Галерея журнала «Наше наследие»

Наталия Лаптева, Вероника Гаранина, Артур Гиваргизов, Александр Рюмин

Чувство таинственного

Просто попадаешь под обаяние работ Ирины Дешалыт. Это как с цветами в саду: красота, аромат...

В юности человек переполнен идеями. Как перевести их в зрительные образы? Не хватает техники, собственный почерк только-только формируется. Ирина очень быстро (свидетельство зрелости ее как художника) нашла «систему координат», в которой и поместила свой тонкий, серьезный и таинственный мир.

Таинственный! Кажется, Альберт Эйнштейн сказал (цитирую вольно по памяти), что самое сильное чувство, которое дано испытать человеку в жизни, — это чувство таинственного. Этим чувством наполнено пространство Ириных работ, будь то живопись станковая или книжная графика.

Есть некий хаос движущихся частиц. И у краев листа он включает в себя все, но ускользает от нашего понимания. И вот участливый взгляд художника и его магическая сила и воля заставляют этот хаос измениться, упорядочиться и приобрести конкретные черты. Цветной туман сгущается, и мы вдруг видим лица, предметы, пейзажи. Это похоже на воспоминания или сны. На воспоминания, — тем, что помнишь больше переполнявшие тебя чувства, а не вещественные подробности, именно этим они дороги, как некая коллекция чувств. На сны они похожи смазанными контурами, тем, что за обыкновенным и привычным изображением угадывается что-то ирреальное и символическое. Что-то очень важное, — разгадаешь скрытый смысл и поймешь, как жить дальше. Древние греки считали, что существует другой, подлинный мир, параллельный нашему. Он скрыт и проникнуть в него дано лишь немногим. Герою, совершающему подвиг, философу силою мысли. Наверное, способен на это и художник. В минуты творческого подъема, он видит подлинный мир и может показать его всем.

Наталия Лаптева

Многие талантливые, легко обучающиеся начинающие художники, проходя через волны влияний, далеко не сразу могут делать что-то свое. Ирина же необычно рано сформировала зрелый, свободный, логичный подход к работе, решая учебные задачи абсолютно творчески, и смогла пройти хорошую школу там, где многие ее просто не ощутили.

С учителями повезло — в полиграфическом институте ее учили Ливанов, Карнаухов и Валериус, а утонченное художественное дарование досталось от матери — прекрасного художника Софии Дешалыт.

В ее багаже множество сделанных графических проектов и несколько лет успешной работы на должности ведущего дизайнера журнала.

Ее можно узнавать по палитре — сложной и скромной, со своей убедительной символикой оттенков радости, с пониманием места и ценности каждой крупинки цвета, редкой выразительности образов в портретах и композициях.

Вероника Гаранина

Кувшин и чайник - две вещи. Кого? О ком? О чем? Кому? Кем? Смотрю на натюрморт Ирины Дешалыт и вот вспомнил слова Набокова: «Как и слова, вещи имеют свои падежи». О чем? Для меня — о светлой комнате, по которой я катался на трехколесном велосипеде, и о даче: «и сады, и пруды, и ограды». Опять цитата, стихотворение. Потому что натюрморт Ирины — тоже стихотворение. Он и задает ритм.

Портрет. Фреска стирается, пропадает, но — как масло в светильнике, сгорает и наполняет пространство теплом. Ирина Дешалыт умеет нарисовать этот особенный теплый воздух, ее портреты наполняют комнату человечностью. Мы находим близких себе людей — теплее, теплее, как в детской игре.

Узоры. Декоративные — журнальные — работы Ирины Дешалыт: техничны, изобретательны. Их интересно долго рассматривать, не устаешь от техники, не привыкаешь, интерес не ослабевает. Офисный беспорядок складывается в узор другой реальности.

Интерпретации. А есть барокко с королями и люстрами, интерпретация стиля, где Людовик 15 замечательно сочетается с модерном. Смешивание различных техник, фактуры, пластические контрасты не разваливают живописную реальность на части — это новая гармония. Ну да, сейчас у знакомой мелодии о будущем другой аккомпанемент.

Артур Гиваргизов

Акварельные реалии искусства Ирины Дешалыт, таинственные, непроявленные до конца, словно выплывающие из вязкого небытия белого пространства бумаги, способны пробудить самые разные ассоциации, прочтения и толкования. Портреты, натюрморты, композиции, иногда сделанные как диптихи и полиптихи, — все они вместе производят впечатление разрозненных эпизодов некоего масштабного замысла, который, может быть, когда-либо и предстанет единым композиционным ансамблем.

Энергичная манера письма, похожая на фресковую, решительная и размашистая, сохраняющая следы касаний кисти с бумагой, намеренно рваные, необработанные живописью края как-будто наскоро, неровно обрезанных листов — эти признаки художественной раскрепощенности и темперамента подчинены у Иры Дешалыт главной коллизии ее творчества: драматическому противоположению призрачных акварельных видений и материальной конкретики реальной жизни.

Герои ее акварелей лиричны, ранимы, внутренне сосредоточены и нежны, как, впрочем, и сама живопись, в целом монолитная, построенная на сдержанных переливах перламутровых и жемчужно-серых тонов. Ее произведения напоминают те, чудом уцелевшие осколки и самоценные фрагменты фресковых росписей, — от античных времен до русского средневековья, — испытавших на себе разрушительную силу стихийных бедствий, катастроф войны, а подчас и превращенные в руины высокомерным безразличием, но не утерявшие при этом своей художественной значимости, очарования и достоинства.

Думается, что Ирина Дешалыт наделена редким даром бытийного ощущения и видения мира как храмового пространства. Только персонажи ее повествования не библейские, а взятые из окружающего художника повседневного быта, увиденного сквозь призму подлинной изобразительной культуры и поэтической рефлексии.

Александр Рюмин