниста Хопкинса над врагом рабочего класса» (Белов В. Современная западная опера // Жизнь искусства. 1929. № 8. 17 февраля. С. 7). Опера поставлена не была, судьба перевода либретто (и был ли он вообще сделан) неизвестна.14
Речь идет о договоре на перевод «Илиады» Гомера, который тогда предполагался как совместный с А.И.Пиотровским. См. примеч. № 30.15
Драмсоюз, или Дрампис – общество драматических писателей и оперных композиторов, существовавшее в Петербурге (Ленинграде) в 1904–1930. Исполняло те же функции, что и МОДПИК (см. примеч. № 18), практически дублируя его. Возглавлял Драмсоюз А.Р.Кугель. Руководство Союза болезненно принимало успехи МОДПИКа и противилось слиянию обеих организаций во Всероскомдрам (Всероссийское общество композиторов и драматургов). Приведем мнение Кузмина, не дождавшегося как-то в МОДПИКе Е.Э.Мандельштама с гонораром и где «…барышня меня уничижала»: «Все-таки, в Драмписе лучше. Там тоже тяжело, но не советские пантюшки, и у Гаврилы <артельщик, подававший чай – С. Ш.> лимон. Да, в сущности, писатели только там и есть, а здесь только или шушера, или гепеушники» (запись от 11 мая 1926). О председателе Драмсоюза Кузмин писал: «К Кугелю у меня отношение, как к священнику. Я ни за что не мог бы его обмануть, и было бы ужасно, если б он сердился или презирал» (запись от 4 сентября 1926; ср. с записью от 25 октября того же года, цитируемой в примеч. № 18).16
Смакую, пробую (от фр. «gouter»).17
Постановка во МХАТе 2-м пьесы Шекспира «Бесплодные усилия любви» (1594) не осуществилась. Перевод Кузмина был опубликован уже после его смерти (см.: Шекспир У. Полное собрание сочинений: в 8 т. М.; Л.: Academia, 1937. Т. 1. С. 3–141).18
Модпик – Московское общество драматических писателей и композиторов. Основанное в 1874 Общество русских драматических писателей и оперных композиторов в 1904 разделилось на Московское (с отделением в Петербурге / Ленинграде) и Драмсоюз (в Петербурге / Ленинграде; в 1929 председателем бюро МОДПИКа был А.И.Пиотровский, заместителем Б.В.Папапригопуло, заведующим агентурно-финансовой частью (то есть ответственным за сбор авторских отчислений в Москве и Ленинграде и выплату гонораров) – Е.Э.Мандельштам. Помещался МОДПИК по адресу: Фонтанка, 33, б. Аничков дворец, кв. 70 («Весь Ленинград на 1929 год»). Общество и Союз конкурировали и соперничали. Кузмин перешел из Драмсоюза в МОДПИК, о чем позднее сожалел, но не поддался искушению (искуситель – А.Н.Толстой) вернуться. 25 октября 1926 он записал в дневнике: «Понедельник отмечен отличной погодой и большой нравственной облегченностью. Я сам не ожидал, какой камень снимется с души, какая теплая и легкая уверенность является, когда переделаешь неблаговидное дело. А все в том, что, побывав в Модпике, я вернулся туда. И мне импонируют честные лица нашей Нат<альи> Григ<орьевны> и Евг<ения> Эм<ильевича> больше, чем забогатевшие мошенники вроде Левика, Пальмского и Валентинова. Я сам не ожидал». Подробнее о деятельности МОДПИКа в 1920-е см. в воспоминаниях Е.Э.Мандельштама (Новый мир. 1995. № 10. С. 159–167). В журнале «Рабочий и театр», где сообщалось о годовом общем собрании Ленинградского областного отделения МОДПИКа, говорилось: «Предложено в кратчайший срок добиться создания единого всероссийского общества драматургов, не соглашаясь на федерацию МОДПИКа и ДРАМСОЮЗА». На этом же собрании был исключен из состава членов Вл. Азов как «уехавший за границу и работающий в белогвардейской прессе» (см.: Рабочий и театр. 1929. № 1. С. 15). В 1930 обе организации были слиты во Всероскомдрам (Всероссийское общество советских драматургов, композиторов, авторов кино и эстрады), просуществовавшее около трех лет.19
«Похищение из сераля» (1782) – опера Моцарта. Кузмин перевел либретто Г.Стефани-младшего (с немецкого, а не с итальянского, как ошибочно указано в описи фонда Кузмина в РГАЛИ: ф. 232, оп. 1, д. 35) еще в октябре 1920. Постановка была осуществлена В. Р.Раппапортом по режиссерскому плану Н. Н.Евреинова в 1925 в Театре Комической оперы (дирижер – С. А.Самосуд, художник – М. П.Бобышов). Премьера прошла 28 марта 1925, уже после отъезда Евреинова 30 января с театром «Кривое зеркало» на гастроли в Варшаву. Режиссер на родину уже не вернулся: с 1927 до конца жизни он жил в Париже, хотя и сохранял советский паспорт. Поскольку «Похищение…» шло редко, Кузмин не мог рассчитывать на достаточное количество переводческого гонорара и старательно фиксировал каждое известие о возобновлении спектакля.20
«Нана» (1926, в советском прокате с 1928) – французский фильм режиссера Жана Ренуара. Немецкий актер Вернер Краус, игравший графа Мюффа, был хорошо известен Кузмину по фильму «Кабинет доктора Калигари» (1919). В заглавной роли выступила Катрин Гесслинг, жена режиссера, в прошлом натурщица его отца Огюста Ренуара. Для того чтобы закончить съемки фильма с бюджетом в миллион франков, режиссеру пришлось продать несколько полотен отца.21
«Холопка» – оперетта Н.Стрельникова на слова Евг. Геркена, премьерные представления которой прошли 8, 9, 10 и 12 марта 1929 в театре Музыкальная Комедия. У оперетты сложилась удачная сценическая судьба, а после ее экранизации, с некоторыми сюжетными изменениями («Крепостная актриса», «Ленфильм», 1962), – она была признана советской классикой. Обложка, к которой В.М.Ходасевич еще не приступала – для книги «Форель разбивает лед», вышедшей в свет 23 февраля 1929 (см. запись под этим числом).22
Вероятно, это означает, что в кассе была снята «бронь» на билеты на концерт Кнаппертсбуша.23
Так, по старой памяти, именовался ресторан И.Е.Федорова, на М. Садовой (в 1929 – ул. Пролеткульта), д. 8б, которым в годы нэпа владел некий Н.С.Янюшкин.24
Заметка «Венские вальсы», подписанная «М. К.», появилась в понедельник (по воскресеньям вечерний выпуск «Красной газеты» не выходил). Заключительный абзац развивает мысль, высказанную Кузминым в дневнике: «Вальсы Штрауса, как музыка бытовая, неразрывно связаны с какой-то целевой установкой, и слушать их следует или танцуя, или на открытом воздухе, за разговором и едой. Будучи же исполнены все подряд в концертном зале, они рискуют показаться устаревшими и однообразными. До некоторой степени это и произошло в Филармонии, несмотря на упоительное, пластическое, разнообразное, веселое и увлекательное управление Кнаппертсбуша, выступившего в трех последних концертах с вальсами Штрауса. Самое же главное то, что судьба вальсов Штрауса указывает на огромную роль, которую музыке надлежит сыграть в бытовом укладе жизни» (Красная газета. Веч. вып. 1929. 14 января).25
Женя – здесь Е.М.Кузнецов. Концерт А.И.Загорской должен был пройти вечером в воскресенье 13 января в Филармонии, но по каким-то причинам был отменен. Согласно программам, в тот день было два концерта. В 13 час. – сольный концерт Б.Бартока, где он играл свои и чужие пьесы, а в 16 час. – «экстренный» концерт оркестра п/у Ганса Кнаппертсбуша, где в первом отделении исполнялся Вагнер, а во втором – вальсы Иоганна Штрауса, которые Кузмин уже отрецензировал. Так что Кузмину повезло, и редакционное задание он по счастливой случайности не сорвал.26
Речь идет о первой выставке художников группы «13» (названной так по первоначальному числу участников объединения), которая проходила в Москве с 17 февраля по 17 марта 1929. В комитет выставки, отвечающий за организацию, входили Николай Кузьмин, Владимир Милашевский (1893–1976) и Даниил Даран (1894–1964). Подробнее см. сборник: Художники группы «13»: Из истории художественной жизни 1920–1930-х годов / Сост. М.И.Немировская. М., 1986. Там же воспроизведены репродукции некоторых акварелей и графических рисунков Юркуна и Гильдебрандт-Арбениной, принявших участие в этой выставке (в последующих двух они уже не участвовали).27
Ср.: «Егунов был, пожалуй, единственным человеком и едва ли не единственным поэтом, в котором я замечал что-то общее с Кузминым. Эти неуловимые черты сходства проявлялись не только в стихах Егунова или его блистательной прозе, лирической и насмешливой, но и в самом стиле мышления, даже в манере говорить и держать себя. Он и за столом сидел как-то похоже на Кузмина, так же уютно и с такой же естественной и непринужденной грацией. Впрочем, ни в его манерах, ни в его творчестве не было ничего подражательного» (Петров В. Калиостро [Из воспоминаний о М.А.Кузмине] / Публ. Г.Шмакова // Новый журнал. [N. Y.,] 1986. № 163. С. 97).28
Речь идет о распределении спектаклей среди рецензентов.29
Имеются в виду корректуры книги «Форель разбивает лед» и авторский гонорар за нее.30
Договор – на перевод «Илиады», уже подписанный Кузминым (см. запись за 7 января и примеч. № 14), но еще не подписанный ни его соавтором А. И.Пиотровским, ни издательством.31
Стихи Кузмина, отобранные И.Поступальским, в «Новом мире» не появились.32
«Цвей ум ейне» («Zwei um Eine», «Два в одном») – по-видимому, опера или оперетта, которую переводил Кузмин по заказу Сергея Радлова еще в 1925. На сегодняшний день не удалось выяснить, чье это произведение и было ли оно поставлено в театре Музыкальная Комедия (возможно, переименованное: так, известная пьеса В.Сарду «Мадам Сен-Жен» шла в те годы в Ленинграде под названием «Бой-баба»). В дневнике Кузмина это произведение упоминалось неоднократно на протяжении ряда лет. Приводим сводку выписок:«1924
30 сентября
Стася из Мих<айловского> <жена Е.М.Кузнецова, о нем см. в указателе имен – С.Ш.> сейчас же играла “Zwei um Eine”, прелестно играла. И мило беседовала очень.
1925
5 января
Юр. пришел с вином, печка истоплена, открыта “Zwei um Eine”, а он уходит. Только с утра бывшее хорошее настроение удержало меня от впадения в мрачность.
19 июля
Радлов немножко говорил о делах. О “Zwei”, о “Л<юбви> к 3-м апельсинам” и т. п. Было спокойно и приятно.
21 июля
Ксендзовского не видел. В конце концов Орлова и Радлов потащили меня наверх закусывать и говорить о “Zwei um Eine”.
29 июля
Мне было ужасно скучно. С “Zwei” кончится катастрофой. Не могу ни о чем подумать.
7 августа
Дай бог памяти. Да, был у Ельшина. Успокоителен. Только что ушел П<етр> Иль<ич> <Сторицын – С.Ш.>. Гадкий он человек, положительно. Еле-еле обошлись. Перевожу “Zwei”.
4 сентября
Дождь, хорошая погода, град, луна. Переводил. <…> Посланник от Ксендзов<ского> за “Zwei”.
6 сентября
Я с минуты на минуту жду катастрофы. И потом я имею способность так устраивать свои дела, что только худший враг мог бы их <так> устроить. Примеры: “Zwei” и “Звонари” <пьеса Евг. Замятина «Общество почетных звонарей», ставившаяся С.Э.Радловым и Н. В.Петровым в Академическом Малом театре, музыку к которой заказали Кузмину – С.Ш.>.
22 сентября
“Zwei” и музыка опять начали меня беспокоить. И нападает ужас.
4 октября
Ну, что же? Вчера? С одной стороны, спокойнее, с другой “Zwei” и музыка меня приводят уже в ужас. Печально мы живем.
6 октября
Теперь муз<ыка>, “Zwei” и Фейдт. А там видно будет. <Книгу о Конраде Фейдте, заказанную Кузмину «Academia», он так и не написал, и заказ был передан другому автору. См.: Державин К.Н. Конрад Фейдт. Критический этюд. Л.: Academia, 1926. 54 с. – С. Ш.>.
15 октября
Репетиции “Звонарей” идут. “Звонари”, “Zwei” и Фейдт – вот теперь 3 кирпича.
17 октября
Чудная погода <…> Ленясь, переводил “Zwei”.
18 октября
Трепещу за “Zwei”. Но делаю мало.
21 октября
Чудное солнце и снег <…> Но “Zwei”, но “Звонари”, но Фейдт!!!
2 ноября
Со страхом писал “Zwei”».
33
Под «слянием» следует понимать задуманную постановку оперы С. Прокофьева «Игрок» в ГАТОБе совместно Мейерхольдом и Сергеем Радловым. 5 января 1929 Мейерхольд приехал в Ленинград для распределения партий и подбора типажей для массовых сцен этой уже несколько лет как задуманной им постановки. 7 января в большом зале Госфилармонии он сделал доклад «Новые бои на театральном фронте» (отчет см.: Рабочий и театр. 1929. 13 января. № 3. С. 4. Доклад был также напечатан отдельной брошюрой). В театральной хронике сообщалось: «Окончательно выяснено, что оперу Прокофьева “Игрок” будет ставить вместе с Мейерхольдом режиссер Радлов. На днях Радлов уезжает в Москву для разработки макета, который будет осуществлен художником Шестаковым» (Там же). Однако этот проект не был осуществлен, а между тем Брюссельский театр «La Monnaie» в апреле 1929 представил мировую премьеру «Игрока» (на французском языке), для которой Прокофьев приготовил вторую редакцию своей оперы.34
Ленинградское отделение Госиздата тогда помещалось в Доме печати на Невском, 28 (известен как «Дом Зингера», по названию компании, выпускавшей швейные машинки и построившей его для своего офиса и мастерских). На пятом этаже располагался Детский отдел, возглавляемый Маршаком, который и должен был выпустить перевод «Илиады». «Издательство писателей в Ленинграде» и «Academia» находились внутри Гостиного двора, причем последняя тогда находилась в процессе переезда с Литейного проспекта, а в скором времени была переведена в Москву.35
Книга Д.Дефо «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка...» в 2-х т., переведенная М.А.Шишмаревой и З.Н.Журавской под ред. А.А.Франковского, с иллюстрациями Ж..Гранвиля, вышла в серии издательства «Academia» «Сокровища мировой литературы» в 1929 тиражом 6100 экз.36
О постановке «Прогулок Гуля» см. во вступительной статье и примеч. №№ 96, 113.37
Заседание было посвящено преобразованию издательства «Academia» в акционерное общество (одним из пайщиков которого стало Главискусство), с возложением на издательство обязанности издавать искусствоведческую литературу, труды Института истории искусств, ГАХНа и т. п. учреждений, монографии по литературе, изобразительным искусствам, литературные мемуары и художественную литературу. Как заявил начальник Главискусства А.И.Свидерский, «Коллегия Наркомпроса постановила укрепить издательство путем акционирования его. В настоящее время это осуществлено и основной капитал издательства увеличен вдвое. Акционеры издательства – “ЗИФ” и Главискусство. Старое правление издательства Главискусством распущено и в настоящее время во главе издательства стоит организационное бюро в составе: С.А.Воскресенского, Г.И.Камкова и И.Б.Стырмама» (Свидерский А.И. Об «Академии» // Красная газета. Веч. вып. 1928. 28 декабря. См. также конец дневниковой записи от 20 февраля и примеч. № 62). Издательские функции разделялись с Теа-кино-печатью, также вошедшей в а/о.38
Издательство «Земля и фабрика» (ЗИФ) возникло в 1922 по инициативе ЦК профсоюза бумажников, в 1926 было реорганизовано в акционерное общество, а в 1930 вошло в состав Государственного издательства художественной литературы (ГИХЛ).39
В это время в 7-комнатной коммуналке, где жили Кузмин, Юркун, его мать В.К.Амбразевич и собака Файка телефон за неуплату был выключен, и звонить приходилось из домовой конторы, т. е. офиса председателя ЖАКТа. Хотя Кузмин пренебрежительно называет его «прислугой», в 1920–30-е это была значимая должность – достаточно вспомнить Швондера из булгаковского «Собачьего сердца», или слова Осипа Мандельштама из очерка «Киев», напечатанного в «Вечерней Красной» в постоянной рубрике «По Советскому Союзу»: «Нигде, как в Киеве, неосязаемо величие управдома, нигде так не романтична борьба за площадь». Да и сам Кузмин часто «трепетал» управдома, ведавшего сбором квартплаты.40
Речь идет о поставленной театром «Комедия» пьесе Бен-Джонсона «Вольконе (Лиса)», «комедии без любви в 3-х действиях» в переделке Стефана Цвейга. (Режиссер – К.П.Хохлов, музыка В.М.Дешевова.) О переводчике, коллеге и приятеле из Драмсоюза, Кузмин писал 27 октября 1926: «Всё звонки. Дела. Геркен хлопочет, будто persona. Так делаются деятелями. О Модпике пренебрежительно. Перевод “Volkone”». Премьерные показы пьесы, с указанием на афишах: «Цены возвышенные», прошли 2 и 3 марта 1929. Кузмин надеялся, что музыку закажут ему.41
Ср.: «Мне хочется особо остановиться на творчестве Кузмина, которое поистине заслуживает дифирамба. Среди поэтов “Аполлона” М.А.Кузмин всегда представлялся мне самым выдающимся талантом. Более того – на мой взгляд, он – вне сравнения с кем-либо из его современников. Я всегда поклонялся его таланту» (Головин А. Я. Встречи и впечатления. Л.; М., 1940. С. 99). Об этом высказывании, вероятно, рассказал Кузмину Э.Голлербах, который редактировал и готовил к печати воспоминания Головина.42
Журнал – сатирический еженедельник «Ревизор», который стал выходить с марта 1929 как издание «Красной газеты», сменив журнал «Пушка» (бывший «Бегемот»), но сохранив основной состав сотрудников. Там печатались М.Зощенко, Иван Прутков, Л.Никулин, М.Слонимский, Д.Цензор, изредка К.Федин. Карикатуристы, кроме члена редколлегии Н.Радлова – Б.Антоновский, А.Юнгер, Б.Малаховский, Б.Шемиот. Многие в прошлом сотрудничали с аверченковским «Новым Сатириконом». Борис Шемиот оформил в «мультипликационном стиле» спектакль С.Э.Радлова «Похождения солдата Швейка» (о спектакле см. примеч. № 79).43
Имеется в виду кинофабрика «Совкино», будущий «Ленфильм» (ул. Красных Зорь, 10). А.И.Пиотровский был членом художественного бюро фабрики.44
Кузмин по инерции называет продуктовый магазин по имени дореволюционного владельца.45
Речь идет о московской выставке группы художников «13» (см. примеч. № 26).46
Ученица – Наталья Ивановна Натан-Горская (см. указатель имен).47
Букинистический магазин (там продавались также рукописи и автографы) Северо-Западного областного отделения акционерного общества «Международная книга») находился на Литейном пр. (в 1929 – пр. Володарского), д. 53а, по соседству с книжным магазином «Academia» (д. 53б). До революции им владел В.И.Клочков, чьим постоянным покупателем, хорошо знавшим хозяина, был Кузмин, купивший там «Хромого беса» Лесажа (см.: Кузмин М. Дневник 1908–1915. Спб., 2005. С. 490) и множество других книг. Он и Юркун также продавали Клочкову свои книги. Старейший букинистический магазин Петербурга-Ленинграда и снова Петербурга, сумел сохранить свою специализацию от дореволюционных лет вплоть до 2007 года, что можно отметить как культурное достижение. Теперь там продают спортивную одежду и обувь, что, напротив, выглядит унылой деградацией.48
Имеются в виду перевыборы Советов депутатов трудящихся. Весь предыдущий месяц проводилась широкая агитация членов Всерабиса. В заметке М.Тарасова отмечалось: «Начиная с 14 января на предприятиях уже начинаются предвыборные собрания, на которых будет демонстрироваться специальная кинофильма, посвященная перевыборам Советов, а также свои живые газеты, специально подготовленные. Нужно добиться того, чтобы эти выборы прошли с должным успехом, со 100% посещаемостью всех работников искусств» (Рабочий и театр. 1929. 6 января. № 2. С. 2).49
Абсентеизм – уклонение от участия в выборах.50
Крестница (в переносном смысле слова, т. е. «поэтическая крестница») – здесь Н. И.Натан-Горская.51
Речь идет о книге «Форель разбивает лед».52
И.И.Ионов, вернувшись из загранкомандировки в САСШ, где он с 1926 по 1928 работал от а/о «All Russian textile syndicate» по закупке хлопка, заменил снятого с работы и исключенного из партии В.И.Нарбута на посту председателя правления издательства 3ИФ. Позже он возглавил также издательство «Academia», поглощенное ЗИФ’ом (об этом в публикуемом дневнике дальше). 25 января 1932 Горький писал из Сорренто Сталину по поводу Ионова: «…я очень прошу Вас обратить внимание на вреднейшую склоку, затеянную этим ненормальным человеком и способную совершенно разрушить издательство “Академия”. Ионов любит книгу, это, на мой взгляд, единственное его достоинство, но он недостаточно грамотен, чтобы руководить таким культурным делом <…> мне показалось, что поездка в Америку несколько излечила его, но я ошибся – Америка только развила в нем заносчивость, самомнение и мещанскую – “хозяйскую” – грубость. Он совершенно не выносит людей умнее и грамотнее его и по натуре своей – неизлечимый индивидуалист, в самом плохом смысле этого слова» («Жму Вашу руку, дорогой товарищ». Переписка Максима Горького и Иосифа Сталина // Новый мир. 1998. № 9). 1 апреля 1932 Ионов расстался с «Academia» (его сменил Л.Б.Каменев) и возглавил а/о «Международная книга»; в 1937 был репрессирован, погиб в Севлаге.53
«Параболы. Стихотворения 1921–1922» (Пб; Берлин: Петрополис, 1923). Этому сборнику, в СССР к продаже не допущенному, Кузмин в 1931 по пятибалльной шкале выставил «4», «Форель…» же оценил на «5» (см.: Кузмин М. Дневник 1931 года // Новое литературное обозрение. 1994. № 7. С. 177).54
По-видимому, имеется в виду случай, когда М.Лозинскому ошибочно выписали гонорар за чужой перевод, но детали нам неизвестны.55
См.: Выставка рисунков 13 / Со вступ. статьей Б.Терновца. М.: Ассоциация художников-графиков при Доме печати, 1929. Об этом каталоге В.А.Милашевский вспоминал: «Мы решили нашу выставку подать, как следует, по-европейски! Каталог, статья при нем. <…> Кузьмин предложил войти в более тесный контакт с Терновцом, директором Музея западной живописи. <…> Через какой-то срок статья была получена, сам стиль не напоминал сухие статьи об искусстве, которые к 1929 году уже стали приобретать классический для последующих годин – суховатый стандарт! Далее идет работа Кузьмина, его макет, его наблюдение, а главное, измышление, где можно будет все это напечатать. Конечно, печатали в складчину… Никто нас не субсидировал. Огромную роль сыграл в нашем становлении на культурную почву Москвы этот блестящий каталог… Подняться до его полиграфической культуры никому не удавалось ни до, ни после “13”» (Цит. по: Художники группы «Тринадцать»: Из истории художественной жизни 1920–1930-х годов / Сост. М.И.Немировская. М., 1986. С. 143-144).56
Каталог включал 7 рисунков О.Н.Гильдебрандт-Арбениной и 5 рисунков Юркуна.57
Речь идет о докладе Кузмина о звукомонтаже, упомянутом в записи от 11 февраля. Когда МОДПИК получил в свое распоряжение второй этаж Аничкова дворца, где прежде размещался Собственный кабинет Е. И. В., у Общества появился зал человек на 200, где можно было проводить собрания и концерты. «Доклад о звукомонтаже» прозвучал на одном из творческих вечеров, так называемом «понедельнике» МОДПИКа. Е.Э.Мандельштам, сохранивший программки «понедельников», вспоминал: «Темы и формы этих встреч придумывались в секциях коллективно, там обсуждались и принимались любые предложения и намечались докладчики <…> “Понедельник” 18 февраля 1929 года был посвящен теме “Роль музыки и звукомонтажа в современной драме” с вступительным словом М.А.Кузмина и Ю.А.Шапорина» (Новый мир. 1995, № 10. С. 165).58
То есть из-за упомянутого выше доклада Натан-Горская отменила либо свой «суарэ», либо творческий вечер.59
Музыканты – очевидно, квартет МОДПИКа «в составе первоклассных музыкантов Сергеева, Памфилова, Минчева и Скальберга» (Новый мир. 1995. № 10. С. 165). Петрушка у Кузмина написан без кавычек, но это, конечно, балет Стравинского. Раз квартет не пришел, то музыка могла быть исполнена на рояле, самим Кузминым либо кем-нибудь из участников диспута. Их называет Е.Э.Мандельштам: это композиторы Стрельников, Дешевов и Шостакович. Текст кузминского доклада до нас не дошел; очень вероятно, что Кузмин его и не писал, а импровизировал «без бумажки».60
«Форель разбивает лед» действительно вышла в свет в субботу 23 февраля 1929. См. запись за это число, с замечанием, что перепутали цвета на обложке (книга печаталась в образцовой Государственной типографии им. Евг. Соколовой). Неприятности странно рифмуются: на двухцветной обложке Д.Митрохина к предыдущей книге Кузмина «Новый Гуль», изданной «Academia» в 1924, Первая Ленинградская артель печатников также перепутала краски, и этот брак (коричневый цвет, вместо черного, и наоборот) вовсе не был «не особенно бросающимся в глаза», как пишет в своих воспоминаниях Л.А.Рождественская-Кроленко (см.: Новое литературное обозрение. 1999. № 36. С. 196).61
На уровне (фр.).62
Приводим точный текст напугавшего Кузмина объявления на последней полосе «Красной газеты»:«Гос. Акц. Изд. О-во “ЗЕМЛЯ и ФАБРИКА” (ЗИФ)
и Акц. О-во “ACADEMIA”
доводят до всеобщего сведения, что с 25-го января 1929 г.
Лен. Отдел. Гос. Акц. Изд. О-ва “ЗЕМЛЯ и ФАБРИКА”
передано Генеральное и монопольное представительство
Изд-ва “ACADEMIA” по гор. Ленинграду и Ленинградской Области.
Магазин Изд-ва “ACADEMIA” в Ленинграде – пр. Володарского, 53-б
перешел в ведение Лен. Отд. Изд.-ва “ЗЕМЛЯ и ФАБРИКА”.
Со всеми заказами на издания “ACADEMIA” по Ленинграду и
Ленингр. Области обращаться по адресу Изд-ства “ЗЕМЛЯ и ФАБРИКА”:
Ленинград, Просп. 25-го Октября, д. № 13, тел. 243-08 и 446-55, или
Просп. Володарского, д. № 53-б, тел. 138-98 – магазин “ACADEMIA”»
(Красная газета. Веч. выпуск. 1929. 20 февраля).
63
Французский писатель Жорж Дюамель в 1927 посетил СССР. Об этой поездке он написал книгу «Voyage a Moscou», где пришел к заключению, что советская интеллигенция охвачена «советским патриотизмом», и энергично агитировал против возможной интервенции в СССР. В большом очерке Я.Фрида о Дюамеле эта книга, не переведенная на русский, упомянута вскользь: «Ему не чужда и памфлетная ирония Вольтера – Франса (правда и здесь над всем – мягкость, сдержанность, нежелчность этого писателя), и в его вещах, потрудившись, можно найти даже гомеопатическую дозу французской фривольности (напр., в “Путешествии в Москву” – добродушное указание на то, что постели в московском Доме ученых вызывают мысли скорее о госпитале, чем о сладострастии» (Печать и революция. 1928. № 7. С. 104). Когда писатель приезжал и в Ленинград, Кузмин встречу с ним пропустил. Ср. в дневниковой записи от 31 марта 1927: «Звонила А<нна> Дм<итриевна>. На Дюамэля никто не пошел».64
Пострел, озорник (нем. разг.; употребляется по отношению к мальчишке).65
«Шведские перчатки» (1914) – дебютная книга Юркуна. Кузмин написал к ней предисловие и проредактировал. «Письма нижегородцев» – переписка каких-то неизвестных военных, должно быть, гомосексуального содержания, с упоминанием Кузмина и цитатами из его стихов, которую отыскал энтузиаст сексологии М. Г.Худяков. 23 февраля 1927 Кузмин записал в дневник: «Забежал Худяков со своими матерьялами, которые оказались замечательными», и на другой день: «Чтение “Нижегородцев” так много во мне пробудило, что я как-то по-новому воспрял духом и стал смотреть на жизнь, на внешнюю, конечно. И потом мне лестно как-то, что, вот какие-то красноармейцы переписываются обо мне и отрывки моих стихов служат любовными доказательствами». «Кавалер роз» (точнее «Кавалер розы», «Rosen Kavalier») – опера Р.Штрауса, либретто Х.фон Гофмансталя (1911). Переводом либретто Кузмин занимался на протяжении 1927. Ср. запись в дневнике от 5 февраля 1927: «Какая все-таки прелесть “Rosen-Cavalier”. Нужно ухитриться его провалить» (Кузмин пишет «Cavalier» по-французски, каковое написание было принято и в Германии до конца XIX века). Однако опера, поставленная С.Э.Радловым, премьера которой прошла 24 ноября 1928 в ГАТОБе, после некоторой критической перепалки (см.: Соллертинскаий И. «Кавалер роз» в Акопере // Жизнь искусства. 1928. № 40. С. 10–12; К спорам о постановке «Кавалера роз». Статьи С.Радлова и И.Соллертинского // Там же. № 50. С. 8-9) была отрицательно принята как критикой («Будучи совершенно неприемлемой идеологически, постановка эта и в чисто формальном отношении страдает рядом крупных недостатков». – Рабис. 1929. 26 марта. № 13. С. 18), так и рабочим зрителем («…если “Бег” <под давлением общественности БДТ отказался от постановки пьесы М.Булгакова – С. Ш.> и “Аттила” <пьеса Евг. Замятина – С.Ш.> в ак<адемический> репертуар не включены, то зато имеется “Жена” <пьеса К.Тренева – С.Ш.> и “Кавалер роз”, откуда публику надо уносить от скуки». – Государственные театры под обстрелом профсоюзов // Рабочий и театр. 1929. 10 марта. № 10. С. 11).66
Гастроли немецкой танцовщицы вызвали большой интерес. Выступлению предшествовали лекции: так, 22 февраля в Государственном институте истории искусств прошел вечер докладов А.А.Гвоздева и И.И.Соллертинского «Современный танец на Западе и творчество Валески Герт», с демонстрацией диапозитивов, а в прессе публиковались заметки об этом совершенно незнакомом советской публике персонаже. Завышенные ожидания вызвали у критиков разочарование. В статье «Валеска Герт танцует», подписанной «Ю.Б.» (Юрий Бродерсен, балетный критик) ставился вопрос о целесообразности ее приезда в СССР вообще:«“Общество культурной связи с заграницей” показало нам германскую танцовщицу Валеску Герт. Ее концерт в большом зале Филармонии привлек массу публики: все билеты были раскуплены задолго до концерта. К ввозу заграничных артистов мы должны относиться с осмотрительностью: при наших валютных затруднениях необходима особая осторожность в этом отношении. <…> Исходя из этого, вопрос – стоило ли привозить Валеску Герт в СССР, может ли ее искусство быть полезным нам, может ли оно, наконец, иметь какое-либо педагогическое значение?
На все эти вопросы приходится ответить отрицательно. Все, показанное Валеской Герт – насквозь субъективно, замкнуто, дилетантско. Мастерства нет. Ее отдельные номера – исполненные на вечере – доказали наличие определенного тематического замысла, который исполнительница была бессильна, однако, воплотить <…>
Много элементов почерпнуто Валеской Герт из арсенала большого современного европейского города. Это: разнузданность движений, эротизм, спадающий до ступеней сексуальности, какая-то чисто кабацкая бравада. И все это преподано артисткой далеко не в пародийном плане. Танец Валески Герт – ее шансонетки довольно игривого свойства (кокотка) – моментами носят чисто кафэшантанный характер.
Никакого социального вскрытия быта современного буржуазного города, никакого “оптического ритма” и яркого экспрессионизма, о которых много говорил в своем вступительном слове докладчик <…> – нам обнаружить не удалось. Творчество Валески Герт – носит все черты буржуазной культуры <…>
Это именно тот путь, по которому не должно идти развитие нашего танцевального искусства, живая школа – чего мы не должны делать.
В этом только и заключается педагогическое значение гастролей Валески Герт. Однако стоило ли для подобного урока – очевидного для всякого работника советского искусства – организовывать гастроли Валески Герт?» (Рабочий и театр. 1929. 10 марта. № 11. С. 7).
Ретроспективный взгляд современного исследователя не столь прямолинеен: «На гастролях в Союзе начала тридцатых годов <датировка неточна, поскольку после 1929 танцовщица в СССР не приезжала – С.Ш.> Валеска Герт производила впечатление явления незаконного. От неё отказывалась хореография, “ветхая классика”, и авангард. С сомненьем и оговорками её приписали к мюзик-холлу, хотя физиологичность, бытовизм и слишком резкое сатирическое начало этому препятствовали» (Горфункель Е. Час Валески // Петербургский театральный журнал. 1996. № 9).
Наум Клейман так описывает Валеску Герт, с которой познакомился в марте 1968 на кинофестивале в Оберхаузене и у которой хотел узнать что-либо об Эйзенштейне: «В толпе молодых людей я не сразу увидел маленькую, щуплую женщину. Frau Gert выглядела более чем экстравагантно: черный кожаный брючный костюм, кожаная кепка с большим козырьком, густо морщинистое лицо с наклеенными ресницами и длинная папироса в фиолетовых губах. <…> “Эйзенштейн… Он был один из пяти мужчин, которых я действительно любила в этой жизни…”. В повисшей паузе на грани ультразвука послышалось эхо растянутых гласных: “…ich hab’ in diesem Leben geliebt”. Под странно кошачьим взглядом ее ореховых глаз я выдавливаю из себя вопрос, сохранились ли у нее письма Сергея Михайловича <…> Да, у нее были и записки, и рисунки Eisenstein’a, но ей пришлось бежать, бросив самое дорогое на разграбление и поругание!» (Киноведческие записки. 2005. Декабрь. № 58).
67
У И.Н.Потапенко, кроме умершей двух лет от роду дочери от Лики Мизиновой, было еще две дочери от второй жены: одна беллетристка Дионисия (писала под псевд. Савватий), вторая – плодовитая переводчица Наталья. К 1929 обе жили в эмиграции. См. о них в биографическом словаре «Русские писатели. 1800–1917» (Т. 5. М., 2007. С. 114-115).68
О.Н.Арбенина отстаивает позицию, что «самоблокады», отсекающей СССР от западного мира, культурной разобщенности с ним нет, приводя примеры гастролей зарубежных исполнителей: Валески Герт, чилийского пианиста Клаудио Аррау (см. о нем в указателе имен). «Негритянского певца» идентифицировать, к сожалению, не удалось, но в 1926 в Ленинграде прошли нашумевшие гастроли американской «негрооперетты» Сэма Вуддинга, на представлении которой побывали и Кузмин, и Юркун с Арбениной, так что возможно речь идет о них. 8 мая 1926 Кузмин писал: «Джаз-банд волшебен. Какие возможности! Да и негры ничего, особенно негритянки, хотя делают иногда с видом знатока обычные вещи, и немало среди них рабиновичей».69
Мурзилка – такса Л. Л. Ракова.70
Гжевский – так Кузмин время от времени неправильно писал фамилию «Кржевский». О Б.А.Кржевском см. в указателе имен.71
Фотохудожница Т.С.Левинсон, чье ателье находилось по ул. Герцена, д. 21, сделала удачный фотопортрет Лидии Ивановой, упоминается в сборнике памяти балерины. В журнале «Жизнь искусства» публиковались объявления о том, что «Тереза Левинсон возобновила прием в своей фотомастерской». Возможно, что именно ей принадлежат фотопортреты Ольги Черемшановой на обложках «Рабочего и театра» и «Жизни искусства» в 1926.72
«Месса» Кузмина до нас не дошла. Это произведение было написано весной-летом 1925. 30 сентября 1925 Кузмин записывал: «Читал всю “Мессу”. Не знаю, какой она имеет вид. Ее не очень любят, но относятся почтительно». 1 июня 1926 ее слушал у Спасских приехавший из Москвы Андрей Белый: «Сидели на балконе все. Белый потолстел, загорел, не постарел, но появились какие-то умильно-действующие гримаски, как у деревенских старых барышень. Видается с Сологубом. Слушал, читал стихи. Его пасут, берегут, на него умиляются, но он стесняет их, безусловно. Гитмановна как фарфоровая ведьма. Спасский умученный новообращенный жених. Вообще, от жуткого христианства у них есть. Не знаю, как понравилась ему “Месса”. Говорил он какие-то опять приятные, но ужасно домашние и провинциальные вещи, будто приехал из Окуловки».73
По-видимому, Кузмин ожидал разгромных рецензий на свою «Форель…».74
Кузмин читал роман Юрия Тынянова «Смерть Вазир-Мухтара», только что вышедший в ленинградском издательстве «Прибой», а перед тем печатавшийся в «Звезде» на протяжении 1927 и первого полугодия 1928.75
Речь идет о 2-м томе из 7-томного собрания сочинений Проспера Мериме.76
Кроме Казарозы, названы Анастасия Николаевна Чеботаревская – писательница, переводчица, жена Ф. К.Сологуба, утопившаяся в Неве (см. запись в дневнике Кузмина от 26 сентября 1921 – Минувшее: Исторический альманах. Вып. 13. М.; СПб., 1993. С. 489) и неизвестная нам Полина (возможно, рассказ о ее самоубийстве находится в двух утраченных томах дневника (VII – с 29 октября 1915 по 13 октября 1917 или IX – с 28 июля 1919 по 27 февраля 1920).77
В феврале 1929 Л.Д.Троцкий был выслан из алма-атинской ссылки за пределы СССР. После этого ОГПУ проводило в Москве и, в особенности, в Ленинграде «зачистку» его сторонников, участников левой оппозиции.78
Умершего графа Брокдорф-Раценау сменил в должности германского посла Г. фон Дирксен. После вручения верительных грамот он несколько дней, с 5 по 9 марта, провел в Ленинграде, осмотрел также Детское Село и Гатчину (см. заметку: Наши связи с Германией: (беседа с германским послом в СССР г. фон-Дирксен) // Ленинградская правда. 1929. 9 марта). При смене послов сменились и консулы в Ленинграде – при покойном графе таковым был К. Вальтер, при новом после консулом стал Эрих Артурович Цехлин. Прием деятелей культуры проходил в германском консульстве по адресу: ул. Герцена (Морская), д. 1.79
Имеются в виду «Похождения солдата Швейка», «роман в 51-й картине» Елены Тарвид по Ярославу Гашеку. Премьера прошла в феврале 1929 в открывшемся 30 ноября 1928 Молодом театре под руководством С.Э.Радлова. См. подробнее: Золотницкий Д. Сергей Радлов: Режиссура судьбы. СПб., 1999. С. 121. Рецензии, хотя и с оговорками, были положительными, например: «Из блестящей книги Ярослава Хашека выбрано полсотни страниц <…> Инсценировка сделана методом последовательной иллюстрации. Эпизод следует за эпизодом, сохраняя литературную манеру автора и заставляя зрителя как бы прочитывать этот остроумный и тонкий спектакль, даже слишком тонкий и легкий для столь большой сатирической темы <…> В характеристике Швейка допущен плохо объяснимый уклон в голый клинический идиотизм, что иногда притупляет и обескрыливает колючие реплики этой фигуры – фигуры придурковатого, в большой степени “себе на уме” обывателя, но ни в коем случае не заправского наследственного идиота <…>Несмотря на эти <…> недостатки и общий, излишне облегченный – с точки зрения социальной весомости – характер спектакля, режиссеру Радлову и молодым актерам театра удалось не только добиться моментов большой художественной убедительности и свежести, но и выдержать в целом (хотя и с меньшей силой и большим добродушием, чем этого хотелось бы нам) разоблачительно-сатирическую линию спектакля <…> Швейк, с большой изобретательностью и юмором, хотя и с ошибочным подходом к трактовке образа, сыгран Н.Вальяно» (Верховский Н. «Бравый солдат Швейк» // Красная газета. Веч. вып. 1929. 13 марта).
80
В.В.Лебедев в это время писал портрет боксера Алексея Бакуна.81
«Голем» (1915) – роман австрийского писателя Г. Мейринка (1868–1932), одного из любимых авторов Кузмина.82
Вероятно, у Кузмина не осталось экземпляра своей книги, чтобы подарить Лившицу (чуть выше он пишет: «Пришлось продать еще “Форели”»).83
Имеется в виду задержка с выплатой гонорара за «Форель…» «Издательством писателей в Ленинграде».84
22 июля 1922 Кузмин записал в дневнике: «Таинственная история. К Лернеру явился поздно вечером незнакомый человек и просил передать мне пачку писем Чичерина ко мне. Фамилии не назвал, говоря, что уезж<ает> и имя свое скрыл бы. Кажется, я писем Чичерина не продавал». Личность таинственного незнакомца, как следует из публикуемой здесь записи, выяснилась только семь лет спустя. Каким образом эти письма попали в Книжную лавку писателей, остается неизвестным (разве что их продал в трудную минуту тайком от Кузмина Юркун; ср. упоминание в давней записи от 30 июля 1918: «Юр. продавал мой архив»). Получив их обратно, Кузмин записал: «Читаю письма Юши Чичер<ина>. Только теперь их понимаю и оцениваю. Это по-европейски солидно, и пафос дружбы, чисто немецкий – времен Ницше и Вагнера. Но я оправдал ли все это? Не знаю, не слишком ли я снисхождителен <так!> к самому себе? Конечно, отношение у меня чуть-чуть скифское. И что он теперь обо мне думает? Наверное, поставил крест. Но в минуты бессонницы и упадка, наверное, вспоминает, не может не вспоминать» (27 июля 1922).Сейчас письма друга гимназической юности Кузмина за 1889–1914 и одно письмо от 9 июня 1926 находятся в РГАЛИ. По поводу их приобретения у Кузмина вместе со всем его архивом и дневником, директор московского Гослитмузея В.Д.Бонч-Бруевич писал 20 мая 1934 народному комиссару по просвещению А.С.Бубнову: «Эти письма, как Вам известно, представляют особый, чрезвычайно важный интерес, и я счастлив, что мне удалось этот архив приобрести и вырвать эти письма из чуждых нам рук» (РГАЛИ. Ф. 612. Оп. 1. Д. 61. Л.12). По логике Бонч-Бруевича, письма Чичерина, находящиеся у человека, к которому они адресованы, могут рассматриваться как находящиеся в «чуждых нам руках». Публикацией их занимается в настоящее время Н.А.Богомолов.
85
О переводе Кузминым цикла Ганса Бётге «Китайская флейта» для симфонии Густава Малера «Песнь о земле» подробнее в: Дмитриев П.В. «Академический» Кузмин // Russian Studies. Ежеквартальник русской филологии и культуры. 1995. Vol. I. № 3. С. 209. Там же приведены и тексты. См. также примеч. № 92.86
Музтрест – государственный музыкальный трест в подчинении Наркомата легкой промышленности (до 1927 – Музпред, бывший в ведении Наркомпроса). В состав треста входили ленинградская фортепьянная фабрика им. Зиновьева, фабрика мелких музыкальных инструментов им. Луначарского, магазины и контора проката музыкальных инструментов. Не имея возможности купить необходимое ему для работы «пьянино» (правописание Кузмина), он пользовался услугами Музпреда / Музтреста и часто задерживал уплату за прокат. Когда осенью 1925 пианино за неуплату увезли, это стало для Кузмина не менее болезненным ударом, чем отлучение от «Красной газеты». «А главное, колоссально важен инструмент, эмоциональный регулятор», – писал он по этому поводу.87
«Красный мак» (1927) – балет Р.М.Глиэра. Премьера состоялась 20 января 1929 в Мариинском театре (Акбалет).88
«Рабис» – театральный журнал, орган Всесоюзного профессионального союза работников искусств, выходил в Москве в 1927–1934.89
В чем обвинялась вся «головка» Музыкальной Комедии (кроме А.Н.Феоны), достоверно выяснить не удалось. Одно можно сказать наверняка: обвинения не носили политического характера. Из названной в дневнике троицы М.Д.Ксендзовский был арендатором здания на Невском, 56 («дом Елисеева») и еще в июле 1926 привлекался к суду за незаконную сдачу помещения коммерческому агентству Северо-Западной железной дороги. Тогда он получил, согласно одному сообщению – два года тюрьмы и 1000 р. штрафа (см. крохотную заметку: Дело Ксендзовского // Красная газета. Веч. вып. 1926. 19 июня), а по позднейшей, более точной информации – один год без строгой изоляции (см.: Взятки – подлоги – растраты // Там же. 10 июля). После ареста в марте 1929 популярнейший артист петербургской оперетты, отбыв срок в Соловках, в Музыкальную Комедию не вернулся, продолжив сольную карьеру. С 1933 он гастролировал в концертном ансамбле, организованном совместно с С.М.Бронской, а в конце декабря того же года его имя как исполнителя песен из оперетт появляется на афише ленинградских гастролей Харпо (Артура или Адольфа) Маркса – одного из 4-х братьев Маркс, знаменитых американских кинокомиков (тот выступал с пантомимой). Имя И.П.Зеленина еще раз встречается в дневнике Кузмина в записи от 14 сентября 1931 («Насилу добрался до Янковского. Провел Зеленин» – Новое литературное обозрение. 1994. № 7. С. 170) – из чего можно заключить, что последний сохранил связь с театральным миром. О судьбе И.В.Карпикова сведений у нас нет.90
По-видимому, имеется в виду Передвижная Студия Красного театра. Театр был организован Культотделом Ленинградгубпрофсовета еще в 1925, но по материальным причинам развитие его в виде большого стационарного театра оказалось профсоюзам не под силу. Обсуждался даже вопрос о его закрытии, но, после вмешательства Луначарского, театр оставили в виде небольшой театральной организации, без сложных экспериментальных задач. Премьерой стала пьеса Б.Папаригопуло «Рельсы» в постановке К.Тверского. Любопытна в этой связи запись о Папаригопуло в дневнике Корнея Чуковского от 12 апреля 1926: «Сейчас за 500 р. написал агитац. пьеску для какого-то из Красных Театров и зовет ее позором своей жизни» (Чуковский К.И. Дневник 1901–1929. М., 1997. С. 387).91
Дипломатические отношения с Голландией после убийства царской семьи, с которой династия Оранских имела родственные связи, были разорваны и восстановлены лишь 10 июля 1942, когда правительство оккупированных Нидерландов находилось в Лондоне. Поэтому упомянутый «голландец Шварц» не мог быть дипломатом. В то же время торговые связи Ленинграда с Голландией, восходившие еще к Петру Великому, при нэпе развивались достаточно активно, принимая подчас весьма экзотические формы. В газетах, например, появилось сообщение о том, что ленинградская артель кустарей изготовила первую партию деревянных башмаков для отправки в Голландию.92
Перевод Кузмина (I. «Застольная песня о земных бедствиях», II. «Одиночество осенью», III. «О юности», IV. «О красоте», V. «Пьяница весною», VI. «Разставанье» <так!>) был приложен к театральным программкам. Концерт состоялся 12 марта 1929 (и повторен 13 марта) в Большом зале Филармонии. В концерте приняли участие С.П.Преображенская (контральто) и Н.Н.Куклин (тенор). Оркестром дирижировал Отто Клемперер. Как следует из текста дневника, Кузмин на концерт не пошел. Это тем более удивительно, что, впервые побывав на концерте Клемперера 5 ноября 1924, он записывал: «Клемперер дирижирует, как колдует. Есть от Гофмана, Фейдта и Паганини. Вызывает звуки, как духов. Моцарт прошел волшебно. Л<ев> Льв<ович> был, кажется, потрясен». И три дня спустя, 8 ноября: «Клемперер будет дирижировать “Саломеей” и “Дон Жуаном”. Вот <бы> пойти».Возможно, причины были самые прозаические, вроде нехватки денег на билеты. Но, как кажется, автора перевода могли бы пустить даром?
93
В театральной хронике были напечатаны следующие сообщения: «31 марта в Ак-капелле в первый раз будет исполнено новое симфоническое произведение А.Канкаровича “Прогулки Гулля” <так!> (текст М.А.Кузмина). Участвуют хор Капеллы и симфонический оркестр под управлением М.Г.Климова»; и: «Малый оперный театр. В начале этого сезона решено возобновить оперу Моцарта “Похищение из сераля” с молодыми силами» (Рабочий и театр. 1929. 10 марта. С. 14).94
Первоначально переводить «Илиаду» предполагалось прозой, а поэтические фрагменты поручались Кузмину. Однако выполненные А.И.Пиотровским прозаические пересказы издательство не удовлетворили. Не нравились они и Кузмину: так, 27 сентября 1931 он записал: «Да, видел Адриана. Маршак ему говорил уже, что мне не нравится его “Илиада”; был как будто задушевен, почтителен и ласков, но ведь он очень фальшивый человек…» (Дневник 1931 года // Новое литературное обозрение. 1994. № 7. С. 174). В конце концов Кузмину было предложено взять на себя и прозаический текст. «Илиада» должна была быть выпущена Лендетгизом, поскольку задумывалась как популярная обработка для старшего школьного возраста. Работа завершена не была. Фрагмент стихотворного перевода Кузмина «Прощание Гектора с Андромахой» удалось опубликовать в «Звезде» (1933. № 6. С. 69–74). В заметке «Несколько слов о переводе» Кузмин писал: «Не могу <...> не выразить своей благодарности С.Я.Маршаку, благодаря которому я взялся за эту работу (увы, не полную), доставившую мне на долгое время самые чистые и плодотворные радости» (Там же. С. 71). Эта публикация стала последним прижизненным выступлением Кузмина в печати.95
«La Faustin» («Актриса Фостэн», 1882) – роман Эдмона Гонкура.96
Имеется в виду афиша к представлению синтетического музыкального спектакля «Че-пу-ха. (Прогулки Гуля)». Премьера 31 марта 1929 в зале Академической капеллы стала первым и последним представлением «Че-пу-хи». В спектакле (если можно так назвать действие с минимальной сценичностью) приняли участие многие члены «Голубого круга». Очевидно, Кузмин был недоволен заменой авторского названия. В рецензии Исламея (Н.Р.Малкова) больше говорилось о музыке, чем о тексте (подпись под портретом гласила: «Автор “Че-пу-хи” А. Канкарович»). Рецензент писал: «Взявшись за музыкальную обработку такого сюжета, А.Канкарович не учел его идеологических недостатков. И в этом – его ошибка, ибо для нас “чистое искусство”, и тем более искусство упадническое, каким бы высоким формальным мастерством оно ни отличалось, не может быть искусством актуальным. Такая ошибка тем более досадна, что 1) такие крупные работы, как “Прогулки Гуля” не так часто появляются в музыкальной литературе, 2) в свою работу Канкарович вложил немало творческой энергии, свидетельствующей о незаурядности его дарования, в основном к тому же вовсе не упаднического, и 3) произведение это являет собою – и это самое главное – попытку создания новой музыкально-театральной формы. <…> Из исполнителей, отнесшихся к своей трудной задаче с большой тщательностью, особо выделились: даровитая О.Воробьева, создавшая яркие образы Маши и мальчика, К.Гибшман в ролях приказчика, Валерьяна и пожилого человека, Г.Калашников (пожилой человек, прохожий). Следует отметить также Н.Рождественского, О.Черемшанову, К.Мясоедову-Еланскую, А.Цирюльникову, О.Соболеву-Михальцеву, В.Крунчака и М.Полярного.Оркестром и хором уверенной рукой управлял М.Г.Климов» (Рабочий и театр. 1929. № 15. С. 8).
97
Оружие (фр.) – собственно, «шпаги», карточная игра, ныне вышедшая из употребления (сообщил Евг. Витковский).98
«Петрушка» (1911) – балет Игоря Стравинского.99
По-видимому, речь о том же, что и в примеч. № 83, то есть гонораре за «Форель…».100
Ср. с записью Кузмина более чем 10-летней давности, от 20 октября 1918. Тогда, после убийства М.С.Урицкого Леонидом Каннегисером, Юркун был арестован и Кузмин старался сделать все возможное для его спасения и освобождения: «Вдруг забеспокоился, не прочитали ли чего в Юр. дневнике. Прочитал его, это, конечно, подло. Боже мой, как я был наказан. Он так тяготился, так скучал. Только обладание известного типа женщиной могло бы вернуть его к жизни. Я был растерян <...> У меня смерть в душе». Однако спустя два месяца после освобождения Юркуна, 20 декабря 1918 появляется диаметрально противоположная запись: «Юр. читал свой дневник. Это целое открытие нежной, капризной, избранной души и преинтереснейшей жизни. И как отлично написан. Только уж очень высоко я поставлен. Я боюсь этого, как всего, что обязывает. М<ожет> б<ыть>, мое смирение от лени и свободолюбия». Объяснить это противоречие затруднительно, поскольку дневник Юркуна был изъят после его ареста вместе со всем его архивом и вряд ли сохранился.101
Анатолий Каменский приехал в Ленинград собирать материалы о «чубаровском деле» (групповом изнасиловании в Чубаровском переулке, где среди насильников были рабочие-комсомольцы, почему процесс получил большой общественный резонанс и привнес в газетный словарь того времени термин «чубаровщина»). Каменский собирался писать о чубаровцах пьесу «Технология любви» (см.: Русские писатели. 1800–1917: Биографический словарь. Т. 2. М., 1992. С. 455). Кузмин, принципиальный противник смертной казни как узаконенного убийства, расстрел насильников назвал в дневнике «явным циническим безобразием»: «Бессмысленное явление требует бессмысленного пролития крови» (28 июня 1928).102
Должно быть, «гавайские»; в 1920–1930-е, вплоть до начала войны, в СССР популярной модной новинкой считалось исполнение на гавайской гитаре.103
Подразумевается изд-во «Academia», а не Академия наук. Ее разгром придется на конец года.104
Речь идет о симфоническом исполнении цикла А. Берга «Семь ранних песен» на стихи Гауптмана, Ленау, Рильке и др. Как пишет П.Дмитриев: «Концерт состоялся 7 апреля 1929 в Большом зале Филармонии. Оркестром дирижировал Николай Малько. В концерте приняла участие Лидия Вырлан (сопрано). Цикл Берга <…> подвергся сокращению – исполнялись шесть песен вместо семи. Соответственно изменено и название цикла, в программе оно выглядит так “Юношеские песни для голоса с сопровождением оркестра (1907)”» (Дмитриев П.В. «Академический» Кузмин // Russian Studies.. Ежеквартальник русской филологии и культуры. 1995. Vol. I. № 3. С. 212). Из дневника следует, что Кузмин на концерт не пошел.105
«Армянским домом» Кузмин, по нашему предположению, мог называть один из государственных подвалов вин Армении. Ближайшие располагались на проспектах 25 октября (Невском), д. 66, и Володарского (Литейном), д. 23, а также на ул. Белинского (б. Симеоновской), д. 6.106
«Посредрабис» – посредническое бюро по найму и распределению (трудоустройству) актеров и других театральных работников. Существовало в СССР в 1920–1930-х как отделение биржи труда и в какой-то мере являлось аналогом дореволюционного театрального бюро Рассохиной. 26 марта 1929 начался суд над 14-ю высокопоставленными чиновниками Ленпосредрабиса. Все, кроме председателя горкома эстрады Рубежова, обвинялись во взимании взяток с артистов, которых они направляли на концертные площадки, Рубежов же – в принуждении к сожительству с ним артисток и использовании в этих целях своего служебного положения. С 26 по 28 марта «Красная газета» публиковала хронику процесса под заголовком «Продавцы славы». Двое обвиняемых были оправданы, остальные получили тюремные сроки от 3-х месяцев до 2-х лет. 28 марта «…суд приступил к выяснению обстоятельств, при которых артистка Фелицианова заменила в конечном счете заслуженную артистку Республики Лопухову на гастролях в Кронштадте <…> Допрос артистки Лопуховой <…> устанавливает наличие самого что ни на есть оголтелого протекционизма <начальника Дома Красного флота Соколова. – С. Ш.> по отношению к жене, ибо в настоящее время Фелицианова является женой Соколова. Интриги, ругательные рецензии, ссылки на запросы массы, требовавшей якобы Фелицианову в качестве артистки, все это было пущено в ход…» (Красная газета. Веч. вып. 1929. 28 марта). В чем заключалась роль Канкаровича, и какой его донос имел в виду Сторицын – неясно, тем более что Е.В.Лопухова ни в чем не обвинялась. Приведем, впрочем, дневниковую запись Кузмина почти годичной давности: «Канкарович в пустой квартире сидит и барабанит свои вещи в промежутках между каким-то очередным доносом в пространство» (24 августа 1928). См. также статью Анатолия Смирнова «Дело Ленпосредрабиса» (Рабис. 1929. 23 апреля. № 17).107
Изысканная вечеринка (фр.).108
Конспект – вероятно неподписанная заметка, которую опубликовали В.Ф.Марков и Дж.Э.Малмстад в III томе мюнхенского собрания стихов Кузмина среди примечаний к тексту «Прогулок Гуля» (с. 735–736). Он содержал объяснения, призванные раскрыть режиссеру и актерам ускользающий смысл «сюиты», хотя и сам конспект, на наш взгляд, не отличался прекрасной ясностью. По условиям времени Марков и Малмстад могли воспользоваться только машинописью, без указания на ее происхождение. Более точное воспроизведение этого текста из РГАЛИ см. в работе П.В.Дмитриева «“Академический”» Кузмин» (Russian Studies. Ежеквартальник русской филологии и культуры. 1995. Vol. I. № 3).109
Книга с инскриптом Кузмина сейчас хранится в библиотеке РГАЛИ. В архиве уже несколько лет ведется подготовка издания всех автографов и дарственных надписей из «Архивохранилища печатных изданий» (официальное название библиотеки РГАЛИ), среди которых есть весьма ценные.110
Здесь и далее под «вечером» имеется в виду представление 31 марта в зале Академической капеллы неоднократно упомянутого музыкального спектакля А. Канкаровича на слова Кузмина «Че-пу-ха. (Прогулки Гуля)». Почему Кузмин проигнорировал столь значимую для него премьеру, непонятно. Возможно, из-за «Канкаровианы», истинный смысл которой остается нам неизвестен.111
Кондитерская «Гурман» (в годы нэпа ей вернули старое название) помещалась на Невском, 26.112
То есть без Николая Дементьева.113
Ср.: «В капелле было впервые исполнено новое произведение Анатолия Канкаровича “Че-пу-ха” (“Прогулки Гуля”) <…> Автор ставит чрезвычайно интересную и свежую задачу: он стремится заострить выразительность человеческого слова, переведенного на язык музыки (т. е. так называемой “речевой декламации”)! <…> Основные мотивы поэмы М.Кузмина “Прогулки Гуля”, эстетская изысканность и тонко иронический оттенок ее текста дают основания считать “Прогулки Гуля” произведением камерным, рассчитанным на особо развитой вкус и повышенную художественную восприимчивость. С этой стороны новинку никак нельзя назвать современной. К тому же и самая музыка, полная “цитат” из Вагнера и импрессионистов, по существу, не говорит ничего нового» (В.М. В капелле // Красная газета. Веч. вып. 1929. 2 апреля).114
«Джонни» (в оригинале «Джонни наигрывает») – опера австрийского композитора Эрнста Кршенека (1900–1991; после аншлюса уехал в США и в 1954 получил американское гражданство). В 1928 была поставлена в МАЛЕГОТе (режиссер Н.В.Смолич, художник В.В.Дмитриев, балетмейстер В.И.Вайнонен, дирижер С.А.Самосуд, русский текст Евг. Геркена, мультипликация художника Гри, радиофикация радиостанции ЛОСПС под наблюдением И.Ф.Волка). В роли негра Джонни, дирижера джаз-банда, выступил Б.М.Фрейдков, с нач. 1929 его заменил П.М.Журавленко. Премьера прошла 13 ноября 1928, спектакль давался 74 раза в течение двух сезонов. Вышла брошюра «Эрнст Кшенек и его опера “Джонни”» (Л.: Теа-Кино-Печать, 1929). Журнал «Рабис» писал о постановке: «Крупнейшая работа театра, исключительная по своей трудности, которой должен гордиться коллектив театра» (Рабис. 1929. 26 марта. № 13. С. 18).115
См. примеч. № 113. Заметка В.Музалевского заканчивалась словами: «Все эти недостатки не могут заслонить основного: самой постановки вопроса, самой постановки новых музыкально-театральных проблем. Исполнение “Прогулок Гуля” под испытанным руководством М.Г.Климова надо признать удачным. Из всего крепкого актерского ансамбля выделялись исполнители ответственных партий: Черемшанова, Воробьева и Рождественский» (Красная газета. Веч. вып. 1929. 2 апреля).116
Речь идет о пьесе Кузмина «Смерть Нерона», которую он задумал 28 января 1924, после сообщения о помещении тела Ленина в деревянный пока мавзолей. Бывают странные сближенья: статья Акима Волынского «Амстердамская порнография», огорчившая Кузмина как удар от человека «примерно одной культуры» (см. примеч. № 19 к вступительной статье и Приложение I), была напечатана на следующий день, 29 января 1924, в том же номере «Жизни искусства», посвященном памяти В.И.Ленина, где Волынский – уже не под криптонимом С.Э. (Старый Энтузиаст), а под своим основным псевдонимом поместил статью «Политический аскет», написанную удивительным стилем: «Как некогда Франциск Ассизский, но только без его умиленных гимнов, он обручился с бедностью и все личное, материальное, духовное и моральное, все бросил он в общий котел, кипящий сытной похлебкой для будущего человечества <…> Не будучи политиком, я только поражаюсь в Ленине его почти беспримерным аскетизмом, в котором я вижу изумительный образец самопожертвования. В человеке этом не было ничего своего: ничего не собирал он для себя на земле, и нищеньким умер. Вот почему о гробе его могут спорить два города. Отходя в вечность, Ленин оставляет человечеству тип служения идеям, универсальный и вечный. Даже тот, кто ищет иных путей к благополучию человечества, воздаст должное образу политического праведника, редчайшего, если не единственного в мире» (Жизнь искусства. 1924. 29 января. № 4. С. 3). В этом же номере журнала Волынский ухитрился напечататься и третий раз, поместив там большую статью «Чем жил и живет балет», где печалился об умирании классической балетной школы, выразившемся в отказе от «танца на пальцах» (с привлечением имен философов Гердера, Канта и Н.Ф.Федорова с их теорией «пластической вертикальности» человека) (Там же. С. 18-19).117
Ср. запись в дневнике К.И.Чуковского от 13 февраля 1922: «Замечателен сын Щеголева, студент 18 лет, напускает на себя солидность, – говорит басовито, пишет в “Былое” рецензии – по-детски мил – очарователен, как и отец» (Чуковский К. И. Дневник 1901–1929. М., 1991. С. 9).118
История кузминских мемуаров, судьба которых неизвестна, растягивается почти на десятилетие. В одну из самых тяжелых с материальной стороны полос жизни Кузмин перебирал, чем можно заработать. Так 1 июля 1925 в дневнике появилась запись: «Думаю о воспоминаниях». На другой день: «Думаю о воспоминаниях, но даже проспекта не составил». И лишь два года спустя, 26 декабря 1927, началось пробуждение от долгой апатии: «Никуда не выходил. Все писал. Какое-то странное чувство. Воспоминание о веснах, об Островах, Юр., Нагродской, Павлике; дачи, где жили герои “Гнева Диониса”. Это больше всего мне помнится, и почему-то все время. Нагродская и непременно весна. Гулять по Невскому с Птифуром <актер Н.Д.Кузнецов. – С.Ш.>». Прошел еще почти год и 28 сентября 1928 появляется запись, свидетельствующая, что Кузмину удалось договориться с руководством «Academia»: «Взяли <денег в долг – С.Ш.> у Кроленок. Ждут воспоминаний». Весной 1929, по-видимому, был заключен формальный договор с новым уже начальством «Academia», и Кузмин получил крупный аванс. Хотя об этом и не упомянуто в дневнике, обращает на себя внимание единственная за этот период времени значительная сумма в 1000 р., зафиксированная 29 марта. Написал ли Кузмин что-нибудь, достоверно неизвестно, так как три томика дневника, где должна была отразиться работа над воспоминаниями, унесли с собой еще в сентябре 1931 (и до сих пор не отдают) сотрудники внутренних органов. Что-то определенно было написано, ибо мемуары Кузмина упоминает О.Н.Гильдебрандт-Арбенина в письме к В.Д.Бонч-Бруевичу, где перечисляет рукописи, изъятые после ареста Юркуна. Но до какой стадии была доведена работа, и завершил ли Кузмин свои воспоминания – неизвестно. Глеб Морев предположил, что кузминские мемуары – это и есть дневник 1934 года, включающий обширные мемуарные фрагменты (см.: Кузмин М. Дневник 1934 года. СПб., 1998. С. 179-180). Договор на воспоминания Кузмина с издательством «Academia» не обнаружен.119
То есть на выдачу писчей бумаги. Все 1920–30-е годы в СССР перманентно продолжался бумажный кризис, а на хорошую финскую бумагу члены СП СССР записывались и в 1970-е.120
Поглощение «Издательства писателей в Ленинграде» ЗИФ’ом не состоялось. Издательство просуществовало до 1934, после чего по решению I съезда советских писателей было объединено с «Московским товариществом писателей» в издательство «Советский писатель». О конце издательской карьеры Ионова см. в примеч. № 52, а также в дневнике Чуковского, где об Ионове говорится сочувственно (Чуковский К.И. Дневник 1901–1929. М., 1994. С. 49, 50, 59).121
Имеется в виду А.Н.Егунов, в гости к которому пришли Кузмин и Юркун.122
О занятиях Егунова коллажами из репродукций и журнальных картинок, объединявших, на трезвый взгляд, совершенно несовместимые сюжеты, упоминает и В.Н.Петров (Петров В. Калиостро [Из воспоминаний о М.А.Кузмине] / Публ. Г.Шмакова // Новый журнал. [N. Y.,] 1986. № 163. С. 97).123
Речь идет о пьесе в стихах С.В.Шервинского и А.С.Кочеткова «Вольные фламандцы». Поставлена она была только шесть лет спустя, в 1935, в московском Госцентюзе; книжное издание вышло в 1937.124
Парикмахерская братьев В.Б. и М.Б.Совельвультов находилась на ул. Белинского (б. Симеоновской), 8.125
Собрания (фр.).126
Избранное общество (фр.).127
Речь идет о ежегодном общем писательском собрании по выборам правления «Издательства писателей в Ленинграде». Председателем правления неизменно избирался Федин, за исключением 1931, когда был выбран Илья Груздев.128
Уверенности в себе (фр.).129
Опасения Кузмина не оправдались. В марте 1931 А.А.Смирнов включил в планы “Academia” издание полного собрания поэтических произведений Шекспира в переводе Кузмина. Но сказать «к счастью не оправдались» нельзя, так как, хотя Кузмин и перевел, по некоторым свидетельствам, 101 сонет, все они исчезли в НКВД после ареста и конфискации бумаг Юркуна. Что до пьес, то, как известно, главнейшие заново перевел Борис Пастернак. См. также упоминание о переводах пьес в разговоре Кузмина со Смирновым (запись от 12 мая) и оценку деятельности Смирнова в области шекспировских переводов, данную О.Фрейденберг (в справке о нем в указателе имен).130
В.Дешевов довольно много сотрудничал с Б.Лавреневым: написал музыку к пьесе «Мы сами» по повести «Ветер» (1925), к пьесе «Разлом» (1927) и др., так что утвердительно сказать, какую музыку здесь имеет в виду Кузмин, затруднительно.131
Возможно, речь идет об отказе Кузмину в пенсии (см. примеч. № 9). В дальнейшем он упоминает, что признан иждивенцем (см. в записи от 10 мая), но непонятно, на чьем иждивении он мог находиться, когда содержал свою «семью» (как он писал в дневнике, «сам-четверт: Юр., мамаша и Файка»).131а
«Красный мак» (1927) – балет Р.М.Глиэра132
Подразумеваются большевики и то, что днем раньше, 1-го мая, была дурная погода. Прежде Кузмин всегда с сожалением отмечал в дневнике хорошую погоду в дни советских праздников («для пантюшек хорошо»), видя здесь некую несправедливость природы.133
Перечисляются произведения: «Роза-Мари» (1924) – оперетта Р.Фримля и Г.Стодгарта; «Хованщина» (1872–1880) – опера М.П.Мусоргского, законченная Н.А.Римским-Корсаковым в 1883; «Желтая кофта» (1923) – оперетта Ф.Легара. По поводу «Розы-Мари», действие которой происходит в годы «золотой лихорадки», Кузмин писал 31 марта 1928: «Был на репетиции. Клондайк, сани, снег, золотоискатели. Непривычная свежесть». Над переводом либретто «Желтой кофты» он работал уже летом 1923, когда оперетта была еще непросохшей новинкой, но в переводе Кузмина она поставлена не была. 20 сентября 1925 он отмечал: «В Москве идет “Желтая кофта”. Наверное, не моя».134
Перевод романа Александра Дюма «Виконт де Бражелон. Десять лет спустя», сделанный А.Д.Радловой, составил третий том издания: Избранные сочинения Александра Дюма (отца). Пер. с французского под ред. М.Л.Лозинского и А.А.Смирнова. Т. 1–4. Л.: Academia, 1928-1929.135
После кратковременного ареста в 1928 за принадлежность к левой оппозиции, Виктор Серж-Кибальчич подписал отказ от политической деятельности. Одну за другой он написал и опубликовал во Франции пять книг, в том числе роман «Люди в тюрьме», под заглавием «1825 дней» доведенный в СССР до стадии гранок, но света не увидевший. В 1933 Кибальчич был вновь арестован и выслан в Оренбург. В 1935 вопрос о его судьбе поднимался на Парижском конгрессе в защиту культуры, и при посредничестве Ромена Роллана удалось добиться его освобождения и выезда в 1936 с семьей за границу. Франция бывшего анархиста не приняла, и В.Серж поселился в Бельгии, откуда в мае 1940 уехал в Мексику, поближе к Троцкому, который три месяца спустя был убит. Арестованного в 1938 Юркуна на следствии «подключили к “группе”, возглавлявшейся В.Л.Кибальчичем и Б.К.Лившицем» (см.: Кузмин М. Дневник 1934 года. СПб., 1998. С. 378).136
Художник П.Н.Мансуров в 1928 выехал в Италию с выставкой своих работ. Бегство из советской России было его давней мечтой: 11 апреля 1926 Кузмин записал в дневнике: «Нагнал меня Мансуров, хочет бежать в Турцию», а 17 августа 1928, незадолго перед отъездом того за границу: «Мансуров прав: “если это жизнь, то не стоит жить”». В СССР Мансуров, разумеется, не вернулся, с 1929 жил в Париже, занимался дизайнерской работой, создавал эскизы для парижских домов высокой моды (Пату, Шанель, Ланвэн, Гермес и др.), позднее работал также как реставратор.137
Ошибка Кузмина: речь идет о церкви Рождества Христова (архитектор П.Е.Егоров, строилась в 1781–1789, разобрана в 1934. Находилась на площади близ 6-й Советской ул.).138
<Заброшенной?> (фр.; читается предположительно).139
«Море» (1905) – программная композиция К. Дебюсси, самое крупное его симфоническое произведение, состоящее из трех оркестровых «эскизов» («От зари до полудня на море», «Игра волн», «Диалог ветра и моря»).140
Причина ссоры двух главных участников «Голубого круга» нам неизвестна. Возможно, дело всего-навсего в особенностях характера Канкаровича, о котором К.А.Мясоедова-Еланская вспоминала: «…главным музыкальным деятелем в Институте Живого слова был А. И.Канкарович, даровитый композитор, пропагандист музыкального чтения, фанатически преданный своему искусству. У него был совершенно убийственный характер, подобного которому я не встречала! Но, несмотря на это, он был нашим другом, дикие поступки и выходки которого мы часто ему прощали, так как он нравился нам своей одержимостью, верой в своё искусство! Его богом был великий Бетховен и, когда ему надо было в чем-нибудь убедить слушателей, он клялся Бетховеном, что должно было быть неоспоримым доказательством его правоты! Любимой темой его занятий была беседа о Музыкальном театре, созданию которого он посвятил свое творчество. У него уже была написана музыка к байроновскому “Каину”» (РГАЛИ. Ф. 2626. Оп. 1. Д. 1870).141
Долго ждал приема (от фр. fair antichambre – томиться в прихожей).142
Это как будто должно подтверждать, что перевод «Илиады», хоть и не был завершен Кузминым, не ограничивался небольшим, уцелевшим, лишь потому что был напечатан, отрывком «Прощание Гектора с Андромахой». Однако по меньшей мере до конца 1931 Кузмин не брался за прозаическую часть перевода. Приведем злую остроту Маршака, записанную Чуковским 10 июня 1959: «Говорил с Маршаком о поэтах-символистах, почти все их фамилии начинались на б: Брюсов, Бальмонт, Белый, Бальтрушайтис, Блок.– Да, да, – сказал он. – А Сологуб даже кончался на б. А Кузмин и сам был б.» (Чуковский К. И. Дневник 1930–1969. М., 1994. С. 287).
143
«Царь Эдип» (1926–1927) – опера-оратория в 2-х действиях Игоря Стравинского по трагедии Софокла (либретто Жака Кокто). Кузмин перевел из либретто партию «Рассказчика» (об этом переводе Кузмина см.: Дмитриев П.В. «Академический» Кузмин // Russian Studies. Ежеквартальник русской филологии и культуры. 1995. Vol. I. № 3. С. 215.144
Имеются в виду предсказания, сделанные 31 августа 1928 духовидцем и поэтом-импровизатором Борисом Зубакиным: «Пришел Зубакин. Очень какой-то утешительный. Читали стихи. Потом он нам гадал по руке. И это производило настоящее впечатление <...> Да, Зубакин говорил точно по датам все прошлое, любви, предательства, путешествия, шатания, катастрофы, спячку и предстоящее пробуждение. Ждать 30-го и, особенно, 32-го года. И Юр. 30-й год. Путешествие у меня на север. Сев<ер> Германии, Франция или, еще правдоподобней, Лондон. Почему? У Юр. в Туркестан. У него другая судьба. Тоже очень интересно и, по-моему, верно». Как видим, Зубакин ничего не угадал в ближайшем будущем Кузмина и Юркуна; более того, вряд ли «последний розенкрейцер» предвидел и свою скорую высылку в Архангельск, и собственный расстрел десятилетие спустя.145
Статья Кузмина о Казарозе появилась в сборнике ее памяти, изданном Н.Д.Волковым «на правах рукописи» тиражом 400 экземпляров (Казароза. М., 1930). По утверждению А.Лопатина, возможно, слишком категоричному, этот сборник стал «последним частным изданием в СССР» (Лопатин А. Три персонажа в поисках любви. Петербургский театральный журнал. 2001. № 24).146
Рундвейс – сорт столового вина.147
Имеются в виду вступительная статья и примечания А.И.Пиотровского к изданию «Золотого осла» в переводе Кузмина (см.: Апулей. Золотой осел: (Превращения). В 11 книгах. Л.: Academia, 1929).148
Н.Э.Радлов лишился места зав. художественной частью и члена правления издательства «Academia» в связи с переформированием издательства, его акционированием и переводом в Москву. В сущности, это было уже совсем другое издательство, лишь сохранившее прежнее название и знаменитую издательскую марку работы Г.П.Любарского.149
Об оратории Стравинского «Царь Эдип» см. в примеч. № 144. «Весна священная» – «Картины языческой Руси в 2-х частях» И.Стравинского и Н.Рериха (1913). Концерт, на котором были Кузмин с Юркуном, проходил в Филармонии.150
29 мая в «Красной газете» начали печататься репортажи из зала суда под заголовком «“Христос”». Судили священника Введенской церкви (не ленинградской, а областной) о. Иоанна, в миру бывшего вузовца и комсомольца И.И.Булавко. О. Иоанн прославился способностями к изгнанию бесов и исцелению, превратив церковь, по словам репортера, «в какой-то божественный медпункт». Среди его помощников оказались бывший офицер и бывший фабрикант, «личный друг Николая II». Экзорцист пользовался также услугами небезызвестного юродивого николаевско-распутинского времени Мити Козельского. Тот пророчествовал, а Булавко переводил пастве его бормотание. О «черной магии» упоминается в связи с одной из фигуранток процесса: «В стане активных помощников Булавко была учительница 213 совшколы Фомичева. Вместе с другими исцелителями она занималась черной магией, помогала Булавко, изготовляла микстуру от “сокращения штатов”». Приговор всем обвиняемым был сравнительно мягок: 1 год заключения, с заменой принудработами на тот же срок и последующей высылкой на 5 лет (см.: Красная газета. Веч. вып. 1929. 29, 30, 31 мая).151
Имеются в виду наброски Льва Толстого к историческому роману о России в XVII–XVIII столетиях. Кузмин, вероятно, читал его по изданию: Толстой Л. Н. Полное собрание художественных произведений. Л.; М., 1928. Т. 3. Достаточно скоро Толстой к этой работе охладел, поскольку ни в характере, ни в деятельности Петра I не нашел ничего, что могло бы вызвать его симпатию.152
Речь идет об издании: Савинков Б. Посмертные статьи и письма. М., 1926. В них он отказывается от борьбы с большевиками, признает правоту советской власти, говорит о тупиковом пути терроризма. С эстетом-террористом Кузмин был знаком с 1916 г. К сожалению, VII тетрадь дневника (29 октября 1915 – 2 октября 1917), где должны были освещаться обстоятельства их знакомства (скорее всего оно произошло в «Привале комедиантов») утрачена. В свое время, при получении известия об аресте Савинкова, павшего жертвой блестяще осуществленной ОГПУ провокации «Трест», Кузмин записал: «Какой-то вздор с Савинковым. Я как-то не верю в его подлость и простоволосость» (29 августа 1924). И еще, 30 октября, перечитывая «То, чего не было» В.Ропшина: «Пил чай, затопил печку, читал Савинкова. Все-таки это очень по-русски и действует. И цыганский романс, и “интересный мужчина”, и Ольга-Россия – все это бульвар, но очень по-русски».В связи с «простоволосостью» Савинкова уместно привести замечание писателя и историка А.И.Первушина: «Любопытно, что созданная Дзержинским знаменитая организация “Трест” строилась по масонскому образцу, а по сути являла собой смесь провокации и собственных амбиций главы ВЧК. Она стала продолжением двойной игры Дзержинского, начавшейся летом 1918 года, когда его сотрудники оказались замешаны в левоэсеровском мятеже, покушении на Ленина и убийстве Володарского. “Трест” при определенном развитии событий превращался в организацию, которая могла при поддержке англичан взять власть в стране. На случай провала Дзержинский предусмотрел и другой вариант, который в конечном итоге принес ему лавры хитрого контрразведчика: засвеченный прежде времени “Трест” был объявлен чекистской ловушкой для белоэмигрантов (чему белоэмигранты так и не поверили)».
153
Аста – бульдог Радловых.154
Роман Г.Флобера «Госпожа Бовари. Провинциальные нравы» (1857).155
Имеется в виду книга немецкого писателя Г.Бюхнера, скорее всего, издание его драмы «Войцек» (1837), которую А. Берг положил в основу своей оперы, названной «Воццек» (1917–1925). «Воццек» был поставлен 13 июня 1927 в Академическом театре оперы и балета С.Э.Радловым, перевод либретто сделал Кузмин. Перед этим опера без всякого успеха прошла несколько раз в Берлине и Праге и была там снята с репертуара ввиду малого интереса буржуазной публики. Кузмин, по-видимому, не знал реального положения дел, когда за год до премьеры писал: «Опера эта произвела необычайную сенсацию в Германии. Кажется, со времени первого представления вагнеровского “Тристана” не было таких горячих споров. Поразила как сама музыка Берга, так и подход к музыкально-драматической фактуре и выбор сюжета» (Кузмин М. Новое слово в опере // Красная газета. Веч. вып. 1926. 7 марта).156
Ср. запись в дневнике от 17 марта 1926 по поводу реакции Юркуна на новаторскую для Кузмина «Печку в бане»: «Совсем не знал, что делать. Написал “Печку”. Юр. страшно разобиделся, что я залезаю в его область и предвосхищаю его замыслы. Как тяжело нам, а ему в особенности», – и далее, в тот же день: «Позвала Радлова. У них рояль, и на пустые гвозди развешены предки. Довольно нелепо. Была Султанова. Хорошо пили чай. Юр. не пришел. Сидит дома, пишет. Потом объяснялся. Неужели он завидует?». На следующий день: «Юр. все еще обижается», а 19-го числа кульминация раздора: «Юр. затеял распрю со мною, упрекал в том, что я его, бедного, неизвестного, слабого, обкрадываю очень профессионально, зло и беспомощно. Очень жалко его, но и подловато <…> О.Н. робко, но тоже считает, что я обираю Юр., хотя дипломатично и защищает меня. И ужасно рада нелепой Юр. химере».И еще две более поздние записи от сентября 1927 по этой теме:
«4 (воскр.) Юр. заставил меня читать именно при О.Н. “Форель”, с которой у нее какие-то дикие счеты. При Моне <поэт М.М.Бамдас, участник литературного кружка “Марсельские матросы” – С.Ш.> уже попросту перечисляли, какие вещи я скрал у Юр. И ушли. Лев<ушка>, поросенок, тоже не пришел. Новой вещи никто серьезно и не слушает.
5 (понед.) Сегодня ужасный день. Не из-за неудач, а из-за какого-то состояния, которое можно считать или необыкновенно ясным зрением, или наваждением. Все взаимоотношения представляются мне в самом ужасном виде. Юр. необычайно острый, нежный и капризный талант, м<ожет> б<ыть>, гений, но из подспудных, и по обстоятельствам жизни, да и по свойству его дарования, как Бердсли, Мал<л>армэ, Ренбо, или еще более экстренное, как de Quincy. Любителей же отталкивает все-таки гоголевское натуралистическое и претенциозное подмигиванье и то, что мысли его, выраженные очень спутано и туманно, не парадоксальны, а честные мысли, возможные для логического учета. Да и притом он настолько презирает любителей, что быть ими признанным счел бы за оскорбление. Впрочем, кого он не презирает. А, м<ожет> б<ыть>, поза только: и он ведь всегда втайне тронут, когда его хвалят. Характер у него: насильник, мономан, гомосексуалист более случайно, хотя и принципиально, и практически, конечно, да и совсем уж не юбочник, как Л<ев> Льв<ович>. Как 15 л<ет> тому назад, как 5 лет тому назад он в истерике бросал мне всякие обвинения, так они остались и теперь, м<ожет> б<ыть>, реже высказываемые. Теперь еще прибавилось чудовищное и гоголевское мертвенно-надменное подозрение, что я его обкрадываю, вроде, как меня Ауслендер – бoльшая подвижность, ловкость рук – и плоды его дум дефлорированы. Охотно и усиленно это безумие поддерживает О.Н. Она, по существу, свежий и прямой человек, но органическая “княжна Джаваха” и чувство собств<енного> достоинства могут делать ее крайне зловредной женщиной. И потом, конечно, ей хочется туда и сюда, того и сего. Юр.-то что делать? Пускает в ход меня и сердится, когда я не могу. Это очень неприятно. К искусству, все-таки, О.Н. относится по-женски или по-еврейски, т<о> е<сть> в применении к своей особе или к своим знакомым, которыми она могла бы гордиться. Бедный Л<ев> Льв<ович>? Но это окончательное недоразумение, хотя, как это ни странно, он любит меня и беспокоится за свое положение. И искусством ему следует заниматься импрессионистически, а не экспрессионист<ически>, т<о> е<сть> впитывая, а не выделяя. Положение мое? Это чудо и мираж. Я, наверное, давно уже умер. Все это весьма печально. И здоровье мое всю дорогу и обратно – плохо, плохо, плохо. Я как во сне».
157
Моряками Кузмин называет ставшего вскоре мужем О. И.Михальцевой Леонида Соболева и его флотского друга и тезку Леонида Рубца, бывшего штурмана с крейсера «Аврора». Из воспоминаний К. А.Мясоедовой-Еланцевой, написанных в первой половине 1970-х: «У нас было еще два, любимых нами друга “Голубого Круга” – два моряка, два приятеля, спешившие к нам в свои выпускные дни. Это был высокий Леонид Соболев и маленький Леонид Рубец. Первый ныне всем известный талантливый писатель, второй – поклонник искусства, с восторженной душой поэта!» (РГАЛИ. Ф. 2626. Оп.1 . Д. 1870).158
15 августа 1927 Кузмин записал в дневнике: «Сидели, высиживали, пока Щеглов не прочтет там своей пьесы. <...>. Щеглов надутый и аккуратный мальчик, бодрый и не очень глупый, важничает и франтит». Подробнее о Дмитрии Щеглове см. в указателе имен.159
Имеется в виду опубликованный два года спустя под псевдонимом Андрей Николев роман «По ту сторону Тулы» (Л.: Издательство писателей в Ленинграде, 1931). Факсимильное воспроизведение – в составе книги: Андрей Николев (Андрей Н.Егунов). Собрание произведений. Под ред. Глеба Морева и Валерия Сомсикова // Witner Slawistisher Almanach. Sonderband 35. Wien, 1993.160
См. примеч. № 17.161
В летнем сезоне 1929 МХАТ-2 в полном составе с текущим репертуаром выезжал на гастроли в Киев, Днепропетровск и Одессу.162
Первое публичное чтение только что оконченной Кузминым пьесы «Смерть Нерона». Упоминания о работе над ней встречаются в дневнике с конца апреля 1925.163
Имеется в виду празднование дня рождения папы Пия XI (1857–1939) 31 мая 1929.164
Названы организованные Борисом Прониным в Петербурге литературно-артистические кафе «Бродячая собака» (1911–1915) и «Привал комедиантов» (1916–1919). Кузмин часто бывал в обоих; в «Привале» в 1916-м было отмечено 10-летие его литературной деятельности.165
Речь идет о второй жене А.И.Введенского Анне (Фанни) Ивантер. Кузмин 28 мая 1928 записал в дневнике: «Встретил Хармса, который сообщил мне, что Введенский на своей жидовке таки женился», а 26 июня: «...явились Введенский и Хармс. Введ<енский> приоделся <…> делает карьеру, но все-таки очень мил и читал отличные штуки. К женам оба относятся скептически». После развода с Введенским Анна Ивантер оказалась возлюбленной Даниила Хармса. Ср.: «“C Хармсом мы романились до войны”, – рассказывала мне А.С.Ивантер (запись 19.XII.1985). “Когда мы с Введенским жили, он [Хармс] не обращал на меня никакого внимания” (запись 15.VI.1995)» (Глоцер Владимир. «Даниил Иванович… уехал к Николаю Макаровичу»: Письмо Т.А.Липавской к А.И.Введенскому и Г.Б.Викторовой // Русская литература. 1996. № 1. С. 263. Примеч. 1).166
В.В.Великанов проживал по адресу: Международный (б. Забалканский) пр., д. 19, по соседству с Главмервесом (Палатой мер и весов).167
Очередной отрок – художник Анатолий Никифорович Яр-Кравченко. См. воспоминания его брата Бориса о нем и о Клюеве (Кравченко Б. Н. «Через мою жизнь» // Наше наследие. 1991. С. 117–125).168
Поэма Клюева «Погорельщина» впервые была опубликована в двухтомнике Н. Клюева, озаглавленном «Полное собрание сочинений» (N.-Y.: изд-во им. Чехова, 1954) по списку из архива итальянского слависта Этторе Ле Гатто. В СССР она была напечатана только в 1987 по машинописи из архива А.Н.Толстого с учетом других архивных машинописных копий поэмы (тогда автограф еще не был известен). См.: Клюев Н.А. Погорельщина / Публ. Ст.Куняева и С.Субботина, вступ. статья Н.И.Толстого // Новый мир. 1987. № 7. С. 000. В 1990 «Погорельщина» была напечатана С.И.Субботиным вторично в петрозаводском сборнике Клюева «Песнеслов» по беловому автографу из архива КГБ.169
Имеется в виду рецензия В.Друзина «Среди стихов», где разбирались «Кротонский полдень» Б.Лившица и «Форель разбивает лед». О последней критик, в частности, писал: «…ничего нового в центральном цикле стихов “Форель разбивает лед” читатель не найдет.Даже специфическая тема Кузмина (гомосексуальная любовь), способная вызвать омерзение у современного читателя – сохранилась незыблемо и окрашивает 2/3 всей книжки в давно знакомое младенчески-простодушное восприятие этой примечательной эксцентрики <…>
Темы всех стихов – любовные (с указанным своеобразием). Исключение – детектив “Лазарь” – наиболее ценная вещь в книге. Особенно удачны монологи свидетелей на суде: слепорожденных, хозяйки, шкета <…>
В этой работе Кузмин близок некоторым принципам революционной поэзии.
В остальных циклах Кузмин выступает, как давно сложившийся и уверенный в себе поэт, с хорошо известным кругом тем, устойчивым мироощущением, определившим также хорошо известные свойства стихового строя. <…>
Итак, в современной поэзии (а современная поэзия в ведущих ее проявлениях – поэзия революционная, с каждым годом углубляющая и расширяющая свои задания) книга Кузмина “Форель разбивает лед” почти никакого актуального значения не имеет.
Это – любопытный памятник отмершей культуры – с такой точки зрения и следует к нему подходить, решительно отметая, как явно реакционное, использование его в прямом смысле» (Звезда. 1929. № 5. С. 171-172).
170
Имеются в виду строки из «Петербургских зим» Г.Иванова: «Шелковые жилеты и ямщицкие поддевки, старообрядчество и еврейская кровь, Италия и Волга – все это кусочки пестрой мозаики, составляющей биографию Михаила Алексеевича Кузмина». Маловероятно, чтобы Кузмин держал в руках первое книжное издание воспоминаний (Париж: Родник, 1928), скорее, это была эмигрантская газета с предварительной публикацией очерка.171
Для перевода (фр.).172
Ср. газетное объявление: «Завтра, 9 июня с 12 час. дня писатели сами продают книги на книжном базаре (улица Перовской). Всем скидка до 30%. Играет военный оркестр»; и заметку «Завтра – день писателя», где говорилось: «В воскресенье комитет книжного базара устраивает на ул. Перовской “День писателя”. Больше 35 авторов будут завтра продавать свои произведения из киосков различных издательств, снабжая покупателей надписями, автографами и экспромтами. Толстой и Чумандрин, Шишков, Сейфуллина и Чуковский, Зощенко, Казаков <так!>, Лавренев и другие писатели, входящие в “Федерацию” предполагают даже устроить своеобразное дружеское соревнование стремясь продать возможно больше литературы. На базаре решили работать несколько первоклассных художников, которые будут раздавать присутствующим свои моментальные наброски и зарисовки. А киносъемка авторов и публики должна запечатлеть эту редкостную спайку читающих и пишущих. Фильм будет обработан фабрикой Совкино в ударном порядке и в самом ближайшем времени уже появится в ленинградских кинотеатрах» (Красная газета. Веч. вып. 1929. 8 июня).173
То есть сотрудничество с берлинским издательством «Petropolis».174
Ср.: «Торгует по-настоящему со вкусом, с настроением один только Корней Чуковский. Новый талант открыл человек в себе за это воскресенье и развернул его на удивление и зависть “конкурентам”.– Сюда, сюда заходите! Торгую дешевле всех, – шутливо выкрикивает он, а в редкие минуты затишья даже и декламирует “Пошла муха на базар и купила самовар”… Вот так книжка. Что надо! И, снабженная припиской “Милой девочке Оксане” или “Моему неизвестному другу Володьке”, “Муха-Цокотуха” немедленно оказывается в руках покупателя. Так же как и “Тараканище”, и “Мойдодыр” и сотни сказок других авторов, которые, по просьбе публики, Чуковский подписывает “за Маршака” или еще “за” кого-нибудь» (Бонко. Писатели за прилавком // Красная газета. Веч. вып. 1929. 10 июня).
Книжный базар собрал до 100.000 посетителей, заснятый «культурфильм» демонстрировался уже в пятницу, 14 июня. И, наконец, 18 июня была опубликована благодарность устроителей 34 ленинградским писателям, участникам базара, среди которых был назван и «М.А.Кузьмин» <так!>.
175
«В волнах страстей» (1912) – оперетта В.П.Валентинова, поставленная А.Н.Феона в 1925 в театре Музыкальная Комедия.176
Стихи Ахматовой не были изданы (см. примеч. № 5) и не издавались еще пятнадцать лет. Сборник «Из шести книг» вышел только в 1940. Не могли помочь Ахматовой и достаточно высокопоставленные поклонники ее творчества. Ср. запись от 12 марта 1931 в дневнике Вяч. Полонского о партийном и издательском деятеле, возглавившем образованное в 1930 ГИХЛ, и фактическом соредакторе Полонского по «Новому миру» В.И.Соловьеве (1890–1939, расстрелян): «Он внутри любит “Ахматову” – и даже осмелился высказать это, предложив включить ее сочинения в “план”. Он предложил Демьяну <Бедному> написать предисловие к ее стихам. Демьян отказался» (Полонский Вяч. «Моя борьба на литературном фронте». Дневник. Май 1920 – январь 1932 // Новый мир. 2008. № 2. С. 152).177
Горький, приехавший в СССР 31 мая 1929 (это еще не было окончательным возвращением, которое последует двумя годами позже), прибыл в Ленинград 18 июня. В газетной заметке сообщалось: «В нынешний раз Алексей Максимович повторил с большим успехом, чем в прошлом году, свою попытку приехать в Ленинград инкогнито.Писатели (Либединский, Козаков, Санаев, Чумадрин), собравшиеся вчера на Октябрьском вокзале к приходу московских поездов, возвратились домой в полной уверенности, что М.Горький не приехал.
Между тем, А.М., осмотрев коллекции Эрмитажа, отправился на торфяную электростанцию “Красный Октябрь”, где как раз сейчас заканчиваются работы по монтажу новой гигантской турбины и идет лихорадочная стройка новых корпусов.
Появление Горького было неожиданным сюрпризом для рабочих. Изо всех мастерских собрались строители и металлурги и с триумфом повели Горького осматривать их работу.
Не было конца расспросам с обеих сторон. Алексей Максимович снялся с рабочими в общей группе.
Вечером писатель уехал из города» (Красная газета. Веч. вып. 1929. 19 июня).
В «Летописи жизни и творчества А. М. Горького» порядок событий переставлен: вначале торфяная электростанция, потом Эрмитаж. Вечером того же числа Горький выехал в Соловки с кратким визитом, знакомиться с жизнью Соловецкого лагеря. Вернулся обогащенный впечатлениями спустя два дня, 20 июня. На другой день выехал в Мурманск. Снова вернулся в Ленинград утром 27 июня.
178
Вряд ли сейчас возможно установить, что именно развеселило слушателей «Смерти Нерона», поскольку комедией пьесу назвать никак нельзя. Разве что «очаровательные языковые анахронизмы», как выразились Марков с Мальмстадом, вроде выкриков римской черни «Бей христиан, спасай Рим!»179
У Кузмина неправильно: «Казаков».180
«Парижская жизнь» (1866) – оперетта Жака Оффенбаха. Как можно заключить из дневниковой записи от 9 июня, речь идет о каком-то масштабном предприятии Геркена по переводу классических оперетт, куда он хотел вовлечь Кузмина.181 Речь идет о поставленной театром Музыкальная Комедия оперетте А.Ашкенази «Гарри Домела». Премьера прошла накануне (то есть 21 июня) в «Саду Отдыха». Резко отрицательная рецензия Н.Верховского появилась на другой день: «За волосы притянутая “сатира” на титулованный или капиталистический запад <…> Текст Геркена и Шершеневича поражает грубостью, деревянностью. Отдельные остроты так мрачны и тяжеловесны, что ими не оперетту следовало бы украшать, а заколачивать вместо гвоздей в крышку гроба. Постановка Феона до последнего приблизительна и недоработана. Даже изобретательность и вкус художника Ходасевич проявляется преимущественно в костюмах, так же как и редкие блестки актерской игры…» (Красная газета. Веч. вып. 1929. 22 июня).