Никита Иванов

О природе вещей и птиц

С Ольгой мы не были знакомы лично, хотя здоровались при встрече, улыбались друг другу на вернисажах. Но я написал статью о ее отце, замечательном художнике Михаиле Захарьевиче Рудакове (1914–1985), и благоговейное приближение к его личности и к его живописи сказалось на вдумчивом интересе к творчеству дочери, на внимательном отношении к отдельным работам на различных выставках. Эти работы убедили меня в цельности характера автора, остались в памяти как единый и безбрежный, казалось не имеющий ни конца, ни края цикл, посвященный строго очерченной монотеме, отдельно взятому жанру живописи, ставшему заветным и заповедным.

В 1980-е годы Ольга Рудакова еще писала мягкие, удивительно прозрачные и воздушные пейзажи в духе романтического импрессионизма и непосредственной пленэрности. В особенности это отличает пейзажи Гурзуфа, где на творческой даче подолгу жила и работала художница. Здесь же в 1980 году она познакомилась с живописцем Валерием Сахатовым, ставшим мужем, коллегой, единомышленником на долгие годы, а сегодня еще и хранителем памяти любимой жены, ушедшей из жизни в 2017 году. Эта встреча дала гармоничный творческий дуэт, соединила (или, наоборот, разграничила) две монотемы: глобальный живописный портрет Валерия и самодостаточный, саморазвивающийся натюрморт Ольги. Наверное, портреты одного и натюрморты другой эффектно, взаимосогласно и обоюдоостро смотрелись бы в едином выставочном пространстве, как говорится, «стенка на стенку».

Приблизительно во второй половине 1990-х устоялся и оформился индивидуальный стиль Ольги Рудаковой в жанре натюрморта. Количество композиций стало неважным и малосущественным, основное внимание зрителя сосредоточилось на руке мастера, на красноречивой метке главной темы, магическом калейдоскопе привычных действующих персонажей и предметов. Язык и стиль натюрмортов Ольги Рудаковой базируется на тонко разработанной пластической основе, на перекличке и пересечении живописных символов и универсальных смыслов.

В лучших работах Рудаковой удавалось соединить роскошную фактуру колорита и простой набор предметов, причем они часто повторялись и варьировались от картины к картине. Общая форма, как правило, построена без прорисовки деталей. Палитра также не многоцветна и всеобъемлюща. Например, многие композиции решены в излюбленной гамме густого темно-синего индиго. Есть натюрморты с красной, желтой, зеленой доминантой, но она обычно не агрессивна, не груба и напориста, а естественна и гармонична с внутренним характером представленных предметов, несмотря на манипуляции мастихином и энергичную фактуру пастозного письма.
Рудакова порой акцентирует определяющий цвет и даже основную гамму картины уже в названии: «Голубые рыбы», «Красные маки», «Желтая ткань», «Золотая птица», «Синий кувшин»... В последние годы черный цвет стал играть в композициях художницы подчеркнуто экспрессивную роль («Теплый вечер», «Измятая скатерть», «В конце сентября», «Ночное окно», «Птица, пьющая воду»). Черный цвет усиливает и обостряет характер конструкции, сообщает мотив тревоги общему звучанию полотна.

Натюрморты Ольги Рудаковой уникальны, мистериальны, фантастичны при достаточно прозаичном выборе предметов, в обыденных мизансценах, в привычных, почти классических для этого жанра сочетаниях. Необходимый эффект эмпатии, сопереживания, достигается редким пластическим фокусом, неожиданным ритмическим акцентом, обостренной выразительностью, самоценным колористическим смыслообразованием. А главное — обращенностью лейтмотива не вовне, в широкий распахнутый мир, а как бы вовнутрь, в пространство личности, представляющее собственный воображаемый мир, со своей заранее условленной знаковой системой, на стыке идеального и реального, на неизбежном разломе нормального натурного восприятия и живописного перевоплощения, смелой пластической визуализации предмета и превращения его в некое продолжение человеческой физиологии и психики.

Увидеть лик предмета, почувствовать если и не душу, то его индивидуальную сущность, его потаенную жизнь, его почти человеческую борьбу с разрушительным временем, ощутить его пластическую изюминку. Передать посредством соответствующей гаммы, фактуры, конфигурации, колористической энергии предмета-персонажа образ мыслей, переживаний и стремлений автора, его отношение не только к вещному миру, но и к бытию человека в целом.

Такие задачи ставила перед собой и решала Ольга Рудакова.
Подводя предварительный итог творческого пути художницы, можно смело утверждать, что натюрморт для нее жанр всеобъемлющий, универсальный. Это жанр-картина, жанр-мироздание, жанр-симфония, куда могут входить и элементы пейзажа, и намеки на автопортрет (с чертами внутренней характерности), и иносказательные коллизии быта-бытия, и завуалированные смыслы философской притчи. Смыслы эти пересекаются, наслаиваются, прессуются в единый и неделимый образ, нередко выплескиваясь, вырываясь, выходя за рамки традиционной для этого автора триады «Цветы, плоды и птицы».
Ольга Рудакова понимает красоту не как роскошную, яркую, пеструю, праздничную картинку, а как некую неизбывную драму чувств и настроений в довольно аскетичных символических декорациях, в предельной насыщенности смыслами и эмоциональными оттенками, в их неразрывной гармонии с доминирующей пластической компонентой.