Журнал "Наше Наследие"
Культура, История, Искусство - http://nasledie-rus.ru
Интернет-журнал "Наше Наследие" создан при финансовой поддержке федерального агентства по печати и массовым коммуникациям
Печатная версия страницы

Редакционный портфель
Библиографический указатель
Подшивка журнала
Книжная лавка
Выставочный зал
Культура и бизнес
Проекты
Подписка
Контакты

При использовании материалов сайта "Наше Наследие" пожалуйста, указывайте ссылку на nasledie-rus.ru как первоисточник.


Сайту нужна ваша помощь!

 






Rambler's Top100

Музеи России - Museums of Russia - WWW.MUSEUM.RU
   
Подшивка Содержание номера "Наше Наследие" № 65 2003

Юрий Герчук

 

Иоганн Набгольц и петербургская книга XVIII века

 

Петербургский классицизм конца XVIII века проявил себя не только в архитектуре. Свои шедевры были и у скульпторов, у живописцев, в прикладном искусстве. Из Петербурга расходились по стране великолепные книги, украшенные гравюрами. Античные боги, назначенные покровителями наук и искусств, военных побед и славы, медицины или торговли (каждый со своими атрибутами, позволяющими различать их), разыгрывали в изящных виньетках приличествующие случаю аллегорические сюжеты. Эти изображения, а также пространные титульные листы, часто заключались в нарядные и пластичные рамки, оплетенные лавровыми гирляндами, пальмовыми и дубовыми листами. Одним словом, у классической книги был свой канон и был стиль, не менее возвышенный и нарядный, чем у зданий с колоннами, строившихся на петербургских проспектах.

Однако, в отличие от знаменитых архитекторов классического Петербурга, имена тех, кто создавал эти изящные издания, известны теперь лишь немногим узким специалистам, да и знают они об этих художниках очень уж мало…

Одному из таких недооцененных, на мой взгляд, мастеров русской классической книги посвящена эта небольшая публикация, кажется, первая, обращенная к нему персонально. Это Иоганн Кристоф Набгольц (которого по-русски звали Иваном Христофоровичем или Иваном Ивановичем). Он родился в 1752 году очень далеко от Петербурга, в Регенсбурге, небольшом городе на юге Германии. Там же он, по-видимому, учился живописи и писал портреты маслом и в миниатюрной технике (об этом сообщают справочники, но ни одной его живописной работы мы не знаем). Неизвестно, почему ему не жилось в Германии, но в 1784 году он приехал в Петербург, где работал до конца жизни. Здесь и выполнены все его известные нам работы, и все они относятся к области графики, преимущественно — книжной.

Это было тогда искусство коллективное: изображение нередко придумывалось одним человеком — инвентором (т.е. по-латыни — изобретателем), специалистом по аллегориям, рисовалось другим и гравировалось для печати третьим. Набгольц был и прекрасным рисовальщиком, в классическом очень строгом стиле, и гравером. Но его композиции нередко гравировались другими мастерами, в частности его соотечественником (и, по-видимому, спутником при переселении в Россию) Христианом Шёнбергом. Впрочем, и Набгольц гравировал иногда с рисунков Шёнберга. Но был ли он также и сочинителем своих аллегорий — неизвестно.

Аллегорический язык был в XVIII веке, можно сказать, родным языком изобразительного искусства — от декорации фейерверка до скульптурной группы в парке, от живописного плафона в дворцовом зале до иллюстрации к стихам Державина или к уставу благотворительного учреждения — все говорило на этом языке. Была специальная наука — иконология, занимавшаяся толкованием символов и составлением аллегорических композиций, способных выразить ту или иную отвлеченную идею посредством зримых образов. Издавались соответствующие справочники и словари, иногда иллюстрированные. Из них можно было узнать, что «жертвенник знак Богослужения, моления, благодарения и незабвенной памяти»; «Колесо почитается знаком фортуны, счастья, случая. Иногда означает публичные дороги, повелением Государя исправленные для лучшей способности путешественников»; «Маска или Харя, знак комедии, басни, лицемерства, театральных игр и прочих публичных позорищ, кои для увеселения народа представляемы были»; «Пирамида стоящая есть знак славы и памяти добрых государей; лежащая или опрокинутая означает разрушение царств, начало и конец человеческой жизни»1.

По-видимому, бестелесная идея казалась тогда более понятной и наглядной, если она могла опереться на такого рода условное ее воплощение в зримой форме каких-либо фигур или предметов, а потому сочинение аллегорий считалось делом немаловажным. Иоахим Винкельман, первый теоретик классицизма, называл подобное творчество «высшей целью» живописи, «достигнуть которой стремились также и греки»2.

Притом мысль, выраженная аллегорически, не только предстает осязаемой, но и возвышается, окружается поэтическим ореолом, переводится в план вечных понятий. Недаром основным источником образов аллегорического искусства служила столь почитаемая классицистами античная мифология.

Все сказанное прямо относится к графическому творчеству Набгольца. Лучшие из его книжных работ, без сомнения, принадлежат к высшим достижениям классицизма в России, а годы, когда он работал в Петербурге, были временем завершенности и высокой чистоты этого стиля. Характерно, что одна из его гравированных рамок, обрамлявшая аллегорический фронтиспис в монументальном издании «Собрание разных известий Императорского Воспитательного дома» (Т.II, СПб., 1791), была через сто с лишним лет перерисована с некоторыми изменениями для обложки знаменитого журнала «Старые годы». Это было историко-художественное издание, возрождавшее интерес к русской культуре XVIII и начала XIX века, и стильная рамка, продержавшаяся на его обложке все десять лет существования журнала (1907—1916), была не просто изящным элементом оформления, но знаком и символом культурно-исторической эпохи неоклассицизма.

В похожую, несколько более богатую раму заключен и текст гравированного титульного листа названной книги — вероятно, самого капитального создания Набгольца. Здесь очень точно найдено соединение величавой монументальности с нарядностью. Обрамления гравюр — сродни архитектурным деталям строгого классицизма. Они четко геометричны и конструктивны, нередко напоминают обрамления окон, пьедесталы или надгробия, рельефные украшения фасадов. Тонкая серебристая штриховка передает светотень, делает все эти формы предметными и объемными. Гирлянды из листьев дуба и лавра обогащают пластику, а оплетающие раму ветви смягчают суховатость конструкции, несут с собой сдержанную живописность.

В свою очередь заключаемые в эти рамы аллегорические фигуры и группы сродни классическим барельефам на фасадах зданий или памятниках. Такого рода виньетки годились в самые разные книги — в официальные издания, вроде упомянутого «Собрания разных известий Воспитательного дома». И в ученые. Наконец, в поэтические: работы Набгольца есть в изданиях сочинений В.Капниста (1796) и Я.Княжнина (1787); он много работал для изданий поэта-графомана, типографа и издателя собственных сочинений Николая Струйского. Гравировал Набгольц и портреты — не только для книг, карты для атласа, фейерверки, архитектурные памятники… Одним словом, был трудолюбивым профессионалом и мастером на все руки3.

Уже в конце жизни, в феврале 1796 года, он был принят на службу «в ведомство Медицинской коллегии для рисовального и гравированного дела», и жалованье ему определено было 400 рублей в год. 10 июня 1797 года, в доме Медицинской коллегии на Аптекарском острове он умер. Ему было, следовательно, всего лишь 45 лет, но причина ранней смерти нам неизвестна. Нет у нас и портрета Набгольца.

Но зато до нас дошел рабочий архив художника: оттиски его гравюр и оригиналы, с которых они делались, наброски, записи, кое-какие документы. Для конца XVIII века так полно сохранившаяся «кухня» гравера — исключительная редкость. Приятель Набгольца — Федор Васильевич Каржавин, человек необычный: ученый и авантюрист, наблюдательный путешественник и язвительный вольнодумец — включил все бумаги умершего друга в свою коллекцию, наклеил в альбом и снабдил, как у него водилось, собственными пометками и записями. Альбом его, к счастью, уцелел и хранится сейчас в Российской государственной библиотеке.

Эта коллекция, небольшую часть которой мы здесь воспроизводим, чрезвычайно расширяет наше представление о художнике, приближает его к нам и позволяет увидеть, можно сказать, без парадного кафтана и парика — за работой. Мы видим его виньетки на разных стадиях осуществления: беглый набросок, поиск композиции; тщательный, прозрачно тонированный разведенной тушью готовый рисунок и, наконец, гравюру.

Интересен беглый эскиз титульного листа для журнала «Санктпетербургскiя врачебныя ведомости», выходившего в 1792—1794 годах. На виньетке изображен в обрамленном дубовыми и пальмовыми ветвями овале античный бог врачевания Эскулап (или, по-гречески, Асклепий) с палицей, которую обвивает змея. Этот лист Набгольц с некоторыми изменениями награвировал, и он был использован в журнале. Виньетка при этом перевернулась зеркально.

Есть в альбоме и любопытные работы, до печати по каким-то причинам не доведенные, — эскизы иллюстраций к пародийной «Виргилиевой Енейде, вывороченной наизнанку» Николая Осипова, изданной в 1790-х годах без картинок: троянский конь, окруженный толпой русских мужиков. В изящных набросках пером, изображающих различных животных, также можно предположить не осуществленные Набгольцем иллюстрации, быть может, к басням Эзопа (в одном рисунке угадывается известный сюжет с лисицей и виноградом). По-видимому, у мастера строгих классических аллегорий было некоторое тяготение и к повествовательному иллюстрированию.

Наряду с идеализированными возвышенно-классическими образами аллегорических виньеток мы встречаем здесь рисунки совсем в ином роде — чисто бытовые, может быть, сделанные с натуры: женщина за рукоделием, крестьянские типы, старуха за прялкой, лошади, пейзаж с бревенчатыми избами. А среди сюжетов явно сочиненных выделяются мотивы, которые хочется назвать романтическими. Наконец, есть вещи вполне домашние, портретные наброски — собственных детей: «Петинка, сынок его, — поясняет Каржавин, — Dachinka, sa petite fille, morte depuis» (Дашенька, его маленькая дочь, позже умершая).

Все это любопытно: творческий мир такого типичного мастера классицистической графики был, оказывается, сложнее его постоянного амплуа. Строгость господствующего высокого стиля не давала проявиться вовне многим тенденциям, возникавшим в тишине его мастерской.

Под одним из оригиналов художника, изображающим путти, плачущего над гробовой урной, Каржавин написал: «Прощай! бедный Набгольц

 

1 Емвлемы и символы избранные… ныне во граде светра напечатанные и исправленные Нестором Максимовичем-Амбодиком. СПб., 1788. С. LILII.

2 Винкельман И. Мысли по поводу подражания греческим произведениям в живописи и скульптуре // Винкельман И.И. Избранные произведения и письма. М. ; Л., 1935. С.128.

3 См.: Ровинский Д.А. Полный словарь русских граверов. Т.2. СПб., 1895. С.686-687. Книжные работы Набгольца (впрочем, не все, но лишь подписные) отмечены также в Сводном каталоге русской книги XVIII века. М., 1962—1967; 1975 (см. по указателю имен).

Эскиз виньетки с вензелем Екатерины II. Тушь, перо

Эскиз виньетки с вензелем Екатерины II. Тушь, перо

Визитная карточка Иоганна Набгольца

Визитная карточка Иоганна Набгольца

Эскизы аллегорических виньеток к изданиям Императорского Воспитательного дома. Тушь, перо, кисть.

Эскизы аллегорических виньеток к изданиям Императорского Воспитательного дома. Тушь, перо, кисть.

Эскиз аллегорической виньетки к изданию В.Капниста. Тушь, перо, кисть

Эскиз аллегорической виньетки к изданию В.Капниста. Тушь, перо, кисть

Деревенский пейзаж. Набросок. Карандаш

Деревенский пейзаж. Набросок. Карандаш

Рисунки животных к басням Эзопа. Тушь, перо, кисть. (Не издано)

Рисунки животных к басням Эзопа. Тушь, перо, кисть. (Не издано)

«Санктпетербургскiя врачебныя ведомости». Эскиз титульного листа. 1793. Карандаш, тушь, перо

«Санктпетербургскiя врачебныя ведомости». Эскиз титульного листа. 1793. Карандаш, тушь, перо

Троянский конь. Иллюстрация к «Виргилиевой Енейде, вывороченной наизнанку» Н.Осипова. Тушь, перо. (Не издано)

Троянский конь. Иллюстрация к «Виргилиевой Енейде, вывороченной наизнанку» Н.Осипова. Тушь, перо. (Не издано)

Спящая девочка (Дашенька, дочь И.Набгольца). В нижней части листа наброски стаффажа для гравюры, посвященной памятнику Петру I на Сенатской площади. Рисунки кистью, пером

Спящая девочка (Дашенька, дочь И.Набгольца). В нижней части листа наброски стаффажа для гравюры, посвященной памятнику Петру I на Сенатской площади. Рисунки кистью, пером

«Сочиненiя Василiя Капниста». Титульный лист. Гравюра. 1796

«Сочиненiя Василiя Капниста». Титульный лист. Гравюра. 1796

Набросок романтической иллюстрации. Тушь, перо

Набросок романтической иллюстрации. Тушь, перо

Эскизы аллегорических виньеток к изданиям Императорского Воспитательного дома. Тушь, перо, кисть. 1791

Эскизы аллегорических виньеток к изданиям Императорского Воспитательного дома. Тушь, перо, кисть. 1791

Наброски аллегорий. Тушь, перо

Наброски аллегорий. Тушь, перо

Крестьянин. Тушь, перо, акварель

Крестьянин. Тушь, перо, акварель

Неизвестное издание. Эскиз концовки с погребальной урной

Неизвестное издание. Эскиз концовки с погребальной урной

 
Редакционный портфель | Подшивка | Книжная лавка | Выставочный зал | Культура и бизнес | Подписка | Проекты | Контакты
Помощь сайту | Карта сайта

Журнал "Наше Наследие" - История, Культура, Искусство




  © Copyright (2003-2018) журнал «Наше наследие». Русская история, культура, искусство
© Любое использование материалов без согласия редакции не допускается!
Свидетельство о регистрации СМИ Эл № 77-8972
 
 
Tехническая поддержка сайта - joomla-expert.ru