Марина Климкова

Художественная летопись рода Боратынских

Усадьбы Боратынских, располагавшиеся при селе Вяжле бывшего Кирсановского уезда Тамбовской губернии, полностью утрачены: не сохранились господские дома и хозяйственные постройки, заросли парки и фруктовые сады, разрушены храмы и семейный некрополь. Но память о месте, где родился и провел детство поэт Евгений Боратынский, продолжает жить.

В фондах музеев города Тамбова хранятся пятнадцать живописных полотен, так или иначе связанных с семьей Боратынских и являющихся художественной летописью знаменитого рода: портреты деда поэта, отца, дядей, братьев, а также других ближайших и дальних родственников. По документам часть портретов поступила в Губернский народный музей в 1919 году от Михаила Андреевича Боратынского — одного из последних дореволюционных представителей рода по мужской линии, проживавшего на Тамбовщине в имении Ильиновка (Ильинка).

* * *

Портрет деда поэта, Андрея Васильевича Боратынского (1738—1809/10), выполненный в 1780-е годы¹, хронологически открывает портретную галерею краеведческого музея. Созданный неизвестным русским художником, он очень выразителен по живописи и внутреннему состоянию образа. Сочетание красных, серебристо-белых, умбристо-черных цветов составляет изысканный, праздничный колорит полотна, подчеркивает благородство изображенного на нем человека и придает изображению парадное звучание. В книге М.Н.Щербатовой «Материалы для справочной книги по русским портретам» описывается подобный портрет А.В.Боратынского, который в 1910-е годы являлся собственностью М.А.Боратынского и находился в Ильиновке². В каталоге Музея-усадьбы Мураново 1925 года упоминается фотография некоего живописного портрета А.В.Боратынского, ранее находившегося в тамбовской усадьбе Мара³.

В образном строе портрета А.В.Боратынского — военного и гражданского служащего, главы многочисленного семейства — как бы прочитывается вся достойная история его жизни. Шляхты поручик с 1761 года, титулярный советник с 1799 года, он прославился не столько собственной деятельностью, сколько своими сыновьями — кадровыми офицерами. М.А.Боратынский писал: «Все сыновья Андрея Васильевича сделали блестящие карьеры и особенно выдвинулись в царствование Императора Павла I, который по преданию вызвал в Петербург Андрея Васильевича, чтобы посмотреть на отца таких молодцов, какими он считал братьев Боратынских»⁴.

Следуя устойчивой родовой привязанности к ратному делу, сыновья Андрея Васильевича с юных лет встали на военную стезю. Старший сын, Абрам Андреевич (Авраам, отец поэта), начал военную службу с 18 лет в Преображенском полку, участвовал в войне со Швецией, побывал в плену. Вскоре он вместе с младшими братьями Петром, Богданом, Ильей и Александром был зачислен в военную команду великого князя Павла Петровича, а затем назначен командиром Гатчинской, Павловской и Каменноостровской команды, особенно близкой сердцу цесаревича. Павел I благоволил Боратынскому, и он быстро получал военные чины: секунд-майора, премьер-майора, подполковника, полковника, генерал-майора, генерал-лейтенанта.

В 1798 году Абрам Андреевич женился на воспитаннице Смольного института, любимой фрейлине императрицы Марии Федоровны — Александре Федоровне Черепановой, от которой имел семерых детей. Дети Боратынских, в том числе и старший из них — Евгений (поэт), родились в тамбовском имении, подаренном Абраму Андреевичу и его брату Богдану Андреевичу Боратынским Павлом I в декабре 1796 года.

В середине 1798 года А.А.Боратынский внезапно попал в опалу и был отстранен от службы. Вся дальнейшая жизнь отставного генерала связана с Тамбовщиной, где он проявил незаурядную энергию и талант в устроении своей усадьбы, названной Мара: построил дом; разбил парк с затейливыми тропами, прудом, мостиками, каскадами на родниковой речке Маре; возвел летний павильон Грот и беседки; посадил фруктовый сад и ягодники. Являясь в тот жизненный период губернским предводителем дворянства, Абрам Андреевич отдавал много сил борьбе с различного рода злоупотреблениями и способствовал распространению просвещения на Тамбовщине. Среди дел Боратынского особо выделяются такие, как защита помещиков и крестьян от произвола местных чиновников, устранение монополии при продаже хлеба в городе Моршанске, сбор средств для поддержания народных училищ, безденежная поставка лошадей для российской артиллерии⁵.

В краеведческом музее и галерее города Тамбова хранятся пять живописных портретов одного поколения Боратынских: Абрама Андреевича (1767/68—1810)⁶, а также трех его братьев (дядей поэта) — Петра Андреевича (1768/69—1845)⁷, Богдана Андреевича (1769/70—1820)⁸ и Ильи Андреевича (1776—1837)⁹. К этой группе памятников можно отнести портрет Софьи Ивановны Боратынской (1797—1862), урожденной Барышниковой¹⁰, — жены Ильи Андреевича (тети поэта). Каждый портрет имеет свои особенности, соответствующие времени его создания и мастерству живописца.

Абрам Андреевич Боратынский запечатлен на фоне условного пейзажа, который при строго статичной постановке модели придает изображению некую естественность и свободу. Светлый пейзажный фон способствует передаче подобия пространства и более активному выделению фигуры портретируемого. Перед А.А.Боратынским изображен стол с разложенной на нем картой, в руках — циркуль, намекающие на его деятельность в качестве военного командира.

Поскольку Абрам Андреевич изображен в повседневном мундире генерал-поручика и с орденом святой Анны 1-ой степени (пожалован в 1797 г.), то портрет можно предварительно датировать 1797—1798 годами. Этому времени соответствует прическа и возраст персонажа. Возможно, что живописное полотно было написано в 1798 году после свадьбы Боратынских. Фамильные портретные галереи дворянских родов свидетельствуют о том, что такие важнейшие этапы жизни, как женитьба или замужество, всегда стремились увековечить для памяти потомков при помощи живописи. Известно, что первое время после увольнения Абрама Андреевича от службы молодожены Боратынские провели в имении его отца на Смоленщине. Там, по-видимому, и был написан портрет, который несет черты провинциальной культуры.

В Музее-усадьбе Мураново хранится копия портрета Абрама Андреевича — более скованная по исполнению¹¹. Обращает на себя внимание изображение на нем шляпы, написанное с полным пренебрежением к фактурам различных материалов; создается впечатление, что художник не вполне понимал, что он изображает. Живописец павловской эпохи не смог бы допустить подобных зрительных ошибок.

Возможно, что существовал парный портрет — Александры Федоровны (матери поэта). Это предположение косвенно подтверждается тем, что в Муранове хранятся миниатюры с изображением молодых супругов Боратынских¹². Миниатюрный портрет Абрама Андреевича полностью повторяет композицию тамбовского и мурановского живописных полотен (пейзажный фон, постановка, фрагмент шляпы на переднем плане). Вполне очевидно, что миниатюра была воспроизведена с одного из упомянутых полотен. Это наводит на мысль о том, что парное миниатюрное изображение Александры Федоровны, имеющее тот же пейзажный фон, возможно, также было скопировано с живописного портрета, настоящее местонахождение которого неизвестно.

Глядя на портрет Абрама Андреевича, вспоминается элегия Евгения Боратынского «Запустение» (1833—1834), в которой образ его отца, как и на живописном полотне, связан с пейзажем. В поэтической трактовке пейзажный вид не столь условен, он обрел более конкретные черты тамбовского усадебного парка, созданного фантазией и руками отца поэта:

Он не был мыслию, он не был сердцем хладен,
Тот, кто, глубокой неги жаден,
Их своенравный бег тропам сим указал,
Кто, преклоняя слух к мечтательному шуму
Сих кленов, сих дубов, в душе своей питал
Ему сочувственную думу.
Давно кругом меня о нем умолкнул слух,
Прияла прах его далекая могила,
Мне память образа его не сохранила,
Но здесь еще живет его доступный дух...

Проходя по заросшим тропинкам парка, ступая ногой по «морозной траве» и «листьям мертвым», измеряя некогда цветущее пространство «грустным взором», поэт как бы путешествует по прошлому, получая от окружающей природы те чувства и впечатления, которые помогают ему воскресить в памяти черты родного человека. Создается впечатление, что образ Абрама Андреевича в стихотворении навеян не столько личными воспоминаниями («Мне память образа его не сохранила»), сколько его живописным портретом, находившемся в Маре. Видимо, с детских лет, когда Евгений потерял своего отца, его облик в сознании ребенка соединился с пейзажем — так, как он был запечатлен на полотне неизвестного художника.

На протяжении ХVIII — первой половины ХIХ века в восприятии русского человека портрет «мог замещать изображенное на нем лицо»: портрет высокопоставленной персоны — представлять ее во время торжественных процедур, заменять отсутствующего перед судом. Так, например, в проекте устава ордена Андрея Первозванного (1720 г.) говорится о провинившемся кавалере, подлежащем разжалованию: «Если такой преступник будет в отлучке или убежит, то, по троекратном формулярном требовании, в собрании осуждается и определение исполняется над его портретом»¹³. В первой половине ХIХ века с распространением романтических настроений в литературе начала отчетливо звучать тема «двойничества» — мистической связи между человеком и его изображением. Вполне вероятно, что именно эти идеи могли определить прослеживаемую здесь связь стихотворения Евгения Боратынского «Запустение», пейзажа тамбовского усадебного парка и живописного портрета его отца.

Портрет Абрама Андреевича Боратынского по-своему вдохновенен и красив. Перед зрителем предстает человек прямой, честный, доброжелательный, с чувством собственного достоинства. О таких его качествах свидетельствуют дошедшие до нас документы той эпохи. Например, автор «Записок» Ф.Ф.Вигель так описывает А.А.Боратынского, приехавшего в Киевскую губернию в 1796 году для инспектирования войск: «... все были изумлены, когда узнали сего почтенного, тогда еще довольно молодого человека, благонамеренного, ласкового, с столь же приятными формами лица, как и обхождения»¹⁴. По свидетельству современников, «нужно как-то особенно раздражить его, чтобы вынудить переступить границы его миролюбивого нрава»¹⁵. И все же в жизни Боратынского возникали такие ситуации, когда ему приходилось вставать на путь конфронтации. К крайним действиям его побуждало врожденное стремление к справедливости. Так, в частности, весь трехлетний срок его тамбовского губернского предводительства прошел под знаком конфликтов с губернатором Д.Р.Кошелевым.

Другие сыновья Андрея Васильевича Боратынского, Богдан с братом Ильей, поступили в Морской кадетский корпус, из которого вышли гардемаринами; в 1788—1790 годах участвовали в морских боях на Балтийском море во время войны со Швецией; быстро получили чины лейтенантов. Богдан Андреевич закончил военную карьеру вице-адмиралом, а его брат Илья Андреевич — контр-адмиралом. На живописных портретах они предстают именно «такими молодцами» (как их характеризовал Павел I) с воинскими регалиями и многочисленными знаками отличия. Военный мундир, ордена, позы портретируемых и атрибуты предметной среды — это особый художественный язык, который образно и красноречиво рассказывает о величии, «дворянстве духа» персонажей, заслуживших высокие титулы непосредственно своими делами.

В портрете Богдана Андреевича Боратынского 1808—1812 годов (?)¹⁶ изображение модели занимает почти все пространство холста, отчего ощущается некоторая «теснота». Плотная компоновка фигуры портретируемого в пространственном четырехугольнике картины может восприниматься ученической неумелостью художника, но именно этот явный недостаток вдруг становится образным достоинством портрета — композиционным приемом, помогающим воспроизвести человека замкнутого, сосредоточенного и погруженного в себя, каким, по-видимому, и был Богдан Андреевич, который не создал собственной семьи. Известно, что после скоропостижной смерти Абрама Андреевича он принимал отеческое участие в судьбе его сына Евгения. Так, Александра Федоровна (мать поэта) писала Б.А.Боратынскому, срочно выехавшему в Петербург на помощь племяннику после его отчисления из Пажеского корпуса: «Любезный братец Богдан Андреевич! ... Я не знаю, как благодарить вас за родственную и беспримерную вашу попечительность о Евгении... Каменские писали ко мне... Советовали взять его к себе в деревню на год, обещая, что по истечении года он будет прощен — но до тех пор как мне предохранить его от многих вещей, которые по летам его неизбежны!..»¹⁷. Для того чтобы «предохранить» Евгения «от вещей, которые по летам его неизбежны», Богдан Андреевич взял на некоторое время будущего поэта в свое смоленское имение, заменив ему в этой сложной ситуации отца, его твердую мужскую руку.

Окруженный племянницами и племянниками, Богдан Андреевич, очевидно, не чувствовал одиночества. Первое сохранившееся стихотворение Евгения Боратынского на русском языке посвящено дяде — «Хор, петый в день именин дяденьки Богдана Андреевича Боратынского его маленькими племянницами Панчулидзевыми» (1810-е гг.):

Родству приязни нежной
Мы глас приносим сей,
В ней к счастью путь надежный,
Вся жизнь и сладость в ней...

М.Н.Щербатова сообщает о копиях портретов Абрама Андреевича и Богдана Андреевича Боратынских, близких по описанию тамбовским полотнам и являвшихся в 1910-е годы собственностью М.А.Боратынского в Ильиновке¹⁸. В мурановском каталоге говорится о Маре как о первоначальном местонахождении подобных живописных памятников¹⁹. Здесь, как и в случае с портретом Андрея Васильевича Боратынского, окончательные выводы можно сделать, лишь имея полную информацию об иконографии портретируемых.

В связи с портретами Ильи Андреевича и Софьи Ивановны Боратынских возникает ряд вопросов. Несмотря на то что они написаны разными художниками в разное время, они выглядят все же парными, рассчитанными на зрительное восприятие в интерьере одной комнаты. В пользу этого говорят близкие размеры и композиции живописных полотен. Так, в суммарной композиции портретов большое значение принадлежит позам портретируемых и положению рук: одинаковые по масштабу фигуры персонажей слегка обращены друг к другу при том, что взгляд Софьи Ивановны устремлен на зрителя; а Ильи Андреевича — слегка вправо. Левая рука Ильи Андреевича и правая Софьи Ивановны мысленно находят соединение, как бы объединяя пространство между фигурами.

Живописный портрет Ильи Андреевича выполнен В.Л.Боровиковским и отмечен большим «блеском» и свойственной мастеру эффектностью. По-видимому, живописное полотно было написано в 1808—1811 годах, поскольку персонаж предстает перед зрителем в мундире с шитьем на высоком воротнике (шитье на воротнике было введено в 1808 г., высокий воротник был отменен в 1812 г.²⁰). Капитан-командор Боратынский изображен здесь с Мальтийским орденом (орденом святого Иоанна Иерусалимского), нашивной матерчатой звездой на груди и Георгиевским крестом. Очевидно, именно этот портрет (судя по описанию, без указания автора-исполнителя) упоминается в книге М.Н.Щербатовой как собственность М.А.Боратынского, находившийся в 1910-е годы в Ильиновке²¹.

Илья Андреевич Боратынский, как и его братья, прошел тяжелый и славный путь кадрового офицера: участвовал во многих морских сражениях; командовал кораблями «Пармен», «Ярославль», «Святой Петр» и гребной эскадрой; попадал в кораблекрушения. С 1795 года он служил волонтером в английском флоте и отличился в битве при Сан-Винценте в 1797 году. Сохранился дневник Ильи Андреевича с записями о службе в Кронштадском флоте и плавании англо-русской эскадры в Северном море под командой Адама Дункана (1797 г.)²².

По сравнению с живописными образами Абрама Андреевича, Богдана Андреевича и Ильи Андреевича в портретном образе Софьи Ивановны Боратынской начинает звучать новая интонация. Художника интересует не столько социальный статус персонажа и идеальное воплощение личности, сколько ее индивидуальная характеристика. Вполне вероятно, что живописное полотно было выполнено западноевропейским мастером, обладающим большим опытом художника-портретиста: образ Софьи Ивановны написан легко, быстро, пластично, очень профессионально. При детальной лепке лица, кисти рук и одежда несут характер прозрачной эскизности. Во всем ее облике сквозит спокойная уверенность в себе и безусловное обаяние. Дневное домашнее платье насыщенного голубого цвета с поясом под грудью и рюшью из подкрахмаленной тонкой ткани на шее, светлая шаль, небрежно, но со вкусом наброшенная на плечи, простота позы — все это подчеркивает открытость и естественность образа. Софья Ивановна (1797 года рождения) на портрете выглядит не моложе 25-летнего возраста, а значит можно предположить, что он был написан в первой половине 20-х годов ХIХ столетия. На это указывают покрой платья и прическа, выполненные в духе моды того времени, а также шаль — непременный атрибут всех женских портретов той эпохи. Полотна с изображением Ильи Андреевича и Софьи Ивановны Боратынских, очевидно, были привезены последней на Тамбовщину, где она проживала после смерти мужа в Ильиновке²³.

На пятом портрете изображен Петр Андреевич Боратынский. Атрибуция живописного памятника вызывает некоторое затруднение. Так, несмотря на то, что все знаки отличия, показанные на нем, полностью совпадают с данными послужного списка Боратынского 1818—1821 годов²⁴, мундир принадлежит времени 1808—1812-го. Очевидно, тамбовский портрет является дополненной копией более раннего живописного полотна.

В больших дворянских семьях, где практически каждый из родственников хотел иметь на память живописные изображения всех видных членов фамилии, очень часто возникала потребность в создании копий. В связи с этим для нас представляет большой интерес опись имущества 1818 года в смоленском имении П.А.Боратынского Подвойское, дающая исчерпывающую информацию о количестве произведений живописи и графики в нем. Так, в кабинете усадебного дома среди различного имущества упоминаются:

«картины красного дерева — 2

под зеркалом портрет Ильи Андреевича — 1

Государев портрет под золотом — 1

графа Воронцова портрет —1»;

в «маленькой комнате» —

«картина в рамках вызолоченных — 1

портретов бумажных — 10»;

в «зеленой ковровой» —

«портретов господских — 7 взяты

картин в рамках красного дерева — 8 взяты»;

в «палевой гостиной»—

«красного дерева картин — 8 взяты

с бронзами картины — 9»;

в «зале» —

«картины красного дерева — 14 взяты»;

в «розовой гостиной» —

«картины красного дерева — 1 взята»;

в «угловой гостиной» —

«картин в рамках вызолоченных — 10,

картин красного дерева — 1

портрет — 1».

Кроме образцов светского искусства, почти в каждом помещении подвойского дома находились иконы²⁵. Впоследствии Петр Андреевич писал в своем духовном завещании 1845 года о живописи и графике, находившейся в его петербургских домах: «Картины, эстампы отослать в дом мой Смоленской губернии Бельского уезда в село Подвойское, чтобы они были навсегда там памятником, в другое же место отнюдь не употреблять»²⁶. Из этого видно, что собранные в течение жизни произведения изобразительного искусства и в особенности, надо думать, портреты воспринимались завещателем одной из зримых форм идеи фамильной преемственности (родовой памяти — «памятника»), ориентированной на вневременное существование.

Петр Андреевич Боратынский вместе со своим старшим братом Абрамом Андреевичем начал службу прапорщиком в Лейб-Гвардии Преображенском полку, также участвовал в Шведской войне. Отличившись в сражении при Саватайполе, Боратынский был произведен в капитаны армии с причислением к Морскому кадетскому корпусу для изучения морских наук. Всю дальнейшую службу Петр Андреевич провел на флоте. В 1821 году он вышел в отставку в чине генерал-лейтенанта и был назначен присутствовать в Сенате, а в 1841 году — пожалован в действительные тайные советники.

Любопытно, что размеры портрета Петра Андреевича очень близки живописным полотнам Ильи Андреевича и Софьи Ивановны Боратынских, а его композиция перекликается с изображением Ильи Андреевича: близкий ракурс в показе фигур при небольшой разнице в масштабах; общая постановка со столом на переднем плане с картой и циркулем (согнутая левая рука персонажей неизменно покоится на этих предметах); похожая драпировка с кистями на заднем плане. Композиционные отличия — лишь в деталях: направленность взгляда и поворот головы, положение правой руки, атрибуты предметной среды. По всей вероятности, портрет Петра Андреевича создавался художником, видевшим живописное полотно с изображением его брата и учитывавшим его композиционные особенности для единого размещения в интерьере одной комнаты.

Петр Андреевич Боратынский своей семьи не имел, опекая племянников и племянниц. Он ходатайствовал об определении Евгения в Пажеский корпус, взяв на себя его содержание: «Желая доставить благородному юношеству воспитание и обучение сыну покойного брата генерал-лейтенанта Абрам Андреевича Боратынского Евгению... прошу оный корпус о приятии упомянутого сына покойного брата моего в число пансионеров на собственное содержание, с получением от меня ... денег по пяти сот рублей в год, которые по назначению корпуса имею всегда взносить сполна... из имеющегося собственного моего капитала. Август 31-го дня 1812 года. Генерал-майор Петр Боратынский»²⁷. Евгений Боратынский не раз жил у «дядюшки» Петра Андреевича в Петербурге в период учебы в Пажеском корпусе и в своей дальнейшей жизни. О благодарности, которую испытывал племянник к П.А.Боратынскому, свидетельствуют строки его писем, в которых он называл дядю своим «отцом, наставником и учителем»²⁸.

Образ жизни Богдана Андреевича, Ильи Андреевича и Петра Андреевича Боратынских, видимо, оказывал большое впечатление на Евгения. Так, находясь в стенах Пажеского корпуса, в своих письмах к матери он умолял перевести его на морскую службу. Он писал: «Представьте, моя дорогая, меня на палубе, среди разъяренного моря, бешеную бурю, подвластную мне, доску между мною и смертью, морских чудовищ, дивящихся чудесному орудию — произведению человеческого гения, повелевающего стихиям...»²⁹.

В Тамбове находятся пять живописных полотен, также связанных с Ильиновкой. Два из них представлены в картинной галерее: портреты Елены Львовны Боратынской, урожденной Боде, — жены Андрея Ильича Боратынского (двоюродного брата поэта)³⁰, — и ее матери баронессы Натальи Федоровны Боде (урожденной Колычевой)³¹. В краеведческом музее хранятся изображения других представителей рода Боде, породнившегося с Боратынскими: барона Льва Карловича Боде (отца Елены Львовны)³², барона Карла-Августа-Лудвига Боде (ее дедушки)³³ и баронессы Марии Боде (урожденной Киннерслей, ее бабушки)³⁴. Большой интерес представляет соединение родов Боде, Колычевых, Боратынских. Каждый из них являет собой особую страницу русской истории и культуры.

Барон Лев Карлович Боде, сын французского эмигранта, — камергер, гофмаршал, обер-гофмейстер — более всего известен тем, что занимался постройкой Большого Кремлевского дворца в Москве. Не менее знаменит и его брат — Александр (Адольф) Карлович Боде — хороший знакомый семьи А.С.Пушкина, оставивший свои воспоминания о поэте и его родителях.

Еще более выразителен древний и знатный боярский род Колычевых. Наиболее яркий его представитель — московский митрополит Филипп (в миру — Федор), почитающийся русской православной церковью святым мучеником. Он известен как обличитель царя Ивана Васильевича (Грозного), за что был низложен, лишен сана и сослан в тверской Отрочь-монастырь (убит Малютой Скуратовым в 1570 г.). Наталья Федоровна Боде (урожденная Колычева) являлась представительницей этого знаменитого на Руси рода.

Дети Льва Карловича и Натальи Федоровны Боде (их было одиннадцать человек) породнились с родами Долгоруких, Олсуфьевых, Вяземских. Одна из младших дочерей, Елена Львовна, вышла замуж за Андрея Ильича Боратынского.

К следующему кругу живописных памятников можно условно отнести три небольших портретных образа (два мужских и один женский), принадлежавших некогда фамильной галерее Боратынских в Маре и хранящихся ныне в краеведческом музея города Тамбова. Видно, что все они были написаны рукой одного художника в одно время: все портреты близки по размеру холстов, масштабу изображения фигур, композиционному размещению моделей в пределах картинной плоскости, цветовой палитре и живописной манере. Все говорит о том, что мастер, исполнивший их, очень опытный портретист и имел свою определенно выраженную художественную концепцию. Он легко размещает фигуры в пространстве холста, повторяя композиции, грамотно и уверенно лепит формы лица, смело использует различные художественно-технические эффекты.

На одном из живописных полотен показан мужчина в мундире генерал-майора императорской свиты с многочисленными орденами и медалями. Это Ираклий Абрамович Боратынский (брат поэта, 1802—1859)³⁵. Как и многие его родственники, он снискал славу на военном поприще и на гражданской службе. Уже в двухлетнем возрасте Ираклий подавал большие надежды своим родителям. Так, Абрам Андреевич писал о нем и об отношении к нему старших детей (Евгения и Софии) в письме от 17.2.1804 к сестре Марии Андреевне Боратынской: « ... Ашичка — это Ираклий. Мы ему дали это легчайшее имя... Этот Ашонок — такой красотка, что я редко видывал, и он у них у всех фаворит...»³⁶. Евгений с большой нежностью и заботой относился к младшему брату. Живя в петербургском пансионе, будущий поэт неизменно упоминал в своих письмах «Ашу» и посылал ему подарки. В стихотворении «К**** При отъезде в армию» 1820 года, провожая Ираклия на службу, Евгений Боратынский обращался к брату со словами:

Итак, мой милый, не шутя,
Сказав прости домашней неге,
Ты, ус мечтательный крутя,
На шибко-скачущей телеге,
От нас, увы! далеко прочь,
О нас, увы! не сожалея,
Летишь курьером день и ночь
Туда, туда, к шатрам Арея!
Итак, в мундире щегольском,
Ты скоро станешь в ратном строе
Меж удальцами удальцом!..

Ираклий Абрамович Боратынский полностью оправдал надежды своих близких родственников. Выпускник Пажеского корпуса, участник русско-персидской (1826—1827 гг.) и русско-турецкой (1828—1829 гг.) войн, владелец золотой сабли «За храбрость» в кавказских войнах, закончивший военную карьеру генерал-майором, он был близко знаком с Пушкиным, Дельвигом, Кюхельбекером, Вяземским. Друзья-поэты не раз посвящали свои стихи ему и его жене — знаменитой петербургской красавице, фрейлине императорского двора, талантливой поэтессе-переводчице — княжне Анне Давыдовне Абамелек. Образ Ираклия Абрамовича известен не только по стихам поэтов, но и по их рисункам. Так, с 1834 года И.А.Боратынский служил в Лейб-Гвардии Гусарском полку вместе с корнетом М.Ю.Лермонтовым и был запечатлен им на небольшой акварели «Бивуак Лейб-Гвардии Гусарского полка под Красным селом»³⁷.

После выхода в отставку И.А.Боратынский занимал посты военного и гражданского губернатора Ярославля, военного губернатора Казани, сенатора. В Ярославле и в Казани Ираклий Абрамович был активным участником общественной деятельности. Так, в Казани он председательствовал в Казанском экономическом обществе и в Совете Родионовского института благородных девиц, был почетным членом Общества любителей отечественной словесности, занимался благотворительностью, организовывал литературно-музыкальные вечера³⁸. Он имел много друзей и был любим за прирожденную доброту, веселый нрав и живое остроумие.

Изображенный на втором портрете мужчина в штатском костюме — Лев Абрамович Боратынский (1805—1858)³⁹. Сведений о нем сохранилось немного. Известно, что Лев Абрамович служил в армии и вышел в отставку в чине штабс-капитана. Его ранний уход от военной карьеры в уединенную провинциальную жизнь связывали с «сердечной историей», происшедшей с ним в молодости. По свидетельству современников, Лев Абрамович был влюблен в княжну Варвару Николаевну Репнину — дочь Малороссийского военного губернатора Н.Г.Репнина, у которого Боратынский служил адьютантом. Репнины воспротивились неравному браку, разлучив двух юных влюбленных, а Лев Абрамович Боратынский вышел в отставку и примерно с середины 1830-х годов навсегда поселился в тамбовской деревне под названием Осиновка. Сохранилось описание 20-25-летнего Льва Абрамовича, сделанное Б.Н.Чичериным: «.. приятной наружности, весел, остер, при этом литературно образован, хороший музыкант. У него был неистощимый запас анекдотов, которые он рассказывал отлично. Его называли царем смеха ...»⁴⁰.

На женском портрете изображена Софья Михайловна Боратынская (урожденная Салтыкова, 1806—1888), вдова барона Антона Антоновича Дельвига, вышедшая второй раз замуж за Сергея Абрамовича Боратынского (брата поэта)⁴¹. В нем отчетливо прослеживается внешнее сходство с изображением Софьи Михайловны на дагерротипе, хранящемся в подмосковном Музее-усадьбе Мураново, и на более поздних ее фотографиях.

По свидетельству современников, Софья Михайловна была натурой пылкой и простодушной, но вместе с тем не лишенной тонкого ума и очень образованной. В Петербургском женском пансионе Е.Д.Шретер, где училась Софья Салтыкова, преподавал поэт и писатель П.А.Плетнев, сумевший привить своей ученице интерес к литературе. Софья Михайловна особенно любила поэзию А.С.Пушкина, знала наизусть все напечатанные его произведения, отчего получила прозвище «Александра Сергеевна»⁴². Вся пылкость и темпераментность характера юной Салтыковой воплотились в кратковременном романе с декабристом П.Г.Каховским, чья жизнь в числе пяти осужденных оборвалась в 1826 году на виселице в Петропавловской крепости⁴³.

В замужестве за А.А.Дельвигом Софья Михайловна вела столичную светскую жизнь, являясь центром притяжения друзей мужа, которые посвящали ей свои литературные произведения. Среди них — Плетнев, Илличевский, Сомов, Деларю. Выйдя замуж второй раз, с дочерью от первого брака (баронессой Елизаветой Дельвиг) она стала безвыездно жить в тамбовском имении Мара, воспитывая детей, занимаясь хозяйством и страдая из-за вынужденного уединения. Ее размеренная провинциальная жизнь нарушалась и как-то скрашивалась лишь присутствием часто гостивших здесь Евгения Абрамовича с семьей, да посещениями друзей Боратынских, также проживавших в тамбовских поместьях, — Кривцовых и Чичериных — людей незаурядных и творческих. По силе и разнообразию дарований не уступал своим друзьям и муж Софьи Михайловны — Сергей Абрамович Боратынский, который также заметно выделялся среди своего поколения: медик по призванию и образованию, бескорыстно лечивший всех в округе, превосходный знаток архитектуры и живописи, музыкант, изобретатель-механик, гравер и ювелир.

На тамбовском портрете у Софьи Михайловны Боратынской несколько усталое, неулыбчивое лицо, свойственное матери большого семейства и хозяйке дома, обремененной многими заботами, но еще не лишенной врожденной привлекательности и обаяния. Художнику вполне удалось сгладить главные недостатки внешности и следы беспощадного времени, которые, как правило, так беспокоят хорошеньких женщин во время портретирования. Известно, что Софья Михайловна очень критически подходила к своим изображениям, всегда заботясь о том, чтобы выглядеть на них выразительной. Так, например, она писала подруге А.Н.Карелиной по поводу своего портрета, выполненного К. Шлезигером в 1827 году: «Мне сделали лицо немного широкое, так же как и нос; ты знаешь, что он у меня немножко широковат; поэтому, если его уширить хоть совсем чуть-чуть, хоть на волосок, он становится уже бесформенным...»⁴⁴.

Скорее всего, портреты Ираклия Абрамовича, Льва Абрамовича и Софьи Михайловны Боратынских были созданы безымянным художником в тамбовском имении — единственном месте, которое могло одновременно объединить все изображенные персонажи⁴⁵. Поскольку все три портрета выполнены одним художником в одно время, то по мундиру и орденам Ираклия Абрамовича их можно датировать 1849—1850 годами⁴⁶, хотя все модели выглядят моложе того возраста, в котором были увековечены. Видимо, для живописца, исполнившего портреты, была присуща некоторая идеализация образа как отличительная черта его художественного метода.

В Тамбовской областной картинной галерее хранится портрет сына Сергея Абрамовича и Софьи Михайловны — Михаила Сергеевича Боратынского (племянника поэта, 1833—1881)⁴⁷, написанный, по-видимому, в начале 1860-х годов. Соединив интересы своего отца и семейные традиции, Михаил Сергеевич некоторое время служил военным врачом, затем поселился в Маре. Здесь он создал семью, занимался хозяйством и безвозмездно практиковал как врач. Михаил Сергеевич был женат на Марии Григорьевне Котовой — простой крестьянке из Тверской губернии. По свидетельству современников, Мария Григорьевна «была красива, обладала мягким характером, была хорошей хозяйкой», «образования не имела, но муж возил ее за границу, всячески развивал и в воспоминаниях семьи хранился ее светлый образ»⁴⁸.

М.С.Боратынский, как и все в его семье, был прекрасным музыкантом, участвовал в постановке домашних спектаклей и музыкально-литературных вечерах. Митрополит Вениамин (Федченков), в детстве проживавший со своей семьей на Тамбовщине в имении Боратынских, писал: «В стародавние времена помещики, строя храмы, заботились и о хорошем пении в них. Таким любителем был и барин Михаил Сергеевич Баратынский... И вот он, как рассказывала мне мать, сам подбирал и в члены клира, и в среду своих дворовых людей с голосами... о Михаиле Сергеевиче сохранилась в народе добрая память. Он был крестным отцом моей матери»⁴⁹.

* * *

Безусловно, перечисленные здесь живописные полотна — это лишь часть фамильной галереи Боратынских, которая находилась в тамбовских имениях. Так, например, в каталоге Музея-усадьбы Мураново, посвященном 125-летию Е.А.Боратынского, помимо фотографий описанных выше портретов и миниатюр с изображением Абрама Андреевича и Александры Федоровны, под № 102 упоминается акварельное изображение жены поэта — Анастасии Львовны Боратынской в молодости — «некогда находившееся в Маре». Здесь же приводятся данные о миниатюре с изображением Сергея Абрамовича Боратынского (№ 46)⁵⁰.

Другим ценным источником, проливающим свет на живописное наследие рода Боратынских на Тамбовской земле, являются воспоминания Е.Н.Шаховой (урожденной Черкасовой) и А.Н.Тарховой, некоторое время живших в Маре. Описывая интерьеры усадебного дома, Тархова сообщает: «По бокам окна (столовой. — М.К.) на стене висели две картины в золоченых рамах (портреты). А по бокам трюмо — две миниатюры — красавицы А.Д.Абамелек, жены Ираклия Абрамовича и его самого в полной парадной военной форме... На стенах («зеленой комнаты». — М.К.) висели четыре портрета Е.А.Дельвиг и ее трех сестер, на которых они изображены в расцвете молодости и красоты, в белых платьях, с открытыми плечами и руками, и взбитыми локонами»⁵¹.

В своих воспоминаниях «О родине поэта Боратынского — Маре...» Е.Н.Шахова более подробно останавливается на портретных изображениях «сестер Боратынских»: «Висели они в золоченых рамах в так называемой «Зеленой комнате», на половине Елизаветы Антоновны в Маре. Художник изобразил их маслом в дни цветущей юности в натуральную величину до пояса. Вот первая справа — Дельвиг Елизавета Антоновна, как дочь Севера (Лифляндия), глаза ее светло-голубые, светло-шатен волосы на прямой ряд с боков с напуском обрамляют высокий слегка выпуклый лоб, красиво изогнутая линия небольшого рта, — весь облик юного лица слегка задумчив, полон какого-то внутреннего обаяния прелести, чистоты, очарования. Все четыре сестры одинаково одеты в легкое летнее светло-крем платье-декольте с короткими рукавчиками и вуалями за плечами. Сестры же Боратынские черноглазые брюнетки, тип, присущий всем Боратынским... А когда всматривались в их портреты, то хотелось определить: ну кто же, кто из них лучше всех? И тут убеждались, что все они прекрасны и каждая хороша в своем роде...»⁵².

Портреты Елизаветы Антоновны Дельвиг, Александры Сергеевны и Анастасии Сергеевны Боратынских ныне хранятся в Пушкинском Доме. Шаховой удивительно точно было подмечено, что живописные полотна как бы излучают обаяние молодости и что каждая из девушек, изображенная на них, «хороша в своем роде». Сестер Боратынских нельзя назвать красавицами в полном смысле этого слова, но их живописные образы обладают какой-то внутренней притягательной силой и красотой. Работая над портретами, художник не переставал любоваться моделями, находя для каждой девушки свою постановку и ракурс, подчеркивая их индивидуальные особенности и достоинства: задумчивая и мечтательная Елизавета, романтичная и томная Александра, статная и спокойная Анастасия.

Портреты сестер Боратынских выполнены тем же художником, что и живописные полотна их матери и двух дядей: те же размеры, тот же темный фон, из которого как бы выступают фигуры, та же композиция, при которой избегается показ кистей рук, тот же уверенный рисунок и живописная манера. Очевидно, они тоже были написаны около 1850 года. Помимо портретов сестер Боратынских в Пушкинском Доме находится ряд других фамильных изображений знаменитого рода: Богдана Андреевича, Ираклия Абрамовича, Анны Давыдовны Боратынских и другие.

Любопытно, что в музее города Кирсанова хранится фотография небольшой графической работы (20х16,8 см), на которой показан интерьер одной из комнат усадебного дома с шестью персонажами: на фоне трех больших окон, заросших густой зеленью, — четыре девушки в белых платьях и двое мужчин. Кто-то из них играет за столиком в шахматы, кто-то музицирует на пианино и виолончели, кто-то поет с листа, кто-то переворачивает ноты. Музейное предание, связанное с воспоминанием безымянного очевидца, рассказывает о том, что на этом рисунке запечатлены дочери Сергея Абрамовича Боратынского в «зимнем саду». Слева, за столиком играет в шахматы с неизвестным мужчиной (предположительно Сергеем Александровичем Рачинским) Елизавета Дельвиг. Три другие девушки, увлеченные музыкой, — родные дочери Сергея Абрамовича — Александра, Софья и Анастасия. В воспоминаниях Тарховой мы встречаем описание помещения, в точности соответствующее изображенному на рисунке: «С левой стороны располагалась огромная столовая (одной стороной — стеклянной, примыкая к оранжерее) с тройным окном, прекрасным паркетом, всегда натертым до блеска ... В углу у стены, примыкавшей к оранжерее, — концертный рояль, шкафчик с нотами ... перед окном два ломберных столика...».

Е.Н.Шахова упоминает еще о двух портретах, находившихся в Маре, — родного отца Елизаветы Антоновны барона А.А.Дельвига и императора Павла I: «Основатель Мары был предок Абрам Андреевич. Абрам Андреевич являлся знатным вельможей при дворе Павла I. Павел I в знак особой милости и расположения, оценивая заслуги вельможи, выделил ему на далекой Тамбовщине обширные земли с прилегавшими деревнями и душами крестьян... Абрам Андреевич в знак благодарности за это заказал лучшим художникам столицы портрет Павла, поместив его на видном месте в одной из парадных комнат Мары. Впоследствии правнуки, не разделяя взглядов предка, перенесли портрет в мужскую комнату для приезжих, где он занял стену над кроватью во всем блеске своего мундира, но в полном одиночном забвении».

Сохранившиеся живописные полотна рода Боратынских свидетельствуют о высокой художественной культуре русской усадьбы конца ХVIII—ХIХ века и отражают историю портретной живописи того периода. По ним можно проследить, как, следуя мерному шагу времени, приходили на смену друг другу новые поколения знаменитого рода, изменялись мода, вкусы и художественные стили; чередовались лица, прически, мундиры. Но при этом неизменным оставалось достоинство изображенного на них человека, который спокойно и уверенно мог смотреть в глаза вечности.

Автор благодарит В.Г.Шпильчина за предоставленные материалы из своей коллекции и искусствоведа Н.Ю.Ноговицыну за помощь в работе. Атрибуция мундиров — консультанта московских музеев по военному костюму А.М.Горшмана.

Примечания

¹ В книге поступлений (КП) запись 1947 года: Неизвестный художник (Н.х.). ХVIII в. Портрет Андрея Васильевича Боратынского. Х., м. 66х48. Тамбовский областной краеведческий музей (далее — ТОКМ). №333. О реставрации и об атрибуции портрета см.: Глобачева С.И., Расстригин В.А. Портрет А.В.Боратынского // Русская живопись ХVIII века. Исследования и реставрация: Сборник научных трудов. М., 1986.

² Щербатова М.Н. Материалы для справочной книги по русским портретам. Т.2. М., 1910. С.85.

³ Евгений Абрамович Боратынский: Каталог выставки в ознаменование 125-летия со дня его рождения (1800—1925) // Сост. Н.И.Тютчев. Мураново, 1925. С.47.

⁴ Боратынский М.А. Род дворян Боратынских. Приложение к "Летописи Историко-родословного общества" за 1910 г. М., 1910. С.9.

⁵ ГАТО. Ф.4. Оп.1. № 85; ГАТО. Ф.161. Оп.1. № 836.

⁶ В КП запись 1979 года: Н. х. Портрет Абрама Андреевича Боратынского. Х., м. 72х59. ТОКМ. № 4713.

⁷ В КП запись без даты: Н. х. Портрет Петра Андреевича Боратынского. Х., м. 83х64. ТОКМ. № 726.

⁸ В КП запись без даты: Н. х. первой пол. ХIХ в. Портрет Богдана Андреевича Боратынского. Х., м. 72х60. ТОКМ. № 13426.

⁹ По сведениям сотрудников картинной галереи: В.Л.Боровиковский. Портрет Ильи Андреевича Боратынского. Не ранее 1808 г. Х., м. 82х62. Тамбовская областная картинная галерея (далее — ТОКГ). Инв. № Ж — 11 (из собрания М.А.Боратынского в имении Мара). В картинную галерею портрет был передан в 1961 году из краеведческого музея. См.: Тамбовская областная картинная галерея. М., 1994 (ил. 14; сведения о портрете — в каталоге-приложении «Русское искусство»).

¹⁰ В КП запись 1947 года: Н. х. начала ХIХ в. Портрет Софьи Ивановны Боратынской. Х., м. 82х64. ТОКМ. №328 (поступил от М.А.Боратынского).

¹¹ В ряде публикаций о Е.А.Боратынском был издан портрет А.А.Боратынского, хранящийся в Музее-усадьбе Мураново; см., например: Баратынский Е.А.: Стихотворения. Поэмы // Сост. Л.Г.Фризман. М., 1982 (ил. между с. 352-353); Летопись жизни и творчества Е.А.Боратынского // Сост. А.М.Песков. М., 1998 (ил. между с. 192-193).

¹² Публикацию работ см: Алексеева Н., Долгополова С., Храмцова Е. Возвращение в Мураново // Наше наследие. 1990. №5. С.14-15.

¹³ Лебедев А.В. Тщанием и усердием. М., 1998. С.71-72.

¹⁴ Записки Филиппа Филипповича Вигеля. Ч.1. М., 1891. С.91.

¹⁵ Летопись жизни и творчества Е.А.Боратынского. С. 416.

¹⁶ Б. А. Боратынский запечатлен с орденом и нашивкой святого Иоанна Иерусалимского, пожалованным ему 28 февраля 1801 года за успешный морской поход во главе архангельской эскадры совместно с эскадрой вице-адмирала Макарова к берегам Англии. Богдан Андреевич предстает перед зрителем в адмиральском мундире с высоким воротником и шитьем на нем, который бытовал в русской армии на протяжении 1808—1812 годов. Нельзя исключать того, что портрет может являться копией первой трети Х1Х века с оригинала начала столетия.

¹⁷ Летопись жизни и творчества Е.А.Боратынского. С.76.

¹⁸ Щербатова М.Н. Ук. соч. С.83, 85.

¹⁹ Евгений Абрамович Боратынский: Каталог выставки. С. 48.

²⁰ В 1811 г. И.А.Боратынский был произведен в контр-адмиралы и сменил мундир.

²¹ Щербатова М.Н. Ук. соч. С.86.

²² РГАЛИ. Ф.51. Оп.1. № 365.

²³ Е.А.Боратынский: Материалы к его биографии. ?., 1…….. С. 55.

²⁴ Боратынский изображен с орденами святых Анны 2-ой степени с алмазами (получен в 1800 г.), Георгия 4-ой степени (получен в 1817 г.), Владимира 3-й степени (получен в 1818 г.).

²⁵ РГАЛИ. Ф.51. Оп.1. №87. Л.22об. Напротив некоторых памятников искусства и отдельных вещей в описи существуют пометки «взяты» — очевидно, в один из петербургских домов П.А.Боратынского.

²⁶ РГАЛИ. Ф.51. Оп.1. №84. Л.11.

²⁷ Летопись жизни и творчества Е.А.Боратынского. С.60.

²⁸ Там же. С. 77.

²⁹ Боратынский Е.А. Полн. собр. соч. // Сост. и автор вступ. ст. М.Л.Гофман. Т.1. СПб, 1914. С.ХХХIII.

³⁰ В КП запись 1947 г.: Н. х. сер. ХIХ в. Портрет Елены Львовны Боратынской. Х., м. 82х63. ТОКМ. № 371. В 1981 году портрет был передан в ТОКГ (инв. № Ж-88).

³¹ В КП запись 1947 г.: Н. х. ХIХ в. Портрет Натальи Федоровны Боде. Х., м. 66х56. ТОКМ, № 351. В 1964 году портрет был передан в ТОКГ (инв. № Ж-127).

³² В КП запись 1947 г.: Н. х. ХIХ в. Портрет Льва Карловича Боде. Х., м. 65х54. ТОКМ. № 332 (поступил от М.А.Боратынского).

³³ В КП запись 1998 г.: Н. х. сер. ХIХ в. Портрет К. Боде. Х., м. 60х49. ТОКМ, № 16108.

³⁴ В КП запись: Н. х. нач. ХIХ в. Портрет М. Боде. Х., м. 60х49. ТОКМ. №354.

³⁵ В КП запись: Н. х. Портрет Ираклия Абрамовича Боратынского. Х., м. 55х46. ТОКМ. № 13431.

³⁶ Летопись жизни и творчества Е.А.Боратынского. С.50.

³⁷ См.: Лермонтов М. Полн. собр. соч. Т.4. СПб, 1911 (ил. между с. 136-137).

³⁸ Подробнее см.: Загвоздкина В.Г. Литературные тропы: Поиски, встречи, находки. Казань, 1991. С. 133-136.

³⁹ В КП запись 1947 года: Н. х. ХIХ в. Портрет Сергея Абрамовича Боратынского. Х., м. 56х47. ТОКМ. № 341 (поступил от М.А.Боратынского).

⁴⁰ См.: Е.А.Боратынский: Материалы к его биографии. С. 24.

⁴¹ В КП запись 1947 года: Н. х. ХIХ в. Портрет Александры Сергеевны Боратынской. Х., м. 57х47. ТОКМ. № 355 (поступил от М.А.Боратынского). В 1849—1850-х годах (времени, когда, по-видимому, были исполнены портреты; о датировке портретов см. далее) Александре Сергеевне было 18-19 лет. Традиция тех лет не позволяла девушке увековечивать себя в темном одеянии.

⁴² Московская изобразительная Пушкиниана: Государственный музей А.С.Пушкина. М., 1991. С.133.

⁴³ Модзалевский Б. Роман декабриста Каховского. Л., 1926.

⁴⁴ Московская изобразительная Пушкиниана. С. 133.

⁴⁵ Известно, что Софья Михайловна Боратынская безвыездно жила в Маре.

⁴⁶ Последними по времени получения И.А.Боратынским наградами, запечатленными на живописном полотне, являются: знак отличия беспорочной службы за 20 лет (получен в 1848 г.), орден святой Анны 1-ой степени (получен в 1849 г.). В первые годы 1850-х годов он был удостоен другими орденами, здесь не показанными.

⁴⁷ В КП запись 1947 г.: Н. х. ХIХ в. Портрет Михаила Сергеевича Боратынского. Холст, масло. 71х53. ТОКМ. № 342 (поступил от М.А.Боратынского в 1919 г.). В 1981 году портрет был передан в ТОКГ (инв. № Ж-62).

⁴⁸ Воспоминания А.Н.Тарховой. Личный архив В.Г.Шпильчина.

⁴⁹ Митрополит Вениамин (Федченков). На рубеже двух эпох. М., 1994. С. 42, 45.

⁵⁰ Евгений Абрамович Боратынский: Каталог выставки. С. 37, 47.

⁵¹ Переписка А.Н.Тарховой и В.Г.Шпильчина. Здесь и далее — личный архив В.Г.Шпильчина.

⁵² Шахова Е.Н. Воспоминания о родине поэта Боратынского — Маре... Копия, хранящаяся в личном архиве В.Г.Шпильчина.