Журнал "Наше Наследие"
Культура, История, Искусство - http://nasledie-rus.ru
Интернет-журнал "Наше Наследие" создан при финансовой поддержке федерального агентства по печати и массовым коммуникациям
Печатная версия страницы

Редакционный портфель
Библиографический указатель
Подшивка журнала
Книжная лавка
Выставочный зал
Культура и бизнес
Проекты
Подписка
Контакты

При использовании материалов сайта "Наше Наследие" пожалуйста, указывайте ссылку на nasledie-rus.ru как первоисточник.


Сайту нужна ваша помощь!

 






Rambler's Top100

Музеи России - Museums of Russia - WWW.MUSEUM.RU
   
Подшивка Содержание номера "Наше Наследие" № 95 2010

Из «Записок» тайного советника Н.А.Качалова


АРАН. Ф. 646 (Редакция журнала «Голос минувшего»). Оп. 1. Д. 358. Л. 21-78об.


<…> Приступаю к описанию важнейшего в моей жизни обстоятельства — к знакомству с цесаревичем, ныне благополучно царствующим государем императором Александром III1. В декабре 1867 года состоялось очередное губернское земское собрание2, и во время его заседаний я получил из Петербурга письмо от князя В.П.Мещерского3, в котором он спрашивал меня, когда я буду в Петербурге, и просил его посетить. Я отвечал, что полагаю быть в Петербурге в начале января и непременно у него буду. Кажется, я приехал в Петербург 4-го января 1868 года и в тот же день был у Мещерского, жившего в доме своего родственника Карамзина4 в Большой Морской5, в очень скромной квартире. Князь принял меня очень любезно и просил приехать к нему вечером совершенно запросто. В 8 часов вечера я был у князя, нашел квартиру парадно освещенную, приготовленный парадный чай, но гостей не было. Вскоре раздался звонок и вошел цесаревич совершенно один. Мещерский меня представил, и цесаревич сказал мне следующие замечательные слова, сколько я припомню, следующего содержания, ежели не буквально, то верно по смыслу:

— Я не готовился к той роли, которую мне дала неожиданная смерть моего старшего брата6, и я вполне бы счел себя счастливым быть первым слугой моего отца7, а потом брата. Я сознаю, что я не приготовлен к моим будущим обязанностям; садиться на учебную скамейку уже поздно, и потому мне приходится дополнять свое воспитание практическими сведениями, и первоначально, конечно, необходимо познакомиться подробно с экономическим положением наших провинций. Я просил князя Владимира Петровича объехать Россию и передать мне собранные им сведения, но князь нашел, что собранные им сведения недостаточны и рекомендовал вас, как знатока земского дела.

Можно вообразить, как я был поражен таким предложением. Этот замечательный вечер прошел в разъяснении разных земских вопросов8, и затем много вечеров я провел у цесаревича в Аничкинском дворце; в собраниях этих участвовали: К.П.Победоносцев9, профессор Бабст10 и кн[язь] Мещерский; кажется, я по этому делу пробыл в Петербурге 2 недели.

1868 год, как сказано было выше, был год голодный во всех северных губерниях и в особенности в Архангельской. Газеты подняли этот вопрос, все сведения из голодающих местностей описывали бедствие простого народа, и государь приказал принять решительные меры для оказания пособия голодающим и немедленно открыть комитет или комиссию для сбора добровольных пожертвований и вообще для пособия голодающим. Не знаю, кому принадлежала счастливая мысль назначить председателем комиссии цесаревича. Имя его привлекло пожертвования, и он приобрел много практических сведений. Наследник был еще молод, подобными делами не занимался, и, для осторожности, ответственным председателем комиссии назначили генер[ал]-адъютанта Николая Васильевича Зиновьева11, а наследника почетным председателем. Первые заседания действительно вел Зиновьев, но скоро цесаревич вошел в дела и был настоящим председателем комиссии. Сколько я помню, состав комиссии был следующий: председатель Зиновьев, члены: петерб[ургский] губ[ернский] предводитель двор[янства] граф Орлов-Давыдов12; от Министер[ства] вн[утренних] дел тайный советник Шумахер13; от путей сообщений генерал барон Дельвиг14; от уделов тайный советник Никол[ай] Тютчев15; от Мин[истерства] госуд[арственных] имущ[еств] ст[атский] сов[етник] Боровков16, он же делопроизводитель комиссии; от Петерб[ургского] Биржев[ого] комит[ета] Брант17 и Быков18; от московского купечества Кокорев19; от рыбинского — И.А.Милютин20. Остальных не помню; кроме того, приглашалось в комиссию много экспертов из голодающих местностей21. От земства, по личному желанию цесаревича, был назначен я один.

Мин[истр] вн[утренних] дел Валуев22 был оскорблен открытием этой комиссии, как доказательством, что министерство не может справиться с делом, составляющим главнейшую его обязанность; при этом все официальные сведения губернаторов доказывали, что голода нет и существует только недостаток продовольствия, который искусственно раздули в голод. Ежели бы комиссия не находилась под председательством цесаревича, то ее бы закрыли по настоянию Валуева, но все сведения получались прямо цесаревичем, передавались непосредственно государю, и комиссия устояла. Первые заседания комиссии были заняты чтением официальных сведений, где утверждалось, что голода нет, но потом читались сведения земства и достойных доверия частных лиц, по которым оказывалось, что существующий голод требует немедленной помощи. Вследствие такого решения комиссии признаны официальные сведения неверными, и Валуев оставил министерство, и вместо него назначен ген[ерал-]ад[ъютант] Тимашев23. П.А.Валуев даже в настоящее время, я полагаю, остается при том убеждении, что я был одна из маленьких причин к его удалению24, но это совершенно несправедливо. Действительно, я представил доказательства неверности официальных сведений и о существовании голода, но я сделал бы преступление, способствуя закрытию комиссии и тем лишая тысячи голодных помощи, которую доставила комиссия цесаревича. <…>

Комиссия собиралась 2 раза в неделю и помещалась в Аничкинском дворце, в библиотеке цесаревича. Я на каждое заседание приезжал из Новгорода. Первоначально от имени цесаревича были разосланы приглашения на подписку, которая пошла очень бойко и доставила комиссии до 2 мил[лионов] рубл[ей]. Как обыкновенно бывает, в нашей комиссии образовалось 2 партии: первая — Зиновьева, официальная, поддерживающая правительственные сведения и взгляды, и вторая — земская, практическая. Покойный Николай Васильевич Зиновьев был безусловно честнейший и благороднейший человек, но всю жизнь проведший в застегнутом мундире и поклонник легальности и формы, хотя бы в ущерб действительности; при этом скопидом и с большим трудом соглашался выдавать собранные деньги, когда эта выдача не была обставлена всевозможными справками и формальностями. К этой партии принадлежали: Шумахер, Тютчев, барон Дельвиг, Брант. Затем, вторую партию составляли мы все остальные члены и Боровков. К нашей партии присоединились все приглашаемые в комиссию эксперты и, наконец, к нам присоединился и цесаревич, бывший сначала только внимательным слушателем прений. В таком составе наша партия имела на своей стороне большинство голосов. Гр[аф] Орлов-Давыдов был нейтральным членом, но мало говорившим. Заседания комиссии продолжались без выдающихся обстоятельств до конца февраля, когда случилось необыкновенное дело. В феврале 1868-го года только что по разосланным объявлениям пожертвования поступали слабо и к концу февраля поступило в кассу комиссии с небольшим около 100 000 руб[лей], между тем, выяснились следующие обстоятельства по хлебной торговле. Главная забота правительства и существеннейшее пособие во время бедствия от голода заключается в том, чтобы на рынках было достаточно продажного хлеба по возможно дешевым ценам. Впрочем, об этом следует заботиться и без существования голода, так как при недостатке продажного хлеба будут голодать не только люди недостаточные, но и достаточные. Главные запасы продажного хлеба для северных губерний собираются на пристанях реки Волги, к которым подвозится хлеб на подводах в течение существования зимнего санного пути. Главные покупатели, конечно, купцы, но во время подвоза хлеба, каждый может покупать с возов, и это, с одной стороны, не позволяет купцам понижать цены хлеба, а с другой стороны, держит доступные цены для постороннего покупателя. Подобное положение прекращается с падением зимнего пути и с прекращением подвоза к пристаням хлеба гужом. Немедленно делается известным, сколько на каждой пристани собрано хлеба, и купцы, до тонкости знающие, в какой местности и сколько необходимо для покупки хлеба, сейчас же определяют пропорцию запасов с потребностями и, в случае превышения последних, цены на хлеб поднимаются иногда до 3-ех руб[лей] на куль. Ввиду этого комиссия сознавала выгодность покупки хлеба в настоящее время и постановила ассигновать на эту покупку все находящиеся в ее распоряжении деньги. Покупка эта была поручена Ивану Андреевичу Милютину. Затем, комиссия сознавала незначительность покупаемой партии хлеба, была уверена, что дальнейшая подписка доставит значительные средства комиссии, и была высказана мысль, что комиссии было бы выгодно получить заимообразно из казны крупную сумму, употребить ее на покупку хлеба и уплатить из последующих сборов. При этом было высказано, что операцию эту следует сделать быстро и секретно, чтобы при такой крупной покупке не подняли цены купцы, у которых были собраны запасы. Цесаревич при этих обсуждениях не принимал никакого участия и, казалось, не обратил на это дело особого внимания.

По закрытии заседаний комиссии цесаревич уходил раньше, а мы оставались еще некоторое время для личных разговоров. Так и в этот день мы оставались в библиотеке несколько времени. Подле библиотеки расположена столовая, из которой противоположная дверь [ведет] в гардеробную и кабинет цесаревича, а налево — дверь на лестницу, по которой мы расходились по домам. В столовой постоянно находился камердинер цесаревича. По проходе мною столовой, камердинер тихо передал мне, что цесаревич просит зайти к нему в кабинет. Я нашел цесаревича в большой ажитации, и он начал с того, что настоящие выяснения комиссии произвели на него сильное впечатление, что он хочет просить у государя заимообразно миллион и, в случае успеха, просит меня принять на себя покупку хлеба на этот миллион. Можно вообразить, как я был удивлен подобным предложением. Одумавшись немного, я счел своим долгом отвечать следующее: что я хотя и долго занимался сельским хозяйством, но, как помещик, умею производить хлеб, но торговля им составляет особую серьезную специальность, требующую знания этого дела и особой смышлености и ловкости и для этого дела я положительно не гожусь, но что в комиссии находится Ив[ан] Ан[дреевич] Милютин, вполне подходящий к этому делу; это человек умный, знающий до тонкости дело, честный и, польщенный доверием его высочества, исполнит это поручение хорошо. Цесаревичу невозможно вести лично это дело, входить во все расчеты, и я предложил себя, как бы поверенного цесаревича по всем сношениям с Милютиным, оставляя его единственно ответственным, но при этом самостоятельным. На это согласился цесаревич. Затем я счел своею обязанностью доложить цесаревичу результат подобной небывалой операции: ни один из членов царской фамилии не занимался подобными операциями, и цесаревич, которого еще мало знает Россия, превосходно отрекомендуется такой человеколюбивой, общенародной мерой. Кроме того, операция эта даст много сведений и приохотит к общению с народом и заботливости о его нуждах. С этой стороны предположение цесаревича я признаю Божиим благословением; но медаль имеет 2 стороны, и я считаю долгом объяснить и эту сторону. Дело это не может оставаться долго в тайне, и когда откроется, то произойдет следующее: все окружающие и близкие люди цесаревича будут обижены, что он начал это дело секретно от них и поручил постороннему лицу, подарив его доверием, на которое они имеют более прав. Затем, большинство даже хороших людей найдут и не без основания, что цесаревичу не прилично заниматься торговыми делами и тем ронять свое достоинство и, конечно, будут убеждены, что я ввел Вас в такое неудобное положение. Обращаясь к экономической стороне этой операции, необходимо предвидеть следующее: цель покупки теперь хлеба основана на предположении, что летом цена хлеба поднимется, купленный теперь хлеб продастся по дешевой цене земству, занятый миллион возвратится в Госуд[арственное] казначейство, и народ получит пособие в виде разницы дешевых настоящих и возвышенных летних цен. Предположение это основано на теории вероятностей, но торговля часто встречает сюрпризы, и очень может случиться, что летом цены понизятся против настоящих и занятый миллион не возвратится полностью в Госуд[арственное] казначейство. По моему мнению, потеря 100 или 200 000 р[ублей] не составляет особой беды ввиду основательных предположений существенно пособить голодающим, но этого не простят все противники этой операции. На основании этого факта они будут иметь повод говорить, что подобный результат можно было предвидеть, толки эти могут повлиять на государя и затормозить надолго практическую деятельность цесаревича. Про меня же и Милютина все скажут, что мы украли деньги. Цесаревич все это внимательно выслушал и сделал один вопрос:

— Вы за себя не боитесь?

И я, взволнованный, отвечал: «Не боюсь, в[аше] в[ысочество], и вот почему: Господь сподобил меня помогать наследнику русского престола войти в народную деятельность, последствия которой неисчислимы, а при этом, что значат тысячи Качаловых, хотя бы и погибших»25. На это цесаревич объявил, что и он не боится и примется писать письмо к государю, которое представит лично завтра утром, и меня просит перед комиссией зайти в кабинет узнать результат. На другой день цесаревич мне объявил, что государь милостиво принял его ходатайство, обещал поговорить с министром финансов26 и скоро дать ответ.

Заседания комиссии в библиотеке продолжились в этот день без перерыва, обыкновенным порядком и окончились в обыкновенное время около 4-ех часов. При проходе через столовую, камердинер пригласил меня зайти в кабинет, где меня встретил радостный цесаревич и показал свое письмо к государю, поданное утром, на котором была сделана государем надпись, что он приказал министру финансов передать в распоряжение цесаревича миллион рублей. С этого же дня было приступлено к покупке хлеба на этот миллион. И.А. Милютин с полною готовностью принял на себя это поручение и в тот же день выехал из Петербурга для исполнения. Я написал Милютину инструкцию, которую подписал цесаревич, и я полагаю, что Иван Андреевич хранит этот документ, как семейную драгоценность.

Передача миллиона потребовала несколько дней, а между тем Милютин торопился отъездом и ему была необходима на задатки солидная сумма. Цесаревич из своих сумм приказал конторе выдать около 120 000 рубл[ей] Милютину, не объясняя на какой предмет, и, когда будут возвращены эти суммы, контора не знала. Сумма, выданная Милютину, составляла наличность всех сметных сумм на содержание двора и дворца цесаревича. Члены царской фамилии никогда не распоряжаются своими средствами, а тем более в очень молодых летах, в которых находился цесаревич. Поэтому можно вообразить переполох конторы, у которой цесаревич отобрал все наличные средства, не объяснив их пополнение. Переполох этот еще увеличился, когда через несколько дней цесаревич приказал конторе принять из Госуд[арственного] казначейства миллион, из которого возвратить, кажется, 120 000 руб[лей], взятых из конторы, а остальную сумму разассигновать по моему указанию, опять не объясняя на какой предмет. Милютин сам, через брата27 и приказчиков, одновременно открыл покупку хлеба в 12-ти местах по Волге на пристанях, и в 2 недели купил, кажется, около 160 000 кулей ржаной муки с небольшим по 6 р[ублей] куль с доставкой в Рыбинск. Цена эта была очень сходная, во-первых, потому, что Милютин платил сполна чистые деньги, а во-вторых, потому, что купцы не знали размера партии, покупаемой Милютиным, и по чьему распоряжению покупка производится.

Все распоряжения комиссии печатались в газетах28, и купцам было известно, что Милютину поручено комиссией купить около 12 000 кулей, и на каждом пункте продажи полагали, что Милютин только это количество и покупает. В это время деньги каждому купцу нужны для приготовления к навигации и потому охотно уступали дешево для оборота незначительную часть своих запасов. Сведения о ходе хлебной торговли на пристанях получаются купцами чрезвычайно быстро, и когда купцы узнали, что Милютин купил хлеба на миллион, полученный от цесаревича, то просто ошалели, и этот переполох сделал операцию цесаревича чрезвычайно удачной. До милютинской покупки запасы хлеба на пристанях были не особенно значительные и едва соответствовали потребностям местной, внутренней надобности и заграничному отпуску и потому цены на хлеб должны были подняться. Узнав о миллионной покупке цесаревича, купцы полагали, что за первым миллионом ассигнуются и следующие, бросились покупать хлеб и увеличивать свои запасы, на что употребили и полученный от Милютина миллион и много прибавили своих средств. Этому много помогла погода; стояли морозы, поддержали зимний путь и способствовали к подвозу хлеба к пристаням, и запасы превысили потребность.

В Новгородской губернии, как описано было выше29, употреблялись значительные меры к удешевлению продажного хлеба, и земство могло понижать цену только до 9-ти рублей за куль. В течение лета сборы начали поступать усиленно, занятый миллион возвращен, и комиссия оказывала пособие и деньгами и потом помогла 160 000 кулей хлебом, большею частию даром, а частию продажей по 6 р[ублей]. Во всяком случае, каждый куль дал пособия по 3 рубля, следовательно, употребленный миллион в 6 месяцев принес 50% и много способствовал к противодействию возвышения цен.

Счастливые результаты этой операции сознали все члены комиссии, но сознали только в августе, когда она окончилась, но до этого я должен был вынести пропасть неприятностей, обвинений и даже клеветы. Один цесаревич ни одним словом не усомнился в моей и Милютина честности и не лишал нас полного доверия. Гонения на меня и толки, что по моей милости у цесаревича происходит что-то неладное, начались со времени передачи Милютину задатка из дворцовых сумм и усилились по появлении миллиона разассигнованного по моему указанию неизвестным конторе лицам и неизвестно на какое употребление. По плану Милютина покупка производилась одновременно в 12-ти пунктах и на наличные деньги и потому на эти пункты, на имя Милютина и его поверенных, необходимо было ассигновать назначенные им суммы, и лица эти конторе не были известны, и контора видела только одно, что миллион по моему указанию моментально улетучился.

Когда, наконец, открылась операция цесаревича, то поднялась целая буря. Более всех был оскорблен почтенный Николай Васильевич Зиновьев недоверием к нему цесаревича, как к бывшему его воспитателю и действительно почтенному человеку. Еще более Зиновьев был перепуган тем, что я втянул цесаревича в спекулятивную операцию, которая может провалиться и высокое лицо наследника русского престола может подвергнуться общему и справедливому нареканию. Эта последняя мысль тревожила почтенного старика более укола собственного самолюбия. Я старался успокоить Николая Васильевича, но безуспешно, и он не без основания говорил: «Помилуйте, я старик, крупный помещик, до старости сам направляю крупное хозяйство и должен иметь опытность, но я никогда не решился бы советовать цесаревичу, молодому и неопытному, подобную рискованную операцию, которая, по мнению всех опытных коммерческих людей, непременно провалится». Этот опытный коммерческий человек был член комиссии, председатель Петербургского биржевого комитета Брант, разжиревший на банковских кунштюках немец и поэтому чванливый, но в деле, порученном Милютину, ничего не понимающий, и, конечно, не мог бы исполнить этого так, как Милютин. Брант был также оскорблен, что его обошел цесаревич, и потому он постоянно, сколько мог, вредил мне, распуская неблагоприятные слухи. Цесаревич любил и уважал Зиновьева и, я полагаю, потому не обратился к нему, что ожидал, что он будет отговаривать его от этой операции, на что цесаревич твердо решился.

Милютин наконец окончил свое поручение и представил цесаревичу отчет. Поставка хлеба в Рыбинск должна была быть исполнена по открытии навигации, и дело это требовало наблюдения и управления. Само собою разумеется, что Цесаревич не мог сам заниматься этим делом и оно [было] передано в комиссию. Когда Милютин представил в комиссию свои отчеты, то Зиновьев пришел в ужас. Из отчета для него было ясно одно, что миллион издержан, но что на этот миллион сделано? Представленные Милютиным доказательства Зиновьев признавал положительно неудовлетворительными. Зиновьев в продолжение 50-летней своей службы привык считать казенный порядок при всякого рода покупках безукоризненным. По его мнению, были положительно необходимы публикации, торги, справочные цены, контракты и залоги, а у Милютина ничего этого не сделано, и все документы состоят в расписках купцов в получении денег и в обязательстве представить в Рыбинск известное количество кулей муки. Зиновьев сознавал, что хлеб куплен дешево и что расписки даны купцами солидными, но небрежность документов его возмущала и пугала. В особенности его поражала расписка богатого нижегородского купца Блинова30, который на листе серой бумаги огромными буквами криво написал, что обязуется поставить 50 000 кулей и 300 000 рубл[ей] получил. Эта расписка не давала Зиновьеву покоя. Много раз эту злосчастную расписку выкладывал передо мною Николай Васильевич и с ужасом восклицал: и это расписка на 300 000 р[ублей]! Желая сколько-нибудь успокоиться, Зиновьев спрашивал меня, где сложен купленный Милютиным хлеб и нельзя ли послать его осмотреть, на что я должен был отвечать, что складов собственно этого хлеба не существует, что они находятся в общих складах купцов и они сами не знают, какие именно кули поступят на исполнение заключенного Милютиным обязательства. С открытием навигации и наступлением срока поставки каждый купец остановит в Рыбинске ту партию, которая ему будет удобна, и найдутся и такие, которые найдут выгоднее, при наступлении срока поставки, купить хлеб в Рыбинске. Все это для почтенного старика было непонятно, и он успокоился только тогда, когда, при наступлении навигации, весь хлеб был доставлен ценностью на 3 рубл[я] на куль дешевле существующих цен. Комиссия распоряжалась продажей земству по своим ценам или выдавала безвозмездно, и те и другие получали хлеб прямо от купцов, и комиссия не употребила ни копейки на прием и хранение хлеба. До успокоения почтенного Николая Васильевича и опровержения распускаемой клеветы прошло много тяжелых месяцев, тем более что и в управе шла горячая работа по случаю громадной хлебной операции, заваренной по случаю голода. Вспоминая это время, я не могу надивиться особой милости Божией и своей смелости и энергии взять на себя громадную ответственность, как по операции хлебной управской, так и цесаревича; повторяю, велика милость Господня.

Последнее заседание комиссии было в августе в Александрии31, во дворце цесаревича, где между прочим была выяснена вся польза от операции цесаревича и что миллион был возвращен полностью в Государственное казначейство. Цесаревич искренно благодарил меня и Милютина, и все члены встали и выразили нам свои поздравления. Нет никакого сомнения, что Брант и подобные ему члены благодарили не искренно, но наша партия действительно была рада счастливому результату этой операции. Затем почтенный Н.В.Зиновьев совершенно успокоился, остался доволен мною и Милютиным и до самой смерти сохранил доброе ко мне расположение. Вскоре комиссия была закрыта, и мы откланялись цесаревичу и цесаревне32. При этом цесаревич, пригласив меня в кабинет, сказал, что он хочет просить государя дать всем членам награды и спрашивает меня, какую я желаю награду? На это я взял смелость отвечать, что, избрав земскую деятельность, служебные награды для меня не имеют значения, а напротив, земство смотрит на награды своих выборных недружелюбно, и я бы счел высшей наградой рескрипт его высоч[ества] с выражением его благоволения. На это цесаревич отвечал, что он не может сказать этого государю, а также не может меня пропустить при представлении всех членов комиссии, и я отвечал, что предоставляю этот вопрос усмотрению его высочества.

Дело это было передано Н.В.Зиновьеву, и, по его предположению, решено было просить мне крупной награды, производства из отставных капитан-лейтенантов в действит[ельные] стат[ские] совет[ники], прочие члены представлялись также в соответствующие награды, но, конечно, все вне правил. Это предположение цесаревича сделалось известно мин[истру] вн[утренних] дел Тимашеву. В это время государь был за границей и при возвращении останавливался в Варшаве, куда выехали все министры. Тимашев при докладе государю доложил о предположении цесаревича представить к крупным наградам членов комиссии, причем дополнил, что устройство комиссии был крупный факт недоверия к Мин[истерству] вн[утренних] дел и ежели будут утверждены такие награды, то подтвердится, что недоверие к Министерству было справедливо. Под таким впечатлением государь возвратился в Петербург. Цесаревич представил государю свое представление, и его величество, под впечатлением доклада Тимашева, препроводил это представление на рассмотрение Комитета министров, чем произвел страшный переполох. Обязанность Комитета министров при рассмотрении наградных представлений заключается в том, чтобы утверждать только награды, которые следуют на буквальном законном основании. Все награды, представляемые цесаревичем были вне правил, и Комитетом, безусловно, должны были быть отказаны, и перед таким скандалом Комитет остановится.

Это обстоятельство было доложено цесаревичу, чрезвычайно оскорбило его и Зиновьева, и представление это цесаревич взял назад, не допустив до его рассмотрения Комитетом; казалось, награды наши окончательно похоронены. Досада цесаревича увеличилась еще тем, что чиновники, командированные министерствами в канцелярию комиссии, все получили награды по представлению своих министров, тогда как представление цесаревича не уважено. Не помню, в сентябре или октябре этого года я утром приехал в Царское Село, где жил государь и вся царская фамилия и где также жили Посьет33 и Зиновьев. Заехав к последнему, я нашел его в полном мундире и сильно взволнованного. На вопрос мой, что его так беспокоит, почтенный старик отвечал, что его убивает отношение государя к цесаревичу, который взрослый и даже женатый человек, а между тем не имеет никакой самостоятельности, что глубоко оскорбляет молодого человека, жаждущего дела. На основании этого Николай Васильевич испросил у государя аудиенцию, на которой с полной откровенностью выскажет все, что накопилось на душе, и через час просил к нему заехать, чтобы узнать о результатах этого замечательного свидания. Зиновьев отправился во дворец, а я, сделав несколько визитов, приехал к К.Н.Посьету, которого нашел только что возвратившимся от государя. Конст[антин] Никол[аевич] передал мне, что он вошел в приемную государя в то время, когда в кабинете у него был Н.В.Зиновьев и был слышен горячий разговор, наконец поцелуи, и оба вышли с заплаканными глазами. Я объяснил Посьету, что знал от Зиновьева, и уговорил сейчас же ехать к Николаю Васильевичу, чтобы узнать подробности. Мы нашли почтенного старика в радостном настроении духа, и он передал следующее: Николай Васильевич подробно объяснил тяжелое положение цесаревича, который, быв первым помощником своего отца и государя, не имеет десятой доли доверия и самостоятельности, предоставленной каждому министру и, как разительный пример, представил, что мелкие чиновники канцелярии комиссии по представлению министров награждены, а действительные деятели, члены комиссии, по представлению цесаревича, оставлены без награды. На эту тему Николай Васильевич высказался с полной откровенностью. Объяснение это произвело на государя сильное впечатление, его поразило действительно тяжелое положение цесаревича, и государь объяснил, что у него не было мысли оскорбить наследника недоверием, но он стеснялся утверждать его представления, как сына и молодого еще человека, и желал пропустить их установленным порядком, чтобы не упрекали его к потворству сыну. Конец, как сказано было выше, были поцелуи и слезы, но Николай Васильевич потребовал утверждения наших наград с правом объявить их цесаревичу не через министров, а непосредственно от своего имени. Отправлен был нарочный за представлением, которое было утверждено государем без изменения. В моих бумагах находится милостивый рескрипт цесаревича, полученный мною в это время.

Чрез несколько дней государь был на охоте, на которую был приглашен Н.В.Зиновьев. Государь был весел и, идя к обеденному столу и проходя мимо Зиновьева, шутя, сказал ему: «А представление Качалово прошло счастливо». Не понимаю, отчего государь представление всех членов комиссии отнес как бы к представлению меня одного; вероятно, Тимашев выставлял, что моя награда — самая неудобная для Мин[истерства] вн[утренних] дел.

С благополучным окончанием милютинской и управской по хлебным торговлям операций у меня облегчилась душа, и, сравнительно с ними, текущие земские дела казались легкими и, по любви к ним, приятными, так что я ничего не желал, как продолжения такой службы. В семействе все были здоровы и зима прошла спокойно и приятно.

Около 20-го мая 1869-го года раз вечером, получаю телеграмму от директора Департ[амента] общ[их] дел Мин[истерства] вн[утренних] дел, Н.П.Мансурова34, который от имени Тимашева просит меня немедленно приехать в Петербург, и я отвечал, что завтра в 8 час[ов] утра приеду, и немедленно выехал из Новгорода. Само собою разумеется, это требование заставило подумать, зачем меня зовет министр. Перебирали разные предложения и в том числе и губернаторство и, по совещанию с Александрой Павловной35, порешили от такого предложения отказаться, а стараться сохранить настоящее земское положение. Я никогда не любил власти и полицейских обязанностей и потому должность губернатора мне была противна. Приехав в Петербург, на вокзале железной дороги меня встретил курьер министра с просьбой, не переодеваясь, немедленно приехать на вокзал Царскосельской жел[езной] дороги, где меня ожидает Тимашев, отправляющийся с докладом к государю. Тимашев мне прямо объявил, что государь приказал меня назначить архангельским губернатором и он везет для подписи государю об этом указ Сенату. Я не задумываясь отвечал, что не готовился к подобному назначению, совершенно доволен настоящим моим земским положением и потому не могу принять этого назначения. На это Тимашев ответил, что, конечно, против моего желания я не буду назначен, но мой отказ государю будет весьма неприятен и ежели когда-нибудь мне придется искать государств[енной] службы, то после моего отказа это будет почти невозможно.

Мы оставили Хвалевское36 почти 6 лет, вся жизнь установилась по-городскому, дети воспитывались в Новгороде или Петербурге и возвращение на Хвалевское являлось невозможным. Жить в Новгороде без службы не хватало собственных средств, и земская служба, хотя нас удовлетворяла, но продолжение ее было не обеспечено и дальнейший выбор подвергался большим случайностям. Все это я передумал, и картина, что я буду делать, ежели не буду вновь избран в председатели, меня ужаснула, и я согласился на губернаторство.

Тимашев просил меня заехать к нему около 4 часов, объявил, что указ государь подписал, и в первое воскресенье я должен представляться государю в Царском Селе. Я вышел от министра отуманенный, телеграфировал Александре Павловне и отправился заказывать губернаторский мундир. Известие это сильно огорчило Александру Павловну и все семейство и стоило много слез. В назначенный день я представился государю в качестве архангельского губернатора. На покойного императора подействовали отзывы обо мне министра внутр[енних] дел, который, вероятно, выставлял меня дурным советником цесаревича; это я заключаю из того, что последнее время, при встрече государя, при проезде по железной дороге, он видимо обращался со мной холодно. При настоящем же приеме я был принят милостиво и добро. Я до сих пор не знаю, кому я обязан этим назначением, Тимашеву или государю. Николай Павлович Мансуров мне говорил, что еще Валуев наметил меня, как кандидата в губернаторы, и что Мансуров указал меня для настоящего назначения и что Тимашев чрезвычайно обрадовался этой мысли и расцеловал за нее Мансурова. Вероятно, назначением моим я обязан Тимашеву, но почему он так обрадовался совету Мансурова послать меня в Архангельск, это вопрос?

При представлении моем государю в Царском Селе, государь сказал мне, сколько я припомню следующее: «Мне надоел архангельский постоянный голод, и я посылаю тебя туда, как хорошо знающего земское хозяйство, и главная твоя цель не управление текущими делами, но подробное изучение экономического положения губернии и, когда исполнишь это, то я тебя потребую и ты должен сказать мне, возможно ли разными государственными мерами сделать сносным существование обитателей этой несчастной губернии и какими именно мерами. Ежели же это невозможно, то следует выселить их в другие более благоприятные местности».

В этом смысле государь вошел в некоторые подробности. Государь подал мне руку, пожелал счастливой новой деятельности, но потом, вспомнив что-то, прибавил: «Цесаревич предполагает этим летом сделать путешествие по России и желает, чтобы ты ему сопутствовал, и потому явись к цесаревичу и, окончив путешествие, отправишься в свою губернию». С этими новыми распоряжениями я должен был явиться к Тимашеву, который был, конечно, удивлен не менее меня, но высказал свое удовольствие. При этом Тимашев высказал, что обязанности мои чрезвычайно важны, и он просит меня при осмотре цесаревичем губернских учреждений совершенно откровенно выставлять цесаревичу все оказавшиеся беспорядки, хотя бы они происходили от неправильных распоряжений министерства или личных его, министра, и чтобы я делал это без всякого стеснения. Я хорошо понимал, что министр должен был это сказать, а я, с другой стороны, должен был понимать свое положение.

Нахождение мое в свите цесаревича было весьма оригинально; в каждой губернии был свой губернатор, и все недоумевали, зачем возят архангельского губернатора? Во время путешествия цесаревич, цесаревна, в[еликий] к[нязь] Алексей37 и вся свита проводили целые дни вместе и, конечно, большинство разговоров состояли в обсуждении осмотренных или ожидаемых впереди местностей. По общим вопросам я объяснял все с полной откровенностью, но не позволял себе личной критики.

Явясь к цесаревичу, я узнал, что путешествие начнется в начале июля и, кроме цесаревича, цесаревны, в[еликого] к[нязя] Алексея Александровича, их сопровождают: К.Н.Посьет, В.В.Зиновьев38, Победоносцев, Бабст, Оом39, доктор Гирш40, художник Боголюбов41 и адъютанты Козлов42 и граф Олсуфьев43. При цесаревне состояли: княгиня Куракина44 с дочерью фрейлиной45.

По возвращении в Новгород я передал управу Ивану Яковлевичу Савичу46 и волей-неволей пришлось приготовляться к переселению в Архангельск. Из путешествия с цесаревичем я должен был возвратиться осенью, когда невозможно было пуститься с семьей в Архангельск, тем более что Александра Павловна была беременна Аринькой47, ожидала разрешения в августе, и потому было решено, что я поеду один, а зимой приеду и перевезу семью.

Из устроенного в Новгороде помещения мы могли взять с собой в Архангельск только белье, носильное платье, серебро и мелочи, затем: экипажи, лошадей, посуду, согласно губернаторскому положению пришлось купить, а оставляемые в Новгороде вещи продать за бесценок. Эта операция нам стоила много денег. Содержания мне назначили 5400 руб[лей] и большую меблированную квартиру. На подъем и прогоны, сколько я помню, выдали 1800 рубл[ей], да цесаревич на путешествие назначил 1000 руб[лей], которых, конечно, я не издержал и 10-ой части, так как мы жили на всем готовом. Казенного содержания едва мне хватало в Архангельске одному, и я ничего не мог посылать семейству, и в это время помогло Хвалевское, из которого Александра Павловна получила средства. По случаю нового моего назначения и беременности Александры Павловны это лето семейство провело в Новгороде, и мы были заняты покупками и разными приготовлениями.

Общество, по случаю моего выхода из земства, оказало мне самое сердечное внимание. Независимо [от] прощального обеда, на котором участвовали все городские интеллигенты и купечество, съехалось много из уездов. Я получил много благодарственных телеграмм и приговоров городских и крестьянских обществ, где благодарили меня за земскую службу, а в особенности за пособие в голодный год. Эти документы я сохранил, как дорогое воспоминание.

В начале июля48 цесаревич в указанном выше составе отправился по Никол[аевской] железн[ой] дороге в Москву, потом на Нижний, где на пароходах спустились по Волге до Царицына, потом по железн[ой] Донской дороге до пристани Калача, что на Дону, и наконец на разных компанейских пароходах по Дону, Азовскому и Черному морю до Ялты и Ливадии, куда прибыли 6 августа.

Описав общий маршрут путешествия, постараюсь припомнить подробности, так как личности цесаревича и цесаревны до того крупны, что любопытны даже незначительные подробности их частной жизни. По соглашению с Зиновьевым, главным распорядителем путешествия, в назначенный день я ожидал царского поезда в Любани, где меня и приняли с багажом на поезд. Я, конечно, прежде всего представился цесаревичу, который представил меня цесаревне, которую я еще мало тогда знал, и при этом шутя сказал следующее: «Деловую сторону Николая Александровича ты знаешь, а так как вам приходится жить вместе, то необходимо тебе знать, что он прескверно говорит по-французски, но несравненно лучше, чем ты говоришь по-русски, и потому я советую вам принять систему взаимного обучения. Потом тебе нужно знать, что Николай Александрович очень любит чай и пьет его из стакана».

Я первый раз ехал в царском поезде, который ничего не имеет общего с обыкновенными поездами, но составляет роскошную большую квартиру со столовой, кабинетами, спальнями, гардеробными и даже с буфетом и кухней и погребом со льдом, и все чаи, завтраки и обеды происходят как во дворце. Все вагоны соединены безопасными площадками и образовывают свободный переход вдоль всего поезда. Вагоны очень длинные и на особых рессорах; нет никакого дрожания и толчков, так что свободно можно писать во время хода поезда. Каждому из свиты было отведено отдельное помещение. Мне отвели пространство, равное половине большого вагона I-го класса, которое было разделено на кабинет, спальню и гардеробную с особым входом, и подобное помещение составило бы роскошную квартиру для одинокого. Императрица49 в это время жила в подмосковном своем имении Ильинском, и, не доезжая одной станции до Москвы50, цесаревич, цесаревна, Алексей Александрович с Зиновьевым и Посьетом в экипажах отправились в Ильинское, а поезд с нами остальными прошел в Москву. На станции нас встретило начальство, и к каждому из свиты явился придворный лакей, принял багаж и усадил в придворную карету, которая с лакеем состояла при каждом во время всего пребывания в Москве. Со станции нас провезли в Кремль, где в Петровском дворце отвели каждому по 2 прекрасные комнаты.

Цесаревич пробыл в Ильинском 2 дня, и мы были свободны, посещали своих знакомых. Приставленные к нам лакеи были обязаны исполнять наши требования. Чай мы пили у себя и имели право требовать завтрак и обед тоже к себе или ходить за гофмаршальский стол. Предупредительность и роскошное гостеприимство были полные. Погода стояла превосходная. Мои комнаты были во втором этаже с окнами на Москворечье, и вид этот был до того восхитителен, что я любовался им по нескольку часов. Я всегда ожидал благовеста ко всенощной или к вечерне. Начинал звон громадный колокол Ивана Великого и немедленно подхватывался сотнями церквей московских, что составляло такую восхитительную музыку, которой нигде не услышишь! На другой день приезда царской фамилии51 была обедня, выход, парадный обед и официальные приемы и посещения разных учреждений, причем мы должны были сопутствовать.

Кажется, мы прожили в Москве 3 дня и отправились по чугунке в Нижний Новгород52. В Нижнем мы сели на большой пароход, кажется, общества «Кавказ и Меркурий»53. Это был большой пассажирский пароход. В отделении I-го класса поместились высочайшие особы, Куракины и Посьет, а мы все остальные в помещении II-го класса. Столовая была в I классе, где все собирались к утреннему чаю, завтраку, обеду и к вечернему чаю, а днем обыкновенно собирались на крыше большой рубки, составлявшей большую площадку. В Нижнем наняли известного повара Никиту, который до Царицына кормил нас отлично. Вообще наша царская фамилия кушает хорошо, только покойный Александр II был неприхотлив, чем пользовались распорядители, и стол его был неудовлетворителен, но цесаревич любил хороший стол, хотя кушает очень умеренно, а вина пьет еще умереннее. Несмотря на это, злые языки говорили, что цесаревич любит выпить, что совершенно несправедливо.

Вот какой был порядок нашего дня: в 9 часов утра мы собирались в столовой к утреннему чаю. Обыкновенно на одном конце стола хозяйничала цесаревна, а на другом — молодая Куракина. Предлагали кофе или чай со всевозможными печеньями, так что желающие могли плотно покушать. В час, под названием завтрака, подавался целый обед с водкой, закуской, супом, холодным, жарким, пирожным, десертом, винами и кофе. В 6 часов подавался обед из 6 блюд с шампанским и дорогим мозельвейном и в 10 часов вечера чай с печеньями и двумя какими-нибудь горячими кушаньями мясными и рыбными. Всего этого, конечно, не было возможности съесть, в особенности 2 обедов, и потому я ел только завтрак, как окончательный обед. В столовой цесаревич назначил каждому постоянные места. Цесаревич и цесаревна сидели один против другого. Справа от цесаревны сидел Алексей Александрович и подле него старая Куракина, а слева Посьет. Справа цесаревича Победоносцев, а слева я. Мест остальных не помню. Пустившись по Волге, мы останавливались в Симбирске, Казани, Самаре, Вольске, Саратове и, наконец, в Царицыне. Затем не помню других пунктов.

Посещение городов происходило совершенно однообразно: сначала в соборе для краткого молебствия, а ежели праздник или царский день, то к обедне с молебном, потом церковный парад и прием местных властей. После завтрака, к которому приглашались власти, осмотр заведений и вообще замечательностей города, и обыкновенно цесаревич давал большой обед, на который приглашались власти и все почтенные обыватели. Города также устраивали или балы, или гулянья, катанья по Волге или что-нибудь подобное, и все это занимало в каждом городе около 3 дней, и на это время мы перебирались с парохода на отведенные квартиры. При приеме членов царской фамилии энтузиазм был страшный, собирались тысячи народа, и вся толпа кричала ура, видимо, что несомненно искренне. Перед приездом к городу полиция установляла толпу в порядок и оставляла посередине хороший проход, толпа пропускала членов царской фамилии, но потом бросалась за ними, и не было никаких средств ее остановить, проход уничтожался, и мы попадали в сильную давку, так что доставалось иногда бокам; в особенности страдали наши дамы Куракины. При каждой остановке подавалась масса просьб, незначительная часть их заслуживала внимания, но большинство было написано по шаблону кабачными писателями за шкалик водки; писателями этими изобилуют все наши города.

Путешествие по Волге было однообразно, и, чтобы его закончить, я опишу, что после 17 лет могу припомнить особенного, обрисовывающего личности цесаревича и цесаревны. Представительное положение их, несмотря на радушный прием народа, чрезвычайно было для них тягостно. Действительно, постоянно быть на виду, постоянно быть сдержанным, что необходимо, т[ак] к[ак] тысяча глаз ловят каждое слово, каждое движение, должно быть чрезвычайно тяжело. На этом основании высшее наслаждение наших принципалов было остановить пароход на пустом, необитаемом берегу Волги, выйти на берег, побегать, набрать хворосту, зажечь большой костер и при этом перепачкаться, т.е. испытать все противоположное обычной их жизни54. Желая исполнить подобную прогулку, в один хороший вечер, с парохода понравилось одно место, ровное по берегу, а невдалеке лесок и небольшая деревенька с деревянной сельской церковью, и приказано было остановить пароход. Все, кроме цесаревича, вышли на берег, и ровная полоса берега оказалась сыпучим песком, так что ноги вязли. Было предложено возвратиться, но цесаревна не согласилась, и мы побрели, утопая в песок, причем все дамские ботинки наполнились песком, а юбки и платья, хотя и приподнятые, перепачкались. Песчаная полоса оказалась более версты, но, наконец, мы добрались до деревушки порядочно измученные. Деревня оказалась очень маленькая, и главных жителей составлял причт церкви. Все мужчины и большая часть женщин были на полевой работе, и нас встретила молодая попадья, которая и не подозревала, каких она принимает гостей. По нашей просьбе матушка отворила церковь, и все опустили в сборную кружку свои приношения, и, конечно, в этой церкви никогда не бывало и не будет подобного сбора. Мы прошлись по деревне, и, так как смотреть было нечего, то мы собрались возвращаться, но матушка просила нас зайти к ней в дом. Попадья оказалась пребойкая и болтунья, обращалась со своими гостями без всякого стеснения, рассказала все, до ее жизни относящееся, и до того расходилась, что вздумала напоить нас чаем и отправилась ставить самовар. Цесаревич оставался на пароходе. Цесаревна дала мне серьги и кажется 100 руб[лей] для подарка попадье, которую я встретил с кипящим самоваром. Роскошь подарка ее поразила, и когда я сказал ей, кто ее гости, то матушка совершенно потерялась, самовар полетел на пол, а когда она опомнилась, то бросилась целовать у цесаревны ноги. Мы же без поповского чая возвратились на пароход. Событие это будет навеки памятно для этих скромных людей.

Припоминаю одно обстоятельство, обрисовывающее характер цесаревны. Для путешествия цесаревича был составлен подробнейший маршрут с определением не только дней, но и часов прибытия и отбытия из каждого пункта, и было назначено, что мы должны прибыть в Ялту 6-го августа в час пополудни. Император Николай55 был замечательно аккуратен по этому предмету и не позволял себе, чтобы его ожидали, и эта привычка перешла к императору Александру Николаевичу, который в свою очередь требовал такой же аккуратности от детей своих, и цесаревич был очень озабочен точным исполнением маршрута. По окончании путешествия мы могли придти в Ялту 6-го августа около 11 часов утра, но так как прибытие было назначено в час, то мы 2 часа продержались в море и ровно в час вошли в Ялтинскую бухту. Государь, не имея известий, где находится наш пароход, но уверенный в исполнении маршрута, без 5-ти в час сидел уже на катере и ровно в час выехал на рейд, где действительно встретил наш пароход. На этом основании цесаревич мог останавливаться только в пунктах, назначенных по маршруту, а между тем во многих не только попутных городах, но в больших селах тысячные толпы ожидали цесаревича с хлебом-солью, украшенными пристанями и подарками. Толпа кричала ура и жестами приглашала остановиться, но злосчастный маршрут не позволял утешить приглашающих и приходилось откланиваться и проходить мимо. Распоряжение это сильно неполитичное и было сделано по непрактичности создателей маршрута, а не по вине цесаревича.

Одним ясным утром проходили мимо богатого, торгового уездного города Саратовской губернии Вольска, где по маршруту не было назначено остановки. Около пристани, чрезвычайно украшенной, вся местность была залита народом, которого собралось на глазомер тысяч 20, а может быть, и более. Тут же было видно духовенство и строй войска. Вся эта тысячная масса, многие на коленях, кричали, махали руками и умоляли остановиться. Окружающие просили цесаревича пристать к Вольску, но он, указывая на злосчастный маршрут, находил положительно это невозможным и даже наконец рассердился56. Тогда окружающие направили меня, и на мои представления цесаревич с раздражением отвечал, что вы очень хорошо знаете, почему я не могу остановиться, зачем же вы меня мучаете?

На это я отвечал, что мне очень тяжело сердить его, но я знаю дурное впечатление, которое произведет на всю так радушно приглашающую его народную массу отказ остановиться и что подобный отказ — дело весьма неполитичное. На это цесаревич сказал: «Извольте, я остановлюсь, но не сойду с парохода, приму рапорты и депутатов и сейчас же отвалить».

Цесаревна все слушала, но ни одним словом не высказала своего мнения. Вообще, во время этого путешествия выставился превосходный характер цесаревны и большая практическая выдержка, данная ей при воспитании. Во время всего путешествия цесаревна не выказала ни одного каприза и не доставила малейшего стеснения и не заставила секунды себя ждать. Она всегда была вовремя одета, всегда всем довольна, и исключительно ей мы были обязаны, что в нашем обществе было весело и не было [ни] малейшего стеснения.

Продолжаю вольский рассказ: Пароход пристал к пристани. Положили сходню, по которой вошли местное начальство и депутаты. На пароходе, при самом входе стояла впереди цесаревна, за ней цесаревич, а представлявшиеся на сходне. По приеме хлеба-соли, цесаревна, разговаривая с депутатами, делала шаг за шагом вперед и постепенно заставляла отступать депутатов, а цесаревича за собой следовать, что он исполнял улыбаясь, вероятно, поняв маневры цесаревны. Таким образом, все перешли на пристань, где на одной половине была устроена выставка местных произведений, а на другой сервирован роскошно чай и десерты. Только что вошла на пристань цесаревна, ее окружила толпа разряженных, в бриллиантах, купчих, и чрез секунду мы увидели цесаревну усаженною и кушающей чай. Цесаревича очень заинтересовала выставка, потом он обошел войска, посетили собор и какие-то благотворительные заведения и, употребив на это около 2-х часов, всех удовлетворили и отправились дальше.

Я упоминал выше, что мы днем собирались на крыше рубки. Так и в этот раз цесаревич с цесаревной ушли вниз в каюту, и мы уселись вокруг стола на рубке, и мне пришлось сидеть спиной ко входному трапу. Я почувствовал, что кто-то положил мне сзади руки на плечи. Я оглянулся и увидел, что это цесаревич. Я хотел встать, но он удержал меня и проговорил с доброй улыбкой: «Довольны ли Вы, толстый мучитель?» На это я, конечно, отвечал, что чрезвычайно доволен и глубоко благодарен. Цесаревна также поднялась на площадку, отозвала меня в сторону, и произошел следующий замечательный разговор; необходимо заметить, что цесаревна, хотя не совсем свободно, но совершенно понятно могла говорить по-русски. Я начал с того, что выразил цесаревне мое удивление, с каким искусством она маневрировала и как чрез это осталось довольно все встречавшее население. На это цесаревна мне сказала следующее: «На моей родине я не привыкла к таким встречам и к такой народной любви и энтузиазму. Я понимаю, что эти встречи относятся к цесаревичу и вообще к членам царской фамилии, лично я не имею пока на них никаких прав, так как я еще мало известна в России, но, с другой стороны, я высоко ценю и дорожу подобною народною любовью и употреблю все средства, чтобы сохранить эту любовь. Я незнакома со всеми русскими обычаями и невольно могу сделать ошибку и тем подать повод предполагать, что недостаточно оцениваю или даже пренебрегаю народными овациями. Я понимаю вас за человека правдивого, к нам искренне расположенного и потому прошу вас, нисколько не стесняясь по этому предмету, быть моим советником, и вам грешно будет, ежели вы этого не исполните". Конечно, я не мог сохранить в памяти буквальных слов цесаревны, но смысл верен. Сердце и природный такт цесаревны указывали правильно на ее обращение с публикой, и мне редко случалось пользоваться данным мне полномочием.

При отправлении в путешествие все знали, что Александра Павловна осталась беременною, и, при получении мною каждого из дома известия, все интересовались знать о здоровье моей жены. В Казани57 я получил телеграмму о благополучном разрешении Аринькой и последовало общее поздравление и искреннее внимание высочайших особ. В Царицыне я получил уведомление, что Лялю58 окрестили. Вскоре по получении этого известия, за обедом цесаревна спросила меня, когда будут крестить мою дочь, и я отвечал, что она уже окрещена. Ответ мой удивил всех, и цесаревна сказала, что она с цесаревичем держала пари, утверждая, что я ее приглашу крестить, а цесаревич, спорил, что его, на что я вынужден был ответить, что ежели бы их высочествам угодно было хоть намекнуть, что желают мне оказать эту высокую честь, то, конечно, с моей стороны, кроме глубокой благодарности, никакого препятствия не могло быть, но намека этого не было, и я не хотел быть назойливым и попасть в тот разряд, который ходатайствует о крестинах, имея в виду выдаваемый обыкновенно по этому случаю подарок. На это цесаревич сказал: «Какой же вы, Николай Александрович, гордец!»

Лето было чрезвычайно жаркое, на пароходе по Волге от одного пункта до другого немного употреблялось времени, которое преимущественно уходило на церемонии в городах. Церемонии начинались с утра, и следовало надевать каждый день чистую рубашку; затем в соборе и к завтраку опять чистую рубашку. Потом объезд по заведениям, по пыльным улицам и к обеду третью чистую рубашку и вечером к балу или гулянью четвертую, но бывали дни, что приходилось употребить до пяти рубашек. Остановки были короткие и перемыть грязное белье было некогда. Я сделал большой запас белья, но он как у меня, так и не только у всей свиты, но даже у цесаревны и ее дам истощился, и пришлось экономить бельем. Перед отъездом, укомплектовав полотняные рубашки до 4-х дюжин, я в запас заказал у Флоран59 дюжину шертинковых60 цветных и присланную картонку, не открывая, уложил в дорожный сундук. Во время плаванья, для сохранения полотняных, пришлось приняться за цветные, но когда я открыл картонку, то увидел, что магазин наградил меня рубашками самых невозможных рисунков. Видимо, были употреблены материалы, которые никто не покупал. Когда я, выбрав самую приличную из этих рубашек, явился в ней в пароходную столовую, то рубашка моя произвела фурор, но когда я объявил, что еще есть 11 несравненно безобразнее, то никто не хотел верить, но последствия доказали, что я был прав. В Самаре истощение белья вынудило телеграфировать в Саратов, чтобы приготовили прачек с тем, чтобы перемыли белье в 3 дня, которые мы предполагали пробыть в Саратове61. По приходе в Саратов прачки забрали все белье, но, в момент отхода парохода, доставили на него белье, частью не вымытое, но большинство не выглаженное и все смешанное. Невозможно было для белья оставаться в Саратове, и пришлось его взять в том виде, как его доставили и потом торжественно, в присутствии хозяев, разобрать по рукам. Это производилось на палубе парохода и доставило много смеха.

Как сказано было выше, вся свита помещалась в каюте II-го класса. Это помещение состояло из одной большой каюты, вокруг которой были устроены сплошные диваны, на которых мы и спали. Цесаревич и цесаревна в 9 часов утра аккуратно являлись в столовую к утреннему чаю, но свита постоянно опаздывала. Цесаревич ворчал на опаздывающих, но так как они не исправлялись, то он объявил, что он приведет в наше помещение цесаревну, пускай она нами полюбуется. Мы думали, что цесаревич шутит и только пугает, но чрез несколько дней, утром, когда я один только был готов, вбежали, как сумасшедшие лакеи и объявили, что к нам идут цесаревич и цесаревна. Выйти из каюты было невозможно, там высокие посетители спускались по трапу, и потому все бросились, кто в чем был, под диваны, куда могли спрятать только туловища, но ноги торчали внаружу. Цесаревич при входе не заметил спрятавшихся и спросил меня, куда девалась публика, и я отвечал, что публика спряталась и я могу представить только их ноги. Сопровождавший цесаревича Ал[ексей] Петр[ович] Боголюбов, между прочим, талантливый карикатурист, во время путешествия составил целый альбом, который находится у государя. Описанная выше сцена попала в альбом. Была нарисована наша каюта с торчащими из-под диванов ногами, но ноги были так искусно изображены, что можно было узнать, кому они принадлежат. Одного Посьета Боголюбов не трогал, но мы все служили сюжетами для его остроумия и поместились в его альбоме.

Припоминаю еще ничтожный, комический случай: не помню, подходили мы к Самаре или к Саратову, где фарватер Волги обставлен бакенами, при входе в которые лоцман остановил машину и объявил, что бакенам этим не верит, «а вон на берегу стоит водяной (т.е. инженер путей сообщений), то пускай он покажет дорогу». Потребовали этого офицера, который оказался маленьким, но чрезвычайно юрким человеком, приехавшим на пароход на маленькой шлюпке с одним тоже юрким гребцом, который чрезвычайно часто взмахивал веслами. Пристав к пароходу, офицер быстро влетел на мостик и вытянулся перед цесаревичем, который приказал ему везти пароход. Дан был ход и чрез несколько минут пароход стал на мель, и офицерик снова вытянулся перед цесаревичем. Цесаревич, на силу удерживаясь от смеха, сказал: «Ну, Вы сделали свое дело, можете отправляться». И офицерик также проворно улетучился. Появление и исчезновение этого водяного до того было уморительно, что мы долго не могли успокоиться от смеха. Я полагаю, что плут лоцман имел какой-нибудь зуб на этого водяного, так как без всякой помощи и указания снял пароход с мели и без постороннего указания благополучно довел до пристани.

Во время путешествия подносили много подарков и особенно живых стерлядей и осетров, за что рабочим людям щедро платили. Независимо во время остановок, но даже во время плавания, встречали пароход рыбаки на лодках и подносили больших живых осетров. Этой рыбы набиралось более чем можно было потребить, и потому мы всю лишнюю выпускали в Волгу. Я, как любитель рыбы, полакомился ею досыта, а в особенности свежей икрой.

Само собою разумеется, что отправившись после осмотра какого-нибудь города, цесаревич высказывал свои впечатления, которые произвели на него то или другое лицо, то или другое учреждение. Известно, что при таких коротких посещениях высоких лиц играет для местных представителей огромную роль ловкость и уменье показать товар лицом, и этим качеством не всегда обладают провинциальные представители, но большей частью робеют и при отсутствии светскости, а иногда неловкими и даже смешными манерами, выставляются с самой невыгодной для себя стороны, тогда как это были люди во всех отношениях почтенные. Мы считали своей обязанностью восстановлять истину и уничтожать в цесаревиче неправильное впечатление, и цесаревич чрезвычайно благодушно выслушивал наши возражения. По этому предмету заслуживает особенного уважения Федор Адольфович Оом, секретарь цесаревны, а теперь секретарь императрицы и почтенный опекун. Это высокая, благородная личность, умная, правдивая, которая, не жалея себя, не стеснялась говорить всегда правду. Я считаю большим счастьем, что государь сохраняет при себе такого человека. Утешительно было слышать мнение цесаревича о людях вообще и о служащих в особенности. Он высказывал глубокое уважение к скромным труженикам и с насмешкой отзывался о светских пустозвонах и карьеристах и придворных шалопаях. Я уверен, что это убеждение государь сохранил до настоящего времени, но царская обстановка требует толпы придворной челяди, к которой привыкают, и она делается необходимою.

Во время плавания до Царицына ничего особенно замечательного припомнить не могу. В Царицыне мы оставили пароход62 и перебрались по чугунке на реку Дон. Известно, что у Царицына Волга подходит к Дону и сухопутный перешеек составляет 60 верст, по которому и проведена Волжско-Донская железная дорога. Гениальный хозяин Петр Великий63 не мог не заметить такого обстоятельства, и когда делали изыскания для железной дороги, то нашли петровские вехи для провода соединительного канала. Точно так же, когда делали изыскания для Петербургского морского канала, то нашли петровский план с предположением провести этот канал. Изумительный ум и деятельность этого государя в то время, когда местность была не исследована, не было ни планов, ни статистических сведений, и все необходимо было осмотреть ему лично. Что бы наделал этот великий человек, ежели бы ему были помощниками железные дороги, телеграф, электричество и другие открытия техники.

На пристани Калач встретили цесаревича атаман Чертков64, все начальство и депутаты Войска Донского, состоящие из служилых выборных казаков. Цесаревич был атаман Войска Донского и первый раз посещал эту область, и потому встреча была особенно торжественна и чисто по-русски радушна. Депутаты, поднося хлеб-соль, объявили, что не было примера, чтобы их атаман ездил по области со своей хлебом и солью и потому просят цесаревича не обижать их и дозволить все расходы по путешествию по Области взять на счет Войска Донского; при этом присовокупили, чтобы цесаревич не опасался, что эти расходы будут обременительны для войска, у нас собрана достаточная сумма денег, внесенная чрезвычайно охотно. Беда в том, что мы люди простые и не сумеем распорядиться, а потому мы просили и вполне поручили это дело состоящему при Черткове генералу Реми65.

Действительно, гостеприимство не только высочайшим особам, но всем нам было оказано полное и роскошное. Было приготовлено 2 больших парохода. На одном помещались все мы, а на другом хозяйственная часть и, кажется, музыка66. Мы все были размещены просторно и обставлены всеми удобствами. Об утонченном гостеприимстве достаточно указать на предупредительность в отношении курева. Только что мы прибыли в Калач, нам представили разные сорта папиросного табаку, просили выбрать каждого по своему вкусу и сейчас же приготовили папиросы по желаемому каждым калибру. Донские вина вообще считаются хорошими, но лучшие виноградники принадлежат богатым казакам и, так как они — небольших размеров, то лучшие донские вина в продажу не поступают, и публика о них не имеет никакого понятия, что это за прелесть. В особенности нам понравилось Цимлянское из Цимлянской станицы, очень небольшой и принадлежащий исключительно богатым казакам, а вина этого публика не пробовала. По случаю приезда атамана казаки открыли свои запасы и этим вином нас угощали, сколько влезет. Цимлянское двух сортов: белое и красное, вино вкусное и легкое и не производит опьянения. Время было жаркое, и все напали на это вино. В особенности отличились мы с Боголюбовым и в первый день выпили по 6 бутылок каждый, но впоследствии, конечно, значительно уменьшили порцию. Наши милые хозяева по опыту первого дня полагали, что мы ежедневно будем выпивать по 12 бутылок, и только что мы выпьем бутылку, она немедленно заменялась полною, так что в нашей каюте постоянно стояло полных 12 бутылок. Цесаревич, часто посещавший наши каюты и видя такую батарею бутылок, заметил, что мы сопьемся совсем, но мы оправдывались тем, что цесаревна, посещая виноградники, выпила 2 стакана, а Победоносцев, пьющий одну воду, выпивает Донского по 2 бутылки, то нам нет опасности спиться. Погода стояла превосходная, и плавание по Дону было чрезвычайно приятное. Казацкие станицы составляют большие селения, но разделены ненаселенными пространствами в 10 верст и более. Мы останавливались в каждой станице и по случаю темных ночей останавливались ночевать в станице же, к которой подходили к вечеру, осматривали станицы, но на берег не перебирались и оставались на пароходе.

Известно, что Войско Донское несет особую и тяжелую воинскую повинность натурою: треть всего населения от 20-ти и, кажется, до 50-ти лет состоит на службе даже в мирное время. Другая треть живет дома, но должна иметь лошадей и оружие в полной исправности, чтобы явиться на службу по первому требованию. Последняя треть может не держать лошадей, но обязана приобрести их, когда потребуют в случае крайности и эту треть на службу. Первая треть также обязана иметь своих лошадей и оружие, но, поступив на службу, получают казенное содержание и фураж. Молодые люди, от 18 до 20 лет, собираются по станицам и образуют отряды вроде учебных команд. Подобный порядок делает то, что мужское казацкое население или отбывает очередную службу или ожидает призыва и потому мало занимается сельским хозяйством, которое исполняется исключительно женщинами, и, благодаря плодородной почве, Донская область не голодает, тем более что там развито коневодство и скотоводство, а также виноделие. Казалось бы, что такая тяжелая воинская повинность должна бы тяготить население, но такова сила привычки, что замена более правильной повинностью возбудила бы ропот. При приходе в каждую станицу постоянно встречала нас следующая картина: встречал станичный атаман с булавой, начальник станицы, которому подчинялись все жители станицы, какого бы чина они ни были, несмотря на то, что весьма часто атаман был выбран станицей из простых казаков. Далее стояло войско из казаков, состоящих на льготе, что с молодиками составляло почти полк, потом фронт старых служивых офицеров и казаков и, наконец, толпа народа и в особенности женщин и детей. После осмотра войска отправлялись в церковь, осматривали школы, лазареты, сады и другие замечательные места и учреждения. При отходе парохода конные казаки делились на 2 части: одна половина переправлялась вплавь на другой берег Дона, и обе половины конвоировали пароход до следующей станицы. Дон чрезвычайно мелок, в особенности в жаркое время лета, и потому пароходы весьма часто становились на мель, хотя пароходы были плоскодонные. Только что пароход останавливался, приткнувшись к мели, конвоирующие казаки с обоих берегов бросались на лошадях в реку, потом спешивались и, облепив со всех сторон пароход, стаскивали его с мели, потом опять на лошадей и продолжали свою скачку, не отставая от парохода, который, впрочем, по случаю мелководья, шел средним ходом. Во время конвоирования казаки показывали свое искусство разными акробатическими штуками на лошадях. Посещение станиц представляло совершенно однообразные картины, и я не припомню особых замечательных обстоятельств.

Не знаю, как это случилось, но к Войску Донскому причислено 40 000 душ калмыков, которые и встретили своего атамана не доходя станицы Аксайской67. На берегу Дона собрались все калмыки. В большой войлочной палатке была устроена их молельня (хурул68) с их духовенством и с музыкальными инструментами. Богослужение совершенно тоже, которое описано мною при путешествии великого князя Алексея Александровича по Волге69.

Калмыки поднесли атаману хлеб и соль, кажется, пару отличных степных лошадей и еще какие-то подарки из местных произведений. Потом явилась кавалькада из одних калмыцких амазонок на верблюдах, что было чрезвычайно оригинально. Калмыки обыкновенно малорослы, но амазонки были все большого роста и, вероятно, были подобраны, как местные красавицы. Затем самое интересное составлял табун степных, неезженых лошадей в 10 000 голов. Табун этот окружали человек 50 калмыков верхами, и они по желанию доставали из самой середины любую лошадь, арканили ее, и когда она полузадавленная падала, то моментально надевали на нее узду и седло и калмык сидел на ней с нагайкой. Когда лошадь приходила в себя и вскакивала, то начиналась борьба со всадником. Дикая лошадь, обезумевшая от ярости, лягалась, кусалась, визжала, падала и валялась по земле, но не могла отделаться от всадника. Когда лошадь падала и валялась, то калмык с нее соскакивал, но только что привставала, он уже сидел на ней и колотил ее нагайкой. Наконец, обезумевшая лошадь бросалась во весь карьер в степь, но, измученная, покорялась человеку, и калмык возвращался шагом на смирной лошади. Замечателен инстинкт степных лошадей. В табуне лошади стоят смирно, но когда укажут, что заарканить такую-то лошадь, она сейчас начинает беспокоиться и забьется в самую середину стада. Потом начались эволюции целым 10000-ным табуном, который пускали в карьер, поворачивали, останавливали и маневрировали как бы с отрядом кавалерии. В[еликому] к[нязю] Алексею Александровичу захотелось проехаться на верблюде, и он пригласил меня ему сопутствовать. По команде калмыков верблюды опустились на колени, можно было удобно на него взобраться и сидеть между горбами покойно. Верблюд обыкновенно идет крупным шагом, но сильно раскачивается, так, что можно получить морскую болезнь.

Въезд цесаревича, как атамана, в Донскую столицу Новочеркасск приготовлялся торжественный, и цесаревна пожелала составить себе костюм казацкого характера. Для исполнения на пароход доставили портных и материалы и сшили казацкую шапочку и амазонку с казацким лифом. Остальных подробностей не помню, но на лошади в этом костюме цесаревна была очень красива и по костюму была похожа на казака. На Аксайской станице мы пересели на железную дорогу и прибыли в Новочеркасск в прекрасный солнечный день70. Встреча была действительно великолепная. Станция и вся окружающая местность были залиты народом и исключительно в казацких костюмах, так как в Донской области других костюмов не существует. На самой станции встречали власти, мужская и женская интеллигенция, и последняя в особенности была представительна, как численностью, роскошными костюмами, так и тем, что большинство дам состояло из красавиц. Подана была, конечно, хлеб-соль, атаманский бунчук, а цесаревне был поднесен роскошный букет цветов, и весь путь был усыпан цветами. По окончании всех приемных церемоний, установился и двинулся кортеж, все верхом: цесаревич с бунчуком в руках и рядом цесаревна в казацком костюме, а за ними умеющие сидеть на лошадях лица свиты и вся казацкая мужская интеллигенция. Главная церемония происходила на площади у собора, куда и двинулась вся процессия. Мы, не способные к верховой езде, отправились заблаговременно в экипажах к собору. На площади, составляя большой круг, стояли пешие казаки с хоругвями, знаменами, регалиями и клейнодами, пожалованными Войску Донскому государями за разные военные подвиги. Этими трофеями казаки чрезвычайно дорожат, и все торжественные празднества и замечательные факты общественной жизни происходят при подобной обстановке, и церемония эта называется круг. С площади для входа в собор была довольно большая, открытая лестница, на верхней площадке которой стоял донской архиепископ Платон71, ныне митрополит Киевский, окруженный многочисленным духовенством. Архиепископ был высокий, статный, совершенно седой старик, и вся обстановка эта производила чрезвычайно сильное впечатление оригинальностью и грандиозностью. Когда кортеж подъехал к кругу, все сошли с лошадей, цесаревич вошел в середину круга и сказал речь; конечно, по примеру прежних, в этой речи атаман обязывался сохранять все права и вольности Войска Донского72. Потом цесаревич подошел к архиепископу приложиться к кресту, и пр[еосвященный] Платон сказал прекрасное, воинственного характера слово, в котором упомянул о готовности Войска Донского проливать кровь за царя и отечество, воскликнул: в случае надобности, я сам пойду впереди войска с крестом73. Не помню, была ли потом обедня или только молебен, но только была какая-то служба. По окончании все регалии были торжественно отнесены в войсковое управление, где они хранятся. Цесаревич, цесаревна, Алексей Александрович и Куракины поместились во дворце, где жил атаман Чертков, а нам отвели два дома на той же площади, просторно и со всеми удобствами и даже баней.

Мы пробыли в Новочеркасске 4 или 5 дней74 в постоянных торжествах. Общество давало обед и гулянье и вечер в саду. Цесаревич дал несколько обедов и завтраков всей интеллигенции, большой обед и праздник простым казакам. Затем производился осмотр всех заведений, смотры войск и посещение архиепископа, значительных лиц и осмотр всего замечательного в Новочеркасске. Донцы развернулись на славу и не пожалели денег, любезности и самого широкого гостеприимства. Все богатое дворянство и казачество съехалось издалека, и дамское общество блистало красотой и роскошью нарядов, которым по вкусу позавидовали бы столичные франтихи. Не говоря уже об изысканном внимании к высочайшим особам, каждому из свиты была оказана необыкновенная любезность. Достаточно указать, что к каждому из нас было приставлено по две дамы, между которыми мы сидели за обедами и которые вообще должны были нас занимать75. Моими ассистентками были роскошная брюнетка Иловайская и такая же красавица, но блондинка, дочь генерала Реми76, по мужу не помню. Атаман Чертков был сделан генерал-адъютантом, Леонов77 назначен в свиту, а адъютант Черткова Мартынов78, теперь шталмейстер государя, назначен адъютантом к цесаревичу. Вероятно, были и другие награды, но я их не помню.

Пребывание в Новочеркасске оставило во всех нас самое приятное воспоминание и глубокую благодарность. Вся обстановка города и общества совершенно казацкая. Фраков и статских костюмов не видно. Все гражданские чиновники, гимназисты и даже архиерейские певчие в казацких казакинах, с военной выправкой и отдают честь под козырек. По окончании осмотра гимназии, где мальчики выглядели здоровыми, быстроглазыми, ученики высыпали на улицу, и большинство оказалось верхом на лошадях и составили эскорт, провожавший высоких посетителей. С другой стороны, интеллигенция состоит из образованных людей и живущих совершенно по-европейски. Проезд по этой области дает понятие, что это область сытая и имеет большую экономическую будущность, и в военном отношении составляет громадную силу, которая почти ничего не стоит правительству.

В Новочеркасске Конст[антин] Никол[аевич] Посьет, быв в сильной испарине, снял мокрую рубашку, прилег отдохнуть, заснул и схватил сильнейшую лихорадку. Он не хотел остаться в Новочеркасске, сильно страдал дорогой, насилу довезли его до Ливадии, где он долго болел и несколько лет не мог окончательно отделаться от редких припадков лихорадки.

При таких же торжественных и радушных проводах мы по железной дороге отправились осмотреть антрацитные копи в Грушевку. На пути, на равнине ожидал сборный казацкий полк, которому цесаревич произвел смотр. По окончании смотра наш поезд тронулся в путь, а казаки, разделившись на две части, пустились нас сопровождать и, несмотря на то, что поезд шел средним ходом и местность по бокам полотна железн[ой] дороги была изрыта канавами и другими препятствиями, молодцы не отставали от поезда и на карьере выделывали разные штуки. Поезд начал увеличивать ход, а казаки постепенно отставать и, когда поезд пошел полным ходом, то остался один урядник, который держался с поездом 19 верст79. Удивительная лошадь, но такой же и всадник. Кажется, ему выдана награда.

По осмотре Грушевских копей мы возвратились назад и, не останавливаясь в Новочеркасске, прошли до Аксайской станицы или до Ростова, не помню, где пересели на пароход, кажется, главного общества80. На этом пароходе, спускаясь по Дону, останавливались у Нахичевани, где поднесли армяне хлеб-соль, на таком <нрзб.> блюде, что удивительно, как блюдо не проломилось под тяжестью хлеба.

Осмотрели Ростов-на-Дону, где голова Байков81 умел показать товар лицом, и, без особых приключений, прибыли в Керчь. В Керчь мы пришли ранее сутками назначенного маршрута и потому сделали остановку82. Остановка эта была полезна, так как Керчь чрезвычайно богата разными древностями, добытыми при раскопках и, несмотря на то, что лучшие экземпляры увезены в столичные музеи и много утащено любителями и спекулянтами, в Керченском музее83 есть много замечательного. Осмотр города, его достопримечательностей и большой, почти достроенной крепости занял немало времени. В Керчи явились к цесаревичу генерал-адъютант Кушелев84 и в кирасирском мундире, пожилой полковник Новосильцев85 или Новосильский, но не известный Николай Александрович Новосельский86, а другой, хотя по спекулятивной жилке с ним сходный. В это время полковника считали простым спекулянтом, желающим разбогатеть на казенный счет, но наступило время отдать ему полную справедливость и признать государственную его заслугу. До Новосильцева нефть не добывалась и не разрабатывалась, и он первый, посредством буравления, на реке Кубани начал получать нефть, перевозил ее на завод, устроенный в Тамани, и правильной разработкой начал получать керосин. Собственных денег у Новосильцева не было, ему помогало правительство, но недостаточно, и пришлось занимать на тяжелых условиях, а для уплаты процентов продавать керосин и нефтяные остатки несвоевременно и в убыток. Дело было новое, являлись неожиданные расходы и затруднения, продажа продуктов шла неудовлетворительно, так как спекулянты, преимущественно из жидов, пользуясь затруднительными обстоятельствами Новосильцева, высасывали из него сок. Одним словом, дело Новосильцева путалось. Как правительство, так и наши милые ученые и техники не могли определить великой будущности нефтяного дела и считали деньги, данные Новосильцеву, брошенными и желали только спасти что-нибудь из выданных ему сумм. Начали посылать ревизоров, приставлять наблюдателей и контролеров и окончательно спутали Новосильцева и убили дело. Генерал-адъютант Кушелев был приставлен к Новосильцеву в роли опекуна. В настоящее время, когда нефтяная промышленность приняла такие громадные размеры, следует припомнить с благодарностью полковника Новосильцева, как пионера нефтяного дела, которому много обязаны за развитие этого дела.

Я был в Тамани и с большим интересом осматривал этот завод. Погода стояла прекрасная, был полный штиль, и наши принципалы вздумали покататься втроем, цесаревич с Алексеем Александровичем сели в весла, а цесаревна на руль, более никого с собой не взяли и отправились в море. Это было под вечер, начало темнеть, а наших принципалов не видно на горизонте, что всех встревожило, так как темнота на юге наступает быстро. Разослали шлюпки, в Керчи жгли огни и наконец нашли путешественников далеко в море. Этот переполох чрезвычайно занимал молодых путешественников, которые во время плавания рассуждали, какие будут у всех нас лица, ежели они потонут.

На другой день, без всяких приключений, прибыли в Ялту и переехали в Ливадию. Все мы были представлены государю и императрице и поступили в общий состав свиты государя. Оригинальность моего положения в свите в Ливадии выставилась резко. Все лица имели какие-нибудь обязанности и определенное положение в свите, один я составлял исключение и, обедая за одним столом с государем, неминуемо возбуждал мысль, что мое место не тут, а в Архангельске, где нет губернатора. На этом основании я просил цесаревича разрешить мне отправиться в Петербург, а потом в Архангельск. Цесаревич уговаривал меня остаться погостить, обещал испросить на это согласие государя, но я, представив свои возражения, просил позволения посоветоваться с министром двора графом Адлербергом87. Граф сказал, что ежели цесаревич пожелает, то, конечно, государь согласится оставить меня в Ливадии на сколько угодно времени, но мнение мое совершенно правильно и мне следует самому просить разрешения ехать на свой пост. Это было доложено государю и после обеда я всем откланялся и берегом выехал в Севастополь. <…>


Примечания

1 Александр III Александрович (1845–1894) — российский император (с 1881 г.), с 1865 г. — наследник цесаревич.

2 Н.А.Качалов в 1865–1869 гг. был председателем Новгородской губернской земской управы.

3 Владимир Петрович Мещерский (1839–1914) — князь, писатель и публицист, редактор газеты «Гражданин». Внук историографа Н.М.Карамзина.

4 Владимир Николаевич Карамзин (1819–1879) — юрист, действительный статский советник (1861), тайный советник, чиновник Министерства юстиции (с 1848 г.). Сенатор (1869). Младший сын Н.М.Карамзина, дядя В.П.Мещерского.

5 Дом на Большой Морской, 55.

6 Николай Александрович (1843–1865) — наследник цесаревич, великий князь, старший сын императора Александра II и императрицы Марии Федоровны.

7 Александр II Николаевич (1818–1881) — российский император (с 1855 г.).

8 Судя по дневнику цесаревича, описываемая встреча на вечере у князя В.П.Мещерского состоялась 5 января: «<…> я поехал к В.П. Мещерскому <…> У В.П. был маленький вечер для меня. — Были К.П.Победоносцев, И.К.Бабст и Н.А.Качалов, председатель земской управы Новгородской губернии, человек очень приятный, знающий свое дело и отлично ведущий земство. — Он был прежде моряком и товарищем: Посьета, Бока, Зеленого и проч. — Мы очень приятно провели вечер и много говорили о вещах весьма интересных и относящихся до России и до милого отечества. — Качалов рассказывал много интересного про Новгородскую губернию. Я оставался до 12 и с удовольствием остался бы еще более <…>» (ГАРФ. Ф. 677. Оп. 1. Д. 301. Л. 99 об.).

9 Константин Петрович Победоносцев (1827–1907) — правовед-цивилист, публицист, преподавал законоведение цесаревичу Александру Александровичу. Действительный статский советник (1863), тайный советник (1868), действительный тайный советник (1883). Сенатор (1868). Член Государственного совета (1872). Обер-прокурор Синода (1880–1905). Статс-секретарь (1894).

10 Иван Кондратьевич Бабст (1823–1881) — экономист, историк, публицист, действительный статский советник, профессор Казанского (1851–1857), Московского (1857–1874) университетов. С 1862 г. преподавал политэкономию и статистику наследнику цесаревичу великому князю Николаю Александровичу, а впоследствии и Александру Александровичу.

11 Николай Васильевич Зиновьев (1801–1882) — воспитатель детей Александра II, генерал-майор (1850), генерал-адъютант (1855), генерал от инфантерии, председатель высочайше учрежденной Комиссии по предоставлению пособий лицам, пострадавшим от неурожая (1868).

12 Владимир Петрович Орлов-Давыдов (1809–1882) — литератор, коллекционер, граф (с 1856 г.), камергер, тайный советник, чиновник Министерства внутренних дел, почетный член Императорской Санкт-Петербургской академии наук (1878), совестный судья в Петербурге (1848–1852), петербургский губернский предводитель дворянства (1866–1869).

13 Александр Данилович Шумахер (1820–1898) — тайный советник, директор Хозяйственного департамента Министерства внутренних дел (1861–1879). Сенатор (1879).

14 Андрей Иванович Дельвиг (1813–1887) — барон, инженер путей сообщения, гидротехник, инженер-генерал-лейтенант Инженерного корпуса (1868), главный инспектор частных железных дорог (1861–1869), председатель совещательного комитета (1871) и начальник управления железных дорог (1871) Министерства путей сообщения. Председатель Русского технического общества (с 1866 г.). Сенатор (1869). Мемуарист.

15 Николай Николаевич Тютчев (1815–1878) — тайный советник, начальник I-го отделения и член совета Департамента уделов Министерства императорского двора.

16 Александр Александрович Боровков (?–1878) — коллежский советник, камергер, чиновник особых поручений V класса при министре государственных имуществ, впоследствии член Комиссии прошений, на высочайшее имя приносимых, скончался в чине тайного советника.

17 Егор Егорович (Георг-Фридрих) Брандт (Брант) (1807–1891) — предприниматель, банкир, член Распорядительной думы Санкт-Петербурга (1847–1852), выборный председатель Санкт-Петербургского Биржевого комитета (1859–1869), совладелец банковской конторы «К. Феллейзен, Е.Е. Брандт и К», один из учредителей, в 1864 г., и председатель правления (1864–1890) «Петербургского частного коммерческого банка».

18 Николай Дмитриевич Быков (1812–1884) — общественный деятель, действительный статский советник, с 1853 г. — гласный Санкт-Петербургской общей думы (в 1868 г. — старшина собрания личных дворян и почтенных граждан), известный коллекционер художественных произведений. Н.Н.Качалов ошибается — Н.Д.Быков представлял в комиссии городское самоуправление.

19 Василий Александрович Кокорев (1817–1889) — предприниматель, меценат, публицист, коммерции советник (1851).

20 Иван Андреевич Милютин (1829–1907) — предприниматель, общественный деятель, публицист, действительный статский советник, член городского магистрата (1852), череповецкий бургомистр (1855), городской голова (с 1861 г.).

21 К участию в деятельности Комиссии, кроме упомянутых лиц, привлечены были московский губернский предводитель дворянства князь Л.М.Гагарин и московский городской голова князь А.А.Щербатов (представлявшие московское отделение комиссии), коммерции советник рыбинский купец Н.М.Журавлев, старшина Санкт-Петербургской общей думы Аверин и др.; приглашались к заседаниям архангельский губернатор князь С.П.Гагарин, никольский 1-й гильдии купец В.И.Грибанов, связанный торговыми операциями с Архангельском, и другие заинтересованные лица. См.: Северная почта. 1868. 8 (20) февр. С. 117–118.

22 Петр Александрович Валуев (1815–1890) — тайный советник (1859), действительный тайный советник (1866), министр внутренних дел (1861–1868).

23 Александр Егорович Тимашев (1818–1893) — генерал-майор (1855), генерал-адъютант (1859), генерал-лейтенант (1863), генерал от кавалерии (1872), министр почт и телеграфов (1867–1868), министр внутренних дел (1868–1878). Член Государственного совета (1878).

24 П.А.Валуев на страницах своего дневника, отдавая должное Н.А.Качалову как земскому деятелю и человеку рассудительному, не без раздражения пишет о роли его в деятельности Комиссии: «28 февраля [1867 г.]. Между тем Комиссия в Аничковском дворце продолжает свои подвиги, и в них, за кулисами одну из главных ролей играет Качалов». См.: Дневник П.А.Валуева, министра внутренних дел. В 2 т. М., 1961. Т. 2. 1865–1876 гг. С. 186, 249.

25 В дневнике цесаревича записано: «14-го/26-го февраля. В 10 ч[асов] [вечера] пришли ко мне Козлов и Качалов. — Мы сели пить чай и занялись делом, которое если удастся будет весьма благое дело. — Вот в чем это дело: мы хотим просить у государя 1.000.000. рублей в ссуду с тем, чтобы получивши этот 1 млн мы можем сейчас же частным образом закупить огромный запас хлеба, который с открытием навигации мог бы быть подвинут во все места, где в нем нуждаются и, таким образом, продавая этот хлеб, мы можем получить весь 1.000 000 обратно и вернуть его казне. — За это взялся с большой охотой Милютин, череповский голова, и его брат. — Качалов обещал мне помочь в этом деле насколько он может. Козлов и говорить нечего из кожи лезет для меня, а я в трепете, но с надеждой». (ГАРФ. Ф. 677. Оп. 1. Д. 301. Л. 122 об.–123). Надежды цесаревича вскоре полностью оправдались, 15-го февраля он написал письмо отцу, приложив к нему и пояснительную записку, «которая была очень хорошо составлена Козловым и Качаловым» (Там же. Л. 123), и 1 млн. рублей был получен.

26 Михаил Христофорович Рейтерн (1820–1890) — действительный статский советник (1854), тайный советник (1859), действительный тайный советник (1870), министр финансов (1862–1878). Член Государственного совета (1872), председатель Комитета министров (1881–1886).

27 Василий Андреевич Милютин (1831–1903) — предприниматель, потомственный почетный гражданин Череповца, брат Н.А.Милютина.

28 См., к примеру, публикации в газете Министерства внутренних дел «Северная почта» (1868. № 30, 35, 40, 53, 84,119, 176, 199, 222), перепечатанные из «Русского инвалида». Здесь же помещались списки жертвователей на нужды голодающих, статьи по земским вопросам с мест о мерах к улучшению народного продовольствия и др.

29 См.: АРАН. Ф. 646. Оп. 1. Д. 357.

30 Вероятно, имеется в виду Федор Андреевич Блинов (1811–1882) — нижегородский 1-й гильдии купец, ведший торговые операции с солью, а потом и с хлебом. Им была предложена безвозмездно в распоряжение Комиссии 1 тыс. кулей ржаной муки, находящихся на его складах в Нижнем Новгороде. См.: От комиссии, учрежденной под председательством его величества государя наследника цесаревича // Северная почта. 1868. 23 февр. (6 марта). С. 157.

31 Дворец в Петергофе, выстроенный императором Николаем I для своей супруги Александры Федоровны и названный в ее честь.

32 Мария Федоровна (урожд. принцесса Датская Мария-София-Фредерика-Дагмара) (1847–1928) — супруга наследника цесаревича Александра Александровича (с 1866 г.), императрица (с 1881 г.).

33 Константин Николаевич Посьет (1819–1899) — вице-адмирал (1868), в 1858–1875 гг. — попечитель при великом князе Алексее Александровиче, в 1874–1888 гг. — министр путей сообщений.

34 Николай Павлович Мансуров (1830–1911) — действительный тайный советник (1886), директор департамента общих дел Министерства внутренних дел (1866–1879). Член Государственного совета (1888).

35 Александра Павловна Качалова (урожд. Долгово-Сабурова) (1828–1901) — супруга Н.А.Качалова (с 1848 г.).

36 Имение Н.А. Качалова в Белозерском уезде Новгородской губернии.

37 Алексей Александрович (1850–1908) — великий князь, сын императора Александра II.

38 Василий Васильевич Зиновьев (1814–1891) — генерал-майор (1862), генерал-лейтенант (1870), генерал-адъютант (1881), генерал от инфантерии (1884), с 1868 г. — гофмаршал двора наследника цесаревича Александра Александровича, с 1881 г. — заведовал собственным двором императора, конторой и делами детей императорской фамилии.

39 Федор Адольфович Оом (1826–1898) — действительный статский советник, секретарь наследника цесаревича Александра Александровича в 1865–1867 гг. и императрицы Марии Федоровны 1866–1898 гг. Мемуарист.

40 Густав Иванович Гирш (1828–1907) — статский советник, доктор медицины (1853), хирург, лейб-медик.

41 Алексей Петрович Боголюбов (1824–1896) — живописец, академик Императорской Санкт-Петербургской академии художеств (1858). Давал уроки живописи цесаревне Марии Федоровне. Мемуарист.

42 Павел Александрович Козлов (1841–1891) — адъютант наследника цесаревича Александра Александровича, флигель-адъютант (1881), генерал-майор (1883).

43 Александр Васильевич Олсуфьев (1843–1907) — граф, подпоручик (1868), поручик (1870), штабс-капитан (1874), капитан гвардии (1877), полковник (1880), флигель-адъютант (1881), генерал (1890), генерал-майор (1891), генерал-адъютант (1896), генерал-лейтенант (1899). Адъютант наследника цесаревича Александра Александровича (1869–1881), начальник канцелярии Императорской Главной квартиры (1885–1895), помощник командующего Императорской Главной квартирой (с 1895 г.), заведующий придворной частью в Москве, начальник Московского дворцового управления (1905–1906).

44 Юлия Федоровна Куракина (урожд. княжна Голицына) (1814–1881) — княгиня, статс-дама императрицы Марии Александровны, гофмейстерина цесаревны Марии Федоровны.

45 Александра Алексеевна Куракина (в замужестве Козен) (1840–1919) — княжна, фрейлина цесаревны Марии Федоровны.

46 Иван Яковлевич Савич — отставной штабс-капитан, новгородский губернский предводитель дворянства (1866–1891), председатель Новгородской губернской земской управы (1869–1870), впоследствии служил в Волжско-Камском банке.

47 Ариадна Николаевна Качалова (в замужестве Стааль) (1869–1941/42) — дочь Н.А.Качалова.

48 10 июля 1869 г., см.: Полный послужной список наследника цесаревича Александра Александровича / Публ. подгот. Н.А. Малеванов // Великий князь Александр Александрович: Сборник документов. М., 2002. С.573.

49 Мария Александровна (урожд. принцесса Гессен-Дармштадская Максимилиана-Вильгельмина-Августа-София-Мария) (1824–1880) — императрица, супруга императора Александра II.

50 11 июля 1869 г. на станции Химки Николаевской железной дороги. В дневнике наследник отметил: «В 10 ч. Пришли в Химки, где встретил нас генерал-губернатор кн. Долгорукий и проч[ие] власти. Мы сели с Минни в коляску четверкой и отправились в Ильинское» (ГАРФ. Ф. 677. Оп. 1. Д. 302. Л. 202 об.). В тот же день цесаревич и цесаревна с великим князем Алексеем Александровичем в 12 часу ночи прибыли в Москву.

51 12 июля.

52 Отправились из Москвы утром 13 июля и вечером прибыли в Нижний Новгород. См.: Полный послужной список… С. 574; Путешествие государя наследника цесаревича и государыни наследницы цесаревны в 1869 году. М., 1869. С. 3–4.

53 Цесаревич с семьей и свитой с 16 июля совершали путешествие по Волге на пароходе «Счастливый», принадлежавшем обществу «Кавказ и Меркурий». См.: Полный послужной список… С. 574; Путешествие… С. 13.

54 Из записи в дневнике цесаревича 19 июля / 31 июля: «К обеду мы остановились и бросили якорь почти у самого берега совершенно пустынного и необитаемого <…> В 8 мы отправились все на берег и вязли с собою топоры. — Нарубили дров, сучьев и разожгли огромный костер, и все помогали, даже Победоносцев приносил сучья. — Гуляли и пели по берегу и до того напотелись мы с Алексеем, что все белье, панталоны и кителя были пропитаны потом насквозь. — Мы оставались на берегу до 10 и провели время самым приятным образом, и вечер был замечательно теплый, ветра никакого» (ГАРФ. Ф. 677. Оп. 1. Д. 303. Л. 4 об.)

55 Николай I Павлович (1796–1855) — российский император (с 1825 г.).

56 23 июля/4 августа цесаревич отметил в дневнике: «В 6 сели все обедать, и я был все время не в духе, потому что нездоровилось и потом страшно надоели все эти остановки по городам. — После обеда курили и сидели на рубке, где наслаждались видами и воздухом, но к вечеру стало очень свежо. — В 8 ч. мы еще останавливались в Вольске, где была страшная толпа и мы вышли принять хлеб-соль, а потом прошлись по мосткам поклониться народу и нас просили непременно поехать в город, но я отклонил, и все наши были недовольны мною, но я решительно не мог решиться и чувствовал себя совершенно нехорошо» (ГАРФ. Ф. 677. Оп. 1. Д. 303).

57 В Казани находились 17–20 июля. См.: Полный послужной список… С. 574; Путешествие… С. 17–33.

58 Ласкательное имя Ариадны?

59 Юлий Флоран — владелец магазина белья и платья в Санкт-Петербурге на Большой Морской ул.

60 Так в тексте.

61 В Саратове находились 2 дня — 24–25 июля. Полный послужной список… С. 574; Путешествие… С. 40–46.

62 27 июля.

63 Петр I Алексеевич Великий (1672–1725) — царь (с 1682 г.), император (с 1721 г.).

64 Михаил Иванович Чертков (1829–1905) — полковник (1857), генерал-майор (1860), генерал-лейтенант (1868) генерал-адъютант (1869), генерал от кавалерии (1883), войсковой наказной атаман Войска Донского (1868–1874), участник русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Киевский, подольский и волынский генерал-губернатор и командующий войсками Киевского военного округа (1878–1881), варшавский генерал-губернатор и командующий войсками Варшавского военного округа (1901–1905). Член Государственного совета (1881).

65 Александр Гаврилович Реми (1809, по другим данным — 1807–1871) — генерал-майор (1868), состоящий в распоряжении войскового наказного атамана Войска Донского. Начал военную службу в 19-летнем возрасте, в 1835 г. из ротмистров 1-го Бугского уланского полка поступил в лейб-гвардии Гусарский полк штаб-ротмистром (с 1839 г. — ротмистр), однополчанин М.Ю.Лермонтова. В 1840 г. в чине подполковника был переведен на Дон к начальнику штаба Войска Донского, где и продолжал служить до выхода в отставку. Погиб в железнодорожной катастрофе.

66 Цесаревич, цесаревна, их свита и сопровождавшие их М.И.Чертков, А.Г.Реми и В.Д.Мартынов были размещены на пароходе «Сотник», на втором пароходе, «Цымла», располагались службы и хор музыкантов лейб-гвардии Атаманского полка. См.: Путешествие… С. 48.

67 30-го июля, в станице Семикаракорской. Цесаревич отметил в дневнике: «К 10 подошли к Семикаракорской станице, где все вышли на берег и там, кроме казаков, собраны были калмыки. — Сначала осмотрели их харул, где они встретили нас адской музыкой; состоящей из труб, рожков, барабанов и раковин. — Потом вошли в кибитку, где они показали нам их богослужение, они все буддисты и сохранили совершенно свою старую религию. — Смотрели также их табуны, которых они нагнали много до 7000 голов. Мы долго любовались на лошадей и их арканили и седлали сейчас же. — Алексей и Козлов ездили даже на верблюдах и остались очень довольны ими. — Нам поднесли всем трем лошадей из табунов и очень порядочных» (ГАРФ. Ф. 677. Оп. 1. Д. 303. Л. 11–11 об.).

68 Иначе — хурал.

69 См.: АРАН. Ф. 646. Оп. Д. 358. Л. 13–16 об.

70 31 июля.

71 Платон (в миру Николай Иванович Городецкий) (1803–1891) — церковный деятель, писатель и проповедник, епископ Ковенский, викарий Литовской епархии (1843–1848), епископ Рижский, викарий Псковской епархии (1848–1849), управляющий Псковской епархией (1849–1850), архиепископ Рижский (1850–1867), Донской и Новочеркасский (1867–1877), Херсонский и Одесский (1887–1882), митрополит Киевский и Галицкий (1882–1891).

72 Речь цесаревича приведена в его послужном списке, см.: Полный послужной список… С. 574–575.

73 Речь архиепископа Платона приведена в издании: Путешествие… С. 55–57.

74 31 июля — 3 августа. См.: Полный послужной список. С. 574–575; Путешествие… С. 54–63.

75 Участие местных дам в подобном торжественном вечере отмечено было в донской прессе как необычное и новое явление в жизни казачьего мира. См.: Марков М. Путешествие высочайших особ по Войску Донскому // Донские областные ведомости. Новочеркасск. 1869. № 34–38.

76 У А.Г.Реми от брака с Марией Дмитриевной Леоновой было трое сыновей и пять дочерей (см.: Киричек М. Встреча с родиной предков // Таганрогская правда. 1992. 19 авг.), какая именно дочь упоминается Н.А.Качаловым, установить, к сожалению, не удалось.

77 Георгий Алексеевич Леонов (1831–1892) — полковник (1865), флигель-адъютант (1869), генерал-майор (1870), генерал-лейтенант (1885), наказной атаман Кубанского казачьего войска и начальник Кубанской области (с 1884 г.).

78 Валериан Дмитриевич Мартынов (1841–1901) — корнет лейб-гвардии Казачьего полка (1866), личный адъютант войскового наказного атамана М.И.Черткова (1868), адъютант наследника-цесаревича Александра Александровича (1872), флигель-адъютант (1881), генерал-майор (1883), вице-президент Придворной конюшенной конторы (1881), управляющий Придворной конюшенной частью Министерства императорского двора (1888–1891), член совета 2-го управления Государственного коннозаводства, шталмейстер высочайшего двора (1888). Сенатор (1891).

79 См.: Путешествие… С. 63–64.

80 На пароход «Императрица Мария» цесаревич и цесаревна перешли в Ростове-на-Дону 4 августа и отправились на нем на Таганрогский рейд, где перешли на пароход «Великая княгиня Ольга», принадлежавший Русскому обществу пароходства и торговли для следования в Крым. См.: Полный послужной список… С. 575; Путешествие… С. 64.

81 Андрей Матвеевич Байков (1831–1889) — общественный деятель, ростовский городской голова (1862–1865; 1866–1869; 1869–1871).

82 Прибыли в Керчь 5 августа.

83 Керченский музей древностей открыт в 1826 г. Основу музейных собраний составила коллекция археолога Поля Дюбрюкса (1774–1835). Музею был нанесен значительный урон в годы Крымской войны.

84 Сергей Егорович Кушелев (1821–1890) — флигель-адъютант (1838), генерал-майор (1855), генерал-адъютант (1862), генерал от инфантерии (1878).

85 Ардалион Николаевич Новосильцев (1816–1878) — инженер, один из пионеров в России по разработке месторождений нефти на Кубани, переработке нефти и нефтепродуктов, полковник лейб-гвардии Кирасирского полка (1852). В 1862–1864 гг. первым вел разведочное бурение на нефть на Таманском полуострове, в 1867–1868 гг. занимался строительством Фанагорийского нефтеперегонного завода, от управления которым был отстранен решением правительства в 1871 г. по обвинению в больших долгах, в 1874 г. был включен в состав попечительства по управлению этим предприятием.

86 Николай Александрович Новосельский (1818–1898) — экономист, тайный советник, организатор Русского общества пароходства и торговли, одесский городской голова (1867–1878).

87 Александр Владимирович Адлерберг (1818–1888) — флигель-адъютант (1855), генерал-майор (1855), генерал-адъютант (1855), генерал-генерал от инфантерии (1869), товарищ министра императорского двора (с 1867 г.), министр императорского двора (1870–1881).


Публикация и примечания А.В.Мельникова

С.-Петербург. Аничков дворец. 1900-е годы

С.-Петербург. Аничков дворец. 1900-е годы

Князь В.П.Мещерский. 1860-е годы

Князь В.П.Мещерский. 1860-е годы

И.А.Милютин. 1900-е годы

И.А.Милютин. 1900-е годы

Инженер-генерал-лейтенант барон А.А.Дельвиг. Портрет работы И.Е.Репина. 1882

Инженер-генерал-лейтенант барон А.А.Дельвиг. Портрет работы И.Е.Репина. 1882

Директор Хозяйственного департамента МВД России А.Д.Шумахер. 1870-е годы

Директор Хозяйственного департамента МВД России А.Д.Шумахер. 1870-е годы

Председатель Петербургского биржевого комитета Е.Е.Брандт. 1860-е годы

Председатель Петербургского биржевого комитета Е.Е.Брандт. 1860-е годы

В.П.Орлов-Давыдов. Портрет работы К.Робертсон. 1840

В.П.Орлов-Давыдов. Портрет работы К.Робертсон. 1840

Наследник цесаревич Александр Александрович и цесаревна Мария Федоровна со свитой. Нижний Новгород. 14 июля 1869. Слева направо — в первом ряду: Н.А.Качалов, В.В.Зиновьев, цесаревич Александр Александрович, цесаревна Мария Федоровна, Ю.Ф.Куракина, А.А.Куракина; во втором ряду: Г.И.Гирш, Ф.А.Оом, П.А.Козлов, А.П.Боголюбов, И.К.Бабст, К.П.Победоносцев

Наследник цесаревич Александр Александрович и цесаревна Мария Федоровна со свитой. Нижний Новгород. 14 июля 1869. Слева направо — в первом ряду: Н.А.Качалов, В.В.Зиновьев, цесаревич Александр Александрович, цесаревна Мария Федоровна, Ю.Ф.Куракина, А.А.Куракина; во втором ряду: Г.И.Гирш, Ф.А.Оом, П.А.Козлов, А.П.Боголюбов, И.К.Бабст, К.П.Победоносцев

Разработка плана путешествия. За столом слева направо: К.П.Победоносцев, И.К.Бабст, Ф.А.Оом, Н.А.Качалов. Рисунок А.П.Боголюбова. 1869

Разработка плана путешествия. За столом слева направо: К.П.Победоносцев, И.К.Бабст, Ф.А.Оом, Н.А.Качалов. Рисунок А.П.Боголюбова. 1869

Н.А.Качалов в ожидании императорского поезда на станции Любань Николаевской железной дороги. 10 июля 1869 года. Рисунок А.П.Боголюбова. 1869

Н.А.Качалов в ожидании императорского поезда на станции Любань Николаевской железной дороги. 10 июля 1869 года. Рисунок А.П.Боголюбова. 1869

А.П.Боголюбов. Рисунок А.П.Боголюбова. 1869

А.П.Боголюбов. Рисунок А.П.Боголюбова. 1869

К.П.Победоносцев. Рисунок А.П.Боголюбова. 1869

К.П.Победоносцев. Рисунок А.П.Боголюбова. 1869

Н.А.Качалов. Рисунок А.П.Боголюбова. 1869

Н.А.Качалов. Рисунок А.П.Боголюбова. 1869

Участники путешествия. Слева направо сидят: И.К.Бабст, В.В.Зиновьев, Ф.А.Оом, К.П.Победоносцев, Н.А.Качалов, Г.И.Гирш; стоят: П.А.Козлов, А.П.Боголюбов. 1869. Фотография из альбома А.П.Боголюбова

Участники путешествия. Слева направо сидят: И.К.Бабст, В.В.Зиновьев, Ф.А.Оом, К.П.Победоносцев, Н.А.Качалов, Г.И.Гирш; стоят: П.А.Козлов, А.П.Боголюбов. 1869. Фотография из альбома А.П.Боголюбова

Повар Никита. Рисунок А.П.Боголюбова. 1869

Повар Никита. Рисунок А.П.Боголюбова. 1869

Н.А.Качалов встречает депутацию. Рисунок А.П.Боголюбова. 1869

Н.А.Качалов встречает депутацию. Рисунок А.П.Боголюбова. 1869

 
Редакционный портфель | Подшивка | Книжная лавка | Выставочный зал | Культура и бизнес | Подписка | Проекты | Контакты
Помощь сайту | Карта сайта

Журнал "Наше Наследие" - История, Культура, Искусство




  © Copyright (2003-2018) журнал «Наше наследие». Русская история, культура, искусство
© Любое использование материалов без согласия редакции не допускается!
Свидетельство о регистрации СМИ Эл № 77-8972
 
 
Tехническая поддержка сайта - joomla-expert.ru