Никита Д. Лобанов-Ростовский

 

Покупайте все, кроме фальшивок

 

Аукционы русского искусства, или ярмарка тщеславия XXI века

 

Журнал «Наше наследие» продолжает анализ западного рынка русского искусства на примере деятельности аукционных домов «Сотбис», «Кристис» и некоторых других. В беседе с главным редактором журнала В.П.Енишерловым своим мнением о тенденциях развития русских продаж на нью-йоркских, лондонских и парижских аукционах по установившейся традиции делится живущий в Лондоне известный эксперт, искусствовед и коллекционер Н.Д.Лобанов-Ростовский.

 

В.Енишерлов. Начиная с конца 80-х — начала 90-х годов т.н. русские недели, на которых Сотбис и Кристис продавали русское искусство, проходили в Лондоне. Теперь уже второй год подобные торги устраиваются и в Нью-Йорке. Чем американский рынок отличается от английского? В США сохранилось больше русского искусства?

Н.Лобанов-Ростовский. Для того чтобы ответить на этот вопрос, мне придется коротко изложить предысторию. В 50-х и 60-х годах прошлого века русское искусство мало ценилось в Западной Европе и Соединенных Штатах. Было несколько коллекционеров из белоэмигрантов, которые покупали-продавали русское искусство в незначительном количестве, в основном через галереи, которые на нем специализировались, в Париже, Лондоне и Нью-Йорке. Из-за успеха «Русских сезонов» С.Дягилева спрос имела русская театральная живопись, но не у коллекционеров, а среди балетоманов. В результате Сотбис начал с 1967 года проводить ежегодные аукционы в Лондоне, рекламируя их как «дягилевский материал», куда в дополнение попадали костюмы и декорации живописцев, работавших в многочисленных русских новосозданных балетных антрепризах, возникавших после кончины Дягилева в 1929 году. Затем, в 1976 году, Сотбис и в Нью-Йорке начал проводить аукционы русской театральной живописи.

Когда Г.Д.Костаки стал вывозить авангард из России, Сотбис с 1970 года его ежегодно продавал на аукционах под названием «Русское искусство XX века». К этому в 1978 году подключился Сотбис в Нью-Йорке. Покупателями русского авангарда были в основном коллекционеры европейской беспредметной живописи начала XX века.

Толчком к росту популярности всего русского, включая искусство, послужила «перестройка» (1985 год). С этого времени и Кристис начал русские торги, которые так успешно проходили в 80-х и 90-х годах в Лондоне, куда съезжались коллекционеры главным образом из Западной Европы, а также дилеры из недавно приехавших советских эмигрантов. Затем в Лондоне стали появляться профессиональные покупатели из России, в том числе и из Советского Фонда культуры, среди коих были и вы, Владимир Петрович. Я знаю, что академик Д.С.Лихачев, создатель и руководитель тогдашнего, истинного Фонда культуры, был инициатором грандиозной по замыслу программы возвращения в Россию (СССР) произведений изобразительного искусства, книг, архивов, в том числе и через аукционы Сотбис и Кристис. Вы, конечно, помните, что оба почтенных аукционных дома с энтузиазмом восприняли этот проект и немало способствовали его воплощению. Что говорить, это было время романтического ожидания кардинальных перемен в политике и культуре СССР.

Так почему же на протяжении двадцати лет рынок русского искусства был главным образом в Лондоне? Потому что очень многое из отечественного культурного наследия скопилось в Европе, куда СССР в 20-х и 30-х годах сбывал через аукционы в Берлине и торговцев в Париже и Германии национализированные-конфискованные шедевры русской культуры. К тому же именно в Европе осело то, что было вывезено белой эмиграцией. А позже появилась, как мы знаем, беспредметная живопись, которую можно было совершенно свободно вывозить из Советского Союза вплоть до 1967 года, где она считалась упадочной, вражеской и преследовалась. Только после появления в 1967 году статьи в немецком журнале «Штерн» о бездумном отношении советских властей к шедеврам мировой живописи, среди них к работам Кандинского, Малевича и Родченко, КГБ очнулся и последовал запрет на вывоз работ абстракционистов, что, впрочем, никак не изменило негативного отношения к этому искусству со стороны советских властей.

В Соединенных же Штатах большое количество русского искусства сохранилось со времен выставки 1905 года, на которой для продажи было представлено 1000 работ маслом, и знаменательной выставки 1924 года, которая в Америке и застряла. Русское искусство везли домой американские дипломаты, такие как послы Крейн и Дэвис, которые в России скупали его оптом, в отличие от младших сотрудников посольства, приобретавших лишь отдельные работы. Вывозили шедевры из России и бизнесмены. Например, братья Арман и Виктор Хаммер продавали их в универмагах по всей Америке. А позже, в 80–90-х годах, последовал массовый вывоз работ художников соцреализма. Так создалось огромное собрание из десяти тысяч полотен, скупленных Нортоном Доджем и ныне хранящихся в музее при университете в г. Ратгерс (штат Нью-Джерси), неподалеку от Нью-Йорка. В 50–70-х годах лондонский рынок русской живописи отличался от нью-йоркского тем, что на нем был спрос на русскую театральную живопись нерусских покупателей. Таковых было в Нью-Йорке гораздо меньше. И коллекционеров русской станковой живописи среди наших эмигрантов было больше в Берлине, Париже и Лондоне, чем в Нью-Йорке. Сегодня же разницы между рынками Нью-Йорка и Лондона не существует, ибо 70% лотов на русских аукционах приобретается по телефону или через дилеров людьми, проживающими в России. Поэтому на лондонских и нью-йоркских торгах постоянно мелькают одни и те же лица, приехавшие из Москвы, Питера или Украины.

Рынок живописи (как и любой другой рынок) ведет игру на разнице цен, при которой дилеры покупают на одной площадке и продают на другой. Это приводит к уравнению цен на обоих рынках.

В.Е. Средства массовой информации постоянно пишут о «русском буме» — невиданном взлете интереса к русскому искусству на мировом антикварном рынке. Но на аукционах 90-х годов прошлого века в отличие от последних аукционов встречались настоящие шедевры и даже такие историко-культурные и художественные раритеты, как, например, неизвестное письмо А.С.Пушкина актеру А.Ваттемару, прижизненный акварельный портрет А.Пушкина работы П.Соколова, уникальная коллекция иллюстрированных древнерусских рукописей Фекулы, архив колчаковского следователя Н.А.Соколова по делу об убийстве царской семьи, портрет на меди знаменитого казачьего атамана Платова, исполненный в Лондоне, и т.д. Они вызывали повышенный интерес в России и придавали особую респектабельность Кристис и Сотбис в глазах даже такого скептика, как академик Д.С.Лихачев. Теперь же появилось понятие «искусство рыночного стиля», и если некогда российские эксперты, рассматривая деятельность западных аукционных домов, учитывали и их серьезную научно-культурную составляющую, то теперь они превратились чуть ли не в откровенный базар, на котором с удовольствием «втюривают» новорусским клиентам сомнительных айвазовских, шишкиных, фаберже etc. для их безвкусных рублевских коттеджей-крепостей, спрятанных от глаз людских за уродливыми, как в уголовной зоне, пятиметровыми заборами с многочисленной охраной, колючей проволокой и видеонаблюдением.

Как вы думаете — это тенденция или временное явление? И, отучив несколько поколений своих детишек на берегах Темзы или Женевского озера, наши горе-нувориши, а вернее — их потомки, приобретут, наконец, некоторый лоск, начнут что-то чувствовать и понимать в культуре, а аукционные дома тогда вновь задумаются о той самой серьезной научно-культурной стороне их русских коллекций?

Н.Л.-Р. Ответ, я думаю, лежит на поверхности. Вся проблема в так называемых новых деньгах из России. И в удручающем отсутствии культуры у этих богачей в первом поколении, среди которых какой только темной публики не встретишь. Аукционные же дома полностью подстраиваются под этот уровень. При многолетнем опыте коллекционера я бы не стал идеализировать мотивы новых собирателей в этой иногда иррациональной погоне за русским искусством. Здесь и желание вложить иногда нечистые средства в нечто ощутимое, и отсутствие эрудиции, уверенности в понимании, знании или же предпочтении для собирательства работ западных мастеров. Тут и скандальная череда фальшивых или купленных сертификатов из России и похищенных из музеев или коллекций работ. И, конечно, умело подогреваемый профессионалами аукционных домов ажиотажный спрос на произведения русского искусства. Причем зачастую серьезные аукционные торги превращаются новыми русскими и их присными в своеобразную ярмарку тщеславия. Они даже додумались до того, что недавно в Лондоне провели семинар на тему: «Роскошь как русская национальная идея». Как говорится, в каждой шутке есть доля правды. Аукционные дома, конечно же, рады работать с этими не считающими денег неофитами. Такие прибыли на русском рынке еще несколько лет назад Сотбис и Кристис и не снились.

Но заметим для справедливости, что в этом году в Лондоне Сотбис неожиданно провел очень важный, на мой взгляд, специальный аукцион русских манускриптов, книг, фотографий и т.д. Такие торги рассчитаны на истинных знатоков, интересующихся культурой и по-настоящему разбирающихся в ней. Возможно, этот аукцион свидетельствует о новой тенденции, заключающейся в том, что Сотбис, следуя своим традициям, стремится охватить не только новых русских богачей, но и более серьезную и эрудированную аудиторию, в том числе руководителей государственных архивов и библиотек, видимо сумевших найти серьезных спонсоров, и пока редких в России коллекционеров книг и рукописей.

В.Е. Уже в третий раз крупные мировые антикварные галереи устраивают антикварные ярмарки в престижных залах Москвы, привозя в Россию экспонаты иногда ценой более чем в миллион долларов. Это экспансия западных антикваров? Будет ли она способствовать развитию легального рынка старого искусства в России?

Н.Л.-Р. В Москве около тридцати только легальных долларовых миллиардеров. Доходы от продажи нефти и металлов, стократно увеличенные рекордно высокими мировыми ценами, превратили русскую столицу и Подмосковье в место бешеного строительства, и новые богачи хотят украсить свои дома и квартиры произведениями искусства. Сегодня в Москве спрос на качественные, общепризнанные работы намного превышает предложение. Но у русской живописи и не такой большой возраст — она создавалась около двухсот лет, а население страны в этот период составляло от 20 до 160 миллионов человек. Сравните с Голландией, где живописи 500 лет, а количество населения постоянно колебалось от 1 до 3,5 миллиона.

Все происходящее вполне в порядке вещей. «Из грязи — в князи», — и это не ирония. Когда люди без культурного прошлого, но с фантастическими деньгами и купеческим размахом начинают интересоваться предметами культуры, было бы странно, если бы спрос не вызвал предложения. Все еще находится в процессе становления. Я бы назвал это собирательством без души. Их критерий: «А эту картинку с цветами мы повесим в спальню. У нас там обои с цветочками». А сколько сей натюрморт стоит, совершенно неважно. Но не надо над этим посмеиваться. Пусть собирают цветочки, ягодки — впереди.

Москва, безусловно, привлекательное место для солидных художественных и антикварных галерей Европы и Америки. Потому в ближайшие годы Москва как магнит будет притягивать крупных мировых антикваров, несмотря на то что на салонах в Манеже только немногим из них удается продать что-то из привезенного. Удивляет то, что еще не все скопом кинулись в Москву. Объяснением служит ряд объективных причин: налоговая неразбериха, криминалитет, полулегальные методы оплаты, дороговизна экспозиционных мест и так далее. В этом смысле Китай много привлекательнее и организованнее. Поэтому галереи и дилеры, специализирующиеся на искусстве Юго-Восточной Азии, очень хорошо представлены там и не жалуются на отсутствие покупателей.

Экспансия западного антикварно-художественного рынка в Россию будет продолжаться. Скорее методом проб и ошибок. Можно предположить, что сформируется какой-то определенный «русский вкус» и, руководствуясь этим критерием, будет создаваться рынок. Но это дело будущего. Пока Россия всеядна, с акцентом на собственное культурное прошлое. Надо надеяться, что западная тысячелетняя история торговли искусством благотворно повлияет на российские нормы и обычаи Сухаревского рынка с его идеологией — «не обманешь, не продашь». В древнем республиканском и имперском Риме антиквары уже торговали искусством предков — этрусков. Так что есть чему поучиться. Тем не менее я не хочу показаться циничным, но мне нравится, когда постаревшие   комсомольские работники-скоробогачи покупают Пикассо или Кандинского. Даже если они в них ничего не понимают.

Это так же занятно, как наблюдать  новообращенных бывших коммунистов-атеистов истово-показно, но неумело молящихся в православном храме, к которому они не так давно и подходить-то брезговали, а истинно верующий народ жестоко карали. И все же и они, оказывается, ищут «дорогу к храму».

В.Е. Развитие легального антикварного бизнеса самым тесным образом связано с уровнем и качеством экспертизы. Что нужно сделать в России, чтобы подделки не подорвали рынок искусства?

Н.Л.-Р. Что касается развития легального рынка антиквариата в России, он в большой степени зависит от этики в стране, ибо представляет собой наглядный пример естественного для развитых стран процесса купли-продажи. Идея легализации товара и отказа от психологии продажи «кота в мешке» и из-под полы потребует времени для осуществления. В России есть блестящие специалисты-эксперты в различных направлениях изящных искусств, в этом нет сомнения, но работать в неправовом поле они не могут. Культура или есть, или ее нет. Это слово я всегда пишу с большой буквы. То, что сейчас в России называется культурой, я бы назвал «синктурой» — синтетической культурой, — надуманной, массовой. Этот весьма удачный термин ввели в обиход польские философы 70-х годов. Да, безусловно, есть отдельные очаги культуры, но они исключения, подтверждающие правило. Судя по всему, нам придется подождать еще какое-то время, пока страна не вернется в русло нормального общечеловеческого процесса с его стандартными этическими устоями. Тогда репутация русских экспертов и реставраторов будет вне подозрений. Начинать же надо с восстановления морального здоровья народа в целом.

Итак, пока дело с экспертизой в России абсолютно произвольно. У нее нет правовой базы — ни закона об экспертной деятельности, ни организационных предпосылок, ни инструкции Министерства культуры. Это — самодеятельность. Эксперт в России не отвечает за свое заключение. Ни морально, ни материально. Он может подписать что угодно, а потом безнаказанно отказаться от своих слов. Чтобы стать настоящим специалистом, нужно получить хорошее образование, лет 20 ежедневно общаться с произведениями и таким образом близко познать художника. Это значит не только уметь разбираться в его стилистических особенностях, но и знать качество бумаги или холста его работ, привычный для него формат, его палитру, фактуру и почерк и т.д., и т.д.

Естественно, что сегодня эксперты, как правило, сотрудники главных российских музеев. В их функции, кроме атрибуции, входит и оценка художественных произведений. А это предполагает возможность компромисса при неизбежном экономическом давлении. Но и в этом деле начинает кое-что меняться. Объявлено, что наследники Петра Кончаловского, одного из самых дорогих и востребованных сейчас на аукционах русских живописцев, создали Фонд сохранения культурного наследия художника П.Кончаловского, в задачу которого, в частности, входит монопольное право на атрибуцию и экспертизу его произведений. Из относящихся к русскому искусству на Западе известны: Фонд Марка Шагала в Париже, Фонд Алексея фон Явленского в Германии и Фонд Казимира Малевича в США. Создание первого в России фонда одного из основателей «Бубнового валета» — это, безусловно, показательный шаг в цивилизованном направлении.

В.Е. Когда-то вы сетовали, что на аукционах цена картин русских художников ниже цен на произведения западных мастеров того же, если не худшего, класса. Что вы скажете сейчас, когда, например, небольшая работа К.Коровина продается чуть ли не за те же деньги, что и Рембрандт, а сумма, заплаченная за достаточно скучный, рядовой петербургский пейзаж П.Верещагина, превысила 1 миллион долларов? И таких примеров немало.

Н.Л.-Р. В 60–70-х годах качественная русская живопись не только на аукционах, но и в галереях продавалась по ценам ниже, чем западная живопись соответствующих качества, жанра и эпохи. Покупателями были главным образом коллекционеры, т.е. те, кто ценил и знал русскую живопись. Это были люди с незначительными средствами, очень часто более квалифицированные, чем даже музейные работники. Сейчас же покупатели главным образом те, кому удалось перекачать государственную собственность на личный счет, на этом заработав миллионы (не в рублях). Люди эти явно очень одарены в отраслях, далеко стоящих от искусства. Покупают они не из-за того, что ценят и любят русскую живопись, а из-за того, что им нужно чем-то самоутвердиться. Миллионеров в России, да и вне России, огромное количество. В наши дни деньгами особенно никого не удивишь. Зато, когда вы приходите, например, к бывшему гайдаровскому министру П.Авену на его дачу в Барвихе (некогда принадлежавшую А.Толстому) и видите прекрасную русскую живопись периода «Голубой розы» и «Бубнового валета», то, будь вы политиком или бизнесменом из Вашингтона, Парижа, Лондона или Нью-Йорка, вы сразу же почувствуете уважение к человеку, окружившему себя изящным и привлекательным искусством. А для таких, как господин П.Авен, создание репутации дороже денег. И его уже не назовешь нуворишем. Но в отличие от П.Авена, большинство покупателей не разбираются в искусстве, а покупают то, что им нравится. Тому свидетельство те феноменальные цены, которые были выручены на русских торгах в апреле этого года в Нью-Йорке. Цены, по которым можно было бы купить шедевры мировой живописи, начиная с голландцев XVI–XVII веков и кончая импрессионистами. Имеющему неограниченное количество денег нуворишу приятно самоутвердиться, показать, какой он «большой» человек, побив на аукционе соперников и заплатив любую сумму за то, что он пожелал, независимо от того, понимает ли он, что покупает, и стоит ли это затраченных денег или нет. Самый последний и убедительный пример — приобретение портрета «Доры Мар с котом» кисти Пикассо москвичом Рустамом Тарико на недавнем аукционе импрессионистов Сотбис в Нью-Йорке за 95,2 миллиона долларов.

Появление такого рода покупателей на аукционном рынке частично объясняет и успех продажи на аукционе Сотбис 26 апреля эротики Кустодиева, Сомова и Зичи, которая за предыдущие 30 лет не пользовалась спросом, несмотря на качественный уровень произведений этого жанра.

В.Е. Как вы думаете, когда же новые русские коллекционеры сделают, подобно Третьякову, Морозову, Щукину и т.п., свои многомиллионные шедевры доступными для любителей искусства, т.е. будут открыто участвовать в выставках, возможно даже, откроют собственные музеи? Из наших соотечественников-современников примером им могут служить, пожалуй, лишь искусствовед и коллекционер В.А.Дудаков, недавно проведший блистательную выставку своего с супругой собрания живописи в Музее личных коллекций в Москве, и знаменитые библиофилы отец и сын А.А. и С.А. Венгеровы, постоянно выставляющие раритеты из их удивительного по полноте и качеству собрания русских книг и рукописей.

Н.Л.-Р. По-моему, какие-то первые робкие ласточки уже появляются. Так, большая выставка художников «Бубнового валета» на Западе и в Москве проходила при деятельном участии кого-то из новых русских собирателей, другой поместил в Эрмитаж несколько «своих» Рубенсов. Но не будучи хорошо лично знаком с кем-либо из богачей-собирателей, я затрудняюсь с ответом, когда они откроют свои коллекции, а тем более создадут на их основе музеи.

Мягкий авторитарный и отчасти патерналистский режим в стране несколько укротил их аппетиты. Можно, конечно, проследить механизмы, которыми они руководствуются, покупая дорогое искусство. Это вложение средств во что-то надежное — произведения искусства, недвижимость за рубежом, футбольные клубы, драгоценности и т.п. А причина — в сложностях с западными банками, которые не единожды обожглись на таинственных долларах без роду, без племени из России; в рождающем неуверенность поведении мировых бирж, по неясным причинам то взлетающих вверх, то низвергающихся в бездну. Здесь же и новая система строгой банковской отчетности, вызванная страхами перед Аль-Каидой и прочими организациями такого свойства. Важный психологический фактор современной России — имущественное расслоение народа на сверхбогатых (около 5%) и безнадежно бедных (около 50%). У людей, к сожалению, нет еще исторического опыта понимания того, что коврижки достаются далеко не всем и чаще всего несправедливо. К тому же семьдесят лет большевистской уравниловки отучили людей от понимания преимуществ и недостатков свободной экономики. И, наконец, самый главный критически важный фактор — происхождение огромных, бешеных денег. Я не думаю, что Морозова или Щукина, Третьякова или Боткина могли пригласить в соответствующие органы и задать леденящий душу многих наших мультимиллионеров вопрос: «А скажите нам, Ляпкины-Тяпкины, откуда, собственно, у вас денежки на ваши знаменитые собрания?» Поскольку деньги у них были честными, заработанными, а не наловленными в мутной воде ельцинской демократизации и приватизации. Возможно, лет эдак через сто-двести будет не так и важно, как «создавались» эти феноменальные капиталы. Существенно то, что произведения искусства, приобретенные на них, уже будут репатриированы, и их смогут увидеть отдаленные потомки современных россиян, в том числе и в музеях, созданных по примеру Третьякова, Щукина и Морозова. У последних двоих, правда, их шедевры советская власть благополучно национализировала. Так что, если оглядываться на историю, судьба коллекций наших нью-богачей, как, впрочем, и их собственная, увы, весьма туманна.

В.Е. Не кажется ли вам, что общий уровень работ, представляемых в последнее время на аукционы, постепенно снижается, причем даже ничем не примечательные вещи расхватываются «как жареные пирожки»? И несколько действительно хороших работ, иногда музейного уровня, растворяются в массе барахла. Каталоги русских аукционов становятся все толще, а внимание по большому счету мало на чем можно остановить?

Н.Л.-Р. Уровень остался приблизительно тем же. В прошлом иногда удавалось создать более значительные аукционы, чем обычно. Но это бывает и сейчас. Всегда находились шедевры среди множества работ среднего качества. То, что отличает последние 5 лет, так это появление хороших работ большого размера, чего не было в 50–90-х годах. Тогда не было таких полотен Кончаловского, Машкова, Нестерова, Рериха и Серебряковой, как в последние годы. А качество не восторгало раньше, не восторгает и сейчас. Пропорционально оно осталось на том же уровне. Рынок не стал качественно хуже! Просто диапазон работ расширился по сравнению с 50–90-ми годами. Что очевидно, так это увеличение количества работ на каждом аукционе. Если 30 и даже 20 лет тому назад каталоги русских аукционов были тоненькими и начали расти в 90-х годах, включая обычно около 120 лотов, за которые выручали 1-1,5 миллиона долларов, то сейчас дело дошло до аукционов с 800 лотами, принесшими в апреле в Нью-Йорке 47 миллионов долларов Сотбис и 15 миллионов Кристис. В прошлом году Сотбис получил за русское искусство 103 миллиона долларов, что соответствует росту оборота в 10 раз за последние 5 лет. А к этому нужно прибавить и русские аукционы в новосозданном аукционном доме в Лондоне «Мак Дугалз» и вступление в игру аукционных домов «Бонамс» и «Блумзбери», специализирующихся на русском авангарде 20-х годов. В результате на «русской неделе» конца мая — начала июня на аукционах пяти домов будут продаваться около 2000 произведений русского искусства. При таком масштабе невозможно говорить о высоком уровне содержимого.

Хочется отметить, что аукционные дома стараются сохранить хорошую традицию продажи целых коллекций, принадлежащих или потомкам художников, или крупным собирателям. Так, осенью прошлого года Кристис продал большую коллекцию картин прелестной русской художницы М.Якунчиковой, яркой представительницы искусства русского модерна, сохранившуюся у ее потомков, семьи Вебер в Швейцарии. За несколько лет до аукциона журнал «Наше наследие» писал об этом собрании. Теперь оно успешно пошло с молотка.

А в этом году Кристис в Нью-Йорке представил коллекцию русского искусства, принадлежавшую послу Чарлзу Р.Крейну, с несколькими работами очень высокого класса.

В.Е. Назовите, пожалуйста, наиболее значительные, на ваш взгляд, произведения искусства из бывших на русских аукционах в Нью-Йорке в апреле 2006 года. Соответствует ли цена, за которую они были проданы, их действительной «рыночной ценности»?

Н.Л.-Р. В нижеприведенных таблицах я отобрал те значительные работы, моя оценка которых отличается от вырученной стоимости. Я оцениваю их как участник внеаукционного рынка русской живописи в галереях и у дилеров Европы и Америки. Разница между аукционными и этими рынками огромная. По двум причинам. Одна — чувство уверенности, что на аукционе покупатель приобретает подлинную работу, за которой не тянется «хвост», и где, при наличии убедительных доказательств о неподлинности произведения, его можно вернуть и получить обратно деньги. Другая — атмосфера аукционов, на которых сталкиваются огромные деньги и амбиции людей, еще не умеющих психологически управлять своим богатством и не уважающих свои деньги. Это часто приводит к уплате цены за произведение гораздо большей, чем реальная. А вот причиной того, что значительное полотно И.Репина «Атака с медсестрой» было продано по заниженной цене, а прелестная картина К.Сомова «Влюбленные на лужайке» осталась вообще не востребованной, было отсутствие на аукционах серьезных коллекционеров, у которых просто нет достаточных средств на такие приобретения.

 

 

РУССКИЕ АУКЦИОНЫ В АПРЕЛЕ 2006 года. НЬЮ-ЙОРК

Кристис, 24 апреля

 

№            Художник                           Сюжет                                                               Оценка                     Продажная

лота                                                                                                                                    Лобанова ($)         цена ($)

 

120          З.Серебрякова                    Спящая обнаженная                                         350 000                      1 416 000

141          И.Репин                                Атака с медсестрой                                          250 000                        120 000

161          Н.Рерих                                 Тсонг-Ха-Па                                                       400 000                        856 000

162          П.Кончаловский                 Деревня и небо                                                  250 000                        192 000

 

Кристис, 24 апреля. Коллекция посла Крейна

 

 4             В.Верещагин                       Дервиши                                                             150 000                      362 000

19            Б.Григорьев                        Пейзаж                                                                 250 000                      486 000

28            А.Бенуа                                Прогулка императрицы Елизаветы              250 000                      442 000

 

Сотбис, 26 апреля (том 1 каталога)

 

 2             И.Айвазовский                   Золотой Рог при лунном свете                      500 000                        688 000

57            К.Коровин                           Студия в Гурзуфе                                             800 000                      1 696 000

68            П.Кончаловский                 Оливковый сад                                                   600 000                      1 696 000

69            Р.Фальк                                 Портрет                                                               350 000                        940 000

77            А.Яковлев                            Танцовщица Кабуки                                        300 000                      1 808 000

79            Н.Богданов-Бельский        Читающая в саду                                               500 000                      1 360 000

80            П.Кончаловский                 Купальщицы                                                      400 000                         464 000

84            К.Сомов                               Влюбленные на лужайке                                 500 000                      не продана

 

 

В.Е. На аукционе Сотбис в Нью-Йорке не был продан портрет великой княгини Марии Павловны кисти Б.Кустодиева. Мне подумалось, что он мог бы занять достойное место в Национальной портретной галерее России, о необходимости создания которой в Москве вы давно пишете и говорите. Я знаю, что вы обращались в связи с этим к министру культуры и массовых коммуникаций РФ А.С.Соколову. В каком положении дело с Национальной портретной галереей сейчас? По-моему, даже на Украине уже осуществляют эту вашу идею?

Н.Л.-Р. Да, конечно, портрет великой княгини (лот 141) достоин Национальной портретной галереи. А также и автопортрет Баранова-Россине (лот 158) и портрет матери кисти Р.Фалька (лот 111). Увы, все они остались не проданными. В России, в отличие от Западной Европы, не понимают значения портрета и как непревзойденного исторического свидетельства бытования нации, и как одной из вершин художественного творчества. Это все от поразительно низкого уровня культуры, конечно. Поэтому в стране пока мало коллекционеров портрета, так же как и мало собирателей театральной живописи. В частных галереях и у дилеров в России портреты плохо продаются. Иногда они встречаются на международных аукционах. Вне России я помню только одно значительное собрание русских портретов — у графа Алексея Александровича Бобринского, которого в 50-х годах я навещал в его обширной и темной квартире в центре Лондона. Бобринский много лет был консультантом в русском отделе Кристис. После его кончины портреты унаследовали трое его сыновей. Часть была продана через дилеров. По сей день в Париже у Льва (Суши) Алексеевича висят на квартире немногие оставшиеся. Сегодня профессор Рене Герра во Франции продолжает пополнять свое интереснейшее собрание портретов русских художников и литераторов.

Я потерял надежду способствовать созданию Национальной портретной галереи в Москве и доказывать, что это нужно России. Мои ходатайства за последние 5 лет, сколько бы они не находили внешней поддержки и часто энтузиазма, практического последствия не имели. На мое письмо министру культуры г-ну А.С.Соколову, о котором он лично в вашем присутствии меня просил в Солженицынском фонде, я получил абсолютно формальный ответ 7 октября 2005 г. за подписью директора Департамента культуры Ю.А.Шубина. Этот самый г-н Шубин пишет: «Идея создания (Национальной портретной галереи России) заслуживает серьезного внимания и проработки». К сожалению, министерство не поняло сути моего предложения, в котором я указываю, что для первоначального пополнения галереи надо получить на временное хранение для экспозиции те многочисленные портреты, которые находятся в запасниках музеев во всей России. На этом принципе построена и английская Национальная портретная галерея. Шубин же в своем ответе пишет: «Изъятие этих произведений из существующих музейных коллекций и создание на этой базе нового музея противоречит законодательству Российской Федерации… Проект такого масштаба должен обсуждаться, формироваться и реализовываться исключительно внутри России силами ведущих историков, музейных специалистов, лидеров общественных движений и политических организаций нашей страны». Далее господин Шубин советует мне почему-то обратиться в Общественную палату. Ей, что, больше заниматься нечем, как музеи создавать? А Министерство культуры с этим самым г-ном Шубиным и его многочисленными коллегами, агентствами и службами тогда на что? По-русски это называется «спихболл» и чиновничья отписка. Такой классический подход равнодушного к делу госчиновника потребует еще, по крайней мере, 20–30 лет для «проработки проекта», и дело все равно провалится. Мне жаль российского министра культуры г-на Соколова, у которого такие, более чем «странные», по образу мысли сотрудники отвечают на письма, ему адресованные.

Хотя, видимо, мои соображения дошли, например, до С.М.Миронова, Председателя Совета Федерации РФ. В интервью «Нашему наследию» (№ 77) С.М.Миронов поддерживает идею о первоначальном размещении галереи в доме Пашкова, — такое предложение мне было высказано впервые директором бывшей «Ленинки» В.В.Федоровым, и я передал его первому заместителю г-на Миронова по Партии жизни Н.В.Левичеву. У меня больше надежды на просвещенного С.М.Миронова, который сможет вытянуть и осуществить эту идею. К счастью, на Украине директор Национальной галереи Анатолий Мельник, получив «добро» от Президента Кучмы на удвоение площади музея в Киеве, собирается разместить в части новых помещений Национальную портретную галерею, а также и Музей личных коллекций по примеру того, что мы создали в Москве вместе с И.С.Зильберштейном 20 лет тому назад.

В.Е. Я вновь хочу обратиться к судьбе вашей коллекции театрально-декорационного искусства. Что нового произошло за последнее время? Есть ли шанс, что кто-то приобретет ее для России?

Н.Л.-Р. Коллекция и по сей день находится в подвешенном состоянии. Естественно, у меня есть интересные предложения, исходящие от западных музеев, в частности в Италии, и от частных коллекционеров России. К сожалению, и это иногда бывает, ее «замучили» своим вниманием ученые люди. Отдельные специалисты превратили собрание и мои архивы в некое учебное пособие по истории русского искусства. С одной стороны, хорошо, что собрание помогает разобраться студентам и специалистам в хронологии и многоликости русского модернизма, но с другой — я не ставил себе такой задачи. Эстетические оценки и некое чувство долга превалировали над всем остальным. Моей задачей было собрать все возможное от эры fin de siиcle через русский экзотизм до модерна и конструктивизма. Все это я делал для себя и для России, повинуясь некоему неосознанному чувству протеста, если хотите. Большевики вышвырнули мою семью из географической России, но они не могли выгнать меня из моей России в самом широком смысле этого слова. То, что русский театр являлся смесью жанров и стилей — высокого и низкого, общественного и личного, великого и малого, столичного и провинциального, — это часть достоинства собрания. Театр, действо — обширная, междисциплинарная тема, позволяющая художнику по-разному воплотить свой талант. И коллекция, и архивы служат полезному делу. Это радует мое сердце. Но, конечно, мне хотелось бы, чтобы наше собрание стало тем, что показывают и изучают именно в России.

Сегодняшняя история русского собирательства скорее трагическая и, вместе с тем, совершенно уникальная. Но, в конце концов, Россия становится богаче тем, что когда-то по праву принадлежало ей. И слава Богу. Я отдал моему собранию большую часть жизни, собирал по крохам, по крупицам то, что якобы не имело будущего. Собирательство — это любовь и одержимость, идущие рука об руку, ограниченное время, финансовые и эмоциональные трудности. То есть кровь и пот любимой многолетней работы. Я просто собирал и радовался плодам моего труда. Собирательство в чистом смысле — отнюдь не функция от покупательной способности индивидуума. Это особое состояние ума и эстетических представлений. И способность идти на жертвы, как бы пафосно это ни звучало. То есть, скорее — тяжкий труд. Размышления, надежды, поиск и обретение искомого. И чувство гордости достигнутым, а не удовлетворенное тщеславие или урезоненный комплекс неполноценности.

Мне хочется привести расхожую шутку. За точность цифр не ручаюсь. Известно, что Рембрандт в течение своей жизни написал 680 произведений. 900 из них в музеях, оставшиеся 500 — в частных собраниях. Думаю, что эта шутка имеет прямое отношение к новому русскому собирательству. Экспертиза, увлеченность и знание предмета — основные составляющие этой благородной страсти.

Я продолжаю периодически покупать на аукционах те произведения, которые я не могу найти в магазинах или у дилеров в Европе и Америке. Так, например, 5 апреля в отделе «Саут-Кенсингтон» Кристис я купил два эскиза костюмов Александра Бенуа к постановке «Павильон Армиды» Сергея Дягилева в Петербурге в 1908 году. Это значительные работы для людей, имеющих отношение к миру балета. Они являются документальными свидетельствами создания «Русских сезонов» Дягилева. Одну из двух декораций Владимира Дмитриева к постановке «Зори» я купил в аукционном доме «Доротеум» в Вене в 1999 году, а другую у Кристис в Лондоне в 2000 году. Это замечательная постановка Мейерхольда (1920), и о ней уже очень много публикаций. Эскизы костюмов Александры Экстер для «Фамиры Кифареда» (1916) значимы тем, что в них она возобновила древнегреческую практику эпидермальной живописи, разрисовывая часть костюма на голом теле. Работу Н.Милиотти 1908 года я приобрел на аукционе Сотбис в 2004 году как редкий пример символизма в русской театральной живописи. Его театральные работы почти никогда не появляются на аукционах. То же самое относится к эскизу костюма Виктора Васнецова 1885 года, купленного на Сотбис в октябре 1998 года. Костюм Павла Челищева приобретен на аукционе Сотбис 28 апреля как добавление к остальным костюмам для «Савонаролы», хранящимся в нашем собрании. Оба супрематических эскиза для ткани художника Червинки (1920) я нашел у дилера. Мы до сих пор не имели его в собрании, ибо он чрезвычайно редок. Часть его архива и произведений были уничтожены во время Второй мировой войны. Несмотря на то что он качественный художник, имя его отсутствует в большинстве справочников по русскому искусству. Попав в следующий каталог-резоне нашего собрания на английском языке, а также и на очередные выставки, которые мы проводим, он получит рекламу, и я надеюсь, начнет появляться в будущих специальных изданиях.

В.Е. И в заключение. Исключительно для неофитов посоветуйте, что, на ваш взгляд, следует искать из русского искусства на Западе?

Н.Л.-Р. Тем, у кого есть деньги, следует покупать все, от Фаберже и Кандинского до икон. При удачном стечении обстоятельств и известном понимании — и работы западных мастеров. Не ограничиваясь импрессионистами и другим эмоционально   доступным искусством.

На мой взгляд, состоятельному коллекционеру следует искать качественные и дорогие шедевры, которые продаются частными лицами, а не на аукционах. Но дело в том, что русские богачи, проживающие в России, с большим энтузиазмом покупают за бешеные деньги работы на аукционах, а галеристу или коллекционеру редко заплатят истинную стоимость шедевра.

Возможно, это прозвучит парадоксом, но я очень благодарен аукционным домам и их маклерам. Они делают то, что никто другой бы не смог сделать. Пользуясь разветвленным аппаратом, сетью экспертов и связями, они отыскивают то, что, весьма возможно, продолжало бы пылиться забытым на чердаках домов равнодушных наследников эмигрантов. И иногда заоблачные аукционные цены заставляют людей вспомнить о какой-то   прабабушкиной картинке из России. Таким образом, нет худа без добра. В итоге в выигрыше все. И аукционеры, и маклеры, а главное — Россия. Культурное наследие оказалось дорогостоящим.

Услышав какую-то очередную удивительную цифру на аукционе, я всегда думаю о том, сколько из этих долларов или фунтов приходится на оплату поиска этой работы. Помните? «Навозну кучу разгребая, петух нашел жемчужное зерно…» Собиратели и аукционщики хорошо знают, что это такое. Найти и уговорить владельца расстаться с каким-то предметом искусства… Казалось бы — просто. На самом же деле это нелегкий труд, включающий в себя и финансовые возможности, и знание психологии, и тонны терпеливости, и время, и всякие другие факторы, о которых здесь не место говорить. Поэтому ищите и покупайте все, кроме фальшивок. А время отделит зерна от плевел.

 

Материал подготовил Борис Егоров

 

Лондон — Москва