Журнал "Наше Наследие"
Культура, История, Искусство - http://nasledie-rus.ru
Интернет-журнал "Наше Наследие" создан при финансовой поддержке федерального агентства по печати и массовым коммуникациям
Печатная версия страницы

Редакционный портфель
Библиографический указатель
Подшивка журнала
Книжная лавка
Выставочный зал
Культура и бизнес
Проекты
Подписка
Контакты

При использовании материалов сайта "Наше Наследие" пожалуйста, указывайте ссылку на nasledie-rus.ru как первоисточник.


Сайту нужна ваша помощь!

 






Rambler's Top100

Музеи России - Museums of Russia - WWW.MUSEUM.RU
   
Подшивка Содержание номера "Наше Наследие" № 71 2004

"Крепкая связь единомыслия

"Крепкая связь единомыслия..."

 

А.С.Хомяков - К.С.Аксакову1

 

<Ноябрь 1850 г. Богучарово>

 

Ваше письмо, любезный Константин Сергеевич, всячески меня порадовало и доброю от Вас памятью, и добрыми вестями. Признаюсь, я нисколько не ценю переубеждения Павлова2 (разумеется, не Николая Филипповича; этот во всех убеждениях тверд3) и не верю Кавелину, которого ценю как умного человека, но не могу признавать добросовестным ученым4, да мне весело, что Вы-то дельно трудитесь и принялись за разъяснение запутанного вопроса. Пожалуйста, доконайте этот родовой быт5, чтоб о нем впредь помина не было. Еще веселее то, что Ваша драма пойдет на сцену. Мне не только за Вас приятно, но и за себя. Часто мне в голову приходил вопрос, возможна ли она на сцене6, сумеют ее разыграть, сумеют ли ее понять7. Эти вопросы разрешатся, и хоть Вы теперь и питаете благородное презрение к искусству8, я думаю, что даже и для Вас эти вопросы не совсем без интереса. Не разделите ли Вы драму свою на отделы:

1-й Русь бьют до того, что она из терпения выходит.

2-й Русь сама собирается драться.

3-й Русь дерется и бьет Польшу.

4-й Русь подает в отставку и заваливается за печь.

Не сердитесь! Ведь если бы мы виделись, дело бы не обошлось в разговоре без шутки. Письмо примите за разговор. П.А.Бестужев9, недавно получив от меня такого рода письмо, пишет жене моей10: "Ведь не утерпел муженек, чтоб не подшутить: эдакая натура!" Говоря без шутки, мне очень и очень приятно, что драму будут играть. Кажется, все-таки даром она пройти не может11. Зритель что-нибудь да поймет, что-нибудь да почувствует. И как удалось это? Почти невероятно. Или вожжи опять стали слабеть, как я говорил, помните, еще прошлого года? Пора.

На днях, т.е. тому месяца полтора, послал я в Питер ту работу, о которой знаете12. Кончил я ее отношением цензуры к образованию общества13. Думаю, Вы будете этим не недовольны. Не знаю только, что выразится при чтении на комитетских лицах14. Теперь тружусь со своею "Семирамидою"15 и попал на отдел удивительно занимательный, начало средних веков. Что за чудная минута и как не понята! Просто совершенно новое приходится писать, как будто никто и не писывал об этой эпохе, и как странно все эти средние века под зависимостью от древнего мира, которого, по-видимому, не помнят и решительно не понимают. Я тружусь и собою очень доволен.

Вообразите, что я не могу еще сказать ничего положительного о своем отъезде в Москву. Здесь как-то все не ладится по хозяйству. Снег с шоссе сдувает, и не знаем, как ехать, а главное, надобно матушку16 отправить, а с этим сладить нелегко при ее трусости и нерешительности. Очень хочется в Москву. Ведь я еще должен Вас допросить о Малороссии17.

На днях получил письмо от Свербеева, признаюсь, пренасмешливое и премилое, а еще более политичное. Такая досада, что я не император, хоть тибетский. Министр иностранных дел совсем готов18, да не знаешь, куда деть его. Благодарите Вашего батюшку за его любезное посланьице. Скажите ему, что я нынешний год славно охотился, за что честь и слава втройне. И его и Вас благодарят матушка и жена.

Ваш А.Хомяков

 

РГАЛИ. Ф.10. Оп.4. Ед.хр.131. Л.7-8 об. Публикуется впервые.

Письмо без даты; датируется нами ноябрем 1850 г.: в первой декаде ноября, по всей вероятности, семья Аксаковых переехала из Абрамцева в Москву, ибо уже 19.XI.1850 г. И.С.Аксаков отвечал родным на полученное от них сообщение о пропуске драмы К.С.Аксакова "Освобождение Москвы в 1612 году" через театральную цензуру.

 

Главная новость, обсуждаемая в письме, - разрешение к постановке драмы К.С.Аксакова "Освобождение Москвы в 1612 году". В печать она была пропущена цензором А.Н.Очкиным в 1848 г. и в том же году напечатана в Москве в типографии Николая Степанова. Имя цензора, разрешившего поставить ее на сцене, нам неизвестно: С.Т.Аксаков в письме сыну Ивану от 29.XI.1850 г. писал, что это сделал "какой-то немец", определенный на место цензора драматических сочинений А.М.Гедеонова в Петербургском цензурном комитете, который "залпом пропустил уже несколько пьес, непропущенных прежде". Сочинение Аксакова вызывало разноречивые оценки: одни, как историк С.М.Соловьев, считали его "очень эффектным в чтении", другие сомневались в драматургичности, третьи не понимали. Так, в 1849 г., находясь в Ярославской губернии, брат автора Иван Сергеевич познакомил с драмой своего хозяина, рыбинского купца, большого охотника до чтения. "Очень прекрасно", - отозвался он, но характер похвал ясно показывал, что в содержании пьесы он не понял ничего. А ростовский купец Хлебников, другой знакомый И.С.Аксакова, относившийся к русскому народу, боготворимому К.С.Аксаковым, презрительно, считал, что драма подтверждает его мнение, поскольку народ в ней "только повторяет все за Мининым". (Интересно, что в перечне персонажей "народ", в рукописи пьесы стоявший на первом месте, цензором Очкиным был помещен в конец.)

М.П.Погодин и С.П.Шевырев считали пьесу неудачной. Отцовское самолюбие С.Т.Аксакова, обычно не обольщавшегося сочинениями Константина, было так задето резкими отзывами Погодина о пьесе, что он обратился к суду Гоголя. Прочитав пьесу, Гоголь в письме к Сергею Тимофеевичу от 12 июля 1844 г. не польстил автору: "Но зачем, не бывши драматургом, писать драму?... Для этого нужно осязательное, пластическое творчество, и ничто другое. Его ничем нельзя заменить. Без него история всегда останется выше всякого извлеченного из нее сочинения".

Хомяков не без оснований беспокоился, как драма пройдет на сцене, сумеют ли ее сыграть артисты, поймут ли зрители. То, что она допущена к представлению, Хомяков считал не только личной удачей автора, но и общим везением славянофильского кружка. Следует заметить, что тема аксаковской пьесы была чрезвычайно близка Хомякову, начавшему писать в 1830-е гг. драму о Прокофии Ляпунове, но не завершившему работу.

На премьере автора вызывали, и он выходил два раза кланяться публике. На обеде, устроенном после представления в честь автора, артист Д.Т.Ленский прочитал стихотворение:

Константину Сергеевичу Аксакову

Хвала, хвала вам, честь и слава,

Наш новый автор молодой!

Без фраз, не умствуя лукаво,

Вы тихой <речью> русскою, родной

В нас пробудили дух народный,

Изобразили предков нам

С их простотою благородной,

А не с эффектом пошлых драм.

РГАЛИ. Ф.10. Оп.1. Ед.хр.113. Л.1-1об.

Шиканье во время представления и замечания отдельных зрителей: "В кандалы бы автора да в Сибирь" - причудливо соединялись с отзывами типа: "Скука была непроходимая, так что едва можно было высидеть до конца" (Б.Н.Чичерин). Сам автор считал, что пьеса шла "при общем внимании", но что последние три действия (из пяти) "поняты едва ли половиною; многие называют их скучными" (письмо Ю.Ф.Самарину без даты // РГАЛИ. Ф.10. Оп.4. Ед.хр.97. Л.91).

Хомяков к представлению драмы, состоявшемуся 14 декабря, приехать не сумел, очевидно, надеясь увидеть пьесу впоследствии, - но первое представление драмы оказалось единственным. Шум на спектакле (горячее сочувствие райка происходящему на сцене и негодование сановной публики) привели к "передряге", по слову С.Т.Аксакова: цензор А.М.Гедеонов затребовал пьесу в Петербург, после чего она была запрещена к представлению.

 

А.С.Хомяков - И.С.Аксакову

 

<Июль-август 1853 года>19

 

Благодарю Вас, любезный Иван Сергеевич, за письмо20 и за самый вопрос, к которому Вы в нем приступили21. Вы совершенно правы в том, что не смущаетесь общепринятым мнением22. Так называемое мнение есть весьма часто пустая или неясная формула, допущенная в обиход для устранения мнений, которые под нею притаиваются, нередко разноглася между собою и связываясь с формулою тонкими нитями диалектики, допускающими почти совершенное отрицание. Вот причина, почему я позволяю себе не соглашаться во многих случаях с так называемым мнением Церкви и почему Вы, со своей стороны, могли, с некоторою справедливостью, сказать такое строгое слово о Церкви исторической. В то же время я уверен, что добросовестное мнение имеет полное право высказаться и что, если оно справедливо, оно, до некоторой степени, оправдает общепринятую формулу, уясняя ее и не встретив того осуждения, которое Вы предвидите со всех сторон, от грека и скифа, от мирянина и духовного.

Я отчасти испытал это со своим "Исповеданием". Многие, предубежденные ходячими формулами, думали, что духовные меня осудят чуть-чуть не на костер; а на поверку вышло, что все те, которые прочли, согласились, что оно вполне православно и только к тиснению неудобно или сомнительно23. Убеждения или мнения и формулы обиходные далеко не совпадают друг с другом, и я считаю себя в праве быть смелым в отношении к формуле, вполне преклоняясь пред убеждением. Верую Церкви, в которой нет и не может быть ошибки или лжи.

Прежде чем приступлю к самому вопросу, я позволю себе сделать Вам маленький упрек по случаю одного отдельного выражения. Вы, оправдывая горе и отчасти невольный ропот (в чем, конечно, Вас обвинять нельзя), приводите в пример слова Христа: "вскую Мя еси оставил?"24 Вы в этом неправы. В словах Спасителя мы никогда ничего не можем видеть, кроме истины, без примеси какой бы то ни было гиперболы чувства. Христос на кресте судится, так сказать, с Богом, т.е. с неумолимою логикою мироздания. Он, невинный, жертва этой логики. Он один оставлен милосердием Божиим, именно для того, чтобы никто, кроме Него, не был оставлен и не мог роптать, и эту-то высокую истину Он выразил в Своем скорбном обращении к Отцу. Вы за это замечание на меня пенять не будете. - Еще другое вводное слово. Вы обвиняете Вине25 (Vinet), с некоторою досадою, за выражение, что человек, часто испытанный страданием, имеет причины считать себя "особенно любимым" и т.д. Я не стану оправдывать выражения, может быть, не вполне строгого; но смысл его Вы оправдали, сами того не замечая. В середине письма Вы говорите: "...счастливцу легче забыть Бога, чем страдальцу, которому нет другого утешения". Избавление от искушения не есть ли милость, и не оправдан ли наш общий друг Вине?

Перейдем к самому вопросу. Он, по-видимому, самостоятелен; но действительно, по отношению молитвы к греху, греха к судьбе человечества, разумения и познания к воле и действию он входит в разряд тех неисчислимых вопросов, которые возникают из сопоставления свободы человеческой и Божиего строительства (или необходимости) и которые наделали столько хлопот человеческому уму, что Мильтон считает их наказанием для чертей в аду26. Эти отношения можно покуда отстранить, и тогда вопрос значительно упрощается. Общие или необходимые формулы: человек наказывается за грехи несчастьем или посредством жизненного горя освобождается (положим, хоть отчасти) от ответственности за свои проступки. Кроме последнего положения (не общепринятого и чисто латинского), эти формулы можно принять и, будучи ясно поняты, они, как мне кажется, совершенно согласны с истиною. Затруднения Ваши возникают, если не ошибаюсь, из двусмысленного употребления слова грех в общем разговоре и даже в учении духовных писателей. Это слово обозначает: или собственно проступок личный человека, противный законам Божией правды, или общее отношение человечества к Богу, возникшее из первоначального нарушения закона, предписанного человеку. Мир есть творение, мысль Божия, и, сам по себе, он представляет полную и строгую гармонию красоты и блаженства. Дух, нарушающий закон Божественной правды, становится, по необходимости, в состояние вражды с Божией мыслью, с гармонией мироздания, и, следовательно, в состояние страдания, которое было бы невыносимо, если бы оно не умерялось постоянно благостью Божиею. Высшее или полнейшее выражение этого страдания - смерть, проходящая через всю земную жизнь человека, в разнообразии своих частных и неполных проявлений, от расшибленного лба, занозы и даже самой легкой неприятности до нестерпимого страдания и горя. Человек, каждый, дольник греха27, по необходимости дольник страдания и, следовательно, страдает вследствие, но не в меру своей доли нравственной нечистоты. Не страдание человека, а его полное счастье было бы в высшей степени явлением античеловеческим. Итак, совершенно справедливо говорит обиходная формула, что человек наказывается за грехи, хотя бы, может быть, яснее было сказать за грех, т.е. за греховность свою. Один только Христос, не будучи дольником греха и подчинившись добровольно логике человеческих отношений к Божьему миру, т.е. страданию и смерти, осудил эту логику, сделав ее несправедливою к человеку вообще, которого Он в Себе представлял, хотя без Него она была бы справедлива к каждому отдельному человеку. Он без греха, из любви, принял все условия земной жизни, не принимая даже заслуженного блаженства, чтобы не разлучиться с братиею, обращая таким образом добровольно принятый грех человеческого неповиновения и неправды в добродетель и высшую правду любви. Я не привожу текстов, подтверждающих это верование по самой простой причине: если мы приняли дух Евангелия, то слова наши будут согласны с текстами; если же нет, то и тексты мы приведем и поймем криво. Человек страдает как дольник греха. Итак, совершенно справедливо сказать, что человек наказывается за грехи, хотя крайне неразумно было бы думать, что он страдает по мере своей доли, как некоторые думают, и как можно бы предположить из отдельных выражений Св. Отцов. Мера каждого безмерна, как грех вообще, и в каждом она облегчается милостью Божией, по закону Его общего строительства, неизвестному ни нам, ни даже высшим Его созданиям, как можно заключить из одного места послания к ефесеям28. Вы совершенно правы, говоря, что Бог не наказывает человека, а что зло само себя наказывает по неотразимому закону логики, и, в этом случае, я Вам дам текст для оправдания против тех, которые стали бы Вас обвинять. Апостол Иаков говорит: "...как сам Бог не искушается злом, так и не искушает Он никого"29, а напротив того: "...всякое деяние благо, и всяк дар совершен свыше есть, исходяй от Отца светов"30. Злом тут называет он не страсти, а всякое зло жизненное; ибо он прежде сказал: "...блажен человек, претерпевший искушение"31. Что человек страдает не по той мере личного греха, т.е. видимого проступка, которую мы склонны ставить в соотношение со страданием, в том нам свидетельствует Сам Христос, когда на вопрос: почему человек болен, по своим ли грехам или по грехам родителей, Он отвечал: "ни по тем, ни по другим, но да явится на нем сила Божия"32. Если в одном случае он так сказал, то ни в каком случае нам нельзя искать того отношения между грехом и страданиями, которое многими предполагается. Разумеется, что больной, о котором говорил Спаситель, все-таки страдал как дольник греха, и словами Спасителя отстраняется только ложная идея меры; ибо иначе мы должны бы были предположить, что больной страдал сверх меры, т.е. несправедливо. Сам же грех наказывает себя логическим выводом - страданием, всегда умеряемым милосердием Божиим. Итак, сознание, что человек страдает за свой грех (как дольник греха), и сознание греха в каждом страдании, как бы оно ни было ничтожно, совершенно справедливо. То же самое относится и ко всякому неразумию, которое есть только одна из форм духовного страдания. В суждении о Вине не должно забывать, что он в одном месте говорит: "les peches sont le peche (грехи суть грех) и чрез это отстраняет идею меры, которая Вас, мне кажется, сбила; ибо, отстранив ее, выйдет, что Вы согласны и с Вине, и с учением всего христианства, кроме латинствующих.

Вине говорит о страдании как воспитателе, данном нам от Бога. Когда вы признаете, что счастливцу легче забыть Бога, чем страдальцу, не то же ли Вы говорите? Но почему этот воспитатель дается одному, а не дается другому? Кто скажет, почему не всем людям одна судьба?33 В похвале страданию вообще много риторства, это правда; но не должно его оставлять и без похвалы. Вы совершенно правы, а что еще лучше, правы с теплотою душевною, когда говорите, что Бог учит всем, скорбью и радостью, солнцем и бурею34. Но что же из этого? Пословица все-таки права: "Гром не грянет, мужик (человек) не перекрестится". По крайней мере, часто так бывает.

О страдании и счастье я готов сказать то, что Павел о посте: "ты не ешь и благодаришь Бога, другой ест и благодарит Бога, и оба делают хорошо"35. Вине говорит: "если ты много страдаешь, думай, что тебя Бог много любит", а кого же Он любит немного? Или кого не любит Он, если человек только позволяет Богу любить его? Вине не прав, ибо дозволяет какую-то гордость страдания. Об этой гордости сказать можно то же, что Варсонофий о гордости поста: "Ты постишься, а брать твой ест, и ты этим хвалишься. Пост - лекарство для души. Чем же ты хвастаешься, что с помощию лекарства достигаешь здоровья, которое брат твой имеет не лечившись? Разве больные могут хвастаться?"36 Но они могут и должны благодарить Целителя, понимая Его явную любовь37. Бог не посылает страдания, логического последствия греховности нашей; нет, Он постоянно умеряет его едкость; но Он не устраняет его, дабы человек не впал в тупое довольство собою и миром. Страдалец благодарит Бога, счастливец также; оба равно Богу угодны. В этом я согласен38 и даже думаю, что благодарность счастливого человека лучше и святее. Вине говорит (слов не помню, но смысл таков): "Ты встал сытый из-за стола, и взглянул на небо, и мысленно благодарил Бога - ты еще не благодарил. Уделил ли ты часть свой трапезы голодному? Или подумал ли умом и сердцем, как бы его насытить? Или, если все это тебе недоступно, поскорбел ли ты искренно об его голоде? О, тогда ты благодарил". Страдание способнее к состраданию, чем счастье (я говорю вообще, ибо иногда оно ожесточает39), и поэтому благодарность, т.е. выражение ее в деятельности любви к ближнему, труднее счастливому, чем несчастному. По этому самому человек, признавая страдание за последствие и, следовательно, за наказание греха, должен благодарить Бога, допустившего это страдание и убавившего, так сказать, тягость счастья, которой он не умел носить.

Вы видите, что мысль моя очень похожа на Вашу и что вообще разница между Вами и общепринятою формулою заключается собственно в том, что в нее вводят идею не только зависимости скорби от греха, но еще какого-то арифметического отношения скорби к греху, т.е. чистую и явную нелепость. Отстраните ее, и Вы согласитесь, что если бы человек был безгрешен, Бог бы не мог его посещать страданием или смертью: смерть обратилась бы в преображение. Это служит ответом на безумное мнение, недавно возведенное в догмат папою, о полной безгрешности Божией Матери.

 

Но тут снова встречается тот бесконечный вопрос, о котором я уже говорил, вопрос о совмещении свободы и необходимости. Каким образом может человек, так сказать, требовать и вытребовать изменения логических законов мироздания? Каким образом может он от Бога, всегда умеряющего строгость логического закона, т.е. враждебность мира (Его мысли) к человеку, отвергшему святость этой мысли, испросить еще большего умягчения закона в частном случае? Вопрос, очевидно, неразрешим вполне; но, в то же время, душа как-то чувствует, что различие между законом мысли Божией в отношении ко всему миру и в отношении той же мысли к каждому данному случаю выдумано бредом нашей слепоты и не имеет никакой существенности. Законы нравственного мира также непреложны, как и законы физического мира (который есть в то же время и нравственный); а между тем, мы чувствуем, что наша воля (разумеется, под благодатью) изменяет нас самих и, следовательно, наши отношения к Богу. Почему же та же воля, выраженная в молитве, не могла бы изменить и отношений наших к миру внешнему? Скажете ли, что в одном случае молитва, явно законная (ибо есть требование улучшений), не может не быть исполнена, а в другом ее исполнение было бы, так сказать, незаконным, ибо оно нарушило бы логику всеобщих явлений? Тут более кажущейся, чем истинной правды. Я горд и прошу исправления от гордости; я тону и прошу спасения от воды. Гордость моя есть, так же как и опасность моя, логический вывод из целого ряда предшествовавших, внутренних проступков, увлекающих меня к новым проступкам или порокам; а за всем тем воля, под Божиим благословением, останавливает мое падение. С меньшею явностью относится этот закон и к физической опасности, но он остается тот же.

 

Однажды две дамы говорили целый вечер о чудесах; покойная жена моя40, бывшая при этом, вернулась в дурном расположении духа и на вопрос мой, "чем она недовольна?" рассказала мне весь разговор. "Я все-таки не вижу, чем ты недовольна?" - "Видно, они никогда не замечали, сколько чудес Бог совершает в нас самих, что столько хлопочут о чудесах внешних". - Просите царства Божиего, и все приложится вам. Всякая молитва заключается в "Отче наш"; но, мне кажется, Вы ошибаетесь невольно, когда идею воли Божьей вы ограничиваете логическим развитием мировых законов41. Они - выражение Его воли, но не оковы, наложенные на Его волю. К чему же просить нарушения законов, которым я подчинился вследствие греховности, т.е. законов страдания внешнего, которое часто спасительно? К тому, что естественно просить избавления от него и улучшения внутреннего в жизни бесскорбной. Это естественно. Хороша покорность в страдании, еще лучше благодарение за страдание; но искренно пропетый благодарственный гимн (выражающийся всею жизнью) за избавление от скорби точно так же великолепен, как Иовово терпение42, а душа просит всякого счастья.

Видимое улучшение жизни физической, происходящее от простого напряжения умственных способностей (в Англии), будущее усовершенствование жизни земной, которое Вы предвидите, по-моему, весьма справедливо ставят в Ваших глазах все эти явления вне зависимости от закона нравственного. Это едва ли справедливо. Множество пороков, в их явной отвратительности и уродливости, делаются невозможными в образованной земле, так же как засуха или чума. Следует ли из этого, что нравственный закон также подчинен необходимому развитию? Англия выше России в жизни физической и общественной - правда43, но она и выше ее и в приложении своих нравственных законов (хотя самые законы могут быть и ниже). Человек гадит свою внутреннюю жизнь так же, как и зажигает дом свой, часто из неведения. Во всех случаях мы просим разумения и мудрости и во всех, кроме Божией милости, идем и путем внешним, размышлением, чтением, беседою и т.д. Я скажу более: самое улучшение в физической жизни народов едва ли не находится в прямой зависимости от чувства взаимной любви, старающейся приложить всякое новое знание к пользе других людей-братий; недаром всякое просвещение дается только христианским народам. "Всякое даяние благо (в мире физическом), и всяк дар совершен (в мире нравственном) свыше есть, исходяй от Отца светов"44. Труд для пользы других, бескорыстный (хотя отчасти), есть молитва, и молитва не только высшая, чем лепетанье славянских слов в уголке, перед суздальскою доскою, но высшая многих, гораздо более разумных молитв, в которых выражается какой-то загробный эгоизм более, чем любовь. Молитве, так сказать, нет пределов. Отрывать ее от жизни, формулировать, заключать ее в отыскании "серединной точки" и проч., все это нелепо45. Она цвет жизни. Как всякий цвет, она обращается в плод; но она не лезет со своим великолепным венком из лепестков и семенных пучков, без стебля, листьев и корней, прямо из сухого песка, лишенного всякой растительности. Она может возникнуть, как некоторые тропические растения, почти в один миг, с необыкновенною красою и блеском, или развиваться медленно, как Cactus Zeherit (или столетний цвет); в обоих случаях у нее были жизненные корни. Кому в голову придет отделить молитву Иисуса от Его проповеди, от Его исцелений, от Его крестного подвига? А впрочем, всякое счастье нужно человеку и всякое дается Богом: вспомним чудо в Кане Галилейской46.

 

Искренно благодарю Вас за Ваше письмо. Оно много вытребовало размышлений; оно само проникнуто тем жаром и любовью к истине, которые одни только и могут оплодотворять жизнь. Видите, в чем мы не совсем согласны и что нигде прямого разногласия нет. Вы немножко слишком много приписываете общему закону; но это очень естественно, потому что вообще слишком много дают простора партикуляризму47. "Голова разболелась - это оттого, что на Кузьму и Демьяна я к обедне не ходила". Жаль только, что ни один помещик, когда у него болят зубы или спина, не подумает, что это - вознаграждение за оплеуху, данную камердинеру или за синяки на спине крестьянина. Если бы я видел партикуляризм, принявший то же направление, грешный человек - не стал бы и восставать против него, хотя в душе и отвергал бы.

Прощайте. Кажется, ереси в Вас нет, а только некоторый маленький стоицизм и боязнь вмешивать Бога в суету жизни земной. Впрочем, я уверен, что Вы со мною согласитесь48.

 

Впервые: Хомяков А.С. Сочинения. В 4 т. Прага, 1864. Т.II. С.284-291. Печатается по изд.: Хомяков А.С. Полн. собр. соч. В 8 т. М., 1900. Т.VIII. Письма. Публ. и коммент. П.И.Бартенева и Д.А.Хомякова. С.356-365.

 

Это письмо Хомякова, адресованное в 1853 г. И.С.Аксакову, касается богословских вопросов. Самарин, под редакцией которого впервые в 1864 г. были изданы богословские работы Хомякова, причислил их автора к учителям Церкви. И хотя Н.А.Бердяев увидел в этом утверждении преувеличение, однако не отрицал, что оно содержит и "долю истины". Последующие исследователи были уверены, что "до Хомякова в России не существовало настоящей православной философской школы" (см.: Скобцова Е. А.Хомяков. Paris, 1929. С.9.). Интересен отзыв о богословских работах Хомякова известного богослова и культуролога ХХ века Н.С.Арсеньева: "Я был сначала поражен, а потом даже ошеломлен. Поражен, потому что это не был язык средней богословско-назидательной литературы середины или конца XIX столетия. Это было нечто большее, это было что-то новое по размаху и высоте созерцания, глубине и силе свидетельства (не говоря уже о яркости и мощи стиля). Это было овеяно близостью внутренней к писаниям апостола Павла или, вернее, созерцанием того, о чем говорил, что созерцал и чем жил апостол Павел: Церковь как живая, растущая, динамическая величина, созидаемая в живых людях Духом Божиим" (Арсеньев Н.С. Дары и встречи жизненного пути. 1974, Франкфурт-на-Майне. С.220).

Хомяков вел интенсивную переписку с англиканским богословом Уильямом Пальмером, обсуждая вопрос о соединении церквей, некоторые богословские трактаты написаны им в форме обращения к собеседнику: ("Письмо к г. Бунзену", "Письмо к монсеньору Лоосу, епископу Утрехскому" и др.). И со своими соратниками по славянофильскому кружку - И.В.Киреевским, А.И.Кошелевым, Константином и Иваном Аксаковыми - Хомяков также вел переписку по богословским проблемам, иные из его писем похожи на трактаты. Из перечисленных корреспондентов Хомякова Иван Сергеевич Аксаков был самым неискушенным. Воспитанный в благочестивой семье, аккуратно соблюдавший церковные обряды, в вопросах теологии он, однако, осведомлен не был. В течение девяти с лишком лет находясь на службе, как правило, в провинции, ревниво исполняя свои обязанности, постоянно в разъездах, он имел мало времени, чтобы "нырнуть в глубину", по его собственному выражению.

Приехав в июне-июле 1853 г. погостить в рязанское имение ближайшего друга Хомякова, публициста, редактора, издателя Александра Ивановича Кошелева (1812-1883) Песочню, он на досуге вел разговоры с хозяином, очень увлеченным в ту пору чтением Святых Отцов. Кошелеву воззрения И.С.Аксакова о молитве, о Божием наказании показались не согласующимися с христианством, и с православием в частности, поэтому было решено прибегнуть к авторитету Хомякова.

И.С.Аксаков в письме к Хомякову от 21 июня 1853 г. изложил свои взгляды на страдание и молитву, выразив несогласие с протестантским пастором Александром Вине по вопросу о грехе. Автора письма беспокоило, не являются ли его собственные взгляды еретическими по своей сути.

Хомяков, не обнаружив ереси в суждениях Ивана Сергеевича, подробно разъяснил, в чем тот прав, а что упустил из виду. В письме Хомякова содержится и обоснование того, что развело его пути с современной ему церковью: "Я позволяю себе не соглашаться во многих случаях с так называемым мнением Церкви..."

Богословские работы Хомякова, или "французские брошюры", как он их называл, так как писались они по-французски, первую из которых он упоминает в письме, при жизни автора печатались за границей, на русском языке появились после его смерти, в 1867 г., и не на родине, а в Праге, и в Россию проникали потаенным путем. До начала 1880-х годов русская духовная цензура считала религиозные сочинения Хомякова "к тиснению неудобными": церковные ортодоксы "французские брошюры" трактовали как не относящиеся к православному сознанию, сочинителя подозревали в протестантском уклоне, осуждали присущую ему независимость мысли, "полнейшую свободу в религиозном сознании", по словам Самарина.

 

 

Публикация и комментарии Т.Ф.Пирожковой

К.С.Аксаков. 1850-е годы. Музей ИРЛИ

К.С.Аксаков. 1850-е годы. Музей ИРЛИ

И.С.Аксаков. Рисунок О.Г.Аксаковой. 1860-е (?) годы. Музей ИРЛИ

И.С.Аксаков. Рисунок О.Г.Аксаковой. 1860-е (?) годы. Музей ИРЛИ

Богучарово Тульского уезда Тульской губернии. Имение А.С.Хомякова. Свято-Сретенский храм, где похоронена мать А.С.Хомякова Мария Алексеевна. На заднем плане господский дом. Современная фотография

Богучарово Тульского уезда Тульской губернии. Имение А.С.Хомякова. Свято-Сретенский храм, где похоронена мать А.С.Хомякова Мария Алексеевна. На заднем плане господский дом. Современная фотография

А.И.Кошелев. 1850-е (?) годы. Музей ИРЛИ

А.И.Кошелев. 1850-е (?) годы. Музей ИРЛИ

Титульный лист первого номера журнала «Русская беседа» (1856–1860), созданного по инициативе А.С.Хомякова

Титульный лист первого номера журнала «Русская беседа» (1856–1860), созданного по инициативе А.С.Хомякова

А.С.Хомяков в мурмолке. Рисунок карандашом Э.А.Дмитриева-Мамонова (?). 1850-е годы. Музей ИРЛИ

А.С.Хомяков в мурмолке. Рисунок карандашом Э.А.Дмитриева-Мамонова (?). 1850-е годы. Музей ИРЛИ

Ю.Ф.Самарин. 1840-е годы. Музей ИРЛИ

Ю.Ф.Самарин. 1840-е годы. Музей ИРЛИ

Д.А.Валуев. Рисунок Ю.Иванова

Д.А.Валуев. Рисунок Ю.Иванова

А.С.Хомяков. Конец 1850-х годов

А.С.Хомяков. Конец 1850-х годов

 
Редакционный портфель | Подшивка | Книжная лавка | Выставочный зал | Культура и бизнес | Подписка | Проекты | Контакты
Помощь сайту | Карта сайта

Журнал "Наше Наследие" - История, Культура, Искусство




  © Copyright (2003-2018) журнал «Наше наследие». Русская история, культура, искусство
© Любое использование материалов без согласия редакции не допускается!
Свидетельство о регистрации СМИ Эл № 77-8972
 
 
Tехническая поддержка сайта - joomla-expert.ru