Журнал "Наше Наследие"
Культура, История, Искусство - http://nasledie-rus.ru
Интернет-журнал "Наше Наследие" создан при финансовой поддержке федерального агентства по печати и массовым коммуникациям
Печатная версия страницы

Редакционный портфель
Библиографический указатель
Подшивка журнала
Книжная лавка
Выставочный зал
Культура и бизнес
Проекты
Подписка
Контакты

При использовании материалов сайта "Наше Наследие" пожалуйста, указывайте ссылку на nasledie-rus.ru как первоисточник.


Сайту нужна ваша помощь!

 






Rambler's Top100

Музеи России - Museums of Russia - WWW.MUSEUM.RU
   
Подшивка Содержание номера "Наше Наследие" № 85 2008

Н.Д.Лобанов-Ростовский

Культура — лицо нации

 

Живущий в Лондоне князь Никита Дмитриевич Лобанов-Ростовский, коллекционер, общественный деятель, меценат, многолетний автор журнала «Наше Наследие», в беседе с корреспондентом Владимиром Потресовым ответил на вопросы, посвященные нынешней судьбе произведений русских художников на мировом рынке изобразительного искусства. Затронута также проблема сохранения российского культурного наследия

 

В.Потресов. Сегодня крупнейшие аукционные до-ма мира «Сотбис» и «Кристис» с потрясающей активностью развивают русский художественный рынок. В минувшем году в нашей столице открылись представительства этих домов. В самом центре Москвы — «Кристис» в Доме Пашкова напротив Боровицких ворот Кремля, а «Сотбис» в Историческом музее на Красной площади — провели предаукционные выставки лучших лотов. Итак, русское искусство наконец-то начинает занимать достойное место на мировом художественном рынке, — или же аукционные дома, как говорят в России, «ловят момент», или иначе — пользуются случаем?

Н.Лобанов-Ростовский. Беспрецедентное внимание аукционных домов к русскому искусству объясняется массовым увлечением коллекционированием произведений искусства в России. Это обуславливается двумя обстоятельствами. Первое связано с экономикой, с увеличением благосостояния какой-то категории россиян, среди которых 120 тысяч миллионеров. Их число увеличивается на 15 процентов ежегодно. Это происходит на фоне беспрецедентно высоких мировых цен на энергоносители. За счет этого и за счет значительных взяток чиновникам появилось огромное количество свободных денег, которые нужно как-то тратить, и возник «бум» на «русском» аукционном рынке, что привело к десятикратному, по сравнению с 2000 годом, росту стоимости произведений русского искусства.

Второе обстоятельство — переоценка русской живописи в контексте европейского искусства. Ряд выставок, таких, как, например, проходящая в Королевской академии в Лондоне, на которой шедевры импрессионистов из «Эрмитажа» и ГМИИ им. А.С.Пушкина соседствовали с русскими мастерами эпохи модернизма и авангарда из Третьяковской галереи и Русского музея, убедительно подтверждает качество и новаторство русских художников. А это стимулирует финансово обеспеченных соотечественников на значительные приобретения.

В.П. То есть русское искусство приобретают только разбогатевшие разными путями русские?

Н.Л.-Р. Сейчас, в основном, да. Точнее, в галереях предметы русского искусства приобретают и иностранцы, но на аукционных продажах — главным образом, русские. Для них это еще и немаловажный элемент престижа. Всякий уважающий себя «новый богач», помимо дома на Рублевке и в Испании, яхты, «Бентли» и так далее, должен иметь картины, приобретенные на «Сотбис» или «Кристис». Опытные торговцы аукционных домов прекрасно это понимают и раскручивают ваших богатеев «по полной программе». Отсюда и предаукционные выставки на Красной площади и у Боровицких ворот, «русские недели» с приемами и суетой в Лондоне. Все затем входит в стоимость лотов и прекрасно окупается. Это и есть современный артбизнес на русском рынке.

В.П. Лишь эти два известных всем аукционных дома торгуют русским искусством, или на Западе существуют еще и другие аукционы, обратившие внимание на наших художников?

Н.Л.-Р. Кроме «Сотбис» и «Кристис» в Лондоне активно продают русское искусство «Бонамз» и «Мак Дугалл», однако объемы их продаж, хоть и довольно велики, но раз в 10 ниже, чем у грандов.

Вообще сегодня на покупку живописи на мировом рынке расходуется больше денег, чем когда-либо в истории человечества. Нынешняя негативная конъюнктура в экономике США не мешает феноменальному, как я уже говорил, накоплению наличных средств у некоторого круга людей в Российской Федерации и приводит к рекордным ценам, которые рационально объяснить нельзя. Аукционные дома и профессионалы дилеры надеются, что эта конъюнктура останется на долгое время. При этом эстетические соображения на аукционах зачастую мало связаны с вырученными от продажи средствами.

В.П. Вы могли бы привести динамику роста цен на русское искусство хотя бы за последние два-три года?

Н.Л.-Р. Если в 2005 году оборот «Сотбис» и «Кристис» составлял 100 и 40 миллионов долларов США, то в 2006-м он достиг 153 и 70 миллионов соответственно. В 2007 году «Сотбис» продал русского искусства на 181 миллион долларов, что на 18 процентов превышает объем продаж 2006 года. В эти результаты не входит стоимость коллекции Ростроповича — Вишневской, состоящей из произведений русского искусства XIX и XX веков, которую сняли с продажи за три дня до начала аукциона. Ее купил Алишер Усманов, который объявил, что заплатил за нее 80 миллионов долларов. За 2007 год продажи русского искусства у «Кристис» составили 144 миллиона долларов, или более чем вдвое по сравнению с 2006 годом. Итак, за 2007 год «Сотбис» и «Кристис» продали на 325 миллионов долларов русского искусства по сравнению с 223 миллионами долларов в 2006 году, т.е. со средним приростом в 45 процентов. Интересно отметить, что недавно созданный «Мак Дугалл» (17 млн. в 2007 году) обогнал давно существующий аукционный дом «Бонамз» по продаже русского искусства (11 млн. в прошлом году).

В.П. Вернемся, однако, к русскому искусству, торги которого, как вы сказали, зиждутся только на русских покупателях.

Н.Л.-Р. Те русские аукционы, которые начались в 1967 году, 40 лет назад, привлекали как русских эмигрантов, так и западных ценителей. Но это были так называемые Дягилевские аукционы. Ведь Сергей Павлович Дягилев, выдающийся деятель русской и западноевропейской культуры, человек редкого вкуса, всегда очень высоко ценился на Западе. На аукционах продавались произведения двадцати двух русских из всех сорока двух художников, которые работали с Дягилевым. На Западе театральные работы, скажем, Льва Бакста или Александра Бенуа продаются дороже, чем в России, потому что их здесь воспринимают как неотъемлемую часть мировой культуры.

Вообще же на Западе в русском искусстве ценятся четыре направления: икона, авангард, агитационный фарфор и театральная живопись. Это не значит, что вся остальная живопись плохая, но ведь передвижники, например, не привнесли ничего принципиально нового в мировое искусство. А вот русский авангард, несомненно, оказал воздействие на мировую культуру. Пикассо пришел к абстракции через лучизм Михаила Ларионова, то есть в русском авангарде мы видим тенденции искусства мирового значения.

Почему же сегодня возник такой интерес и расширяется диапазон внимания к русскому искусству вообще, и как это произошло? Как часто бывает, здесь стечение нескольких обстоятельств.

Одно из них — появление так называемой Эколь де Пари (Парижской школы) русского искусства. Поясню: в 2006 году определенным значимым сигналом для французов оказалась выставка в галерее «Берес» — «Во времена кубистов», с каталогом, представьте, весом в 2 килограмма. В нем, в частности, были расшифрованы фамилии семнадцати русских художников, которые некогда переиначили на французский лад, и потому они оставались вне поля зрения коллекционеров именно русской живописи. Выставка проходила в главном зале галереи. Но работ оказалось столько, что дополнительно пришлось нанять помещение другой галереи за углом, на рю де Бон, напротив хорошо известного парижского салона «Петрушка», торгующего русским авангардом. При этом надо отметить несомненную заслугу аукционного дома «Мак Дугалл», который с первых дней своего существования энергично выводил часть этих художников на рынок. В результате и большие аукционные дома, которые относились к «Эколь де Пари» весьма скептически, теперь тоже вступили в игру, и сегодня продают уже не только знаменитых Бориса Григорьева, Александра Яковлева, Василия Шухаева, Наталью Гончарову и Михаила Ларионова, но и до самого последнего времени известных по большей части лишь специалистам Александра Альтмана, Константина

Терешковича, Сержа Фера (на самом деле Ястребцова) и многих других. Французская галерея «Берес», которая не имеет каких-либо особых отношений с русскими, наглядно показала, как много существовало одаренных русских художников, вынужденных некогда по той или иной причине отказаться от русской фамилии.

22 октября 2007 года в Париже был проведен целый аукцион у «Арткуриаль» («Artcurial»), посвященный двум русско-французским художникам: Сержу Фера и Леопольду Сюрважу. Появились и дилеры, такие, как, например, прекрасно известный в России Александр Ильич Шлепянов, являющийся также коллекционером работ художников русского зарубежья, — которые занимаются преимущественно французской школой русских художников. Поскольку продажа на аукционе сопровождалась большим ажиотажем, я думаю, эти художники будут все больше и больше появляться на крупных аукционах, в том числе на «Сотбис» и «Кристис». А это неизбежно даст толчок новым направлениям русской аукционной торговли.

В.П. Как вы считаете, это русские художники или их уже скорее можно считать французами?

Н.Л.-Р. Закваска у них точно была русская. Хоть французы считают Шагала своим, а немцы своими Лисицкого и Кандинского, все они — несомненно, русские художники, которые обучались в России и сделали первые живописные шаги на родине.

В.П. Все же, как известно, прибыль аукционным домам приносит не только модернизм, но и передвижники.

Н.Л.-Р. Да, в бизнесе вся деятельность мотивируется доходом. В результате значительных доходов от продажи русского искусства за последние 5 лет «Сотбис» и «Кристис» выделили дополнительные средства на развитие рынка с целью еще большего увеличения дохода. К счастью, руководство «Сотбис» поняло, что для работы с крупными клиентами необходимо привлекать специалистов. А это дает совершенно другие результаты. Вы правы. Сейчас «Сотбис» ловит момент. Они делают с русской живописью то же, что всегда делали с французской и голландской, — они развозят живопись по местам, где проживают потенциальные покупатели, где они ее могут увидеть, как, например, в гостинице «Палас» в Москве, где останавливаются и постоянно бывают очень богатые люди, у которых нет времени ездить и смотреть произведения на аукционах.

А тут, увидев Кандинского, Шагала или Поленова, они могут принять решение о приобретении и дать задание дилеру включиться в торги. Вот поэтому аукционные дома открывают представительства в Санкт-Петербурге и Москве. «Мак Дугалл» также открыл представительство в Киеве, поскольку сейчас и на Украине есть очень богатые люди.

В.П. Следя за вашими публикациями, я отметил ваш давний интерес к украинской живописи.

Н.Л.-Р. Вы совершенно правы. Я Украину знаю, потому что был одним из тех, кто выявил достоинства украинской живописи 10–20-х годов прошлого века. Начиная с 1970-х годов я пропагандировал огромный пласт этого самобытного искусства. И, несмотря на нищету украинских музеев и абсолютное отсутствие интереса местной администрации, я решил в 2001 году показать украинский модернизм в Соединенных Штатах. Это потребовало шести лет упорной работы и помощи Международного выставочного фонда в Вашингтоне, в котором я состою как член правления, чтобы преодолеть затруднения и с большим успехом выставить отобранные картины в Чикаго и Нью-Йорке.

В.П. Появились ли на аукционах прошлого года произведения, которые поразили вас как коллекционера, знатока изобразительного искусства?

Н.Л.-Р. Да, появились. Отмечу «раритеты». Так, второй раз за 50 лет появилась папка с шелкографиями Натальи Гончаровой — «Театральные портреты». Первый раз в 2001 году ее сняли с продажи, потому что она представляла интерес только для коллекционеров и вряд ли принесла бы продавцу желаемую сумму.

За последние три года вообще начинают появляться редчайшие вещи. Этому способствуют два обстоятельства. Во-первых, люди моего поколения начинают расставаться со своими раритетами, и в этом их стимулируют высокие цены на аукционах. По сравнению с 60-ми годами ХХ века они выросли в 100 раз. Помню, как в 1974 году я впервые пришел в Москве к известному ныне всем Илье Кабакову. Он жил тогда на чердаке. Чтобы дойти до его ателье, нужно было идти по доскам, положенным на балки чердака. У двери в мастерскую у него валялась куча эскизов — иллюстрации детских книг, которые он продавал тогда по 2 доллара за штуку. Нынче он самый дорогой художник-концептуалист, и цены на его работы совсем иные!

В.П. Каталоги русских продаж становятся все толще. Лоты не помещаются уже в одном томе. Торги проходят в несколько сеансов в течение ряда дней. Впервые в 2007 году «Сотбис» провел вечером русский аукцион, подобно элегантным аукционам импрессионистов. Не приводит ли все это к снижению качества продаваемых произведений? Вот интересно: эксперты аукционных домов, составители аукционных коллекций «раскручивают» одни и те же имена или идут вглубь, открывая и представляя покупателям нечто неожиданное из русского художественного наследия?

Н.Л.-Р. Все определяет рынок. Даже если неинтересные работы востребованы, обязанность аукционного дома их продать, чтобы обеспечить прибыль своим акционерам. Специалисты аукционного дома — не музейные работники, и не их обязанность оценивать качество. Если что-то серое продается, — пожалуйста! — они с удовольствием будут это продавать. Когда я рассматриваю каталоги, то часто замечаю, как от них скукой веет, но ведь кто-то эти работы покупает.

Таким образом, происходит не художественный отбор, а отбор на экономической основе.

Вот пример: правление «Сотбис» закрыло отдел за пределами центра Лондона, где продаваемые работы стоили от 2 до 10 тысяч фунтов. Руководство поняло, что комиссионные сборы от продажи этих произведений, быть может, и полезны, но недостаточны, и аукционному дому выгоднее оставить меньший штат, но продавать работы, которые стоят более десяти тысяч. Думаю, что дешевые русские вещи будут все же продаваться, скажем, у «Бонамз» и «Мак Дугалл», а также в Париже, Германии и на других аукционах в Англии. Главные имена, конечно, останутся в Лондоне и Нью-Йорке.

В.П. Сейчас стало общим местом в разговорах об изобразительном искусстве утверждать, что, если б Шишкин или Айвазовский написали все проданное за их подписью, им нужно было бы прожить не одну жизнь. Так ли это на самом деле? Что вы можете сказать в связи с этим по поводу подделок, о которых часто пишут СМИ?

Н.Л.-Р. Рынок подделок очень серьезен, и их количество увеличивается в геометрической прогрессии. Как вы знаете, произведений Айвазовского насчитывается в десять раз больше, чем он написал на самом деле. То есть каждые девять из десяти «его» работ — фальшивка. Но это беда не только русского искусства. Бороться с подделками очень трудно, и одна из причин такого положения в том, что аукционные дома не в состоянии иметь в штате высококлассных экспертов, поскольку они не стремятся попасть в аукционные дома, ибо там зарплаты относительно низкие. Причем даже если во время торгов выясняется, что работа может оказаться поддельной, аукционный дом часто не снимает ее с торгов, потому что иначе его служащие должны признать, что сами были не способны определить подлинность. Вот такой пример: в 2007 году предлагались к продажам в Лондоне два эскиза костюмов Павла Челищева. Подпись выполнена по-русски, но человек, который подписывал их, даже не владел кириллицей и допустил в подписи орфографические ошибки. А оригиналы этих эскизов находятся в моей коллекции, висят у нас дома. Я постоянно встречаю на аукционах фальшивые произведения — копии работ из нашего собрания. А у нас их хранится более тысячи. Многие из них воспроизведены в красках в многочисленных альбомах, книгах и журналах. Но когда я высказываю свои суждения о фальшивках в аукционных домах, они посылают меня, сами знаете куда. Им безразлично, что о них думают, даже если об этом пишется в прессе — завтра все забудут! «Всё на продажу!» — вот их девиз. А если покупатель докажет, что купил фальшивую работу, то аукционный дом возвращает деньги без дополнительных санкций, лишь бы втихую погасить скандал.

В.П. Теперь давайте вернемся к самой сенсационной сделке на антикварном рынке в минувшем году. Речь идет о покупке бизнесменом А.Усмановым знаменитой коллекции русского искусства, принадлежавшей известным музыкантам М.Л.Ростроповичу и Г.П.Вишневской. Эта коллекция собиралась около тридцати лет с любовью и вниманием на заработанные талантом и честным трудом деньги. Я подчеркиваю это, поскольку сейчас в России образовалось немало значительных собраний живописи, ювелирного и прикладного искусства, но какие средства лежат в основе этих собраний — одному Богу, точнее, дьяволу известно. Поэтому по сравнению с коллекциями многих «новых русских» коллекция Ростроповича — Вишневской выглядит не только великолепно с содержательной стороны, но и в высшей степени респектабельна по своему происхождению. Это чистое собирательство. Вы хорошо знаете это собрание. Как оно составлялось, кто помогал музыкантам формировать и систематизировать коллекцию?

Н.Л.-Р. Это скорее собрание качественных произведений, а не целевая коллекция, как, скажем, у Валерия Дудакова, который собирал работы «Бубнового валета», как коллекции авангарда Абрама Чудновского или западного искусства Виктора Магидса, а также других знаменитых российских коллекционеров такого класса. В собрании Ростроповича — Вишневской очень много замечательных вещей. На мой взгляд, жалко, что они не представляют единой зрительной коллекционной ценности. Мне обидно, что многие из работ попадают в Константиновский дворец, который не является специально оборудованным музейным помещением. Например, в собрании есть полотно кисти В.Серова «Портрет князя Ф.Ф.Юсупова “у алого коня”», которому место в Русском музее рядом с парным ему портретом «Князь Ф.Ф.Юсупов “у белого коня”». А знаменитый портрет К.Чуковского, подаренный ему автором, И.Е.Репиным, в 1910 году, вообще был случайно, без ведома владельца, в 1911 году продан с репинской выставки в Италии и скитался по миру, пока не осел в собрании наших музыкантов. Конечно, его законное место в музее К.И.Чуковского в Переделкине. А, скажем, прелестная реплика И.Репина 1913 года с тропининского портрета Пушкина прекрасно смотрелась бы в музее поэта на Пречистенке в Москве.

При жизни Ростроповича я не раз безрезультатно просил его устроить выставку их коллекции, потому что знал, что в ней есть шедевры.

Когда мне довелось быть консультантом у «Сотбис», как-то за ужином в доме Джона Стюарта, тогдашнего главы его Русского отдела, за столиком вместе со мной оказались М.Л.Ростропович, Г.П.Вишневская и директор Русского музея в Петербурге В.И.Гусев. Я предложил супругам: «Знаю, что вы против выставки вашего собрания, но сделайте, по крайней мере, каталог, чтобы хотя бы специалисты и любители могли увидеть неизвестные и считающиеся утерянными работы, оказавшиеся в вашем собрании». Но Г.П.Вишневская категорически воспротивилась, мотивируя свою позицию, что это привлечет к их коллекции криминальный интерес.

В.П. И все же из того, что вы знаете: какие произведения вы могли бы выделить в собрании Ростроповича — Вишневской в части живописи, фарфора, прикладного искусства? Насколько, по вашему мнению, исчерпывает проданная коллекция все русское собрание великих музыкантов?

Н.Л.-Р. Поскольку при жизни Ростроповича не было сделано описания коллекции, я не знаю, какая ее часть осталась у владелицы; предполагаю, что проданное Усманову не является всем достоянием. Но я не помню непроданных работ, к которым сам был бы причастен. В этой связи отмечу ушедшую с аукциона работу С.Судейкина — иллюстрацию к книге А.Толстого. Она висела у нас в Нью-Йорке в 1960-х годах, и мы ее продали тогда, потому что она не подходила к теме нашего собрания. Продан был Вишневской и упомянутый портрет Ф.Юсупова кисти В.Серова, который я когда-то по совету И.С.Зильберштейна предлагал Министерству культуры СССР, ибо Илья Самойлович, видевший его ранее в доме князя Феликса Юсупова, мечтал способствовать передаче портрета Третьяковской галерее. Однако тогдашний глава инотдела в Минкульте Генрих Попов отказался от обмена со мной этого портрета на 10 театральных эскизов Головина.

Что касается произведений прикладного искусства, то на этот счет я не имею какого-либо мнения. Считаю лишь, что как раз эта часть собрания может быть подходящей именно для Константиновского дворца. Для живописи нужны специальные условия, а для фарфора и других предметов — не так уж важно.

В.П. Действительно, коллекция Ростроповича — Вишневской передана в морскую резиденцию Президента России, Константиновский дворец. Такова воля приобретателя. Это, видимо, замечательное место для вещей, олицетворяющих императорскую Россию и являющихся основой собрания. Но важно ведь, чтобы вещи, разместившиеся там, были учтены Государственным музейным фондом: ведь Константиновский дворец — не музей. Вероятно, правильней было бы передать коллекцию Ростроповича — Вишневской, скажем, в Эрмитаж или Русский музей с обязательным условием выставления ее в Константиновском дворце?

Н.Л.-Р. Частично верно. Потому что тогда эти организации несли бы ответственность за их физическую сохранность. Прикладное искусство, повторяю, будет хорошо смотреться в витринах в Константиновском дворце, и там его место. Парадные портреты, при необходимых условиях музейного хранения, созданных для них во дворце, могли бы там экспонироваться во славу России. Как сейчас будет выглядеть достаточно разношерстная коллекция Ростроповича — Вишневской в Константиновском дворце, представить трудно.

В.П. Кстати о выставках, проводимых Эрмитажем и другими русскими музеями: как вы считаете, насколько серьезны опасения по поводу возврата выставляемых за рубежом коллекций Эрмитажа или Музея имени А.С.Пушкина? Каждый раз, когда приближается очередная такая выставка, эта тема всплывает. Тому есть объективные причины, или все эти волнения возникают в рамках очередных политических конъюнктур?

Н.Л.-Р. Россия всегда будет иметь проблемы с представлением работ импрессионистов на международной сцене. Это происходит потому, что после переворота 1917 года коммунисты не национализировали ценности, а грабили их. Не было постановления законодательной власти о национализации — это могли бы быть вполне законные юридические акты новой власти, как в целом ряде стран, — и при этом предполагалась бы соответствующая компенсация хозяевам или их потомкам. Однако в Советской России владельцев произведений в лучшем случае выставляли из дома на произвол судьбы, а в худшем — сажали или убивали. Поэтому, с точки зрения мирового правосудия, все эти награбленные произведения продолжают принадлежать наследникам. Так же как и произведения, которые нацисты насильственно заставляли их владельцев продавать себе. Эта проблема всегда будет висеть над Россией как дамоклов меч.

В.П. А сроков давности по таким делам не существует?

Н.Л.-Р. Сроки давности существуют, если не возобновлять эту тему в суде. Но иски постоянно подаются. Любопытно, что многие произведения сохранились в России лишь потому, что когда советское правительство в 1930-х годах, например, собиралось продать коллекцию импрессионистов, в США разразился экономический кризис, который отразился на Европе, и работы вернулись не проданными из аукционного дома в Берлине назад в Россию. Если бы этого не произошло, то коллекция была бы разбазарена и ее бы просто не существовало, — все известные работы Матисса и Гогена были бы распроданы «поштучно».

В.П. Что вы думаете о судьбе произведений искусства, возвращающихся в Россию; не пора ли возродить такую программу, как «Возвращение», когда-то инициированную Д.С.Лихачевым? Вы сами участвовали в ней и сумели передать в российские и украинские музеи немало значительных работ. Пока же большинство из приобретенных, например, на лондонских торгах произведений русского искусства остаются вне пределов России и, конечно, лишь редкие единицы — в российских музеях.

Н.Л.-Р. Я очень признателен, что вы спросили об этом. На Европейском конгрессе соотечественников, который был в Праге в 2007 году, мы этот вопрос обсуждали. Для его решения существуют два препятствия. Первое — отсутствие поддержки дипломатов на получение произведений за границей от дарителя и переправки их на родину. Это происходит потому, что, несмотря на то что поручение Министерства иностранных дел РФ существует, российские послы в основном не заинтересованы в такой работе: за это они не получают ни наград, ни повышения, а только имеют, с их точки зрения, дополнительные хлопоты. Во-вторых, в России к возвращенным дарам относятся чрезвычайно халатно. Получатели не посылают благодарственных писем, не указывают, где произведение размещено. В России не принято письменно говорить «спасибо», это не входит в менталитет советского — по сути — чиновника. Он боится на этом попасться: а что если политика по этому вопросу переменится? Я сам испытывал это не раз за 40 лет работы в СССР-России. В России, вне зависимости от политической обстановки, есть привычка письменно поздравлять лишь с днем рождения, именинами и Новым годом. Но прислать дарителю письмо с ответом, де, спасибо за произведение, которое вы вернули родине, и мы эту работу поместили в таком-то музее, — редчайший случай. Даритель должен долго упрашивать, чтобы ему послали такое письмо.

Слава Богу, и здесь есть яркие исключения. Таковым является, например, посол Российской Федерации в Париже Александр Алексеевич Авдеев. Он содействует тому, чтобы за деньги и на транспорте посольства произведения, предназначенные для России, доставлялись в Москву. Я этим пользуюсь, потому что российский посол в Англии отказался помогать мне в этом деле, из-за чего мне пришлось посылать авиагрузом назначенные в дар Филевскому парку (а значит, московскому правительству) 64 старинных гравюры с портретами русских царей и при этом оплатить таможне соответствующую пошлину. Представляете?

Так что многое зависит от конкретного человека. Авдеев работает на славу и пользу России, а не только на улучшение своей карьеры. Поэтому его так уважает старая эмиграция и долго будет помнить, быстро забыв имена разных успешных карьеристов. В знак уважения к Авдееву я подарил посольству России во Франции портрет Александра II. Поскольку именно этот император был инициатором приобретенья в Париже замечательного дома с парком на рю де Гренель, где и по сей день располагается резиденция российского посла.

В.П. Много лет вы говорите и пишете о создании Национальной портретной галереи России по примеру Лондонской Национальной портретной галереи. Была блестящая и, по-моему, абсолютно не опровергаемая идея поместить Национальную портретную галерею России для начала в бальном зале и флигеле Дома Пашкова, одном из красивейших зданий столицы. Чиновники из Министерства культуры благополучно похоронили эту идею. Где-то прошла информация, что этот проект можно осуществить в московском новоделе — отстроенном недавно Царицыне. Так ли это?

Н.Л.-Р. Я видел Царицыно и считаю эту идею блестящей. Здесь есть условия для создания современного музея с необходимыми техническими и климатическими условиями. Мэр Лужков положительно откликнулся на мою идею о создании Национальной портретной галереи России в Царицыне, высказанную на заседании МСРС в октябре 2007 года. Постановление правительства Москвы на эту тему было опубликовано, и мэр в качестве первого шага подарил в Царицыно 6 портретов. Надеюсь обсудить с мэром 20 февраля мое предложение оформить зал, скажем, в «Хлебном доме» в Царицыне двадцатью шестью старинными гравюрами-портретами российских монархов, которые я намереваюсь подарить для этой цели.

В.П. Какова, на ваш взгляд, должна быть концепция Национальной портретной галереи России?

Н.Л.-Р. Основатель лондонской Национальной портретной галереи шотландский историк Томас Карлейль (1795–1881) писал: «Любой портрет природой своей как бы превосходит полдюжины “биографий” в том смысле, в каком биографии пишутся. Или лучше скажу так, — я вижу портрет, как горящую свечу, при свете которой нужно читать эти биографии. Тем самым достигается человеческое их понимание».

В этой фразе Карлейля и есть философия создания любой национальной портретной галереи.

А слово «национальная» — ключевое слово в понимании основной общественной функции этого института. Всем народам без исключения, будь то многонациональным россиянам, народам США или же британцам нужен свой Портрет — лицо нации. То бишь изображения людей, которые внесли вклад в историю, развитие и культуру народов. И это — народные герои, монархи или президенты, политики, цари и царицы, князья и воины, музыканты, писатели, спортсмены, ученые и педагоги, святые и юродивые.

И главный критерий существования любой национальной портретной галереи — это только история и общественный статус оригинала изображения. А искусство портрета или критическая оценка скульптуры — вторичны. Эстетический или идеологический отбор образа не может иметь никакого, хоть сколько-нибудь значительного, места в правде истории. И для нас, россиян, это особенно важно. Фальсификация истории неблагодарное дело. Вглядываясь в музейные портреты давно ушедших от нас героев народа или предателей его интересов, мы в состоянии увидеть или же эмоционально почувствовать некие их личные качества, ассоциирующиеся с той давней эпохой. Их индивидуальные характеристики и психологические особенности. И по-доброму задуматься об этом. Изображение, как правило, не лжет, в отличие от печатного слова.

Вспомните, как мы с любовью и грустью смотрим на выцветшие фотографии и пожелтевшие дагерротипы в наших семейных альбомах. Или же на старые фотографии и миниатюры на книжной полке или на камине. Это как бы моментальные снимки нашей собственной истории, хронологии долгой жизни нашего дома, предназначенные ответить на извечные вопросы: «Откуда я? И почему я такой? Кто суть мы?» Что очень и очень важно для всех нас индивидуально. И не менее важно для огромного количества людей, называемого Нацией, Народом, большой Семьей. В этом и есть История, поиск самих себя, нашего прошлого.

Цель галереи — на основании портретов поощрять восприятие и оценить достоинства тех личностей, которые создавали и создают историю и культуру России. А также изучение и понимание портрета во всех отраслях, включая живопись, скульптуру и фотографию.

Размеренное существование Российской империи, великие войны за сохранение Отечества, их герои, деятели культуры и науки, мыслители и реформаторы относительно хорошо представлены в жанрах портрета и скульптуры в России. И тут нам, безусловно, есть чем гордиться и что показать нашим детям и внукам. А заодно и всему миру. И это, может быть, чем-то поможет изменить нынешнее, отчасти двойственное, отношение Запада к России. Хоть это и не есть главная задача национальной портретной галереи.

Создание Национальной портретной галереи России во многом освободит нас от призраков прошлого, заполнит зияющие пустоты в познании отечественной истории и культуры, поможет понять трагедию нашей страны и, что самое главное, заглянуть в ее будущее. Прошлое, каким бы оно ни было, призвано помочь понять и оценить настоящее и будущее. Хочу надеяться, что культура новой, свободной России созрела для понимания необходимости этого общероссийского института знания и любви к нашей общей стране.

В.П. В вашей интересной беседе в прошлом году на «Радио Свобода» с Иваном Толстым вы, кроме всего прочего, сказали, что работаете над созданием Всемирного русскоязычного конгресса, который должен быть столь же эффективен, как и Всемирный еврейский конгресс. Что вы имели в виду и в чем заключается ваша современная общественная деятельность в Международном совете российских соотечественников? Эта организация мало известна в нашей стране и воспринимается, скорее, как некое формальное объединение русских эмигрантов, имеющее чисто представительские — и не более того — функции.

Н.Л.-Р. Международный совет российских соотечественников (МСРС), в который входит около ста организаций из 74 стран, — это реальность политическая и практическая. Я пока являюсь его первым зампредом, что для многих очень неудобно. Этот Международный совет, центральный офис которого расположен в Москве, уже отметил в 2007 году свое пятилетие. Реальность его деятельность приобретет, скорее всего, через два года, когда в Москве-сити будет построена пятисотметровая башня, в которой московское правительство обещает дать часть площадей Международному совету для его штаб-квартиры и сдачи в аренду под гостиничные номера и офисы. Это принесет значительный и ежегодный доход, сделав, таким образом, МСРС независимой организацией как от московского, так и от федерального правительств.

Международный совет российских соотечественников имеет преимущество перед Конгрессом соотечественников, который был создан федеральным правительством как директивная организация. И поскольку российское правительство его организовало, то и члены консультативного совета пляшут под его дудку, подобно депутатам Верховного Совета СССР во времена светлого прошлого. В Международном же совете совершенно иная политика. Ю.М.Лужков, который дает на него деньги, не предъявляет совету никаких требований, кроме объединения русскоязычной диаспоры. Благодаря этому нам и удалось объединить очень большое количество организаций и людей.

В.П. Русская эмиграция, к сожалению, всегда отличалась разобщенностью и конфликтностью, чем, кстати, умело пользовались советские спецслужбы. Вот и теперь в постсоветской России опять все то же — сосуществуют в Москве Конгресс соотечественников, Международный совет российских соотечественников, — что они делают, с какой целью собираются? Каким-то махровым бюрократизмом веет на простого российского гражданина от этих возглавляемых, уж извините, графами и князьями съездов, конгрессов, с их обедами, бесконечными разговорами, ничем не завершающимися обсуждениями и т.д. и т.п. Кто вас слышит? Каким влиянием в мире обладает российская диаспора?

Н.Л.-Р. В российском зарубежье сосуществуют два типа людей. Тех русскоязычных людей, которые находятся на территории бывшего СССР, — около 18 миллионов. Да еще 12 миллионов тех, которые распылены на разных континентах, в том числе потомков белоэмигрантов. Объединяет их русский язык. Безусловно, «великий и могучий». И его должны мы и здесь, и за рубежом беречь как зеницу ока. Но так огорчает, что, несмотря на то что нас, русскоязычных, за пределами России 30 миллионов, — нас никто не слышит! А я хочу предложить, чтобы большие организации, такие, скажем, как Конгресс русских американцев, МСРС, Конгресс соотечественников, казачество, объединились и создали свой орган, например, Всемирный русскоязычный конгресс. И выбрали бы во главу русскоязычного человека, не живущего на территории России, но который имел бы вес и которого уважали бы в Москве точно так же, как в Вашингтоне и других местах.

Российская диаспора разобщена и не представляет политическую силу; она не влияет значительно на события во многих странах. Зато, если путем консолидации объединить главные организации соотечественников, мы постепенно сможем утвердиться на национальной и мировой арене.

В.П. Предполагается ли как-то привлечь Православную Церковь к участию во Всемирном русскоязычном конгрессе?

Н.Л.-Р. Нет. Мы этот вопрос обсуждали на многих наших заседаниях. Решили, что духовенство должно в нем участвовать, но не должно доминировать, поскольку среди нас, русскоязычных людей, есть и иудеи, и мусульмане, и представители других вероисповеданий. Это чисто светская организация, в основе формирования которой должны быть культура и язык. Все остальное, как, например, религия и национальность, нас только разъединяет.

В.П. Что вы можете сказать о проблеме реституции? Например, должна ли Россия вернуть Германии пресловутую Бременскую коллекцию?

Н.Л.-Р. Отвечу на вопрос совершенно прагматично, точнее, юридически, хотя это, быть может, вовсе не звучит правильно с моральной точки зрения. Я говорю это, потому что в России привычнее жить вне закона, что не находит одобрения в других государствах: М.С.Горбачев, будучи руководителем державы, добровольно подписал соглашение о реституции с канцлером Гельмутом Колем. Прав он был или нет — другой вопрос. Однако тогда он был легитимным главой советского государства. Затем, после того, как Россия объявила себя правопреемницей СССР по всем вопросам, В.Жириновский заявляет в Думе: «Ничего не отдадим!» Конечно, все голосуют «за», кто же может голосовать иначе? Так был принят закон о реституции.

Вот так возникают противоречия. Безусловно, я понимаю, что никто не просил нацистскую Германию нападать на Советский Союз и вывозить предметы искусства, как не считаю нормальным также и то, что Жуков и другие генералы вывозили из Германии художественные ценности грузовиками. Но это происходило с доисторических времен и продолжается по сей день. Видимо, это неизбежное последствие войн.

В.П. Вы довольно часто бываете в российских столицах — Москве и Санкт-Петербурге. В каком, по вашему мнению, состоянии находится их архитектурное наследие?

Н.Л.-Р. Меня ситуация с архитектурой столиц заботит, в том числе, и с личной точки зрения. Страшно огорчает искажение знаменитого «дома со львами» — дворца Лобановых-Ростовских в Санкт-Петербурге. Потому что это образец мировой архитектуры, самая значительная ранняя постройка Монферрана, расположенная напротив Исаакиевского собора. Лобановский дом начали строить в 1817 году, одновременно с Исаакием, а основные работы завершены были в 1820-м. Оба строения гармонично вписываются в ансамбль Санкт-Петербурга, имеют индивидуальные черты. Сейчас те лица, которые перестраивают дом вопреки всяческим постановлениям архитектурных и охранных организаций, закупают все высшее петербургское чиновничество, разоряют исторический фасад дома и, говорят даже, уберут обоих львов, которые также символизируют город Петра. Как же можно так опускаться? И это в «культурной столице» России. Удивляет, что президент Путин, который хорошо относится к Петербургу, никак не выражает свое мнение о том, что происходит в городе на Неве с культурным наследием. Как итальянцы гордятся своей Венецией, так и русские люди должны относиться к С.-Петербургу и сохранять его. Мне, конечно, города безумно жаль. И наш дворец жалко.

Я уже писал именно в «Нашем наследии», что когда японцы хотели купить у Украины заповедник Аскания-Нова, они обратились к барону Э.А.Фальц-Фейну, живущему в Лихтенштейне, потомку владельцев Аскании-Нова, не имеющему на нее после революции, к сожалению, никаких прав и лишь спонсорски поддерживающему это замечательное место жизни и труда его предков. Японцы только спросили, не возражает ли барон против передачи им земель в Аскании-Нова, и даже предложили ему очень значительные деньги за согласие. Эдуард Александрович им отказал, и цивилизованные японцы не стали совершать эту сделку. А у меня, князя Лобанова-Ростовского, никто из лихих питерцев и не подумал спросить о судьбе дома моих предков, как — для пользы города и страны, а не личного счета в островном банке, — его использовать. Ведь это действительно национальное наследие. Но кому в век всепоглощающего цинизма и коррупции это надо?

Старая Москва — своеобразный архитектурный объект в мире, который исключителен по двум обстоятельствам. Во-первых, потому что исторические здания здесь «соизмеримы» с человеком, а во-вторых, и это мало известно в России, потому что пожар в Москве 1812 года не был спонтанным, а город был сожжен по приказу командования отступающего войска. Нужно было уничтожить все продуктовые склады и не дать возможности Наполеону провести в Москве зиму. По этой причине каждый собственник, в том числе в районе Пречистенки, по обеим сторонам Зубовского бульвара, после окончания кампании мог подать заявление государству с указанием того, что было уничтожено огнем, и просьбой о возмещении ущерба. В музее семьи Лобановых-Ростовских в Филевском парке висит такой документ — просьба от Вырубовых (семья моей матери) к государству. Благодаря этому центр Москвы был отстроен за государственный счет. И потому он строился как ансамбль и получился таким гармоничным, таким приятным для глаз.

То, что я вижу сейчас в историческом центре Москвы, меня очень настораживает и огорчает. Утраты архитектурных памятников в столице России наносят невосполнимый ущерб не только ей, но мировой культуре.

В.П. Что вы знаете о музеях-заповедниках в российской провинции, возрождающих отечественную усадебную культуру. Как, по вашему мнению, они должны существовать в наше время экономической неопределенности? Как можно было бы сегодня использовать сохранившиеся старые усадьбы?

В советское время там, как правило, размещали медицинские учреждения, изредка — музеи. Но сегодня они не подходят для больниц или санаториев по санитарным нормам, а музеи — сами знаете, какое влачат существование…

Н.Л.-Р. Я чрезвычайно рад этому возрождению. Знаете ли вы, что существовал фонд в Вашингтоне, созданный некогда под председательством внучки генерала Эйзенхауэра, который начал давать деньги на возрождение русской усадьбы уже в 1990-х годах. Подумайте, в Соединенных Штатах сознавали необходимость сохранения этого пласта мировой культуры! Концептуально возрождение усадебного уклада необходимо потому, что у России богатая культура, которую не стоит разрушать. А сегодня у правительства огромные деньги, которые частично могли бы пойти на восстановление того, что «диктатура пролетариата», как все красивое, разрушала, чтобы строить свои уродливые дома.

Но здесь возникают препятствия в виде маленьких деталей. Мой дядя Николай Васильевич Вырубов посылает реликвии в провинциальные музеи, а российская таможня не пропускает их, а требует с этих музеев пошлину, т.е. деньги, которых у них принципиально не может быть в бюджете. То есть их грабят на корню!

Мне кажется, лучшим примером использования архитектурных памятников могла бы служить Великобритания. Исторически, в Соединенном Королевстве центральная власть часто бывала слабой, а аристократы по всей стране жили в большой роскоши. Так что замков здесь больше, чем в любой другой стране. Нынче владельцы часто не в состоянии содержать замки и, сверх этого, платить огромные налоги на собственность. Поэтому они часто дарят замок государству или продают его в обмен на налог по наследству. Существует Национальный траст, общественная организация, с помощью которой поддерживаются усадьбы и замки и которая также занимается сдачей недвижимости в долгосрочную аренду.

А поскольку усадьбы, замки и аббатства расположены, как правило, в живописных местах с красивыми видами на окружающую природу, богатые люди их снимают, потому что там они могут жить в соответствии с их статусом. Однако условия аренды запрещают что-либо переделывать, но обязывают поддерживать недвижимость. Для России это должно служить образцом. Еще пример: в Париже, где налоги очень высоки, мэрия покупает исторические дома, делает там капитальный ремонт, а потом сдает в аренду с обязательством не менять, скажем, фасады и другие детали и заниматься дальнейшим ремонтом за свой счет. Таким образом, сохраняется архитектурное наследие, и за этим смотрят очень строго.

В.П. Что должно произойти, чтобы в России появились истинные меценаты, а не благотворители «по указке сверху»?

Н.Л.-Р. Меценатство — идея моральная, а иногда и философическая. Мой студенческий друг по Оксфорду Стюарт Уилер имеет математический склад ума. Помню, он практически всегда выигрывал в карты. Он накопил огромное состояние на биржевых сделках. Словом, обладает таким же исключительным умом, как и Сорос. По сути, он консерватор.

И в 2006 году он в очередной раз дал 10 миллионов долларов на поддержку партии тори только потому, что считает необходимым поддерживать оппозицию. Ведь цель оппозиции — критиковать законопроекты правительства и показывать их недостатки. Это пример «философического меценатства».

Другой вариант: осознание, например, И.С.Зильберштейном, большим коллекционером, того, что наследники не интересуются его коллекцией, а ему не хочется, чтобы она распалась. И тогда он подарил ее России.

В Соединенных Штатах, где политика всегда была очень агрессивной по отношению к сбору налогов, владельцам произведений искусства, которые благодаря инфляции значительно поднялись в цене, часто выгоднее передавать их в дар музеям и списывать с налога до 50 процентов с оценки произведения. Поэтому в США даже в самых маленьких городах всегда есть музеи с ценными экспонатами, которые появились там только за счет благотворительности.

В.П. Получается, закон работает так, что быть меценатом в США экономически выгодно…

Н.Л.-Р. Безусловно, законодательство и было сделано для повышения и обогащения общественного культурного фонда страны. Кроме того, в США всегда была открытая политика, связанная с ввозом и вывозом произведений искусства. В России все могло бы быть точно так же, но ведь ваша Государственная Дума никак не может принять соответствующие квалифицированные законы в области культуры.

В.П. То есть отсутствие у нас меценатов «без принуждения» упирается в законодательство и менталитет нации?

Н.Л.-Р. Менталитет нации переменился бы, если б в законодательстве было указано, что каждый из местных бизнесменов мог бы из своих открытых доходов давать на благотворительность, скажем, для начала 10 процентов от облагаемого налогом дохода. Но для этого нужна политическая воля.

Лондон — Москва

Н. Д. Лобанов-Ростовский (слева) передает послу Российской Федерации во Франции А.А.Авдееву портрет императора Александра II. Париж. 2007

Н. Д. Лобанов-Ростовский (слева) передает послу Российской Федерации во Франции А.А.Авдееву портрет императора Александра II. Париж. 2007

К. Е. Маковский. Из быта русских бояр конца XVII века. 1868.  Холст, масло. «Сотбис». Ноябрь 2007

К. Е. Маковский. Из быта русских бояр конца XVII века. 1868. Холст, масло. «Сотбис». Ноябрь 2007

Б. Д. Григорьев. Арлот из Марселя. 1923. Холст, масло. «Кристис». Ноябрь 2007

Б. Д. Григорьев. Арлот из Марселя. 1923. Холст, масло. «Кристис». Ноябрь 2007

К. А. Сомов. Маскарад. 1925. Бумага, акварель. «Сотбис». Ноябрь 2007

К. А. Сомов. Маскарад. 1925. Бумага, акварель. «Сотбис». Ноябрь 2007

Б. Д. Григорьев. Лики России. 1921. Холст, масло. Коллекция М.Л.Ростроповича — Г.П.Вишневской. «Сотбис». 2007

Б. Д. Григорьев. Лики России. 1921. Холст, масло. Коллекция М.Л.Ростроповича — Г.П.Вишневской. «Сотбис». 2007

П. П. Кончаловский. Жатва. 1923. Фрагмент. Холст, масло. «Сотбис». Ноябрь 2007

П. П. Кончаловский. Жатва. 1923. Фрагмент. Холст, масло. «Сотбис». Ноябрь 2007

Н. С. Гончарова. Колокольчики. 1910-е годы. Холст, масло. «Сотбис».Ноябрь 2007

Н. С. Гончарова. Колокольчики. 1910-е годы. Холст, масло. «Сотбис».Ноябрь 2007

Г. Х. Грот. Конный портрет великого князя Петра Федоровича. Середина XVIII века. Холст, масло. Коллекция М.Л.Ростроповича — Г.П.Вишневской. «Сотбис». 2007

Г. Х. Грот. Конный портрет великого князя Петра Федоровича. Середина XVIII века. Холст, масло. Коллекция М.Л.Ростроповича — Г.П.Вишневской. «Сотбис». 2007

Ю. П. Анненков. Портрет издателя Александра Николаевича Тихонова. 1922. Смешанная техника на холсте. «Кристис». Ноябрь 2007

Ю. П. Анненков. Портрет издателя Александра Николаевича Тихонова. 1922. Смешанная техника на холсте. «Кристис». Ноябрь 2007

Д. Д. Бурлюк. Оранжевый парус. 1912. Бумага, масло. «Сотбис». Ноябрь 2007

Д. Д. Бурлюк. Оранжевый парус. 1912. Бумага, масло. «Сотбис». Ноябрь 2007

П. Ф. Челищев. Гитарист. Берлин, 1921. Бумага, акварель.  Эскизы костюмов для спектакля по пьесе М.Метерлинка «Синяя птица».  Собрание Лобановых-Ростовских

П. Ф. Челищев. Гитарист. Берлин, 1921. Бумага, акварель. Эскизы костюмов для спектакля по пьесе М.Метерлинка «Синяя птица». Собрание Лобановых-Ростовских

Пара фарфоровых ваз. Императорский фарфоровый завод. Время императора Николая I (1825–1855). Коллекция М.Л.Ростроповича — Г.П.Вишневской. «Сотбис». 2007

Пара фарфоровых ваз. Императорский фарфоровый завод. Время императора Николая I (1825–1855). Коллекция М.Л.Ростроповича — Г.П.Вишневской. «Сотбис». 2007

И. Е. Репин. Портрет А.С.Пушкина. Реплика с портрета В.Тропинина. 1913. Холст, масло. Коллекция М.Л.Ростроповича — Г.П.Вишневской. «Сотбис». 2007

И. Е. Репин. Портрет А.С.Пушкина. Реплика с портрета В.Тропинина. 1913. Холст, масло. Коллекция М.Л.Ростроповича — Г.П.Вишневской. «Сотбис». 2007

 
Редакционный портфель | Подшивка | Книжная лавка | Выставочный зал | Культура и бизнес | Подписка | Проекты | Контакты
Помощь сайту | Карта сайта

Журнал "Наше Наследие" - История, Культура, Искусство




  © Copyright (2003-2018) журнал «Наше наследие». Русская история, культура, искусство
© Любое использование материалов без согласия редакции не допускается!
Свидетельство о регистрации СМИ Эл № 77-8972
 
 
Tехническая поддержка сайта - joomla-expert.ru