Е.Б.Мазо

Высокое служение

Евсей Борисович Мазо, знаменитый хирург-уролог, член-корреспондент Российской академии медицинских наук, не только великолепный ученый и блестящий врач-практик, но и человек, давно и глубоко интересующийся историей своей профессии. Написанное им для «Нашего наследия» эссе о выдающихся врачах Евсей Борисович предварил кратким вступлением:

«Герои этих событий — врачи мирового значения, подарившие нам примеры высокого служения медицинской науке и практической медицине. Самим своим образом и поведением, часто в экстремальных ситуациях, они оставили нам в наследие примеры врачебной деонтологии, преданности учителю, необходимости в любых условиях искать пути и достигать успеха в единственной цели деятельности врача — помощи больному.

Один из героев публикуемых заметок — академик РАМН Н.А.Лопаткин, президент Российского общества урологов, учитель автора этих строк».

Надежда умирает последней

Три орудия есть у врачей: слова, растение и нож. Мудрость древнего Ирана «…есть и душевные лекарства, которые врачуют тело.

Сим искусством сообщается больным та твердость духа, которая побеждает телесные боли, тоску, метание и которая самые болезни… иногда покоряет воле больного».

Матвей Яковлевич Мудров, профессор-терапевт (1776–1831).

Слово — мощное средство воздействия на психику больного — может вызвать у него безграничное доверие и уверенность в установленном диагнозе, предлагаемом лечении. Положительное влияние слова испытали на себе даже известные врачи, причем страдающие заболеванием по своей специальности и, казалось бы, уверенные как в диагнозе, так и в исходе болезни.

Речь идет о великом русском хирурге Николае Ивановиче Пирогове, замечательном враче и ученом. Это было время, когда медицинская общественность России готовилась торжественно отметить пятидесятилетие деятельности Н.И.Пирогова. Накануне этой даты Николай Иванович заметил у себя язву на слизистой оболочке верхней челюсти, которая не имела тенденции к заживлению, и у Пирогова возникло предположение, что это рак. Вскоре консилиум в Москве подтвердил, что это злокачественное новообразование и необходимо оперативное лечение. Можно понять состояние больного, ибо кто, как ни он, гениальный хирург, известный Европе специалист, знал о тяжести такой операции и весьма сомнительном ее исходе.

Тем не менее Пирогов отправился в Вену к ведущему европейскому хирургу, непререкаемому авторитету того времени Теодору Бильроту для постановки окончательного диагноза и решения о методах лечения.

После детального обследования больного Бильрот безапелляционно отверг злокачественный характер язвы и, таким образом, категорически не рекомендовал оперативное лечение.

Н.И.Пирогов — сам великий врач-хирург, установивший себе диагноз рака, что было подтверждено консилиумом, — поверил такому же великому врачу-хирургу Бильроту. Настроение Пирогова, бывшее до того мрачным и безнадежным, улучшилось. Вернувшись, он продолжал активно работать. Не только он, но и члены его семьи были полны надежд, пока болезнь — а это был, конечно, рак верхней челюсти — не привела к смерти Н.И.Пирогова.

Ряд врачей-хирургов, современников Бильрота упрекали его за ошибочный диагноз и недостаточное обследование. Бильрот молча нес на себе эти упреки.

Однако эти упреки были напрасны — Бильрот знал, что это был действительно рак. Но он видел перед собой пожилого, 70-летнего, человека с запущенной болезнью, когда операция могла лишь ускорить печальный исход. Именно поэтому Бильрот своим авторитетным словом дал больному надежду. Хотя есть много данных, что Пирогов знал истинный характер болезни, но все-таки — «надежда умирает последней». Лишь после смерти Пирогова современники узнали, что Бильрот не сомневался в истинном диагнозе, но решил, хотя и на короткое время, сохранить жизнь великому русскому гению хирургии Н.И.Пирогову.

Конечно, такое доверие, которое испытал Пирогов к мнению Бильрота, может вызывать только высоконравственный врач, слово которого основано на опыте и знаниях, дающих этому слову силу уверенности не только больному, но и самому врачу.

Учитель, воспитай ученика

Наш следующий рассказ продолжает тему взаимоотношений между врачами. Вот что рассказывает российский профессор С.Р.Миротворов в своих воспоминаниях.

В городе Берне (Швейцария) хирургическую кафедру длительное время возглавлял профессор Теодор Кохер — всемирно известный и блистательный специалист по желудочной хирургии, лауреат Нобелевской премии (1909). Кохер создал свою шкролу так называемых «желудочных» хирургов, одним из учеников которой много лет был ассистент, а в последующем профессор Цезарь Ру. К большому сожалению окружающих коллег, Ру незаслуженно обиделся на Кохера, полагая, что тот как-то несправедливо оговаривает его. Это привело к тому, что Ру покинул Берн и переехал в Лозанну, где возглавил кафедру хирургии.

Будучи блестящим хирургом, Ру вскоре обнаружил у себя признаки рака желудка. После подтверждения диагноза Ру приказал старшему ассистенту клиники готовиться на определенный день его оперировать и никому об этом не говорить. Сотрудники Ру любили его как учителя и знали, что лучше Кохера никто не сможет выполнить эту операцию. И тогда ночью старший ассистент выехал в Берн и рассказал Кохеру о случившемся с его лучшим учеником.

Кохер ответил: «Оперировать буду я, но ничего не говорите Ру». Он тотчас же выехал в Лозанну, утром на следующий день вошел в операционную, где лежал в наркозе Ру, блестяще выполнил операцию резекции желудка и до пробуждения Ру уехал в Берн. Только через две недели Ру узнал, кто его оперировал.

Вскоре после выздоровления Ру приехал в Берн и в аудитории, где Кохер читал свою лекцию по хирургии желудка, подошел к своему учителю со словами: «Дорогой учитель, как я был неправ. Простите меня за все прошлое и примите мою благодарность ученика, которого вы всегда учили благородству и блестяще доказали это своим примером». После этого он поцеловал руку Кохера. Слушатели в аудитории приветствовали примирение двух великих хирургов громкими аплодисментами.

Не надо думать, что сегодня у нас нет аналогичных и столь же доказательных примеров коллегиальной дружбы. Автор этих строк получил к 70-летию от своего учителя картину с металлической пластинкой, на которой было написано: «Ученику-учителю от учителя-ученика». В течение 47 лет совместной работы ни учитель, а главное, ни ученик не дали повода ни для одного конфликта.

В пожарном порядке

От относительно давнего прошлого перенесемся в относительно недавнее. Шел 1959 год. В урологической клинике 2-го Московского медицинского института (ныне Российского медицинского университета) на базе Городской клинической больницы №1 им. Н.И.Пирогова находилась тяжелая, можно сказать — очень тяжелая больная 32-х лет. Женщина поступила с септическим состоянием (после внебольничного прерывания беременности), осложненным острой почечной недостаточностью: отсутствие выработки мочи, высокий уровень интоксикации вследствие задержки азотистых шлаков, нарушение солевого и водного обмена. Все это можно назвать термином «уремия» (буквально «мочекровие»). Обычно, причиной такого состояния является некроз слоя почек, где вырабатывается моча. Единственный эффективный вид лечения в этом случае — гемодиализ аппаратом «искусственная почка» до тех пор, пока не восстановится пораженная часть почек. Гемодиализ выполняют обычно через день, а у нашей больной пришлось делать его ежедневно.

К сожалению, это было в то время, когда в нашей стране аппараты «искусственной почки» были единичны и, конечно, зарубежного производства. Но и эти аппараты были несовершенны, работали при исключительно определенных условиях. Обращаем внимание читателей на весьма важную деталь — аппарат функционировал только при определенном составе диализной жидкости, в которую входил углекислый газ — СО₂.

Руководил лечением этой больной и обеспечивал работу аппарата в то время доктор медицинских наук Николай Алексеевич Лопаткин, ныне академик РАМН, профессор, дважды лауреат Государственной премии, Герой Социалистического Труда, директор НИИ урологии Министерства здравоохранения России. В числе его помощников и участников лечения больной был и автор этих строк, более того, явился свидетелем «происшествия», случившегося в тот вечер, перешедшего в ночь и закончившегося под утро.

А дело было так. В момент сеанса гемодиализа (напомним, что без этого вида лечения больная была обречена) индикатор показал отсутствие в диализной жидкости СО₂ — баллон с этим газом оказался неполным. Сеанс гемодиализа был остановлен.

Где поздно вечером достать баллон с СО₂, при экстренной необходимости, в городской больнице? Следует отметить, что в операционных баллонов с СО₂, как правило, нет. Первая мысль — в паталогоанатомическом отделении, где с помощью СО₂ замораживают ткани для последующего микроскопирования. Много времени не потребовалось, но, как нарочно, баллон с СО₂ не давал давления — он тоже был пустой. В медицине это иногда называют законом «парности» случая, правда, относят его к двум как бы одинаковым заболеваниям.

Как быть дальше? Время не ждет. И тогда Николай Алексеевич Лопаткин нашел единственно возможный путь. Он велел автору этих строк позвонить в пожарную охрану и вызвать наряд со словами: «Первая градская в огне». По сути дела, образно говоря, так и было. Не буду долго отнимать у читателя времени на истинное объяснение всех деталей разговора. Пожарная служба с расчетом на 3-х машинах прибыла через 5 минут. Более того, уже на месте слесарь-пожарный на специальном станке отточил переходную гайку и соединил ее с баллоном СО₂, который был снят с машины и оставлен в клинике. Все проходило четко, каждый выполнял свою задачу без шума (это было в клинике на втором этаже больницы, где лежали еще 60 больных) и суеты. Все согласования с пожарным начальством были проведены в истинно пожарном порядке. На сей раз, больная была спасена.