А.И.Осташев

 

Дело моей жизни

 

В канун полувекового юбилея первого полета в космос Юрия Гагарина журнал печатает воспоминания Аркадия Ильича Осташева, одного из «закрытой» когорты создателей ракетно-космической техники.

А.И.Осташев (1925–1998) свои полвека с фанатичной преданностью отдал разработкам и испытаниям различных типов ракет и космических аппаратов. За заслуги в создании и развитии РКТ награжден двумя орденами Ленина, двумя орденами Трудового Красного Знамени, медалями, ему присуждены Ленинская и Государственная премии, в 1996 году за большой личный вклад в развитие отечественной космонавтики ему объявлена благодарность Президента России.

В 1960 году на космодроме Байконур при испытательном ракетном запуске случилась трагическая авария. В братской могиле среди погибших — начальник первого управления космодрома Е.И.Осташев, старший брат автора воспоминаний. Ныне, согласно последней воле Аркадия Ильича, рядом покоится его прах.

 

Начало

 

«Дорога к звездам открыта!» — эту фразу произнес Сергей Павлович Королёв 4 октября 1957 года, в день запуска первого искусственного спутника Земли. Многие помнят, какое ликование охватило весь мир, как все приникали к радиоприемникам, слушая позывные сигналы, которые шли из космоса. И мы первые проторили эту тропу. И не только потому, что наш Главный конструктор обладал особым инженерным даром. Его талант организатора сыграл в этом не меньшую роль. Мне повезло, я имел счастье сотрудничать с этим замечательным человеком почти 20 лет.

Полет Юрия Алексеевича Гагарина, запуск космических станций к Луне, фотографирование ее обратной стороны (за вклад в осуществление этой задачи мне была присуждена Ленинская премия), запуск автоматических межпланетных станций к Марсу и Венере, работы, связанные с космическими кораблями «Восток», «Восход», «Союз», — все это как живое стоит перед моей памятью.

Но начну с детства, с родителей.

Мама Серафима Васильевна, 1888 года рождения, прожила долгую жизнь, более 90 лет. Она была дочерью врача, который еще до революции лечил рабочих Купавинской ткацкой фабрики под Москвой. Окончила гимназию. Вышла замуж за слесаря Илью Осташева, который работал в Купавне на механическом заводе. Мама всех детей приучала к соблюдению неукоснительного порядка (что очень помогло мне потом в работе).

Отец Илья Васильевич родился в 1881 году, в Первую мировую войну был призван в армию, окончил офицерскую школу. За участие в Брусиловском прорыве награжден Георгиевским крестом 1 степени. После революции ему, как бывшему офицеру, запретили проживание вблизи Москвы. Отец не сдался и в мытарствах по квартирным делам дошел до самого Ленина. Тогда ему с семьей разрешили поселиться на железнодорожной станции Кудиново (теперь это город Электроугли). Позже отец освоил профессию связиста, работал начальником группы планирования на Центральном телеграфе в Москве. Умер в 1943 году, во время войны.

У отца были золотые руки. Он практически все мастерил сам. И мы — дети — перенимали у него навыки работы с деревом, железом, сами чинили все приборы домашней утвари и даже оборудовали свою фотолабораторию.

В 1942 году мне удалось стать студентом МАИ сразу после девятого класса потому, что поступил на подготовительные курсы, где за два с половиной месяца прошел программу десятого класса, сдал вместо пяти экзаменов — одиннадцать. После чего всех, у кого были хорошие оценки, без экзаменов приняли в авиационный институт.

Для дипломной работы я выбрал тему: «Составная ракета с крылатой последней ступенью». Было это почти сразу после войны, о ракетах тогда мало что было известно. Когда я пришел с заявкой к декану факультета В.М.Мясищеву, он покачал головой: «Тебе будет трудно найти консультанта. Я лично — отказываюсь. Ступай к Ивану Васильевичу Остославскому». Тот был начальником Летно-исследовательского института МАП, выслушал меня… и тоже отказался. Но помог созвониться с конструктором ускорителей для истребителей М.М.Пашениным. И снова я получаю отказ: «Да, я занимаюсь ракетными установками. Но только как ускорителями к истребителям. Быстро догнать или быстро «смыться» — это очень важно для воздушного боя. А у тебя — ракета. И не просто ракета, а еще и составная. Нет, я не возьмусь за такое».

После бесполезных поисков я вернулся к В.М.Мясищеву, в его кабинете находился помощник декана Михаил Прокопьевич Гапоненко, который, услышав о моей проблеме, посоветовал съездить в Подлипки, в НИИ-88. Приехав в Подлипки и придя к помощнику директора института по кадрам Ивашникову, я изложил суть моего вопроса. Ивашников попросил назвать ему тему дипломного проекта, на что я предложил ему предъявить свою форму допуска, — тема-то диплома секретная. Ивашников улыбнулся и, набрав телефонный номер кому-то, кого называл Сергей Павлович, сказал, что в его кабинете сидит оригинал, потребовавший у него форму допуска, прежде чем объявит тему диплома. Затем Ивашников попросил меня немного подождать в приемной.

Скоро появились два охранника и проводили меня к воротам предприятия, где посадили на заднее сиденье легковой машины. Проехав метров четыреста, машина остановилась у двухэтажного здания. Вместе с охранниками я вошел в здание и поднялся на второй этаж. Мне сказали: «Войдите в эту дверь, мы вас подождем». Я вошел в кабинет, справа от меня сидела секретарь Кривохижина Люба, которая при моем появлении встала и сказала: «Сергей Павлович вышел, будет через пару минут». В глубине комнаты стоял стол, вдоль стены справа — другой стол для заседаний. Действительно, через 2-3 минуты вошел мужчина среднего роста, в светлом костюме, без галстука, плотного телосложения, с короткой шеей и с желтыми сверлящими глазами. Подошел ко мне и сказал: «Дайте-ка я посмотрю на оригинала, который требует форму допуска, прежде чем объявить тему диплома». В ходе разговора я все более проникался властным, но добрым влиянием его натуры. Выслушав меня, С.П.Королёв сказал (нарочно трагическим голосом): «Я не могу взять вас к себе» — и, дождавшись с улыбкой, когда я “начал падать со стула” от расстройства, добавил: Да нет, вас одного я не возьму. Поезжайте в МАИ, наберите группу студентов и приезжайте через недельку». Воодушевленный и окрыленный, я принялся агитировать — вместе со мной подбором группы занимался еще один студент, Владимир Рощин. Через неделю в Подлипки приехало 13 студентов, а именно: Бащина Г.А., Будник А.С., Кудрявцева К.В., Макеев В.П¹., Машков В.В., Розанов С.С., Рощин В.Ф., Румянцев И.П., Садовый В.Ф., Симакин В.В., Таничева А.К., Чернов В.В. и Осташев А.И.

Сергей Павлович всех нас принял за столом заседаний. Беседа продолжалась примерно два часа. Он говорил уверенно, ярко, развернул перед нами, будущими специалистами, грандиозную панораму покорения космоса, написанную такими смелыми мазками, что мы все прониклись мыслью: до времени ракетных, стратосферных, орбитальных полетов — рукой подать. Предвидение С.П.Королёва основывалось не на домыслах, а на блестящем знании своего дела. В июне 1947 года мы — группа студентов МАИ — услышали прогноз развития ракетных и космических разработок на предстоящие тридцать лет, по этапам. И прогноз исполнился с отклонением в пределах одного-двух лет. Мы сидели как завороженные, слушая его. После окончания лекции в кабинет вошли сотрудники Главного конструктора — те, кто должны были стать консультантами наших дипломных работ. Сергей Павлович заранее выяснил темы и наметил, кто кого будет вести. От рассказа о будущем сразу перешел к конкретным делам: в недельный срок мы должны были представить планы разработки материалов диплома и параллельно приступить к работе в конструкторском бюро. А с января посвятить себя только работе над дипломом. Нас назначили старшими техниками, определили оклад — немалый по тем временам, а Сергей Павлович глаз с нас не спускал. Постоянно следил, как продвигаются дела.

Наконец настал день защиты. С.П.Королёв сам не смог присутствовать на защите дипломов, но послал своего заместителя В.П.Мишина. Ему наказал: «Еще раз приглядись, кто есть кто!» На следующий день мы пригласили Сергея Павловича на дачу отметить радостный для нас всех день. И, представьте, он — уже тогда значительная величина — деликатно попросил разрешения у нас, юнцов, придти на торжество с невестой — своей будущей женой, Ниной Ивановной. В этот вечер нам открылся другой Королёв. Наверное, тогда мы поняли, что это за личность. Он незаметно стал тамадой. Юмор его был искрометным, в нем было столько задора, жизнелюбия, что он мог дать фору любому молодому человеку. И при этом он подхватывал разговор на любую тему — будь то музыка, литература, живопись или любая другая тема. С.П.Королёв искренне веселился вместе с нами. Вышло так, что не мы устроили праздник, а он устроил праздник нам, который нельзя было забыть.

В институте со мной училась Васильева Людмила Васильевна. В 1949 году мы расписались, она стала носить мою фамилию. Воспитали двоих детей — дочь Ольгу и сына Михаила.

 

Главный конструктор

 

Почти двадцать лет я проработал с Сергеем Павловичем Королёвым. И, наверное, не было такого времени, когда бы я не открывал в нем какие-то новые качества, новые стороны характера.

Как-то разговорились о моей семье. Он узнал, что я остался без отца, и вдруг неожиданно предложил:

— Хочешь, стану твоим творческим отцом?

— Как это? — поинтересовался я, надо сказать, не без осторожности, поскольку уже представлял, что это за непредсказуемый человек.

— Драть буду без пощады! — засмеялся он.

И, действительно, «драл». Быть может, еще и потому, что характер у меня тоже не сахар. Но, как мне потом, уже после смерти Сергея Павловича, рассказывала его жена, он говорил: «Поскольку Осташев льет воду на мою мельницу, пусть делает, что хочет и как хочет!»

Он разбирался в людях и всегда понимал, когда надо отпустить и не перегибать палку. А еще он не старался всех причесывать под одну гребенку. Ему были нужны творческие личности, а не исполнители его воли. «Лучший способ подвести своего начальника — точно выполнить его указание», — смеясь, говорил Сергей Павлович. Он сколачивал коллектив, который должен был генерировать идеи, а не закручивать гайки и винтики в том проекте, который он начертал своей рукой.

Наверное, в этом главная причина того, что развернутый перед студентами план освоения космоса исполнился в те самые сроки, которые он и наметил тогда.

Первая запись в моей трудовой книжке появилась в 1947 году. 24 июля я был принят на должность старшего техника СКБ-3 НИИ-88 Министерства вооружения — студентом-дипломником МАИ, место работы — группа устойчивости движения ракет в проектном секторе СКБ-3. С этой должности был переведен на должность инженера-расчетчика в той же группе. В 1950-м перешел на должность старшего инженера в группу, а далее сектор и отдел систем управления ОКБ-1 НИИ-88 МОП (Министерство оборонной промышленности), где с 1951 года работал начальником группы. Уже в 1953 году я был назначен заместителем начальника отдела испытаний ракетно-космической техники, где и проработал до 1966 года, когда на предприятии происходила кадровая реорганизация, и я был назначен начальником отдела испытаний КА (космических аппаратов). Далее, в 1969 году, был переведен на должность научного консультанта по испытаниям Главного конструктора-начальника ЦКБЭМ МОМ (Министерство общего машиностроения), где с 1974 по 1980 год руководил комплексом (в дальнейшем отделением) по испытаниям ракет и космических аппаратов. В 1980 году назначен на должность научного консультанта по испытаниям.

Проработав полвека в космической отрасли, участвуя в сотнях заводских и полигонных испытаний, скажу: более трудной, сложной, ответственной и тяжелой, но в то же время — увлекательной, всеобъемлющей, интересной, кипучей и многогранной работы, чем испытания ракетно-космических систем, я не знаю. Жизнь и деятельность испытателя — это как на фронте, как на войне, когда обязаны проявиться все духовные силы и человек предстает во всем величии и красоте его души.

Ну, а что же сказать тогда о гигантской фигуре самого Сергея Павловича Королёва!

О Королёве говорить просто и в то же время очень трудно.

Просто — потому, что он ясен с первого общения: талантливейший ученый, блестящий специалист, удивительный по силе и таланту руководитель и организатор, многогранный, интересный во всех отношениях и проявлениях человек великого жизнелюбия, глубочайшей щедрости, доброты и жесткости, неистощимой энергии, удивительной молодости души на всю жизнь, полной постоянного задора, переходящего порою в «элегантное хулиганство» с добрым и светлым проявлением. Потому что С.П.Королёв человек глубокого и всестороннего понимания и восприятия искусства, литературы, музыки, ценитель красоты, человек редкой гуманности, чуткости и нежности, внимательности и строгой справедливости к людям в сочетании с колоссальной волей, редчайшей выдержкой и покоряющим с первого общения самообладанием.

Трудно — потому, что даже при тысячном общении с ним, всегда находишь его хотя бы чуть-чуть новым и неожиданным, неодинаковым в своей реакции на одно и тоже событие, на одну и ту же ситуацию. Сергей Павлович никогда не стоял на месте, всегда совершенствовался, учился в любой ситуации, при общении с людьми совершенно разного круга деятельности, везде и всегда старался почерпнуть что-то новое и полезное.

С.П.Королёв постоянно проявлял и выказывал неуемную натуру, что помогало ему быть щедрым, добрым, чутким, строго справедливым, вечно молодым душой, быть другом, товарищем. А жесткость и даже жестокость характера в сочетании с твердым и непреклонным движением к намеченной цели — так заставляла его делать и поступать не собственная натура, а объективная необходимость. В этом глубочайшее, всестороннее и очень емкое понимание Сергеем Павловичем существа двух, всегда «неприятных» творческому человеку, ограничений — «надо» и «нельзя».

Обладая огромной силы характером, мудростью, богатой эрудицией, трудным и своеобразным жизненным опытом, С.П.Королёв при создании и испытаниях ракетно-космических комплексов (РКК) выработал с годами особые постулаты и положения, которые сопутствовали успешной деятельности руководимых им коллективов.

Испытательная работа в общем цикле создания РКК является одним из важных этапов. Это обусловлено прежде всего тем, что именно на этом этапе проверяется реальность достижения характеристик и возможностей ракетно-космического комплекса, которые были заложены при проектировании, конструкторской разработке и изготовлении. Иначе говоря, этап испытаний является завершающим, венцом деятельности многих организаций и ведомств.

С другой стороны, этот этап является последним, когда еще можно участникам разработки РКК вмешаться и что-то поправить.

Эти два фактора заставили С.П.Королёва вложить весь свой талант, знания, опыт и энергию в создание и постоянное совершенствование школы испытаний, которую с полным правом можно назвать королёвской.

Характерной чертой С.П.Королёва, как специалиста, была его разносторонность, многогранность. Он умел воплощать и сочетать в себе качества и черты вдумчивого проектанта, смелого конструктора, умелого технолога, квалифицированного производственника, всестороннего исследователя и экспериментатора, блестящего испытателя конструкций, которые создавались под его руководством.

При общении с С.П.Королёвым в ходе испытаний в первую очередь поражала его эрудиция, способность рассматривать продуктивно, с быстрой отдачей, практически любой вопрос, будь то механика, электроника, гидравлика, теплотехника, автоматика и т.п. Он не знал до тонкостей деталей, в самом общем виде представлял устройство или схему прибора, узла или элемента. Но ему всегда удавалось в исключительно короткий срок разобраться и понять существо рассматриваемого вопроса и активно, а главное, правильно среагировать и, по сути, дать нужный совет, рекомендацию или прямое указание — что и как надо сделать.

Вот только некоторые примеры.

1947 год. Первая экспедиция промышленности на ГЦП (Государственный центральный полигон) Капустин Яр в Астраханской области прибыла с серией «Т» ракет А-4, со сборкой на нашем заводе. Компоновка ракеты А-4 весьма неудачная. К примеру — для замены рулевой машины (РМ) нужно отстыковывать хвостовой отсек.

Только при выезде на полигон столкнулись с фактом необходимости замены рулевых машин, что объяснялось низким качеством конструкции РМ, в первую очередь — ее золотникового устройства. Кроме того, в ходе испытаний нередки еще были случаи работы РМ с недопустимой длительностью непрерывной работы из-за ошибок операторов, а чаще — из-за неудачно построенной немцами логики работы борта, воплощенной в комплексную электросхему управления ракетой, ее автоматикой.

С.П.Королёв после первого же случая замены РМ позвонил по в/ч связи в Подлипки, к себе в СКБ, и дал указания проработать возможность замены РМ без снятия хвостового отсека, при этом указал на вариант решения — вырезание люков против всех четырех РМ — мероприятие очень непростое, так как нельзя забывать о прочностных характеристиках опорной части хвостового отсека, на которую действуют на старте полный вес заправленной ракеты. Поэтому практическая реализация этой королёвской идеи состоялась с 3-й серией ракеты Р-1, а в полном объеме мероприятия по облегчению замены РМ были реализованы на ракете Р-2 параллельно с мерами по безотказности РМ, которые очень внимательно опекал С.П.Королёв.

…1949–1951 годы. Испытывается первый экземпляр ракет типа Р-2. Индекс этой ракеты Р2Э (экспериментальная). Запуск прошел неудачно, как и летно-конструкторские испытания (ЛКИ) первой серии ракет Р-2 осенью 1950 года. Но благодаря С.П.Королёву, его энергии, целеустремленности, помноженным на знания и опыт, эти неудачи дали такой колоссальный экспериментальный материал, что вторая серия ракет Р-2 была доработана, собрана, испытана на заводе и в августе 1951 года успешно, даже блестяще выдержала летную проверку.

В самые трудные дни осени 1950 года С.П.Королёв заявил: «Получен очень богатый опыт! Неудача — это тоже в нашу пользу! Мы теперь знаем, что и как надо дорабатывать и что нельзя делать! Увидите — не пройдет и года, а “двойка” полетит и будет летать лучше “единички”, хотя та уже на вооружении! Вспомните мои слова летом 1951 года. Все будет отлично».

Так и было. Такая уверенность С.П.Королёва базировалась не только на даре предвидения, но прежде всего на знании дела, владении процессом создания и отработки новой техники.

Одновременно С.П.Королёв опирался на коллективный разум Совета Главных конструкторов, многих организаций-участников работ, на опыт, самоотверженность, чувство высокой ответственности ученых, инженеров и техников, рабочих и служащих.

Такая уверенность основывалась, конечно, на уже заканчивавшемся к этому времени становлении коллектива КБ С.П.Королёва с опытным заводом, как боеспособной Головной организации в ракетной и ракетно-космической отрасли.

Очень серьезное, можно сказать, глобальное внимание С.П.Королёв уделял человеческому фактору, заботе о людях, их индивидуальности, чести, честности, достоинству, творческой отдаче сотрудника-соратника независимо от занимаемой должности и места деятельности.

А если и приходилось С.П.Королёву проявлять жесткость, то это не от натуры, а от груза величайшей ответственности, которую он принял единолично на себя.

Не могу не оговорить и еще одну скрытую сторону причин его гнева и жесткости без видимых на то причин. С.П.Королёв считал правильным и необходимым не просто многогранное воспитание человека, но и тренировку людей на трудности, жесткость и жестокую несправедливость жизни. А кто этого не выдержит, значит, слабоват и вряд ли нужен в ракетостроении. Ведь в ракетостроении, и в первую очередь у испытателей всегда суровые «фронтовые» условия, свой передовой край. Слабые и безвольные люди не только сами погибают в этих условиях, но и, к сожалению, тянут за собой других, сильных духом и волею людей.

Хочу сказать о его методах воспитания кадров, методах достижения максимальной творческой отдачи каждого, с кем С.П.Королёв вместе добивался успеха в поддержании первенства, мирового приоритета своей Родины — Советского Союза.

Вот пример из собственного опыта. Весна 1949 года. Полигон Капустин Яр. Идут работы по академическим ракетам типа Р-1А. Я — инженер-расчетчик, занимающийся в то время бортовыми измерениями и решающий задачи анализа параметров систем и агрегатов ракеты по данным измерений. С.П.Королёв встречает меня у монтажного корпуса, где проводятся горизонтальные испытания, и говорит: «Вот головная часть ракеты Р-1А. Она стоит вертикально, на подставке. А вот монтажная тележка на колесах для перевозки головной части и ее стыковки с корпусом ракеты — у нее регулируются по высоте опоры. Но ложементы опор тележки не совпадают с обозначенными на корпусе головной части местами опор. Задача: через два часа головка должна лежать на тележке, с сохранением своих функций по технологии. Приду, проверю!»

Результат: через 1,5 часа головная часть лежала на тележке. Реакция С.П.Королёва: «Все хорошо и правильно. Но с одним замечанием — надо покрасить быстросохнущей краской вваренную вставку, изменившую расстояние между опорами».

Вспоминается еще август 1951 года. Один из испытателей перед отлетом с полигона провел обычную ревизию и чистку рабочих записей, сделанных в ходе командировки. Ненужную часть записей он разорвал и бросил в урну, стоящую в коридоре бытовых помещений монтажно-испытательного корпуса (МИК). А за несколько дней до вышеописанных событий этот испытатель достаточно жестко выложил претензии и требования прекратить разгильдяйство в обслуживании МИКа. Все это было сказано начальнику корпуса в чине полковника. Этот полковник решил «отомстить» испытателю за его справедливые замечания. И вот уже в октябре С.П.Королёв вызвает к себе в кабинет того самого испытателя. Дает ему почитать два листа бумаги, ничего не объясняя. На первом листе в «страшных» выражениях обращалось внимание С.П.Королёва на то, что некоторые его сотрудники небрежны в обращении с рабочими записями во время пребывания на полигоне. По мнению автора письма, бывают записи секретного характера. А уничтожать такие записки не умеют: бросают в урны и все. Но уточнения, где урна и в каком виде брошены записи, не дается. Делается ссылка на приложение, как пример. А в приложении — собранные клочки записей вызванного к С.П.Королёву испытателя, наклеенные на чистый лист бумаги. В конце письма — просьба о наказании и уведомление, что копия письма отправлена военному командованию в Москву.

После всего этого испытатель ожидал много худого, так как действительно считал себя виновным. Но тут С.П.Королёв произнес: «Запомни и учти, какие бывают люди! Даже в Советской стране. Но не делай слишком резких выводов, не теряй веру в настоящих людей. А то всем доверять перестанешь!»

И затем рассказал о своих мерах. Он уже имел готовый официальный акт о полной несекретности «приложения» к письму. Акт утвержден был С.П.Королёвым. Далее добавил: «Но мне официально придется наказать тебя, через приказ! Ведь копия пошла начальству! Не хотелось тебя за такую людскую мерзость наказывать. Но ничего не поделаешь». Помолчал немного и еще пояснил: Для таких полковников основа в бумажке, потому что без бумажки он букашка, а с бумажкой — человек. Вот и приходится из-за таких, прости господи, “деятелей” тратить время, силы, нервы. Ведь как надо было поступить этому полковнику? При очередном твоем приезде на полигон встретить и всыпать словом. Может быть, просто предостеречь, по-товарищески. Эффекта и пользы от этого было бы куда больше. А время и силы многих были бы сбережены для настоящего дела. Учти все это, старина!»

С.П.Королёв любил применять слово «старина» и по отношению к молодым сотрудникам.

За такое умение защищать и в то же время воспитывать, тренировать на иммунитет к человеческой низости и подлости народ не только уважал Сергея Павловича. Он готов был на все ради успеха дела, которым руководил С.П. Королёв. Люди не просто шли за С.П.Королёвым, свою глубокую преданность делу они выказывали через инициативу, смекалку, энергию и энтузиазм в любой обстановке, при любых трудностях.

Такие действия Сергея Павловича были куда более эффективны, чем любые премии или похвалы.

Еще пример: 12 апреля 1961 года запущен корабль «Восток» с Ю.А.Гагариным. С.П.Королёв вызывает к себе меня и Б.А.Дорофеева и говорит: «Оставляю вас на полигоне. Под руководством В.П.Мишина надо подготовить и запустить вторую ракету Р-9, учтя результаты первого пуска 9 апреля».

Результат: вторая ракета Р-9 пущена уже 21 апреля. В конце июня меня отзывают с Б.А.Дорофеевым в Подлипки с явкой к С.П.Королёву. При встрече Сергей Павлович вручает нам по две путевки (с женами) в филиал санатория Совета министров в Гаграх, билеты на поезд и просит зайти в кассу за отпускными деньгами. Тут же выделяется автомашина для проезда от дома до Курского вокзала в Москве. Всем нам — пожелания: полезно и хорошо отдохнуть.

Подобных примеров за 19 лет совместной работы можно привести множество.

Важно подчеркнуть суть метода. В первом случае: «Я смогу, но хочу, чтобы сделал сам». Во втором: «Я вас оставил на работе, лишив памятно-парадных событий на месте посадки Ю.А.Гагарина, в Куйбышеве и в Москве, включая прием в Кремле. Вот вам частичная, но полезная компенсация, а парадности еще не раз повторятся».

 

На пути к космической эре

 

Для участия в подготовке к пуску первой межконтинентальной баллистической ракеты МБР Р-7 № 5Л я прилетел на космодром Байконур в середине апреля 1957 года. Тогда еще не было аэродрома на Байконуре и все летели до Джусалы, а потом ехали на автобусе до космодрома.

Своевременно с площадки №2 за нами прибыл автобус от нашей экспедиции, возглавляемой М.В.Сухопалько. Путь до площадки №2 занял более 2-х часов, причем до площадки №10 (потом город Ленинск — теперь г. Байконур) грунтовая дорога, а далее бетонка. Двигаясь по бетонке, мы все покрылись густым слоем пыли. После приезда нас поселили в один из шести бараков с коридорной системой под названием — «Гостиница №1».

На первом этаже солдатской казармы — столовая для всех участников работ. Кроме того, для высокого начальства помимо четырех жилых «финских» домиков, чуть сзади домика М.В.Келдыша (теперь домик Ю.А.Гагарина) еще один «финский» домик — столовая (сейчас в нем комендатура). В бараке — гостинице №2 — комната ВЧ-связи и зал заседаний Госкомиссии, он же — кинозал.

Полигон встретил нас, хотя и в середине апреля, жарой с температурой воздуха днем до 37 градусов в тени, небо было безоблачным, воздух сухой с пониженным содержанием кислорода, что ощущается в течение двух-трех дней, в ходе адаптации к местному климату.

Рассказ о первом запуске МБР Р-7 с площадки №1 НИИП-5 МО СССР хочется начать с напоминания о трех эпизодах.

Первый связан с завершением работ на технической позиции. Председатель Госкомиссии по летно-конструкторским испытаниям первого этапа В.И.Рябиков² получил информацию: в столовой на площадке №2 плохо готовят, некачественные полуфабрикаты, большие затраты времени на обед. В 12 часов 45 минут он выдает два указания: в 14-00 в гостинице №2 состоится заседание Госкомиссии для подведения итогов подготовки ракеты на ТП; второе указание, точнее — рекомендация — членов Госкомиссии просят пообедать в столовой площадки №2.

Персонал столовой понял все это только при появлении первых членов Госкомиссии в начале второго часа дня. У персонала возникло шоковое состояние, но они начали действовать целеустремленно: быстро освободили два ряда столов и стали их накрывать скатертями. Вошедший В.М.Рябиков отменил эти судорожные меры и заявил: «Мы будем обедать в обычном режиме работы столовой». Иначе говоря — поднос, очередь за блюдами, касса, поиск свободного места за столом, возврат посуды на мойку. Некоторые члены Госкомиссии, будучи «шустрыми» и привыкшими к льготам, уговорили директора столовой выделить временных официанток и быстро поели, некоторые пристроились к знакомым сотрудникам — испытателям, и съели тоже полный обед. Другие — или съели только закуску, или закуску с первым блюдом. В.М.Рябиков в 13.45 встал из-за стола и напомнил о заседании Госкомиссии в 14.00.

На заседание Госкомиссии были приглашены начальник тыла полигона, начальник военторга и начальник экспедиции на площадке №2, которому эта столовая подчинялась непосредственно. На начавшемся точно в 14.00 заседании Госкомиссии В.М.Рябиков извинился перед членами Госкомиссии за недостатки общепита на площадке №2. В результате этого «инцидента» были приняты следующие меры: полностью заменили или отбраковали полуфабрикаты, ввели комплексные обеды, чтобы накрывать ими заранее половину столов, ввели штатных дежурных по залу для уборки посуды, ввели сменность обедающих.

Надо сказать, что эти улучшения стали действенными и долговременными: воспитательный урок В.М.Рябикова не прошел даром.

Второй эпизод относится к первому дню работ на старте. Он был очень жаркий и безоблачный. После установки ракеты в стартовую систему, разворота в плоскость стрельбы и предварительного прицеливания «сухой» ракеты на нулевой отметке старта образовалась теневая сторона, куда стремились «спрятаться» руководители разных рангов, не задействованные в боевой расчет работники от промышленности и Министерства обороны СССР. Маршал М.И.Неделин обращается к начальнику полигона генерал-лейтенанту А.И.Нестеренко:

— Алексей Иванович! Жарко и душно, здесь много высоких руководителей! Не у всех нормальное здоровье! Прикажите подать сюда, на нулевую отметку, стулья.

Слышавший это В.М.Рябиков тут же среагировал:

— Не считаю нужным это делать, Алексей Иванович! Здесь — не театральное представление. А уставшим или плохо себя чувствующим рекомендую поехать в МИК или в место жительства. А о ходе дел можно узнать по телефону!

М.И.Неделин с недовольной гримасой отреагировал:

— Отменяю свою просьбу, Алексей Иванович.

После этого инцидента только М.И.Неделину на стартовой позиции приносили стул, и он взял за правило сидеть в 10-15 метрах от ракеты вплоть до перехода в бункер запуска.

Третий эпизод связан с подготовкой второй части бортжурнала работ на СП.Если первая часть бортжурнала была «для служебного пользования», то вторая часть имела гриф секретности. По существу эта часть являлась полетным заданием на пуск, так как содержала данные о регулировках и настройках системы управления и двигательной установки на полет данной ракеты. С.П.Королёв поручил подготовку этого документа мне, в то время заместителю начальника испытательного отдела ОКБ-1. Подготовив текст и отпечатав его, я стал собирать подписи всех главных конструкторов и членов Госкомиссии от ведомств с последующим утверждением у председателя Госкомиссии В.М.Рябикова и технического руководителя С.П.Королёва. Полагая использовать множительную технику, я подписывал один экземпляр. Но когда я пришел для утверждения к С.П.Королёву, то получил от него большой нагоняй, так как он считал нужным подписывать все экземпляры для последующей рассылки заинтересованным организациям и ведомствам.

Мне пришлось сдержаться, пройти второй круг подписания этого документа, хотя до сих пор с этим не согласен.

Как известно, первый пуск МБР Р-7, произведенный 15 мая 1957 года, был аварийным — еще до контакта подъема в боковом блоке «Д» возник пожар из-за подсоса вверх пламени в «стакане» стартового устройства. Оставшиеся части ракеты упали невдалеке. С.П.Королёв сказал: «Хотели удивить весь мир, а валяемся в 300 км от старта».

На заседании Совета главных конструкторов, состоявшемся вечером после неудачного запуска, Сергей Павлович сказал: «Запуск успешный. Доказано, что все задуманное, заложенное в ракету и стартовую систему, стартовые сооружения и оборудование правильно и подтверждает, что первая межконтинентальная родилась. Но…дорога еще длинная и нелегкая… А главное — она неровная, негладкая, с выбоинами, ямами, оврагами, оползнями… но нам по ним ходить, т.е. надо пройти! И мы пройдем, чего бы нам это ни стоило! У нас в руках уже многое: старт “умеет” принимать ракету, подготавливать ее к запуску и запускать. Сама ракета, безударно выйдя из стартовой системы, умеет летать по задуманной программе». И с присущей С.П.Королёву твердостью и принципиальностью он назвал главным виновником случившейся аварии — коллектив ОКБ-1: «Создание МБР в практике работы нашего коллектива — качественный (не только количественный, но и прежде всего качественный) скачок в нашем развитии… И должны были понимать, видеть, что с переходом на “верхний” старт хвосты наши будут омываться пламенем — это ведь не старт с опорой нижним торцом ракеты на пусковой стол, с рассекателями пламени! А выводов нужных не было сделано. Зато теперь предельно ясно, что надо делать! И в минимальное время!» И далее добавил (не без хитринки): «Но… я очень надеюсь на помощь нам Владимира Павловича Бармина. Хоть и много все это потребует хлопот, но я уверен, ни на минуту не сомневаюсь, что опыт и эрудиция Владимира Павловича, смекалка его соратников, всех наших дорогих и уважаемых наземщиков позволят нам оснастить стартовое сооружение системой для “отсоса” пламени двигателей, включив ее в состав системы пожаротушения, существенно тем самым повысив эффективность действия этой системы. Все доработки можно закончить в первой декаде июня».

В.П.Бармин с доброй улыбкой понимания тончайшей дипломатии (в том числе и в определении С.П.Королёвым главного виновника аварии) полупоклоном головы подтвердил, что уже можно считать все сделанным к очередному запуску.

По поводу различных неудач С.П.Королёв, как ученый и опытнейший испытатель, очень мудро говорил: «Что же, не ошибается только тот, кто ничего не делает. На ошибках мы учимся, только надо “умно ошибаться”, надо уметь очень быстро и грамотно, с наименьшими потерями и разумной долей риска преодолевать совершенные ошибки, и, естественно, это касается ошибок, связанных, в лучшем случае, с потерей времени, в худшем — с “порчей” материальной части. К сожалению, мир еще не придумал восполнения потери, когда гибнут люди. А такие ошибки, т. е. связанные с трагедией, совершаются, в первую очередь тогда, когда с нашей техникой начинают общаться на “ты”.

Все неудачи исследовались самым тщательным образом, и накапливающийся опыт незамедлительно претворялся в жизнь. Таков был стиль С.П.Королёва, всех членов Совета главных конструкторов — Н.А.Пилюгина, М.С.Рязанского, В.И.Кузнецова, В.П.Глушко, В.П.Бармина, А.М.Гольцмана, Н.С.Лидоренко, А.Ф.Богомолова, а также членов Госкомиссии, руководителей ведомств — В.М.Рябикова, Д.Ф.Устинова, А.Г.Мрыкина, А.И.Нестеренко, академиков М.В.Келдыша, А.Ю.Ишлинского.

…Наконец, при пуске 30 января 1958 года, была выполнена полностью поставленная задача: головная часть МБР Р-7 достигла земли без разрушения и в заданном районе.

Успех с запуском ракеты Р-7 позволил вскоре открыть космическую эру.

А как и с чего все начиналось?

20 мая 1954 года С.П.Королёв обратился к Д.Ф.Устинову с предложением о разработке ИСЗ, к которому была приложена докладная записка «Об искусственном спутнике Земли», подготовленная М.К.Тихонравовым. В этих материалах выражена идея: «Искусственные спутники Земли — неизбежный этап на пути развития ракетной техники, после которого будут возможными межпланетные полеты».

В августе 1954 года СМ СССР утвердил предложения В.А.Малышева, Б.Л.Ванникова, М.В.Хруничева, К.Н.Руднева по проработке научно-технических вопросов, связанных с космическим полетом.

Уже в середине следующего года появилась докладная записка И.В.Лаврова с предложениями по организации работ по космическим объектам.

Немного позже, 30 августа 1955 года на совещании у председателя спецкомитета № 2 при СМ СССР В.М.Рябикова был заслушан и обсужден доклад С.П.Королёва, в основу которого были положены проработки Е.Ф.Рязанова по параметрам полета космических аппаратов к Луне с помощью 3 ступенчатой ракеты-носителя на базе МБР типа Р-7.

В итоге подготовлено и 30.01.1956 года вышло Постановление СМ и ЦК КПСС о создании искусственного спутника Земли.

Начались интенсивные проектно-конструкторские работы по объекту «Д» — так назвали первую космическую лабораторию, с расчетным весом более 1300 килограммов. С выведением ее на орбиту ИСЗ двухступенчатым носителем на базе ракеты Р-7, с максимальным ее облегчением.

Забегая вперед, сообщу: такой космический аппарат был выведен на орбиту ИСЗ 15 мая 1958 года, с весом 1327 кг.

Реальные же события развивались не по первоначально задуманным и плану и срокам.

По самому объекту «Д» проявилась задержка в создании бортовой научной аппаратуры — не было еще достаточного опыта, и была слаба производственная база академических институтов.

Зато вмешалась политика: 1957 год был объявлен Международным геофизическим годом — МГГ.

Два государства — СССР и США — заявили о своих планах, программах МГГ, в которых объявили о запусках искусственного спутника Земли. Иначе говоря — речь шла о приоритете, о том, кто это сделает первым в мире.

В ОКБ-1 возникла идея простейшего спутника, с задачей опередить американцев. Эта идея была поддержана С.П.Королёвым, с его талантом, энергией, целеустремленностью, умением зажечь энтузиазмом всех участников работ у себя и в смежных организациях.

Началась непростая, порою драматическая борьба за реализацию этой идеи.

Надо было «преодолеть» заказчиков — Министерство обороны и Академию наук. Нужны были усилия в перестройке мышления родного министерства.

Министерство обороны убедили тем, что запуск ИСЗ — продолжение летно-конструкторских испытаний ракеты Р-7, а Академию наук настроили так, что успех запуска простейшего спутника — верный путь быть первыми, и плоды такого запуска — успех в первую очередь Академии наук.

Во второй половине сентября 1957 года С.П.Королёв вылетел на полигон в качестве Главного конструктора — технического руководителя испытаний и запуска первого в мире ИСЗ. В результате личных, буквально титанических усилий С.П.Королёва, его соратников и смежников 4 октября 1957 года в 22 часа 28 минут по московскому времени начался дерзновенный штурм космоса.

При всем этом активный участок полета ракеты был драматическим, на грани срыва.

Назову факты.

При запуске двигателей, боковой блок «Г» запоздал с выходом на первую промежуточную и главную ступени тяги… но не привел к сбросу схемы, так называемому АВДУ (аварийное выключение двигательной установки).

В начале полета, на 16-й секунде, отказала система опорожнения баков в СОБ, что привело к повышенному расходу керосина, и двигатели центрального блока выключились раньше настроенного времени не от интегратора, а от аварийного контакта турбины (кончился керосин), — но при скорости ракеты, достаточной для выхода на орбиту ИСЗ, хотя и с апогеем, меньше расчетного на 80-90 километров.

Можно только догадываться, что испытывал тогда Сергей Павлович, хоть он и старался этого не показать: ведь вся ответственность лежала на нем.

И еще одна деталь — люди с земли наблюдали не сам спутник, а центральный блок, вышедший на ту же орбиту. Но радиосигналы на частотах 20 и 40 мгц, знаменитые «БИП-БИП» передавались с самого спутника, вес которого составлял 83,6 килограмма.

 

24 октября

 

С душевной болью и огромным сожалением перехожу к рассказу о трагедии на площадке № 41 НИИП — 5 МО СССР, произошедшей 24 октября 1960 года. В этот день проводилась попытка первого запуска, МБР типа Р-16 на высококипящих компонентах поплива, созданной в ОКБ-586 главного конструктора М.К.Янгеля.

В итоге, когда на средствах обслуживания и на нулевой отметке старта было много испытателей и руководителей, на заправленной ракете, из-за допущенных ошибок произошел запуск двигателей второй ступени с последующим взрывом ракеты. По моим личным данным, погибло 126 человек, из них 74 военных испытателя, включая маршала М.И.Неделина, главного конструктора Б.М.Коноплева, руководителей полигона А.И.Носова, Е.И.Осташева, Р.М.Григорьянца. К сожалению, только в канун 35-летия трагедии появились публикации, раскрывающие существо трагедии. Рассекречены заключение аварийной комиссии и постановление ЦК КПСС по этой трагедии.

Попытаюсь изложить свое видение причин и условий, приведших к этой катастрофе. Начну с возникновения идеи создания ракеты Р-16. Первая советская МБР типа Р-7 разработки ОКБ-1 С.П.Королёва — ракета на низкокипящих компонентах топлива. Учитывая международную обстановку, для повышения боеготовности МБР возникла необходимость создания ракет на высококипящих компонентах топлива с длительным временем хранения в заправленном состоянии. К созданию такой ракеты привлекли смежников, которые не были связаны с ОКБ-1 С.П.Королёва. Систему управления ракетной Р-16 было поручено разработать НИИ-692 в Харькове, с назначением главным конструктором Б.М.Коноплева. Создание комплексов стартового, заправочного и вспомогательного наземного оборудования поручено не предприятию В.П.Бармина, а его смежникам, причем был создан так называемый приспособленный, упрощенный комплекс, существенно снижающий боеготовность ракетного комплекса в целом, что объясняли «преимуществом» хранения ракеты при боевом дежурстве в заправленном состоянии. И вообще многие технические решения принимались «не как у Королёва» и «не как у Пилюгина». Даже схема запуска двигателей, точнее — основные блокировки запуска, обеспечивающие безопасность после заправки компонентами топлива, были «не как у Пилюгина». В частности, не применялась главная блокировка, по которой запитка электросхемы двигателей производилась только по команде «ключ на старт», когда все эвакуированы, а стреляющий и сопровождающие службы уже находятся в управляющем бункере.

Итак, создание МБР типа Р-16 — в целом правильный, целесообразный шаг в отрасли, поскольку этот шаг вел к созданию класса (вида) МБР повышенной боеготовности и расширял фронт работ по созданию МБР с подключением новых организаций. Но одновременно решалась негласная задача противостояния королёвскому ОКБ-1, при этом неизбежными оказались спешка и дополнительное «ускорение» работ «сверху». Второй главной причиной назову сложившуюся традицию — делать подарки к крупным датам советской истории. В данном случае приближалась очередная годовщина (43-я) Октябрьской революции. Следующей причиной, приведшей к трагедии, назову сложившуюся практику нахождения на старте излишнего количества военных и гражданских специалистов. К примеру, А.И.Носов 25 октября 1960 года должен был отбыть к новому месту службы в Москву, и его присутствие на старте не предполагалось. Е.И.Осташев (мой брат) прибыл на площадку № 41 (полагаю по вызову) для утверждения у маршала М.И.Неделина документов о введении площадки № 31 в боевую эксплуатацию. Думаю, что этих двух смертей можно было бы избежать.

Кроме того, Госкомиссией было принято заведомо ошибочное решение об увеличении боевого расчета для первой ракеты почти вдвое, что можно считать оправданным, но только на период работ с «сухой» ракетой.

В результате произошла трагедия.

За 30 минут до случившегося Е.И.Осташев сказал Р.М.Григорьянцу: «Ну, пожалуй, я поеду к себе на площадку, справляйся дальше сам. А если погибать, так под своей ракетой». Эти слова мне передали выжившие после трагедии офицеры. На следующий день я около четырнадцати часов искал труп Евгения, используя по памяти разрез глаз, особенности челюстей, высоту лба и т. п. Достоверно от него я нашел только связку его ключей с печатью секретной части. В результате хоронили как Евгения труп с максимальным «совпадением параметров».

Считаю необходимым напомнить еще об одном событии 24 октября. Это связано с завершением отработки ракетного комплекса МБР типа Р-9. В 1962 году этот комплекс передан на вооружение и поставлен на боевое дежурство. А события, о которых хочу рассказать произошли 24 октября 1963 года, ровно через три года после трагедии на площадке № 41. Тогда на шахтной стартовой позиции площадки № 70 полигона НИИП-5 МО СССР погибло восемь военных испытателей, включая командира группы из трех шахтных стартов — подполковника Н.ВЖарова.

Мне не хотелось бы выглядеть «черным» критиком или «драчуном», размахивающим кулаками после драки. Поэтому вместо объяснения причин трагедии 24 октября 1963 года ограничусь постановкой вопросов, ответы на которые пусть делает квалифицированный читатель.

Главный вопрос: почему перед началом регламентных работ не был проведен и получен результат газового анализа среды в шахте? Ведь он показал бы повышенную кислородную загазованность, в подствольном помещении шахты в особенности. И тогда до начала регламентных работ потребовалась бы необходимая вентиляция шахты.

Но есть и другие вопросы к проектировщикам шахты и ее оборудования:

— почему после возникновения пожара не была закрыта крышка шахты, в результате чего создался эффект поддува?

— почему отказало электрооборудование и не было автоматического перехода на резервный источник электропитания?

— отчего не было предусмотрено обязательное оснащение каждого члена боевого расчета специальным личным оборудованием, например жаростойкими противогазами?

Опытнейший военный испытатель-двигателист Н.И.Котов, пытаясь при отказе лифта выбраться по аварийному выходу пешком, сжег себе дыхательные пути и легкие, скончался по пути в госпиталь!

Как вообще была организована и действовала служба безопасности работ на шахтных стартах и каков был контроль за всем этим со стороны руководителей испытательной части и испытательного управления?

Один вывод я все же с полной уверенностью сделаю: была возможность и условия, чтобы трагедии 24 октября 1963 года не было. Дополню его предположением, что можно было уменьшить число погибших при этой трагедии.

При всем этом подчеркну, что боевой расчет проявил героизм, патриотизм, преданность делу, внес свой, к сожалению для восьми погибших последний, самоотверженный вклад в развитие и совершенствование ракетной техники.

После 24 октября 1960 года в Ленинске появилась братская могила жертв первой трагедии. В 1963 году неподалеку в новой могиле похоронили военных испытателей, погибших при исполнении своего долга.

 

Слово о брате

 

Евгений был старше меня на год, он родился 22 марта 1924 года. Он всегда опекал меня в детстве. С первого класса школы стал обучать азам астрономии, а также немецкому языку, привлекал к участию в играх газеты «Пионерская правда» по темам: кругосветные путешествия, полеты на Луну и другие планеты, фантастика. По чертежам, присланным редакцией журнала «Техника — молодежи», мы строили буер. В возрасте 12–14 лет с помощью переписки c журналом «Знание — сила» он со мною соорудил телескоп с 10 кратным увеличением и с необходимой станиной и механизмом поворота в двух плоскостях. Линзы для окуляра и объектива нам выслала редакция журнала бесплатно. Евгений в то время говорил, что цель его жизни — полететь на Марс.

Разносторонность интересов Евгения проявилась однажды весьма своеобразно, когда в августе 1939 года он привлек меня к составлению протеста против пакта о ненападении с Германией. К нашему счастью, этот протест мы никуда не отправили, иначе, наверное, мы, да и наши родители не избежали бы ГУЛАГа.

Окончание 10-го класса у Евгения пришлось на июнь 1941 года, осенью он поступил в МАИ, но ввиду угрожающего для Москвы положения институт был эвакуирован в Алма-Ату. Евгений отказался ехать в Алма-Ату, готовясь к участию в Великой Отечественной войне. Поступил токарем на один из московских заводов. Весной 1942 года, по достижении 18 лет, Евгений призывается в армию, просится в артиллерию. Ранее он «провалился» по здоровью на приемной комиссии в летную школу, куда пытался поступить вместе с одноклассниками: Николаем Богатыревым (погиб в боях на Курской дуге) и Александром Колдуновым (будущим маршалом авиации, командующим войсками ПВО страны, снятым с должности после истории с посадкой на Красной площади самолетика с Рустом). Через полтора года учебы в Ленинградском артиллерийском училище, эвакуированном в г. Воткинск, выпущен младшим лейтенантом и сразу направлен на фронт командиром взвода связи в минометной роте. Часть, где служил Евгений, входила в армию генерала В.И.Чуйкова, сражавшуюся в составе 1-го Украинского фронта.

Вспоминается рассказ Евгения о ходе Корсунь — Шевченковской операции наших войск. Его часть, где он служил уже лейтенантом, командиром минометного взвода, участвовала в «замыкании очередного котла». Немцы отчаянно стремились прорвать кольцо окружения…«Мы были отведены после тяжелых боев в “тыл” — зону наших частей, которая была в самом узком месте кольца. Мой взвод расположился в деревне и начал приводить себя в порядок. Вдруг на восточной стороне деревни появились немцы. Убедившись, что нас мало, они решили дать нам бой на уничтожение. В начавшейся “заварушке” я понял, что нам не устоять. Дал команду бросить минометы и на имеющемся грузовом автомобиле всем удирать от немцев. Мне дали лошадь. Ранее мне доводилось отводить лошадей в ночное без седла. Вот и весь навык. Но тут критичность ситуации привела к тому, что я с успехом удирал галопом. В целом все обошлось благополучно, без людских потерь. Характерно, что за потерю техники меня не покарали. Наоборот, за якобы умелые действия по сохранению личного состава взвода был представлен к награде — медали “За боевые заслуги”. Таков был дух и традиции в армии В.И.Чуйкова».

С этой армией Евгений дошел до Днестра. Потом была новая часть и уже в составе 1-го Белорусского фронта она дошла до Берлина, а Евгений уже воевал командиром минометной роты в звании старшего лейтенанта. После участия во взятии Берлина его часть была оставлена в составе оккупационных войск и располагалась в Потсдаме.

По окончании войны Евгений делал попытки уволится из армии для продолжения учебы в МАИ, но попытки были неудачными и объяснялись тем, что в этот период из Советской армии увольняли только офицеров, не имеющих среднего образования. Параллельно в течение пяти лет Евгений успешно сдавал зональные экзамены для получения права поступления в Артиллерийскую академию им. Ф.Э.Дзержинского. В 1949 году в академии был образован факультет № 4 с ракетным уклоном, на учебу на котором брата отпустили. В 1955 году Евгений успешно, с дипломом с отличием, закончил новый факультет академии и был направлен для дальнейшего прохождения службы в часть под командованием генерал-лейтенанта А.И.Нестеренко, отказавшись от предложения остаться в адъюнктуре.

Так он попал в НИИП–5 МО СССР, называемый в наше время космодромом Байконур. Но этот полигон тогда только создавался под тематику ЛКИ межконтинентальных баллистических ракет и будущих космических запусков. Все направленные к А.И.Нестеренко офицеры — выпускники факультета № 4 академии — имели возможность стажироваться в течение полутора лет. Их стажировка, не без влияния С.П.Королёва, включала участие в работе промышленных предприятий, занятых в создании первой МБР Р-7. По инициативе С.П.Королёва, полностью одобренной А.И.Нестеренко, вместо «академической» стажировки офицеры НИИП–5 включились в разработку, лабораторную и стендовую отработку бортовых и наземных систем и агрегатов ракеты Р-7. Кроме того, сами руководители промышленных предприятий и их коллективы изучили возможности, и даже особенности каждого военного специалиста — будущего испытателя со стороны военных. Безусловно, все это повысило качество и надежность испытательных работ на полигоне.

Из предложенных двух должностей: старший офицер (штабная должность) и заместитель начальника испытательного отдела — Евгений выбрал вторую. Характерные черты и качества, проявляемые Евгением в работе на полигоне, я оцениваю так, как я их понимал тогда, будучи заместителем начальника отдела испытаний в ОКБ-1 С.П.Королёва и имея восьмилетний стаж работы. Евгений всячески стремился все познать самостоятельно, т. е. владеть в достаточной степени всеми видами работ по подготовке и запуску ракет. По-своему он определял это так: прежде чем требовать от исполнителей, умей сам, покажи и докажи это участникам работ, будь то военный или представитель промышленности. Характерно, что Евгений использовал каждое замечание для воспитания коллективного творчества. Разбор замечания, ошибки или проступка исполнителя никогда не проводился в процессе испытания. И это понятно, так как сам процесс устранения замечания или ошибки ведется весьма оперативно с максимальным использованием коллективного творчества. Зато после завершения этапа подготовки ракеты к пуску он стремился создать доверительную обстановку, в которой каждый мог свободно высказывать свою точку зрения. И еще одна особенность подобных разборов у Евгения: он всегда уделял достаточное внимание контролю за реализацией предлагаемых мер.

Но были и «стратегические» стычки, включая и несогласие с линией и решениями Совета главных конструкторов и просто отдельными решениями или указаниями С.П.Королёва. Тот вначале пытался просто «отмахнуться», игнорировать подобные «бунты» (термин С.П.Королёва). Но со временем, видя, что предложения военных испытателей дельные, полезные, высказываются напрямую, т. е. без соблюдения субординации, по-инженерному, С.П.Королёв не только изменил свое отношение, но и стал полностью поощрять такие действия как у себя в ОКБ-1, так и у смежников. А исполнение такой деликатной процедуры — возразить разработчику, более того, дать свои предложения в пользу дела чаще всего падало на Евгения, особенно, когда он по сути (а не по военной должности) стал руководителем испытательной команды от военных специалистов, а начиная уже с запуска первого спутника — стреляющим от военных.

За 10 дней до гибели Евгения я был у начальника полигона, командира НИИП-5 Константина Васильевича Герчика. Он сообщил мне, что пришел приказ о досрочном присвоении Евгению очередного звания «полковник». Решено сообщить ему об этом на торжественном собрании в честь 7 ноября. А до этого Евгению объявили, что он назначен заместителем начальника НИИП-5 по опытно-испытательным работам вместо А.И.Носова, отбывающего на службу в Москву.

Судьба распорядилась слишком жестоко и не позволила Евгению Ильичу стать одним из крупных ученых и руководителей ракетно-космической науки и техники.

 

«Поехали!»

 

Чем больше отделяет нас время от исторического первого космического полета Ю.А.Гагарина, тем больше новых воспоминаний всплывает в памяти о тех далеких событиях, о том, как все это было.

Начну с рассказа о рождении ракеты-носителя для выведения на орбиту ИСЗ с полезной нагрузкой, достигающей около 6 тонн веса с модернизацией двух первых ступеней. Совместная работа физиков-ядерщиков и наших конструкторов, технологов привела к созданию малогабаритной ядерной боеголовки весом около 2,2 тонны. С другой стороны, коллективные усилия всех разработчиков-бортовиков, включая увеличение удельной тяги и мощности ЖРД, создание аппаратуры автономной системы управления, уменьшенных габаритов и весов без потери надежности и точности, новой системы радиоуправления с упрощенной наземной аппаратурой, уменьшение веса конструкции корпусов ракетных блоков, включая уменьшение толщины стенок топливных баков введением химического фрезерования, позволили увеличить дальность стрельбы с новой головной частью до 14 тысяч километров.

Но модернизированная ракета, получившая индекс Р-7А, оказалась… с громадным изъяном на участке работы первой ступени. Во время полета возникали незатухающие продольные колебания в контуре, состоящем из кислородного гидравлического тракта двигательных установок и конструкции ракеты. Совпадение частоты этих колебаний с резонансной частотой конструкции приводило к резкому возрастанию амплитуды продольных колебаний и разрушению ракеты.

Летные испытания были прерваны летом 1958 года. Поиски решений, исключающих подобные явления, заняли чуть меньше полугода. Руководителем, душой поисков был С.П.Королёв. Были подключены квалифицированные кадры не только из сложившейся кооперации, но и из институтов Академии наук СССР и смежных отраслей промышленности. В результате найдены достаточно простые по сути и объему доработок конечные решения, надежно исключающие указанные выше явления. Суть их заключалась в установке демпферов в кислородной магистрали на входе в двигатель.

Уже в ноябре 1958 года запланировано и в условиях огневого стенда под Загорском (ныне г. Сергиев Посад) проведено контрольное огневое испытание бокового блока. При этом для приближения к натурным условиям осуществлена гибкая подвеска бокового блока в стенде. Участники испытаний назвали ее подвеской «по-летному». После этого, в декабре, надежность и достаточность этой доработки подтверждена летными испытаниями ракеты Р-7А.

Другое воспоминание о работах по созданию трехступенчатой ракеты для выведения космического корабля-спутника с человеком на борту раскрывает стиль работы С.П.Королёва. Поиски разработчика ЖРД для третьей ступени не увенчались успехом. В такой ситуации С.П.Королёв принимает решение: сделать такой двигатель самим, тем более в ОКБ-1 перешел из НИИ-1 авиационной промышленности М.В.Мельников. Он уже прославился в ОКБ-1 тем, что взялся и создал со своим коллективом рулевые двигатели для ракеты Р-7 с системой питания от основных баков ракеты. От этого отказался В.П.Глушко, предлагая газовые рули для управления и стабилизации.

В достаточно сжатые сроки для третьей ступени ракеты-носителя создан и отработан новый двухкомпонентный ЖРД, работающий по замкнутой схеме с дожиганием, что было новым шагом в двигателестроении. В.П.Глушко достиг этого уровня много позже, сначала на ракете-носителе 11К77, а у нас в НПО «Энергия» — только на тяжелой ракете-носителе Н-1. Вместо этой работы В.П.Глушко вложил много сил в создание двигателей на фторе.

Особенно памятным был период 1959–1960 годов, когда шли интенсивные работы, от проекта до эксперимента, по подготовке первого полета человека в космос. Это касалось всего ракетного комплекса — ракеты-носителя, космического корабля-спутника, наземного стартового комплекса, вспомогательных служб, службы поиска и эвакуации приземлившихся спускаемого аппарата и космонавта.

По инициативе С.П.Королёва был введен девиз: «Годен для ЗКА». Индекс ЗКА был дан космическому кораблю-спутнику для полета человека в космос. Этот индекс мы расшифровывали по своему, как начальные буквы фамилий трех деятелей того времени — трех «К»: С.П.Королёв, И.В.Курчатов и М.В.Келдыш.

Разработано для всех участников работ специальное «Положение по ЗКА», в котором определялись особые условия, требования к надежности, качеству, добротности любого действия по подготовке полета человека в космос. Все это относилось к проектным материалам, чертежам, технологическим картам, деталям, узлам, приборам, системам, агрегатам борта ракеты-носителя, космического корабля-спутника, оборудованию ТП и СП, всех других перечисленных выше средств, привлекаемых к полету человека в космос. Введены штамп и бирка с надписью (керновкой) «Годен для ЗКА » и определен порядок и условия постановки штампа и подвески бирки.

И вот началась подготовка на технической позиции (ТП) космического корабля-спутника «Восток», на котором полетит Ю.А.Гагарин. Надо сказать, что к этому периоду средства испытаний, технология и документация уже получили допуск к этому циклу работ под девизом «Годен к ЗКА». Получили этот девиз и все члены испытательной команды, состоявшей из представителей промышленности и МО СССР. Реализовано это было в форме штатного расписания боевых расчетов, утвержденного С.П.Королёвым как техническим руководителем, председателем Государственной комиссии К.Н.Рудневым, Главкомом РВСН маршалом К.С.Москаленко.

Вспоминается событие, произошедшее ночью перед сборкой головного блока. Операция взвешивания корабля показала небольшое превышение реального веса над расчетным, допустимым исходя из энерговооруженности ракеты-носителя. Ведущий конструктор корабля О.Г.Ивановский своеобразно решил возникшую проблему. На борту имелось некоторое количество кабелей, которые в беспилотном, манекенном варианте корабля обеспечивали функционирование системы аварийного подрыва объекта. По бортовому журналу подготовки космического корабля он написал технологическое указание (ТУ) об обрезке этих кабелей с достаточно тяжелыми штепсельными разъемами. В результате добились нужного уменьшения веса корабля, даже с небольшим запасом. Утром он получил великолепную взбучку от С.П.Королёва не за суть сделанного, а за то, что не доложил о своих партизанских действиях до их совершения. Лично убедившись в надежно-безопасном исполнении «доработок» (отрезали согласно ТУ по принципу гребенки, с разной длиной каждой отрезаемой жилы), С.П.Королёв похвалил исполнителей работы за качество и надежность исполнения ТУ.

Для испытателей подготовка этого запуска требовала повышенной отдачи, дополнительной ответственности, постоянного самоконтроля своих действий. В паузах-перекурах в «курилке» ловил себя на необычных мыслях: «А реально ли происходящее?» И конечно, обязательно повторная оценка-ревизия своих действий за весь цикл работ на ТП и на СП в данный момент. И убеждение: «Все мыслимое и необходимое сделано, и сделано надежно, для общего успеха».

Вспомнился резервный день с митингом-встречей с Ю.А.Гагариным на нулевой отметке старта. Испытатели будто передавали космонавту подготовленные ракету-носитель и космический корабль. Вспомнилась ночь перед 12 апреля. В бывшем домике М.В.Келдыша спали перед завтрашним стартом Ю.А.Гагарин и его дублер Г.С.Титов. Рядом такой же финский домик, где жил С.П.Королёв. Долго Сергей Павлович ходил между домиками, еще раз оценивая содеянное.

…Ю.А.Гагарин в корабле. Полагающиеся проверки систем корабля успешно завершены. По системе связи слышится чуть напряженный голос «Кедра» (позывной Ю.А.Гагарина) и спокойный, теплый голос «Зари-1» (такой позывной был у С.П.Королёва). Сергей Павлович очень подробно информирует «Кедра» обо всем происходящем на Земле в эти последние минуты перед стартом.

В предстартовом цикле С.П.Королёв взял на себя ответственнейшую задачу — выдать команду на спасение космонавта, если на старте или в первые секунды полета возникнет аварийная ситуация. Этого он не мог переложить на чужие плечи. Уже после успешного полета Ю.А.Гагарина он скажет: «Да, все прошло нормально, но я очень бы не хотел еще раз оказаться у кнопки аварийного спасения. Однако делать это придется. Ведь мы только начали, и я не имею права, по крайней мере, еще на нескольких запусках, снять с себя эту великую ответственность».

Кажется, выражение лица С.П.Королёва, когда я увидел его у пульта аварийного спасения с микрофоном связи, окончательно убедило меня в том, что происходящее не фантастика, а реальность, уверило в безусловном успехе запуска и полета.

А потом было задорное гагаринское: «Поехали!».

Сам запуск по поручению С.П.Королёва я по громкой связи докладывал в бункер, а затем ход выведения космического корабля на орбиту по блоку визуального наблюдения телеметрической станции «Трал», расположенной в автофургоне на измерительном пункте ИП-1, вблизи старта — по прямой 800 метров. С.П.Королёв, как обычно на момент запуска, находился в пультовой бункера, на сей раз у кнопки выдачи по радиолинии команды на катапультирование космонавта в случае аварии ракеты-носителя на старте.

После выведения на орбиту космического корабля «Восток» с Ю.А.Гагариным на борту, после торжественного построения испытательной команды на нулевой отметке старта, с благодарностью за работу и поздравлениями с успешным запуском выступили С.П.Королёв, К.Н.Руднев, К.С.Москаленко. Большинство ведущих участников потом собрались в гостинице № 2, начальство — у ВЧ-связи, остальные в кинозале. Сюда стекалась вся информация о ходе полета и посадки, самочувствии Ю.А.Гагарина.

Группа специалистов, включая автора этих строк, была оставлена на полигоне для продолжения летной отработки нового, повышенной боеготовности, ракетного комплекса на базе МБР типа Р-9. Таким образом, о результатах выездного заседания Госкомиссии в г. Куйбышеве мы узнали по каналам связи. А о встрече Ю.А.Гагарина в Москве — по телевизору.

 

Первый автограф Ю.А.Гагарина

 

Испытания ракетно-космической техники сблизили меня со многими интересными людьми. Один из них — ветеран войны и труда, вооруженных сил и космонавтики полковник в отставке Владимир Сергеевич Беляев, который этим испытаниям посвятил сорок лет своей жизни с 1949 по 1989 год в ГЦП Капустин Яр, НИИП-5 МО СССР, НПО «Энергия». В процессе испытаний и за время многолетней дружбы мы всегда находили с В.С.Беляевым полное взаимопонимание как на космодроме Байконур, так и в НПО «Энергия», встречались и в домашней обстановке, вместе работали в Совете ветеранов.

В.С.Беляев на полигоне при исполнении служебных обязанностей был хорошо знаком с моим братом Е.И.Осташевым до его трагической гибели. В период становления и развития пилотируемой космонавтики с 1961 по 1989 год за 28 лет В.С.Беляев проводил в космические дали 67 космонавтов. В этот период ни один запуск первых МБР, первых ИСЗ, космических кораблей «Восток», «Восход», «Союз», «Прогресс», АМС для исследования Луны, Марса и Венеры, спутников связи «Молния», «Электрон», орбитальных станций «Салют», «Мир» и многих других космических аппаратов в интересах обороны и народного хозяйства СССР не проходил без его участия. В течение десяти лет, с 1961 по 1971 год, в период бурного штурма космоса, В.С.Беляев командовал группой 5-й Инженерно-испытательной части НИИП-5 МО СССР, которая осуществляла полный цикл подготовки космических аппаратов — от их выгрузки в момент прибытия на полигон, начала испытаний и до выведения на орбиту. Лично он и его подчиненные несли персональную ответственность за полную комплектацию космических кораблей, экипировку космонавтов, за все принадлежности, приспособления, приборы и инструменты, необходимые для успешного выполнения программы полета. В.С.Беляева хорошо знал лично С.П.Королёв и высоко ценил его за знание новой техники, житейскую мудрость и обязательность, дотошность и организаторские способности, умение руководить коллективом и плодотворно общаться с представителями многочисленных смежных организаций, участвующих в испытательных работах. Вот почему в экстремально возникшей ситуации, когда 18 марта 1965 года произошло нештатное приземление спускаемого аппарата космического корабля «Восход-2», с космонавтами А.А.Леоновым и П.И.Беляевым, в дремучих лесах под Пермью, С.П.Королёв поручил именно В.С.Беляеву лично возглавить поисково-спасательную группу в составе 12 человек. И вскоре всему миру стало известно о том, что спасательная операция по эвакуации из тайги экипажа и спускаемого аппарата — «шарика» — была выполнена успешно, несмотря на чрезвычайные обстоятельства.

Владимира Сергеевича связывала тесная дружба с космонавтами, которых он готовил к полету и отправлял на космическую орбиту, особенно с Ю.А.Гагариным, Г.С.Титовым, А.А.Леоновым, А.Г.Николаевым, П.Р.Поповичем, П.И.Беляевым, В.В.Терешковой, В.Ф.Быковским и другими. Дружба с Юрием Алексеевичем Гагариным у В.С.Беляева продолжалась с марта 1961 года и по день его трагической гибели 27 марта 1968 года. Гагарин был частым гостем у Беляева дома, бывал дома у Гагарина и Беляев. Владимир Сергеевич, пытаясь узнать правду о гибели своего друга Ю.А.Гагарина, встречался со многими людьми. Он считает, что правда о гибели Гагарина и Серегина похоронена руководством ВВС в архиве. Ему ясно одно: на экранах радиолокаторов в районе их гибели пересекались две трассы, из точки же пересечения продолжалась одна. И об этом знали руководители ВВС и наземные службы. Сокрытие правды породило нелепые предположения, домыслы и в результате оскорбление светлой памяти честного человека — первого космонавта планеты Земля Юрия Алексеевича Гагарина.

Сын В.С.Беляева — Сергей Владимирович родился 12 апреля 1946 года. Через пятнадцать лет этот день стал великим праздником — Днем космонавтики.

Хочется рассказать об одном малоизвестном эпизоде — первом автографе первого космонавта Ю.А.Гагарина. Этот автограф Юрий Алексеевич сделал утром 12 апреля 1961 года, до посадки в космический корабль «Восток», в книге-подарке Сергею Беляеву в день его рождения. Своей рукой он написал: «Сереже в день 15-летия. Желаю успехов» и расписался — «Ю.Гагарин, 12 апреля 1961 года», попросив Павла Романовича Поповича передать книгу Сергею.

 

Примечания

 

¹ Виктор Петрович Макеев (1924–1985) — будущий генеральный конструктор баллистических ракет морского базирования, дважды Герой Социалистического Труда. (Примеч. публикатора).

² Василий Михайлович Рябиков (1907–1974) — генерал-полковник — инженер (1966), Герой Социалистического Труда (1945). В 1935–1951 гг. первый зам. наркома (министра) вооружения СССР; с 1961 года — первый зам. председателя Госплана СССР. (Примеч. публикатора).

 

 

Публикация М.А.Осташева