Письма О.И.Лешковой к М.В.Ле-Дантю

1

Милый Длинный Рыжий*, чучело, растяпа немыслимая! Да кабы не мой девичий стыд, так я еще и не так бы к Вам обратилась… Получила Вашу открытку и изводилась с досады: нужно быть Длинным Рыжим, чтобы дать засадить себя с офицерским билетом в 3-й класс и выносить все прелести такой поездки. Неужели Вы до сих пор не усвоили себе способа обращения с нашей железнодорожной эс-вэ-о, да и с некоторыми должностными лицами, имеющими до Вас специальное касательство? Чучело Вы милое, больше ничего. Ну, как Вы добрались до Киева, Л., Р., побывали ли в Т. — моей резиденции во время моей поездки в действующую армию, как разыскали свою часть и как чувствуете себя там, мой милый? С Денисом¹ Вы разъехались: третьего дня я получила от него открытку, из которой узнала, что он, Оля² и Демьянов³ шлют нам привет уже с дороги. Открытка послана со ст<анции> Казатин и свидетельствует о том, что эта компания едет в Петроград «кратчайшим» путем, т.е. через Одессу, — путем, понятным для каждого порядочного акционера того милого общества, устав которого я Вам читала. Быть может, они провожают в Одессу Демьянова, принявшего приглашение быть курсовым офицером в Одесском военном училище. Вернее же, что просто… они люди со вкусом. Ждем их с минуты на минуту.

Вам, Мишук, везет разъезжаться на один день с нашими типами: приехали на другой день после отъезда Янки⁴, на другой день после Вашего отъезда приехал Коля Иванов⁵, но я его не видала до сих пор: зашел он к нам в день приезда, когда я уехала на 3 часа в Павловск за лыжами Веры Мих.⁶ Он посидел с Мамой⁷ час, рассказал много невеселых вещей, обещал зайти на другой день, но до сих пор не зашел еще. Вместо него приехал Миша-маленький, Маркевич — мой кузенчик. Этот рассказал много интересного. Он побывал на всем Рижском фронте, долго был на Икскюле⁸. Схватил он острый ревматизм, лечился 2 месяца в госпитале в Риге, получил 3-недельный отпуск, хотел поехать к матери в Ташкент, но тут начались формальности, которые съели 11/2 недели, переслали его в Петроград в Ник<олаевский> госпиталь, тут мурыжили без конца. Деться некуда, ни комнат, ни номеров, живет он у нас в передней, которая теперь получила официальное название «комнаты для мальчиков без претензий». Стал он проситься обратно в армию, где должен получить большие деньги, но и это хотение нашло возражение на углу Садовой и Инженерной⁹; и туда его не отпустили, а послали в Ник<олаевский> госпиталь с какой-то бумажкой, по которой там его признали негодным для немедленной отправки на фронт, найдя острое малокровие и еще что-то. Сидит он у нас между тремя стульями и ругается. Оказывается, он тоже рисует: очень быстро скопировал единственный хранящийся у меня портрет нашего деда.

Кстати, о рисовании: не знаю, известен ли у Вас употребляемый немцами специальный ослепляющий газ¹⁰? Имейте в виду, что это страшная пакость. Миша имел с ним дело и, несмотря на очень короткий срок соприкосновения с ним, т.к. успел надеть маску (дело было несколько месяцев тому назад), до сих пор не может окончательно поправиться от последствий этого знакомства с газами: несколько ухудшилось зрение вообще и заметна быстрая утомляемость. Доктора говорят, что это должно пройти, но так ли это? Во всяком случае, милый Мишук, берегите свои глаза, не расставайтесь никогда с маской. Наш генерал на что уж храбр и жизнью не дорожит, а с маской никогда не расстается; я его без жестянки с маской и представить себе не могу. Обещаете мне это, родной мой? Ведь это для художника вопрос всего будущего.

Скучаю без Вас, милый Рыженька, очень. Возни, хлопот, суеты вокруг много. Людев тоже много, и… никто из них не понимает даже нннги. Как не чувствовать одиночества? Боюсь, что разучусь совсем звонить; что тогда будет? Чувствую заочно Ваши утешения, что-де: источники моего звона извечны и неиссякаемы, что-де во веки веков мне не вызвониться. Дрянь, Рыжий, дерзкий!..

А вот еще сенсация. На днях Бальмонт читал лекцию на Высших женских курсах. Между прочим, по словам Роз. Григ.¹¹, живущей у Веры Мих., это была экстра-брехня, и довольно скверного сорта. Эта Роз. Григ. была хозяйкой вечера и должна была принимать Бальмонта и его семью. Явились с ним его дети: очень хорошенькая девочка лет 16 и «эстетный юноша» лет 19, а самое главное, его «последняя» жена — женщина очень странного цвета, привезенная с каких-то «океанских» островов, но, очевидно, давно, т.к. она была даже на курсах¹². Вся компания говорит на каком-то «зеленом» языке — островном и очень звучном — чуть что не с Таити. Бальмонт очень гордится этим островным экзотическим выводком и таскает их везде с собой. Это, видите ли, очень модно… Немудрено, что «некоторые» после этого, из пустого подражания, в угоду моде, выписали себе антураж с островов Фиджи…¹³

Сегодня у Веры Мих. реюньон¹⁴ по случаю дня ее рождения. Катерина Ив.¹⁵ не приехала, приезжает 12 ноября. Призыв Костин¹⁶ отложен до 10 ноября. Вероятно, он там сегодня будет. Коля Лапшин¹⁷ тоже. Вероятно, мне придется взять туда с собой Мишу-маленького, боюсь, что будет ошеломлен.

Вчера Миша-маленький рассказал мне очень скверные вещи про полушубки. Оказывается, начальство запретило на их фронте ношение полушубков, кожаных курток и вообще всяких вещей из кожи, т.к. говорят, что химические составы, употребляемые при обработке кож и мехов, в случаях поранения очень скверно влияют на раны и способствуют нагноениям. Ему пришлось вырезать мех из полушубка и мерзнуть, результатом чего и были приступы ревматизма. Разузнайте об этом у себя там и сообщите поскорее. Если у Вас там тоже ополчились на кожу и мех и разрешена только шерсть и клеенка — нужно принять меры. Пришлем Вам ватный полушубок, на шерстяной вате, или ватную поддевку под шинель, а вместо кожаной куртки макинтош. Только не портьте вещи вырезыванием меха и не спускайте куда попало, а пришлите обратно при первой возможности из какого-нибудь местечка почтой или багажом, где можно застраховать груз, или оказией. Если дело спешное — то телеграфируйте, — вышлем что нужно. Не прислать ли еще фуфаек и теплого белья, если начальство ополчится на меха и кожи? Вот какая масса разных непредвиденностей и новостей в этом деле. Обдумываешь, расспрашиваешь без конца и садишься в калошу. Я подарила Мише-мал<енькому> японские грелочки: они привели его в полный восторг. Не может дождаться случая повезти эту сенсацию к себе в окопы. Руки у него уже отморожены, и эта вещь ему особенно полезна.

Ну, Мишук мой родной, пишите о себе побольше, обо всем вообще и о том, что Вам нужно из вещей в частности. Если бы только знать, что Вы недалеко от Дениски, можно было бы использовать его возвращение для присылки Вам вещей. Вдобавок от него постоянно приезжают сюда солдаты. Пишите, есть ли дожди или снега и не нужно ли Вам самого простого, честного клеенчатого кожана-плаща. Ведь намокший полушубок, как вы имели случай убедиться в Петрограде, вещь невеселая.

Ваша Мама¹⁸ здорова. Вчера была у нас и очень обстоятельно выспрашивала Мишу-малого обо всех подробностях военной жизни и мысленно прикидывала к этим обстоятельствам свою длинную рыжую растяпу. Выходило чучельно. Ну да ведь уж что поделаешь, если такие водятся. У нас уже холодно, морозы, ветрено. Завтра открывается Академическая выставка¹⁹, о которой уже ходят юмористические слухи. Кардовский²⁰ был раз в мастерской²¹ и произвел неопределенное впечатление. Вера Мих. избежала встречи с ним и впредь намерена поступать так же. В субботу там вечеринка, и я приглашена в этот зверинец. Пойду посмотреть, что там делается. Пока всего лучшего, мой славный Мишук, вообще и ннннга.

Тузик

3/XI-16

*В публикации унифицировано дефисное и бездефисное написание интимного обращения Лешковой к Ле-Дантю — предпочтение отдано более употребляемому.
1 Денис Иванович Лешков (1883–1933) — профессиональный военный (в начале войны — подпоручик); историк балета. Брат О.И.Лешковой.
2 Ольга Васильевна Лешкова (урожд. Глушкова) — жена Д.И.Лешкова.
3 Сослуживец Д.И.Лешкова.
4 Янко Лаврин (1887–1986) — славист. По происхождению словенец. Около 1912 г. познакомился с Ле-Дантю и И.Зданевичем. В 1915 г. стал корреспондентом «Нового времени» на Балканском фронте. В 1916 г. опубликовал в Петрограде книгу «В стране вечной войны. Албанские эскизы». Книга вызвала к жизни «албанский» номер «Бескровного убийства». В 1917 г. Лаврин покинул Россию и обосновался в Англии.
5 Николай Антонович Иванов (7-й) — археолог.
6 Вера Михайловна Ермолаева (1893–1938) — художница. Училась в частной школе живописи, рисования и скульптуры М.Д.Бернштейна. В 1917 г. окончила Петроградский археологический институт. После Февральской революции примкнула к группам «Свобода искусству» и «Искусство. Революция», затем вошла в «Левый блок». С конца 1920-х гг. иллюстрировала детские книги.
Репрессирована.
7 Виктория Матвеевна Ляшкова — вдова судьи Петербургского военно-окружного суда; в течение двух десятилетий сотрудничала с Депо по продаже и прокату пианино и роялей в г. Павловске.
8 Икскюль — населенный пункт Лифляндской губ., плацдарм русских войск на р. Западная Двина (ныне Даугава), образовавшийся в августе 1915 г. и удержанный, несмотря на большие потери, до 14 (27) июля 1917 г.
9 Главное военно-техническое управление (бывшее Главное инженерное управление) Военного министерства.
10 25 сентября (8 октября) 1916 г. против частей, занимающих Икскюльский плацдарм (44-я пехотная дивизия и 2-я Латышская стрелковая бригада) была проведена германцами газовая атака с применением, судя по описанию, комбинации из хлорпикрина (слезоточивый газ) и дифосгена; погибло 324 и получило отравления 1324 человека.
11 Розалия Григорьевна Левинсон — поэтесса.
12 Имеются в виду третья (гражданская) жена К.Д.Бальмонта (1867–1942) Елена Константиновна Цветковская (1880–1943) и дети: Николай Константинович Бальмонт (1890–1924), поэт, музыкант, сын от первой жены Л.М.Горелиной, и Нина Константиновна Бальмонт-Бруни (1901–1989), переводчица, литератор, дочь от второй жены Е.А.Андреевой. На рассуждениях Лешковой об «океанских островах» отразились, вероятно, поездки Бальмонта и Цветковской в Мексику и Калифорнию.
13 Аллюзия на «фиджийский» номер «Бескровного убийства».
14 От фр. reunion — собрание.
15 Екатерина Ивановна Турова — художница. Училась в частной школе живописи, рисования и скульптуры М.Д.Бернштейна, за которого впоследствии вышла замуж. Участница групп «Бескровное убийство», «Свобода искусству», «Искусство. Революция», «Левый блок». В 1918 г. сотрудничала в артели художников «Сегодня». В этом же году вместе с мужем переехала на Украину. Ее работы выставлялись на Первой всеукраинской выставке Ассоциации революционного искусства Украины (Харьков, 1927).
16 Константин Наумович Фридберг — археолог, художник, книжный график.
17 Николай Федорович Лапшин (1888–1942) — художник. Учился в школе Общества поощрения художеств, студиях Я.Ф.Ционглинского и М.Д.Бернштейна. Участник групп «Бескровное убийство», «Свобода искусству», «Искусство. Революция». Один из основателей артели «Сегодня». В конце 1920-х — начале 1930-х гг. активно занимался иллюстрированием детских книг.
18 Зинаида Самойловна Ле-Дантю (урожд. Савостьянова) — вдова народовольца, земского врача Василия Васильевича Ле-Дантю, дочь чиновника особых поручений при воронежском губернаторе, выпускница Смольного института.
19 Имеется в виду так называемая Конкурсная выставка, являвшаяся отчетной для выпускников Высшего художественного училища при Академии художеств. О результатах выставки А.Н.Бенуа писал: «Академическая машина выпускает почти исключительно то, что служит только балластом в художественном мире, что сбивает всякое представление об искусстве в обществе и что совершенно не отвечает каким-либо государственным обязанностям нашего высшего художественного училища перед кормящим его отечеством» (цит. по: Лапшин В.П. Художественная жизнь Москвы и Петрограда в 1917 году. М., 1983. С. 15).
20 Дмитрий Николаевич Кардовский (1866–1943) — художник, действительный член Академии художеств, педагог.
21 Речь идет о мастерской художника Михаила Давидовича Бернштейна (1875–1960). М.Д.Бернштейн учился в Лондоне, Мюнхене, Париже. В 1907–1916 гг. имел художественную студию в Петербурге. В 1917–1924 гг. преподавал в Художественной школе в Житомире, в 1924–1932 гг. — в Художественном институте в Киеве, в 1932–1948 гг. — в Институте живописи, скульптуры и архитектуры Всероссийской академии художеств в Ленинграде.

2

№ 2.

Мишук, дорогой мой,
Только что получила Вашу вторую открытку, посланную после выезда из Киева, в котором, как и следовало ожидать, Вы только успели пересесть в другой поезд. А сегодня уже 7-е число. Если и дальше письма будут придерживаться такого темпа, то пасхальные поздравления придется отправлять задолго до Рождества. Завтра Ваши именины, с которыми я мысленно Вас поздравляю, т.к. поздравить иначе не удастся. Это, вероятно, первые в жизни именины, проведенные в такой специальной обстановке, без близких, почему и посылаю Вам мысленно коллекцию особенных, исключительно нежных, фиджийских нежностей и ласк. Напишите непременно, как Вы провели этот день. На прошлой неделе послала Вам (кажется, 3 ноября) закрытое письмо, а вечером с реюньона у Веры Мих. Вам было отправлено коллективное иллюстрированное послание, быть может требующее некоторых разъяснений хотя бы относительно авторов. Первая картина из военной жизни, перечеркнутая «всевидящим оком», принадлежит Ник. Ив. Струнке¹, затем идет «хождение души по мытарствам» Миши Маркевича. На другой стороне, после подписей Веры Мих. и Роз. Григ., графическое изображение концерта войны Коли Лапшина, затем полет на цеппелине Веры Мих. и, наконец, заключительный автопортрет Кости Фридберга. С этого же реюньона была послана весьма подлая открытка Кат. Ив., кот<орая> обещала приехать к этому дню и надула. Порицание было выражено внушительно и иллюстрировано теми же лицами. Между прочим, на этом реюньоне было очень весело и уютно. Занимались рассматриванием рисунков Струнке, привезенных им с войны, а притащил он их массу. Струнке служит в латышском батальоне, в разведочной команде. Он вольноопределяющийся. Дивертисментным номером был чистосердечный рассказ Веры Мих. и Роз. Григ. о том, как они курили опиум, добытый у одной ученицы мастерской, и что из этого вышло. Это такая великолепная история, такая богатая тема для «Бескровного убийства», что нужно доложить Вам ее хотя бы вкратце. В мастерской завелась одна эксцентричная латышка, которая достала жидкий опиум и поделилась с Верой Мих., пожелавшей хоть раз в жизни испробовать эту вещь. Вот Вера Мих. и Роз. Григ. пропитали им папиросы, высушили и начали усиленно курить. Сели на пол, на ковер, обставились яркими экзотическими предметами (жаль, что не было Кости Фридберга, — замечательный, незаменимый аксессуар).

Вера Мих. положила перед собой глаголицы и начала читать, чтобы заметить, как и когда сознание начнет изменять ей и трезвое состояние будет заменяться райскими видениями и ощущениями. Сидят, сидят, курят, курят, надоело даже. Глаголицы разбираются, читаются и усваиваются легко и ясно. Проходит много времени. Приходит вполне реальная Дуняша и говорит, что чай подан. После короткого совещания идут пить, пьют, разговаривают и, разочарованные, укладываются спать. Ночью во сне Розалию Григ. облаивают собаки, грязные и назойливые, а около Веры Мих. мяукают кошки… И это вместо райских видений и безумно прекрасных ощущений… На другой день выяснили, что аптекарский опиум для таких фокусов не годится. Чистосердечное признание обеих, очень ценное для таких случаев, вызвало полный восторг слушателей.

Третьего дня, в субботу, 5 ноября, в мастерской была устроена вечеринка. Это тоже было нечто такое, что нужно описать. Пошли мы туда с Ивановым 7-м, который зашел к нам. В большой мастерской все лампочки были затянуты цветными тряпками и бумагами вроде «Бродячей собаки»². Публика весьма экзотическая: футурные девы, нюхающие эфир, курящие опий, стриженные, в мужских фуфайках, и нарядные, и даже с фасоном, несколько художничков, очень юных, и 4 «потрясающих» скульптора, очень стильных. Особенно хорош был один: убийственная корявая фигура, лицо подлинного полотера, а одет Рембрандтом, в черном бархатном костюме, с огромным белым воротником, коротк<ими> брюками, чулками и туфлями с пряжками. Зовут его Кузьма Фомич. Эта стилизация меня глубоко потрясла. Сервировка была подходящая: селедку ели из стаканов и чайных чашек. В скульптурной мастерской устроили «пещное действо», концерт и потом карусель на вращающемся пьедестале для скульпторских натурщиков. Кузьму чуть не закатали до… немецких последствий. Бедный вопил гласом фугасным. Нижние жильцы присылали узнавать, в чем дело. Угощение было тоже стильное: пекли картошку, каштаны, варили кофе в каком-то подозрительном ведре (я его не пила) и уничтожали бутерброды, кот<орые> я принесла. Мало того: я еще совершила акт невероятного альтруизма и самоотречения: я принесла в дар публике целый фунт сахару, который сначала был принят за привидение сахара. Вера Мих. показывала Коле Лапшину голову натурщика, а акварельный крошечный эскиз я хочу выпросить у нее для посылки Вам. Колю он очень заинтриговал. На вечере присутствовали все наши, кроме Кости, который куда-то провалился. Хозяйничали мы с Верой Мих., но с такой публикой и такой сервировкой ничего не могли поделать, и бедлам был ужасный. Кончилось это все в пятом часу утра, Иванов приехал к нам ночевать, и мы уложили его спать в святой обители нашей Тетерьки. Там ему и без опия снились святые, райские сны. Иванов 7-й очень переменился как по внешности, так по характеру. Он страшно раздобрел, стал толстяком, гладким, выхоленным, несмотря на все перенесенное. На дело свое смотрит довольно безотрадно и почти безнадежно. Солидничает, «держит марку», хотя, судя по его рассказам, не оставил некоторых скверных приемов дешевого и специального авантюризма, напротив, настоящее свое положение использует вовсю, разве что избегая особенно рискованных положений и позиций, могущих напортить ему дела по службе. О Ваших делах много расспрашивал. Я рассказала в очень осторожной редакции. Он находит поведение Экстенца определенно неправильным, совершенно неэтичным и ставит Вам в вину то, что Вы тотчас не довели обо всем этом до сведения ком<андования> зап<адных> частей гвардии. Очень полезно было бы сорганизоваться в этом деле с Мореншильдом, Петранди и друг<ими>. Я говорила о Вашей поездке в Грен<адерский> полк³. Он считает, что и теперь можно кой-что сделать, что сделать стоит, т.к. разница в бытовой обстановке службы громадная.

Есть еще одна сенсация: представьте, Ваша кузина Вера Конст. собирается поступить в мастерскую Мих. Дав.⁴ для усовершенствования в портретной живописи!!!! Очень просила меня навести справки об условиях. У меня душа в пятки ушла. Представьте этот эпатаж!!. С Кардовским пока смирно. Он присылает в промежутки между своими визитами какого-то помощника Сапожникова⁵ (вот так фамилия для такой специальности) специально для рисунка. У ученичков пока особой любовью не пользуется, хотя очень любезен с ними. Кат. Ив. приезжает 12-го ноября, и мы буквально не знаем, куда она денется. Опыт выселения Тетерьки ни к чему не привел: она сама, прежде чем собрались поговорить с ней, вызвала Маму, предложила прибавить плату за квартиру и начала петь Лазаря. А я думала поместить у нас по просьбе Веры Михайловны Турову. Теперь на очереди студент: кажется, его призовут скоро на военную службу. В городе буквально нигде нет ни щели. Коля И. живет у знакомых, т.к. у них и офицерское собрание занято ночлежниками — офицерами, приехавшими в отпуск. В мастерской тоже ночуют какие-то типы, несмотря на милое общество скелетов, грязь и вонь.

На этой неделе по просьбе 7-го и Веры Мих. думаем попасть в «Привал комедианта»⁶. Если этот поход осуществится — напишу что и как.

Пока, мой славный, всего Вам хорошего. Пишите, дорогой, как можно чаще. Хочу Вам посылать газеты и журналы, хотя многие говорят, что почти все пропадает. Будем надеяться, что хоть что-нибудь дойдет. Какой пичал минэ кавирает душу насчет Вашего полушубка… а что поделаешь…

Маркиза Тузико

7 ноября 1916 г.

1 Никлав Струнке (1894–1966) — латышский живописец, график, иллюстратор, декоратор. Работал в прикладной и станковой живописи. Учился в школе Общества поощрения художеств, Институте истории искусств графа В.П.Зубова, студии М.Д.Бернштейна, в мастерской В.В.Матэ в Петербургской Академии художеств, студии Ю.Э.Мадерниека в Риге. С 1915 г. добровольно зачислен в армию. С 1919 г. в Риге, входил в Рижскую художественную группу. В 1944 г. эмигрировал в Швецию.
2 «Бродячая собака» — литературно-артистическое кабаре, существовавшее в Петербурге с 31 декабря 1911 г. по 3 марта 1915 г. (Михайловская пл., д. 5).
3 Запасный батальон лейб-гвардии Гренадерского полкав Петрограде.
4 См. комментарий 21 к письму 1.
5 Алексей Алексеевич Сапожников (1888–1954) — художник. Окончил Пензенское художественное училище, Академию художеств. Ученик Д.Н.Кардовского. С 1925 г. член АХРР (с 1928 — АХР). Преподавал в Саратовском художественно-промышленном техникуме. Иллюстрировал учебники в Госиздате и Учпедгизе.
6 «Привал комедиантов» — литературно-артистическое кабаре, существовавшее в Петрограде с апреля 1916 г. по апрель 1919 г. (Марсово поле, д. 7).

3

№ 10.

Мишук мой славный,

Вот уже несколько дней существую такой суматохой, что минуты не улучишь черкнуть Вам при всем моем желании: столько за это время совершилось всяких предприятий самого разного сорта, что, конечно, простите мне это нарушение высоких традиций переписки. Сколько помнится, я остановилась в прошлый раз на вторичном появлении Илюши Зданевича¹ и на том, что имела смелость показать ему наше «Бескровное убийство». Вы себе представить не можете, какой восторг вызвало оно у него и в особенности Ваши рисунки в номере о Янке и о Коле Лапшине². Рисунка на обложке Яночного номера, где Вы и «Новое время» посредством блоков регулируете убеждения Янки, Илюша прямо не хотел выпускать из рук. Название — такое экзотическое и «ударное» — он тоже весьма одобрил и собирается сделать его названием большого предприятия в области разных видов искусств. Самое интересное — это то, что вышло с текстом. В тот вечер он прочитал только Янкин номер, и впечатление было совершенно неожиданное: он хохотал до слез, т.е. они у него действительно катились по щекам. Этот неожиданный эффект был первым ценным гонораром моего юмора (не считая некоторых, могущих быть заподозренными в пристрастии дружеском и вообще). Но когда окончил чтение, — начался целый поток порицаний: это, де, не литература, это, мол, не юмор, не то сделано, что надо, не так сделано, как надо, и т.д.

Я вполне искренно согласилась со всеми порицаниями, т.к. Мишук хорошо знает, что у меня нет решительно никаких литературных претензий, и если я, выпуская очередной номер «Бескровного убийства», закатываю глаза и говорю, что «литература — моя жизнь», то это делается с исключительною целью сотрясения воздуха густым малиновым звоном. Тем не менее Илюша тут же заявил, к моей великой радости, что он с наслаждением примкнет к сотрудничеству в этом журнале. Можете себе представить мое изумление, когда в субботу 3-го дек<абря> утром мне сообщили по телефону, что на назначенной на этот день вечеринке в мастерской Бернштейна будет исполняться «Янко I, король албанский», трагедия на албанском языке 28000 метров с уч<астием> австрийского премьер-министра, 10000 блох, Брешки-Брешковского³ и проч<ей> дряни. Зданевич же был у нас в среду, пьеса была написана за 11/2 дня, оказалась забавной инсценировкой эпизода албанского царствования Янки с введением нескольких добавочных ролей. В этот день было рождение Дениса, и я должна была ехать на семейный обед в Павловск, что и хотела сделать днем, но… меня задержали на службе, а в 61/2 час<ов> ко мне пришел Иванов 7-й, неожиданно появившийся с фронта (о нем будет речь потом), и мы поехали в мастерскую, где и застали деятельные приготовления к трагедии. Так как вечеринка должна была быть торжественной, то стены были обтянуты золоченым холстом с широким по верху стен фризом, изображающим неистовые исступленные рожи, оставшиеся от какого-то предыдущего торжества. Вдоль стены, где входная дверь из коридора, была развешена декорация Албании футуристического характера, — работы Коли Лапшина, Веры Мих. и Илюши. Костюмы были сделаны так: на целые квадратные куски картона были наклеены и частью разрисованы куски цветной яркой бумаги вплотную, плоско, и такой лист надевался посредством веревочной петли на одном из узких концов на шею актеру. Актеры должны были быть все время фасом к публике и только высовывать руки с картонными же мечами, короной и проч<им> в сторону и действовать всем этим в плоскости. Не знаю, представляете ли Вы себе эту комбинацию? Когда собралось много публики, — началась трагедия: Зданевич — замечательный конферансье, заявил публике, что, мол, организуется замечательное, самое передовое артистическое предприятие под названием «Бескровное убийство», первую театральную постановку которого он сейчас представит публике. Пьеса, правда, пойдет на албанском языке, но он по первому требованию публики будет переводить ее на русский, с которым албанский имеет много созвучащих, но разнозначащих слов: например, когда народ кричит албанскому королю «Осел, осел, осел» — это означает в переводе: «Ave, Caesar, morituri te salutant» (между прочим, это было принято особенно восторженно местными военными). Так <как> у нас не хватало актеров и постановка, по словам Илюши, была экстренно спешная, то он, помимо исполнения роли короля Янки, обещал читать роли за отсутствующих и вообще все объяснять публике. За неимением статистов, публике было предложено исполнять роль «толпы албанских свободных шкипидаров», на что публика с восторгом согласилась, и началось действие. Два албанских разбойника, — они же избиратели, — увидав в горах Янку и сообразив по костюму, что убивать его не стоит из-за маловыгодности этого предприятия, решают выбрать его королем. Янку схватывают, приносят тубу синдетикона⁴ в 11/2 аршина длины и приклеивают его к трону. Перед приклеиванием он произносит тронную речь, на специальном Зданевичьем волапюке⁵, состоящем вначале из одних гласных, а потом из одних согласных; музыка в лице приглашенного специально для этой цели гармониста-латыша, «сухонского каспатину» с гармонией, играет в высшей степени комическую чухонскую музыку — албанский коронационный марш. Затем король — Илюша — исполняет албанский коронационный танец с одной из во всех отношениях декольтированной натурщицей — танец, оказывающийся чистейшей 7-й фигурой кадрили, т.е. подлинным резвым канканом. Потом появляется австрийский премьер-министр, граф Эдинбург, одобряющий все это предприятие, — Коля Лапшин, с кардонкой из-под фуражки с разрисованным мордой дном на лице, что замечательно гармонировало с «плоским» костюмом, страшно забавный и объясняющийся на немецком волапюке, и, наконец, Брешко, записывающий всю эту комбинацию для корреспонденции. Вся пьеса состояла из сплошного общения публики с действующими лицами, особенно много комментариев из публики вызвало появление Брешки. Зданевич великолепно парировал все реплики публики. Наконец, появилась огромная блоха, которую Янко поймало и начало на ней выводить «собственность», что заставило австрийского министра прислушаться и предсказать революцию в стране. Так как конца пьесы Зданевич написать не успел, то публике было предложено самой закончить ее, и публика решила кончить ее большим албанским дивертисментом с танцами, что и исполнялось более чем добросовестно до 91/2 час<ов> утра, когда временная хозяйка и фактотум⁶ мастерской, некая латышская девица Эссен⁷, насилу выгнала из мастерской албанских свободных шкипидаров.

Что касается внешней стороны вечера, то он превзошел все ожидания, и честь этого блеска большей своей частью принадлежит именно этой Эссен — женщине поистине гениальной. Не торопитесь, милый Рыжий, упрекать меня в злоупотреблении гиперболами и судите сами: эта особа в наше тугое, глухое, глупое время раздобыла для этого вечера больше 120 бутылок великолепного свежего холодного пива, 18 бут<ылок> коньяку и крепких вин и что-то много легких и даже… некоторое количество… водки. Было добыто великолепное пианино и прекрасный тапер. Про гармониста я уж не говорю, — этот номер был выше всяких похвал. Была применена бутербродная система насыщения, т.е. приготовили несколько сот очень гастрономических бутербродов и для дам — печенье, пастила, орехи, халва, леденцы и яблоки. Очень обстоятельная и приличная латышская прислуга — человек 6 — весь вечер обносила гостей чаем и прислуживала у вешалок. У прислуг были лягушачьи маски, т.к. вечер был маскарадный. Публики, пропущенной через контроль, было 110 человек. Так как вечер был складчинный, то входная плата была 3 рубля, по нынешним обстоятельствам настолько низкая, что многие выражали недоумение и предположение, что кто-то за все это здорово приплатил. Подозревали в этом деле Веру Мих., Колю Лапшина и еще кого-то. Во время вечера поэт Рославлев⁸ предложил публике приплатить по рублю, на что все согласились, но Вера Мих. протестовала, уверяя, что дефицита не будет. Почти вся публика была костюмирована и по составу своему оказалась весьма пестрого сорта, начиная от кровной титулованной аристократии и оканчивая самой отчаянной богемой. Были роскошные, бесконечно красивые и забавные костюмы, причем масса азиатских, разнообразных и экзотических. Мое внимание обратил на себя роскошный, весь зашитый шелками и шерстями кафтан. Владелец объяснил мне, что это прекрасно сохранившаяся, очень старинная работа кашмирских горцев. Великолепен был индийский, тоже старинный, шелковый костюм мужской на одной хорошенькой женщине. Владельцем кашмирского костюма, как я узнала после бала, оказался не более и не менее как владелец бриллиантовой фирмы Фаберже⁹. Были страшные хулиганы и апаши, которые выделывали всевозможные экспромтные номера, выступали с куплетами и т.д. Во время бала пел прекрасный певец — ученик и протеже Шаляпина, читал стихи Зданевич, Рославлев. Собственно вечер начался в 11 часов с места в карьер плясом, и прекращались танцы только на время трагедии во 2-м часу ночи и для исполнения отдельных музыкальных и стихозных номеров. Кто меня поразил — так это Илюша: весь вечер почти безостановочно он танцевал буквально все, что только играли и исполняли: кэк-уоки, матчиши, парагваи, ки-ка-пу, танго, ой-ру, канканы, тремутарды, — словом, это был не человек, а сплошной вихрь, да, впрочем, и не он один. Вся публика-молодежь после 21/2-летнего вынужденного поста точно с цепи сорвавшись безумствовала и дурила не чувствуя под собой ног. Особенно милы были военные в лице нескольких офицеров и «вольнопёров». Элемент легкомысленный, как казалось по внешности, представляли собой две натурщицы, обернутые одна двумя шарфами, а другая одним шарфом и сеткой, разумеется без всякого белья и трико. Обе были прекрасно сложены, красивы и держали себя вполне прилично и даже мило. Из 110 человек шокированными этим явлением оказались какие-то две княгини — знакомые Зданевича, которые и заявили ему свою претензию, но шокированы они были так глубоко, что просидели у нас до 5 час<ов> утра и, уходя, оставили свои адреса с просьбой оповестить их непременно о следующем вечере. Большинство остальной публики чистосердечно признало, что за всю свою жизнь не помнит такого веселья, смеха и оживления, как у нас, что подтвердил и наш тапер, играющий уже 25 лет на балах и не видавший в жизни ничего подобного. Из-под этого тапера 2 раза выбили табурет с ящиками, на которых он сидел, нечаянно, в экстазе танца, но он простил и обещал играть у нас по первому зову. Под утро публика отыскивала инициаторов и давала свои карточки и адреса для оповещения о следующем очередном бедламе, откуда мы и узнали о сортах наших гостей. Со своей стороны я скажу, что если бы только Длинный Рыжий был со мной, я согласна была бы признать, что это самая веселая и самая забавная проква моей жизни, и только его отсутствие мешало мне насладиться всем этим до конца. Пора кончать. Завтра опишу Вам последствия этого вечера и массу сплетен, а пока тороплюсь окончить, т.к. сегодня у Веры Мих. совещание о нашем дальнейшем существовании.

8/XII <1916 г.>

Туз<ик>

1 Илья Михайлович Зданевич (псевд. Ильязд; 1894–1975) — поэт, драматург, прозаик, критик, искусствовед; один из теоретиков русского авангарда.
2 Имеется в виду «дагестанский» выпуск «Бескровного убийства» с рисунками М.В.Ле-Дантю и Н.Ф.Лапшина.
3 По ходу пересказа постановки Лешкова упоминает вымышленный персонаж «австрийского премьер-министра графа Эдинбурга» и реальное лицо — литератора, журналиста Николая Николаевича Брешко-Брешковского (1874–1943), известного как оппонент футуристов.
4 Жидкий клей.
5 Искусственный международный язык. Здесь: набор непонятных слов.
6 Доверенное лицо.
7 Ученица М.Д.Бернштейна.
8 Александр Степанович Рославлев (1883–1920) — поэт, беллетрист, драматург.
9 Семейство предпринимателей и художников, руководивших одноименной ювелирной фирмой. У Петера Карла Фаберже (1846–1920), возглавлявшего фирму в 1870-х гг., было четыре сына: Евгений (1874–1960), Агатон (1876–1951), Александр (1877–1952), Николай (1884–1939). Каждый внес в семейное предприятие свой вклад. После революции все Фаберже оказались за границей.

4

№ 11.

Простите, милый Мишка, беспорядочность и несистематичность в письмах, но что поделаешь? Виной этому, разумеется, мое сильно нетрезвое поведение за последнее время, поведение, к которому, впрочем, я всегда обнаруживала непреодолимую склонность… Если бы не Ваша бесконечная снисходительность, то… вообще… Вчера, к великой радости, получила Ваше послание с 2-мя рисунками — входом в землянку и внутренним видом ее с телефонистом. Большое спасибо, милый. Не доверяйте затишьям, дорогой мой, и не вылезайте особенно часто на прогулки. Вообще не фанфароньте и берегите себя. Удивительно скверно сложились обстоятельства с посылкой солдата, да и не умеете Вы устраиваться, растяпа этакая! Разумеется, трудно организовать такое дело для себя одного, нужно сговориться с одним или несколькими старшими офицерами, имеющими дела в Петрограде, и примкнуть к такой компании для отправки сюда человека. Мы с Вашей Мамой так рассчитывали на присылку этого солдата, что не отправляли Вам ничего почтой. Если состряпаем на днях посылку — она опоздает к праздникам. Сами виноваты. Вслед за письмом с рисунками получила письмо, в котором Вы просите купить и прислать Вам альбомчики для рисования. Обошла и спрашивала по телефону почти все фирмы, но ни у кого не нашлось того, что Вам нужно. Купила, что нашла, и отправляю завтра с посылкой. Постараюсь вложить туда и печатное слово («Сатирикон»¹ и пр<очее>), если позволит место в ящике и вес. Вообще говоря, 12 фунтов — рамки небольшие и в них особенно не разгуляешься, а хлопоты с раздобыванием ящиков и вс<якого> друг<ого> бесконечны. Ну, довольно меркантильностей. Нужно окончить описание того знаменитого вечера и покаяться в разных грехах. Прежде всего, я вспомнила, что, описывая костюмы-плакаты, я ничего не писала о масках, а они были замечательные: состояли они из обруча-венка, но надевался этот венок не вокруг головы, а вокруг лица, состоял из цветной или газетной бумаги, и к середине его на проволоке был прикреплен нос. Носы были разнообразны, соответственно роли. У Зданевича — «Янки» была корона. Маску-кардонку Коли Лапшина я Вам описывала. При «разъезде» разыгралось несколько забавных инцидентов. Я описывала Вам, что публика совершенно не желала расходиться. Около 6 час<ов> утра некий жених уговорил свою невесту вернуться домой. Она мирно и кротко дала себя проводить до подъезда, вошла в него и, подождав, пока жених повернул за угол, прибежала обратно в мастерскую. Другая парочка, тоже решившая разойтись по домам, после проводов, опять-таки встретилась, к общему смеху, в мастерской. Последствий вечера была масса. Я остановлюсь на самом забавном. В прошлом письме я писала Вам, что на вечеринке блистали большими и всесторонними декольте две натурщицы. Так вот этим двум девицам бывший на вечеринке Фаберже одолжил великолепные браслеты, диадемы и «колья», которые, уезжая, взял обратно, но на вечере все эти штуки ослепили многих и заставили думать о натурщицах нечто весьма пикантное. Они не снимали масок до конца, но великолепное сложение и грация привлекли к ним массу сердец, и желавшим познакомиться с ними они давали свои адреса направо и налево. Все хвастались друг перед другом успехом у этих особ, и через день на квартиру этих девиц началось целое нашествие. Из всех мальчишек только Зданевич имел смелость и юмор рассказать о том, что его там постигло, а постигло его вот что: к нему вышли весьма почтенная дама и господин в чиновничьей форме и спросили его, кто он такой, где познакомился с барышнями и что ему собственно от них нужно? Стиль был такой, что даже царственная наглость Илюши спасовала. Он дал свою визитную карточку, относительно которой дама сказала, что это совершенно не выясняет положения вещей и т.д. Он начал плести что-то про предстоящий спектакль, чему, по-видимому, не особенно поверили. Вероятно, он был не первый, и с прочими случилось то же самое. Все скрывали и путались относительно этого пункта или клятвенно утверждали, что не ходили на Екатерингофский, где они живут, отчего и произошло выражение «екатерингофский успех» или «екатерингофская проква». Очевидно, девицы эти, пользуясь масками и отлично зная, что всех чересчур предприимчивых любителей изящного вовремя спустят с лестницы, морочили публику, ничем не рискуя, а Фаберже — их личный знакомый — был в заговоре.

Из новостей у нас вот что: приехала, наконец, Кат. Ив., и приехала досадно, на другой день после этого бедлама. Ее мальчик Воля так вырос, что решено сообща, чтобы он не компрометировал возраст Кат. Ив. и не служил укором недостойному поведению всей компании, считать его младшим братишкой Кат. Ив. Живет Кат. Ив. пока у Веры Мих., ищет квартиру или комнату (пустячки — предприятие!!!) и, вероятно, переедет до приискания помещения к нам, т.к. наш «локатёр»² переезжает от нас 20 дек<абря>. Затем появился тут, и на более или менее продолжительное время, Коля Иванов. Вышло это так: по возвращении на фронт он с места в карьер попал в наступление и через несколько часов был контужен и эвакуирован, сначала в Луцк, а оттуда поездом <в> гос<питаль> Имп<ератрицы> Мар<ии> Фед<оровны> в Петроград. Контузия у него вот какая: поражен весь левый бок, но без всяких внешних признаков, — какие-то внутренние кровоизлияния и поражение нервов. В Луцке он пролежал неделю, теперь на ногах; лечат его массажем в Ник<олаевском> госпитале, и приказано как можно больше развлекаться. Иногда у него делаются головные боли и подергивания, которые теперь, кажется, совсем проходят, да еще усилилась течь из контуженного еще летом уха. Вышло так, будто он специально съездил на несколько часов на фронт за контузией. Ввиду предписанных развлечений я взяла его в мастерскую, и он чувствовал себя там как рыба в воде, за исключением одного маленького инцидента, находящегося, по-видимому, в связи с его нервным состоянием. В самый разгар пляса и веселья я нашла его в кухне, где была устроена «интимная чайная для своих», горько плачущим. На вопрос, что с ним, он ответил, что вспомнил убитого 1/2 года тому назад товарища…

Я поймала одну из тех самых натурщиц и попросила его «утешить», — что вот, мол, гвардейский офицер, молодой и кудрявый, и плачет… Натурщица сейчас же согласилась, и через 5 минут Иванов записывал уже ее адрес… Через некоторое время он и Зданевич начали сличать адреса, оказавшиеся одинаковыми, и делить их между собой. Ни тот ни другой не уступали друг другу Екатерингофского. Зданевич был великолепен. Иванов сказал, что у него хороший характер и он не хочет ссориться; вдобавок ему ничего не стоит завести новые знакомства, в доказательство чего он взял соломенный колпак от бутылки вместо скипетра и пошел царствовать среди женщин, колотя всех встречных по затылкам. Несколько масок завлекли его в угол и отдули его же скипетром. Уезжая около 6 час<ов> утра с этого вечера, я оставила его там, поглощенным успехом у масок.

Теперь маленькая исповедь о моем поведении… которая послужит мне оправданием, что я не писала Вам около недели; судите сами: в конце ноября приехал Денис, Оля и Демьянов, началось мракобесье. 2-го дек<абря> я попала на оп<еру> «Пророк»³ в Мар<иинский> театр, и опера эта, несмотря на всю свою вампукость⁴, произвела на меня такое сильное впечатление, что я почти не спала. 3-го дек<абря> был бедлам, и назначенная по календарю ночь была отменена мастерской Бернштейна и не состоялась. 4-го вечером я уехала в Гельсингфорс, ночь прошла в вагоне, так же как и следующая из Гельсингфорса в Петроград. 6-го дек<абря> я заглаживала свое отсутствие на Денискином рождении, и эта загладка тоже кончилась около 4 час<ов> ночи. 7-го пришел Илюша, мы пошли с ним на электр<ическую> cтанцию Мар<иинского> театра и, навестив наших в ложе⁵, узнали, что Ольга пропала без вести вместе с Демьяновым, и нас оставили в ложе вместо них на балет «Дон-Кихот»⁶. После театра мы занимались розысками Ольги, и эта «проква» кончилась под утро. Вообще Ольга продолжает устраивать такие бенефисы, которые заставляют подозревать определенную ненормальность, и если не общий надзор и оберегание — с ней Бог знает что может случиться. В четверг была тоже какая-то бессонная проква, в пятницу реюньон у Веры Мих. с целью выяснить программу и проч<ие> обстоятельства следующего бедлама, на котором тоже решили отменить календарную ночь, и просидели до 7 час<ов> утра. Там, видите ли, нашлись довольно приятные жидкости родом из Саратовской губ., которым была оказана честь. В общем, я в этот вечер совсем не вернулась домой, а на другое утро моя Мама, несмотря на предупреждение о моем забулдыжничании, все-таки забеспокоилась и приехала меня искать к Вере Мих. Тут вышел курьез: вместо меня, спавшей в комнате у сына Туровой, Мама в потемках при спущенных портьерах начала было будить Илюшу, спавшего в гостиной. В субботу 10-го мы с Демьяновым были в «Кривом зеркале»⁷, где видели довольно забавный спектакль, вчера были у нас проводы Васи Глушкова⁸, приезжавшего тоже на побывку. Денис уезжает 15-го, а 14 или 15 я опять поеду в Гельсингфорс за покупками. Вот обстоятельства, при которых можно рассчитывать на снисхождение некоторых рыжих к шестидневному неписанию им писем. Я, кажется, писала Вам, что следующий бедлам назначен на 7 января. Кроме того, в воздухе повисла, крепко уцепившись за него (т.е. за воздух), идея снять подвальчик и устроить в нем «Подвал Бескровного убийства». Илюша носится с этой мыслью до психоза и обхаживает Веру Мих., Лапшина и проч<их>, от которых можно ждать копеечек, но, кажется, напрасно. Идея эта возникла еще на бедламе. Были голоса за поддержку этого предприятия. Вот пусть Фаберже поддержит, — тогда можно будет рискнуть, а то теперь один ремонт Бог знает каких денег обойдется. Расписывать подвал, разумеется, должны приехать Вы, — этакую какую-нибудь командировочку выхлопочите себе. Проооосим!!! Между прочим, о росписи «Привала» ходит такой анекдот: «привалья» хозяйка м<ада>м eх-Пронина⁹, страшная выжига, заказала роспись Саше Яковлеву¹⁰ за 200 руб. Саша, не будь прост, сделал всю роспись, кроме лиц, и сказал, что кончит лица только тогда, когда получит деньги. Eх-Прониха дала 50 руб. — он написал волосы и уши, дала еще 50 руб. — он сделал лбы и шеи, затем за следующие 50 руб. — подбородки и брови, и только когда последние рубли были положены на стол — написал лупетки¹¹ своим фигурам. Эта Прониха, как оказалось, в маске и домино присутствовала на бедламе и высматривала все, что у нас делалось. По всей вероятности, в ближайшем будущем в «Привале» будет исполняться что-нибудь по нашей схемочке. Бешеное веселье за 3 руб. с вином и угощением наряду с 10-рублевой тоской в «Привале» повергло ее в размышление… не говоря уже о мысли создать конкуренцию ее «Привалу» в виде постоянного подвала. Зданевича она определенно побаивается. Вот, милый Мишук, какие обстоятельства назрели тут у нас и закрутили небольшого, отзывчивого на всякие проквы фоксика… Писала, писала, а на самые главные сплетни не хватило места. Придется оставить на следующий раз. Пока шлю Мишуку мое нижайшее и прошу не забывать. Комбинацию с красками устрою.

Ваша «свободная шкипидарка»

Туз<ик>

13/XII-16

1 Еженедельный сатирический журнал, издававшийся в Петербурге с 1908 по 1913 г. В 1913–1918 гг. выходил «Новый Сатирикон».
2 От лат. loko — помещаю; позднелат. locator. В средневековой Германии лицо, получавшее от князя или какого-либо крупного феодала права на основание поселения. Здесь: жилец.
3 Опера «Пророк» (другое название «Иоанн Лейденский») Дж. Мейербера (1849).
4 Это слово применяется по отношению к спектаклям, в которых много штампов, и происходит от названия одноактной оперы-пародии «Вампука. Невеста африканская, образцовая во всех отношениях опера» (1909) на музыку В.Г.Эренберга, либретто его же по фельетону А.Манценилова (князя М.Н.Волконского).
5 Д.И.Лешков был завсегдатаем балетных спектаклей, имел дружеские связи в балетной среде.
6 Балет «Дон Кихот» Л.Ф.Минкуса (Мариинский театр, с 1871 г.).
7 Один из популярных петербургских театров миниатюр, открывшийся в 1908 г. как театр-кабаре в зале Театрального клуба Союза драматических и музыкальных писателей. Просуществовал до 1918 г.
8 Шурин брата Лешковой Дениса.
9 Имеется в виду Вера Александровна Лишневская (Кашницкая), жена Бориса Константиновича Пронина (1875–1946), театрального деятеля, создателя и директора литературно-артистических кабаре «Бродячая собака» и «Привал комедиантов».
10 Александр Евгеньевич Яковлев (1887–1938) — живописец, график, декоратор. Учился в Академии художеств в мастерской Д.Н.Кардовского (1905–1913). Сотрудничал в «Аполлоне», «Сатириконе», «Новом Сатириконе», «Ниве». Участник выставок: «Балтийской» (1912), «Мира искусства» (1915) и др. Оформлял артистическое кабаре «Привал комедиантов» в Петрограде вместе с Б.Д.Григорьевым и С.Ю.Судейкиным. Летом 1917 г. как пенсионер Академии художеств отправился в Монголию, Китай, Японию, где пробыл около двух лет. Впоследствии жил в Париже.
11 Глаза.

5

Христос Воскресе,

милый мой Мишурка. Вероятно, это письмо дойдет до Вас уже на Пасху, почему и шлю Вам мое поздравление и, так уж и быть, целую Вас три раза поскорее, пока Совет рабочих и солдатских депутатов еще не успел объявить отмену этого обычая. Это, конечно, шутка, т.к. почти все сделанные с размаху «проквы» первых дней частью поправлены, частью разъясняются и поправляются этим советом и, во всяком случае, обсуждаются им. Вчера у меня была Ваша Мама, читала мне Ваши письма и я ей мои Ваши письма, конечно с маленькой цензуркой, т.к., быть может, в них есть не только мои, но и Ваши тайны, милый Мишук, так уж Вы меня не осудите за это. У нас тут полный порядок и тишина. С сегодняшнего дня хлеб будет отпускаться по карточкам, и ожидается уменьшение хвостов. У Ваших дома все благополучно. В первые дни после революции положение Алекс. Алекс. было очень неопределенное и неловкое, но после всех разоблачений он будто бы сильно полевел. Служебное положение его совершенно уладилось, и он даже назначен в Следственную комиссию, куда попали немногие из прежних следователей и которая производит следствие по делам «бывших» министров: Сухомлинова¹ и К°. Посылаю Вам почти ежедневно по 3 и больше газет, из которых Вы узнаете все подробности этих дел. Отправила Вам также 2 номера «Сатирикона» и два номера «Бича»². Пишите непременно, что до Вас доходит, а также о судьбе последней посылки. Послана она с расчетом, чтобы дошла до Пасхи или на Пасху. Если очень заняты — не старайтесь писать много, черкните хоть открытку, и за то спасибо. Ведь и я пишу Вам много по мере сил и возможности. Рада за Вас, что Вам дали занятия по душе, хотя и утомительные. Ну, что делать. А еще больше рада, что среда лучшая, чем прежде. Только бы прошли благополучно разные новшества, которые принесут Вам кадры, имеющие прийти на пополнение к Вам, трактующие по-своему разные явления дисциплины и отношения между офицерами и солдатами. Внутри страны изредка проявляются эксцессики, но, слава Богу, все умиротворяется.

Были мы, милый Мишук, с Марией Людвиговной на выставке «Мира искусства»³. Знаете, такого убожества я себе и представить никогда не могла. С позволения сказать, «эволюция» мирискусников к достижению апогея ничтожества идет гигантскими шагами. Отсутствуют даже такие «новаторы», как, например, Альтман⁴, и вообще имен не много, но количество данных ими работ убийственно: весь первый зал у Добычиной⁵ занят одним Рерихом⁶, который превратился в настоящего рыночника с «прочурлянисью», весь левый от входа зал — Машковым⁷ и Б.Григорьевым⁸. Первый долевел до совершенно реального портрета с 4-мя головами (фас, профиль, затылок и 3/4) какого-то красивого господина, уместившего все головы на одной паре плеч, но зато у него 4 руки, из коих две мертвые, и 21/2 ноги⁹. Все абсолютно реально и очень гнусно по колориту. Б.Григорьев выставил дам просто противных и противных во всех отношениях и «аховый» портрет Мейерхольда¹⁰, в позе истерической или эпилепсической позе. Много скверны у Кончаловского¹¹, но рекорд побит все-таки опять же Петровым-Водкиным, выставившим такую «Атаку», за которую его следовало бы поднять на штыки. Описывать не буду, — не в силах, — 40000 лош<адиных> сил гнусности. Есть еще неизменные 3 голых мальчика: малиновый, кирпичный и оранжевый — обычная его гамма, — держащихся за руки¹². Кустодиев¹³ благополучно добрался до олеографии. У остальных выставлены тихие убожества. Рисунки карандашом под Гончарову выставил какой-то Андреев¹⁴, да еще Толстая¹⁵ выставила композицию «Компас». Бенуа¹⁶, Колмаков¹⁷ и еще некоторые отсутствуют.

<...>

Пользуюсь свободной минуткой, чтобы настукать еще несколько слов Длинному Рыжему. Вчера вечером побывала в Студии Мейерхольда, где собрались Ильиные единомышленники, чтобы выработать программу вопросов сегодняшнего митинга в Театре миниатюр. Не хватало многих из лиц, бывших у Жевержеева¹⁸, но зато было много новых, между прочим Альтман, Кузмин¹⁹, Юркун²⁰ (произвел на меня особенно неприятное впечатление). Не было, к счастью, Маяковского, которого можно вполне определить названием «единомышленника, которого лучше не иметь, чем иметь», почему довольно скоро и обстоятельно договорились относительно программы, а также и тезисов декларации: их 4, и каждый для подчеркнутости упорства начинается словом «только». Боюсь переврать Вам слова, но смысл приблизительно таков: 1) Только самоуправление может обеспечить полный расцвет искусству и художественной жизни обновленной России, 2) Только Всероссийский учредительный собор деятелей искусства может утвердить основы самоуправления, 3) Только Учредительный собор правомочен решить вопрос о введении учреждения (Министерства искусств), 4) Только выборный Временный совет деятелей искусства может подготовить созыв Учредительного собора деятелей искусства. Разбор этих 4-х положений и был предложен публике, собравшейся в Театре миниатюр. Начались выступления ораторов, настолько разнообразные как по темам, так и по трактовке этих вопросов, что у меня голова пошла кругом. Сначала Илья доложил собранию историю возникновения «Федерации свободного искусства», во главе которой он стоит, ее отношения к «комиссии 8-ми» (Бенуа и К°) и дальнейшие намерения этой группы. В его докладе все было ясно, был энергичный призыв спасать искусство, которое в опасности, и предложены меры и способы к тому. Первым после него выступил Маяковский, который заявил, что никаких выступлений он не признает и никого знать не хочет, на всех плюет и хочет, чтобы федерация издавала газету, директором которой он будет и намерен писать в ней только то, что ему захочется и покажется забавным. Эта «декларация» вызвала искренний и добродушный хохот среди публики. Пунин²¹ заявил весьма иронически, что эта платформа, конечно, поражает своей широтой замысла, но… есть еще кой-какие чисто практические задачи, и притом ближайшие. Илья напомнил, что нужно сейчас же обратиться к Обществу архитекторов, кот<орое> cобрало первый митинг в Мих<айловском> театре, сочло его только половиной процесса, обещало созвать второй, считая первый прерванным за недостатком времени. А теперь отвиливает от созыва второго, очевидно, из-за того, что им не понравились резолюции первого, внесшие новые точки зрения на их планы и «способы» действия. Опять вылез Маяковский и начал орать, что он никого не хочет знать и ни с кем считаться, т.к. признает только Бурлюка²², и они с ним самые левые, и это важнее всего. На это кто-то возразил, что есть полевее, — в живописи Ларионов²³, а в поэзии Хлебников²⁴. Подумайте только, какой ерундой занимали публику!! Последнее заявление так взорвало Маяковского, что он заявил, что уходит из федерации. К моему удивлению, Илья просил его взять свои слова об уходе обратно до личного с ним по этому поводу переговора. Дальше выступали разные художники, которые говорили уже больше по существу, тем не менее Маяковский все время впутывался, мешал говорить и наконец довел публику до того, что все стали ему шикать и гнать его, что вызвало его на грубую иронию по адресу всех выступавших и ругань с публикой. Один художник, прапорщик, в очень знаменательных выражениях приветствовал собрание людей, героически сошедшихся трактовать вопросы искусства на бочке пороха, т.к. он считает не обеспеченными еще не только вопросы существования искусства, но вопросы существования самой русской жизни. Революция, по его словам, не получила еще ответа от 80% населения ее — т.е. крестьянства, которому протягивают руку немцы для водворения старого порядка, — опасение, утрированное даже для самых безнадежных пессимистов. Очень обстоятельно, тепло и либерально осветил вопрос какой-то из Маковских (кажется, Сергей²⁵, — совершенно не знаю такого), настолько приемлемо, что ухитрился образовать блок с Ильей, который в заключении и резюмировании всей этой катавасии прямо оперся на изложенные им доводы, что с министерством, имеющим сношение и утвержденным правительством, каковыми <бы> эти министерство и правительство ни были, будут связаны явления так называемого «официального искусства», которое будет угнетать всякое другое и доминировать над всеми явлениями художественной жизни. Во всяком случае, найдена была платформа, на которой можно было сойтись и выработать формы протеста против назначения и утверждения такого министерства помимо выборных начал, что уже выяснило слегка задачи. Была прочитана декларация Денисова²⁶, которую я Вам вчера послала. В общих чертах она показалась приемлемой, возражения вызвали детали, по которым автор дал кой-какие разъяснения и предложил взять экземпляры ее к себе на дом и приготовить письменные или устные протесты и поправки к следующему собранию. Весьма неглупо «выражался» Шлейфер²⁷, правильно понявший момент и талантливо окатывавший успокоительными душами Маяковского, этого завзятого митингового «рыжего» (некоторых просят не обижаться). Беда в том, что каким-то образом находящийся в Париже Дягилев²⁸ ухитрился подмигнуть (вероятно, через А.Бенуа) некоторым из ярых протестантов против министерства, очевидно предложив им кругленькие доходы и тепленькие местечки в будущем министерстве, и они вдруг переменили курс и начали высказываться за министерство, разумеется допуская на роль министра только Дягилева и определенно выставляя его как лицо, обеспечивающее расцвет искусства. Эта перемена отношения их к принципиальной стороне вопроса из-за показанного им леденца взбесила Илью до красного каления. Ругался он с ними жестоко, но мне высказал откровенное опасение, что эти-то изменники могут сыграть решающую роль. Называет он их «пораженцами».

Вчера я получила Ваше письмо, первое после крупных событий и после долгого перерыва. Вы писали, что второй адъютант Вашего полка заболел и Вам приходится много работать. Очень жаль, что у Вас нет свободной минутки и черкнуть нам, что Вы про все это думаете. Всех наших это очень интересует. На последнем митинге были нек<оторые> наши: Вера Мих., Турова (они члены «Федерации своб<одного> иск<усства>»), Маклецов²⁹, с которым я познакомилась у Эссен, Мейерхольд³⁰, Брик³¹, Шлейфер, Школьник³², Спандиков³³, Тырса³⁴, Сандин, Георг. Иванов³⁵, Мандельштам³⁶, Фед. Сологуб³⁷, Анатоль Серебряный³⁸ (был ошикан публикой при первых же словах, т.к. хотел оспорить рекордную левость у Маяковского, почему публика и послала к черту их обоих). Маклецов тоже порол дичь.

Я писала Вам уже, что лавры Бурцева³⁹ не дают мне спокойно спать, и мне хочется зафиксировать важнейшие явления в художественной жизни России. Страшно жалею, что не могу стенографировать, т.к. в массе выступлений легко перепутать и допустить неточности, а интересного все-таки много, милый Рыженька. Говорят, что у Общ<ества> aрхитекторов есть стенографический отчет 1-го митинга, на который я не попала и на котором выяснились обстоятельства, вызвавшие образование «Федерации своб<одного> искусства». Постараюсь достать его для моей «истории». Прошу при этом не строить никаких морд и мурл и не упоминать соломы, наполняющей некоторые головы… вообще и в частности. Ведь литература — моя жизнь!!! Вы забыли это. Вот еще чего жаль, так это того, <что> «Бескровное убийство» под натиском событий перестало освещать разные стороны художественной жизни: сюжетов теперь невероятное количество, как общественных, так и частных, — например: «комиссия 8-ми» (это с Горьким) заседает в Зимнем Дворце на разных отставных тронах. Маяковский носит шикарный френч с солдатскими погонами (он теперь всегда в форме). Вообще нижние чины и вольноперы сочинили себе такие формы, что иной раз можно лопнуть от хохота. Костя Фридберг ездит верхом проверять милиционные патрули и посты и собирается надевать оставленные Вами шпоры, — тоже ведь номер. Вера Мих., Турова и Коля Лапшин собираются из-за каких-то политических целей написать портрет Кузмина… Это ли не сюжет для «Бескровного убийства». Словом, тем без конца. На последнем митинге Коли не было, он уехал на несколько дней в Лугу⁴⁰. Что касается Кузмина, то в митинговом отношении он не глуп и находчив; на бедламе в Троицком театре⁴¹ он присутствовал, но не выступал.

Вчера я от души жалела о Вашем отсутствии. Были торжественные похороны жертв революции, о которых Вы подробности прочтете в газетах. Я видела процессии только у ворот своего дома и на Забалканском, но не в силах описать и этого кусочка торжественности. Даже и этот кусочек носил характер потрясающей грандиозности. По обеим сторонам улицы выстроились колонны разных групп ремесленных, служащих, учащихся и т.д. по 80 человек каждая, со своими знаменами, хорами, оркестрами. Порядок был идеальный, но движение было очень замедлено тем, что вход на Марсово поле был один, а народу невероятное количество, хотя и организованного в идеальный порядок, но представляющего огромные массы. Могли ли Вы, милый Мишук, представить себе, обучая в прошлом марте Ваших солдат-павловцев, что на этом самом месте на Марсовом поле так скоро будет заложен памятник Русского Освобождения, наша Июльская колонна⁴²?.. Страшно жалею, что Вы не видали этого единственного в своем роде зрелища, этот лес красных плакатов и знамен с надписями. Между прочим, характерно, что ни одно знамя не имело надписи о конституционно-демократической монархии, — все поголовно гласили: «Да здравствует демократическая республика», «Земля и Воля» и т.д. Во всем поле зрения был только один черный стяг с надписью: «Последний долг борцам за нашу свободу», остальные все были ярко-красные, и очень немногие с черным ободком. Один плакат поразил и тронул меня бесконечно: продолговатое красное знамя на двух палках имело по бокам надписи: «Да здравствует республика!» и «С.-Р. партия булочников-максималистов», а в середине была написана красками картина: большая белая Россия в кокошнике, протягивая руку, благословляет соединенных рукопожатием черного рабочего и защитного солдата, которые приблизительно в 21/2 раза меньше России. Сделано это было так просто, так наивно, но с таким, что Вы называете, чувством формы, такой характерной для истинно народных произведений, что я страшно жалела, что у меня нет исправного аппарата, чтобы снять этот стяг, для чего было и время, и возможность, т.к. процессия, пройдя несколько сажен, останавливалась минут на 15–20 и больше, а стояла она у наших ворот. Другой стяг с рисунком изображал восходящее из-за гор и моря огромное золотое солнце, тоже самодельное и забавное. Семирадский⁴³ видел прибывшие из Финляндии депутации с допотопными цеховыми знаменами финскими и шведскими, с изображениями своих ремесел, сохранившимися чуть ли не от средних веков. Вообще, чухлома со времени дарования им полной конституции начинает себя проявлять с самой симпатичной стороны и все, что делается у них за последнее время, чрезвычайно отрадно. Несмотря на запрещение венков, финны прислали их десятки тысяч, а когда им говорили, что желательнее пожертвования на будущий памятник, то заявили, что то само собой и миллиончик для них ничего. Ну пока всего хорошего, мой славный. Кончаю и прошу писать, когда будет время.

22–24 марта 1917

Туз<ик>

1 Владимир Александрович Сухомлинов (1848–1926) — генерал-адъютант, генерал от кавалерии; с 11 марта 1909 по 12 июня 1915 г. военный министр, член Государственного Совета. Дважды арестовывался: 22 апреля 1916 г. и 1 марта 1917 г. В сентябре 1917 г. приговорен к бессрочной каторге, замененной на тюремное заключение. Освободился по амнистии. С 1918 г. в эмиграции.
2 Сатирико-юмористический еженедельник, выходивший в Петрограде с 1916 г. Издание не пережило революцию 1917 г. и Гражданскую войну. В течение некоторого времени в 1920-х гг. журнал издавался в Париже под редакцией художника-карикатуриста М.С.Линского. Литературной частью заведовал А.Аверченко. Новый, уже советский «Бич» выпускался в 1927–1928 гг. Но и этот журнал просуществовал недолго — в августе 1928-го его редакция в полном составе перешла работать в «Крокодил». В третий раз юмористический журнал с таким названием появился в оккупированном Минске.
3 Выставка объединения «Мир искусства» проходила в Петрограде с 19 февраля по 26 марта 1917 г. в залах Художественного бюро Н.Е.Добычиной и демонстрировала 403 работы 85 художников.
4 Натан Исаевич Альтман (1889–1970) — живописец, график, скульптор, театральный художник, иллюстратор, педагог.
5 Надежда Евсеевна Добычина (урожд. Фишман; 1884–1950) — одна из первых профессиональных организаторов художественных выставок; в 1911–1919 гг. владелица галереи «Художественное бюро Н.Е.Добычиной». С апреля 1914 г. бюро размещалось в шести больших комнатах десятикомнатной квартиры, арендуемой Добычиными (Марсово поле, д. 7 / Набережная Мойки, д. 1).
6 Николай Константинович Рерих (1874–1947) — художник, археолог, философ, писатель, общественный деятель. С 1917 г. в эмиграции.
7 Илья Иванович Машков (1881–1944) — художник, педагог; один из основателей общества «Бубновый валет».
8 Борис Дмитриевич Григорьев (1886–1939) — живописец, график, театральный художник, иллюстратор, педагог. С 1919 г. в эмиграции.
9 Имеется в виду «Портрет художника А.И.Мильмана» И.И.Машкова (1917).
10 Речь идет о «Портрете В.Э.Мейерхольда» Б.Д.Григорьева (1916).
11 Петр Петрович Кончаловский (1876–1956) — художник; глава общества «Бубновый валет».
12 Имеются в виду произведения Кузьмы Сергеевича Петрова-Водкина (1878–1939) «На линии огня» (1916), «Мальчики» (1916).
13 Борис Михайлович Кустодиев (1878–1927) — художник.
14 Николай Андреевич Андреев (1973–1932) — скульптор, график, театральный художник.
15 Софья Исааковна Дымшиц-Толстая (1889–1963) — художница. Речь идет о ее объемной работе «Композиция. Компас» (ок. 1917).
16 Александр Николаевич Бенуа (1870–1960) — художник, искусствовед, критик, один из основателей объединения «Мир искусства».
17 Николай Константинович Колмаков (Калмаков; 1873–1955) — живописец, театральный художник, книжный график. С 1920 г. в эмиграции.
18 Левкий Иванович Жевержеев (1881–1942) — меценат, коллекционер, искусствовед. Финансировал деятельность объединения «Союз молодежи», с 1913 г. его председатель. Впоследствии театральный и музейный деятель. О.И.Лешкова в письме от 20 марта 1917 г. подробно описывает впечатления от фамильного дома Жевержеевых (Графский пер., д. 5) и встречу единомышленников (присутствовало человек 20–25) 17 марта 1917 г. «Постановили собрать митинг протестантов против учреждения в настоящее время министерства завтра в Троицком миниатюре <…>» (Ф. 792. Оп. 3. Ед. хр. 17. Л. 19).
19 Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт, прозаик, переводчик, композитор.
20 Юрий Иванович Юркун (наст. имя и фам. Иосиф Юркунас; 1895–1938) — писатель, художник. Репрессирован.
21 Николай Николаевич Пунин (1888–1953) — искусствовед, художественный критик, педагог, музейный деятель. Репрессирован.
22 Давид Давидович Бурлюк (1882–1967) — живописец, график, теоретик авангарда, поэт, издатель.
23 Михаил Федорович Ларионов (1881–1964) — живописец, график, театральный художник, теоретик искусства.
24 Велимир Хлебников (наст. имя Виктор Владимирович; 1885–1922) — поэт, прозаик, один их основоположников футуризма.
25 Сергей Константинович Маковский (1877–1962) — поэт, художественный критик, издатель. С 1920 г. в эмиграции.
26 Владимир Алексеевич Денисов (1887–1970) — живописец, художественный критик, педагог, музейный деятель.
27 Савелий Яковлевич Шлейфер (наст. имя Янкель Цукович Цалел; 1881 — после сентября 1942) — живописец, театральный художник, один из организаторов «Союза молодежи». С 1927 г. в эмиграции. Погиб в Аушвице.
28 Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) — театральный деятель, один из основателей объединения «Мир искусства», организатор «Русских сезонов» и труппы «Русский балет Дягилева». 29 Сергей Николаевич Маклецов — художник.
30 Всеволод Эмильевич Мейерхольд (наст. имя Карл Казимир Теодор; 1874–1940) — актер, режиссер, реформатор театра, педагог. Репрессирован.
31 Осип Максимович Брик (1888–1945) — литературовед, литературный критик.
32 Иосиф Соломонович Школьник (1883–1926) — живописец, график, театральный художник, секретарь общества «Союз молодежи».
33 Эдуард Карлович Спандиков (1875–1929) — живописец, график, иллюстратор, один из организаторов и первый председатель общества «Союз молодежи».
34 Николай Андреевич Тырса (1887–1942) — живописец, график, иллюстратор, педагог.
35 Георгий Владимирович Иванов (1894–1958) — поэт, прозаик, публицист, переводчик. С 1922 г. в эмиграции.
36 Осип Эмильевич Мандельштам (1891–1938) — поэт, прозаик, критик, переводчик. Репрессирован.
37 Федор Кузьмич Сологуб (наст. фам. Тетерников; 1863–1927) — поэт, прозаик, драматург, публицист.
38 Анатоль Серебряный (наст. имя и фам. Анатолий Иванович Пучков) — поэт.
39 Имеется в виду деятельность публициста и издателя Владимира Львовича Бурцева (1862–1942) по собиранию материалов, относящихся к истории революционного движения в России. 40 У Н.Ф.Лапшина под Лугой было имение.
41 Театр находился на Троицкой улице, 18, и с самого его открытия в 1911 г. одновременно бытовали варианты названий: Троицкий театр, Троицкий театр миниатюр, Театр миниатюр на Троицкой. Театр сыграл заметную роль в истории русского авангарда, предоставляя с 1912 г. свое помещение для различных диспутов на ультрасовременные темы.
42 Монумент на площади Бастилии в Париже, воздвигнутый в память о революции 1830 г.
43 Знакомый О.И.Лешковой, служащий Мариинского театра.

6

Вот какие обстоятельства, милый Мишук, предшествовали ренегатству Ильи, которое, кстати сказать, оказалось уткой. Комиссия Бенуа, Горького и К°, предложив свои услуги Временному Правительству и комиссару по делам искусства Головину¹ (бывш<ему> председ<ателю>, кажется, 2-й Госуд<арственной> Думы), апеллировала к нему как «левая» (их, мол, не пустили в академию, они-де борются за свободу искусства и т.д.). Головин, хоть он, быть может, и хороший государственный человек, в искусстве оказался настолько несведущим, что и принял эту публику за самых левых и начал было им мироволить. Буча, поднятая Ильей на митинге в Мих<айловском> театре, начала их беспокоить, и Бенуи решили наладить как-нибудь с ними блок, растворив их в своей среде. На банкете при открытии выставки финских художников², состоявшемся на прошлой неделе, Добычина посадила Илью рядом с Ал. Бенуа, а Маяковского с Горьким, и пошла писать губерния: А.Бенуа начал объясняться в дружбе и любви Илюшке, а М.Горький говорить комплименты Маяковскому и подпаивать его. Бенуа договорился до необходимости объединить все левые течения, до свободы самоопределения на основах взаимного доверия и т.д., тем не менее Илья вполне определенно заявил, что он является представителем полнейшей непримиримости с «Миром искусства» и для него мыслим блок с кем угодно, хотя бы с передвижниками, но только не с «Миром искусства». Потом вся публика перелезла в «Привал комедианта» и продолжала там «само-определяться». На прощание А.Бенуа сказал Илюше, что как бы там ни сложились обстоятельства, но для Зданевича у них всегда найдется место и голос. Потом Маяковский съездил в Москву и привез оттуда какие-то весьма проквенные резолюции³, о которых я Вам писала, и готовность перекинуться к Бенуам. Состоялось опять собрание в академии⁴, на которое я не попала. Маяковский держал себя провокаторски, Илья нервничал и считал положение настолько проигранным, что ему показалось, что лучше иметь обеспеченное представительство в комиссии Бенуа, чем никакое, почему и поддержал Маяковского, спасавшего московские резолюции от провала у петроградской публики. Заседание кончилось вничью, а на следующее, в субботу 8-го⁵, я попала. Бой был не на живот, а насмерть. К чести Ильи и Шкловского⁶, вынесших на своих плечах вопрос представительства в союзе левых, нужно отнести всецело успех этого предприятия, а также и к отсутствию Маяковского, нелепые и провокаторские выступления которого могли если не погубить, то напортить судьбу левых, которая и так подчас висела на ниточке. Как ни верти, а повторилась и на этот раз обычная история: молодость, смелость, пыл и жар привлекли к себе лучшую часть публики, да и нейтральность перешла к ним. Слишком заскорузло, глупо и мещански держала себя оппозиция и художественные черносотенцы, которых Илья так талантливо сажал из одной калоши в другую. Когда дебатировался вопрос выбора делегатов для выступления у Временного Правительства и Совета раб<очих> и солд<атских> депутатов, то едва-едва удалось отстоять принцип выбора по партиям, разделив весь наличный состав на правых, центр и левых. Это только и могло обеспечить действительно представительство левых в этой делегации. Илья и Шкловский все время напирали на «партияльное» представительство, т.е. чтобы оно было обеспечено направлениям и партиям, представляющим собою хотя бы и меньшинство, т.к. считалось, что левых меньше, чем всех прочих, что, как Вы сами знаете, и правда. После взятого с боя решения публике было предложено разделиться на 3 разные зала, где и произвести выборы. Вот тут-то и вышел неслыханный курьез: подавляющее большинство повалило в зал левых. Это ли не знаменье времени?!!!... Правых не оказалось ни одного, либеральные профессора Беклемишев⁷ и Дубовской⁸, чтобы не оказывать давления на публику, ушли совсем, остальные причапились к центру, в котором оказалось несколько человек. Тогда часть центра, чтобы осуществить принцип обязательного представительства для меньшинства, перешла в правые и выбрала из себя делегатов из жалости к партии, которой нет…. Этими героями оказались: Федор Сологуб, отстаивавший в ногу со Зданевичем самые левые принципы и направления, артист Юрьев⁹ — исп<олняющий> об<язанности> «правого» и архитектор Щеголев — тоже «правый» из жалости к их отсутствию. Центр выставил арт<иста> Гайдебурова¹⁰, Айналова¹¹ (предст<авителя> курии истории, теории и крит<ики> искусства) и Арабажина¹².

Самым шумным залом был зал левых, в котором набралось свыше 100 человек. Председателем хаоса выбрали Мейерхольда, который влез на стол и орал о депутатах. После гвалта и шума с массой ссор и даже одним вызовом на дуэль постановили выбирать записочками. У Ильи было много голосов, но он просил не выбирать его, скромно сославшись на репутацию задиры и непримиримости, могущей напортить репутацию делегации. Были выбраны: от театра Мейерхольд, от музыки великий футурист композитор Прокофьев¹³ и от литературы Шкловский. Зданевича, принимая во внимание его заявление, все-таки выбрали кандидатом. Вчера вся эта компания предстала перед комиссаром и получила вполне определенный ответ, что до созыва Всероссийского учредительного собора деятелей искусства все без исключения вопросы искусства будут проходить через совет Союза делегатов 150* петроградских художественных организаций, обществ и учреждений и что деятельность комиссии Бенуа является частным предложением своих услуг отдельной организации, которой предложено подойти под санкцию союза и которая не может рассчитывать ни на какие полномочия помимо совета союза, что и требовалось провести. Успех, как видите, полный, и огромную долю его нужно по справедливости приписать инициативе и энергии Ильи. Без него, пожалуй, посадили бы нам на шею министерство Бенуа. Главные моменты этой борьбы отчасти зафиксированы газетными заметками, а также и стенографическими отчетами. Газетные заметки я собираю, отчеты речей Зданевича некоторые у меня есть. Послезавтра Илья, почивший на лаврах и увенчанный успехом его дел, уезжает** на Кавказ на лето¹⁴, а завтра будет у меня в числе прочих, и я познакомлю его с танцовщицей Домерщиковой¹⁵, которая им очень интересуется и собирается обстряпывать какие-то дела. Насколько положение было опасным, можете судить из того, что комиссия Бенуа уже одобрила какие-то (кажется, свои) плакаты «Займа Свободы», так, промеж себя, по-семейному, без конкурса и прочих проволочек, а также рисунки кредиток, почтовых марок и проч<его>, обещала кому-то какие-то ассигновки и пр. На собраниях в академии было много курьезов. Один из них — Анатоль Серебряный, которому публика не дает сказать ни слова и начинает свистать, как только он откроет рот, т.к. с первого появления он зарекомендовал себя нахалом и невеждой. Он объявил себя представителем общества «Мировых футуристов» и предъявляет «полномочия» — клочок бумаги, на котором на машинке напечатано, что он-де послан представителем этого общества; подписи сделаны тоже на машинке, и их очень много: Маринетти¹⁶, Бочиони¹⁷, еще какие-то знатные иностранцы, кажется даже и Пикассо¹⁸, а затем Ларионов, Гончарова¹⁹, Вы, Зданевич. Я говорила Илье, что это безобразие, — форменный подлог, а он смеется и говорит, что польщен такой избранной компанией, принимая во внимание, что Маринетти встал из гроба²⁰, чтобы «уполномочить» Анатоля Серебряного говорить глупости на собраниях. Ведь после этого я могу написать себе делегатское свидетельство от журнала «Бескровное убийство» и буду юридически совершенно права по сравнению с этим рыбным господином… Большой, но скверный, проквенный курьез представляет собой Маяковский, к которому Илья питает необъяснимую слабость. Весь успех дела я объясняю его отсутствием на последнем, решительном собрании. Теперь важнейшая задача — это отстоять отделение искусства от государства на Учредительном соборе и столковаться с москвичами, что, по словам Татлина²¹, возможно и желательно. Очень жаль, что Илья уезжает на Кавказ. Боюсь, что без него дело потеряет свою жизнеупругость, если так можно выразиться, т.к. президиум состоит из людей приличных, но недостаточно предприимчивых, кот<орые> не решаются начать пользоваться предоставленной им властью, а между тем есть предприятия, требующие немедленного выступления: для проведения железнодорожной линии хотят снести церковь Спаса-Нередицы в Новгороде²²; хотят переделать надпись в Москве на Триумфальных, кажется, «в память усмирения Польши», заменив ее чем-то современным, — кажется, в память свержения самодержавия²³. Нужно напечатать черным по белому об уничтожении полномочий комиссии Бенуа и т.д. по возможности во всех газетах и т.д. Правда, Илья очень утомлен, т.к. со дня переворота как в котле кипит и поспевает в 40 мест в день. Вчера он познакомился у меня с Домерщиковой, а сегодня с утра полетел уже на репетицию в Театральное училище «организовать» балет. Завтра мы с Домерщиковой идем слушать его в Зал Тенишева, где будут разбираться: «Революция, Война и Искусство»²⁴. Илюшка обещал устроить скандал в честь прихода туда Домерщиковой, которая ему, кстати сказать, понравилась очень. В нем столько мальчишеского, что не веришь, что он кончил университет, — прямо Том Сойер «выставляется» перед девочками.

Ну, пока немножко довольно об делах общественных, — переход к сплетням состоялся, как видите из последних фраз. Если до Вас дошла одна из газет с отмеченной красным заметкой об обществе «Искусство. Революция», то Вы знаете, что это общество основано Верой Мих., Кат. Ив., Количкой Лапшиным и проч<ими> нашими друзьями и имеет целью принимать заказы от разных рабочих организаций на плакаты, знамена и пр. Ну так вот, это общество начало действовать, является масса депутаций от заводов, обществ, кружков, притаскивают материалы (работа — бесплатно) и «заказывают» вовсю. Большая комната у Катерины Ив. превращена в мастерскую, и наша публика пишет там с утра до вечера. Иногда приходят с готовыми программами, в большинстве случаев тенденциозными, вроде изобрази, мол, им отрока на фоне восходящего солнца или Прометея, разорвавшего цепи. Между прочим, Прометея уже ухватила и замурзала академия, ученики которой тоже принимают такие заказы, там так густо-прометейно, что не продохнешь. Иногда изображение доверчиво поручается самим художникам. Вот какие интересные времена настали, милый Мишук, и как жаль, что Вас тут нет… Постараюсь списать и прислать Вам самые интересные из моментов этой эпохи. Кстати, получили Вы «Декларацию худ<ожника> Денисова», которую я Вам послала почтой? Денисов очень приличный человек, и даже наша Кат. Ив., всех критикующая, ставит ему в вину только сантиментальность и многословность.

Приведенное им определение «художественной совести», на мой взгляд, не сантиментальность и полная необходимость и незаменимость никаким другим выражением, а то, что «это должно подразумеваться», конечно, верно, но всякая декларация имеет целью выявить идею по возможности популярно, почему я и не считаю такие определения и аналогии лишними. Жаль, что этот Денисов плохой оратор и в митинговом смысле вялый человек. Кто он в живописи — не могу понять. Неужели это плохой карикатурист «Дени»²⁵ из разных иллюстрашек? Ну пока, кажется, пора кончить очередную порцию болтовни. Сейчас займусь списыванием для Вас кой-каких вещей, могущих быть интересными. Постараюсь, если поспею, написать еще.

10–14 апр<еля> 1917 г.

* Теперь уже 163 (примеч. О.И.Лешковой)

** Отложил, к счастью (примеч. О.И.Лешковой).

1 Федор Александрович Головин (1867–1937) — государственный и общественный деятель, председатель II Государственной Думы, один из основателей партии кадетов. С марта 1917 г. комиссар всех учреждений бывшего Министерства Императорского двора, в ведении которого, помимо бюджета семьи бывшего царя, были Императорские театры, музеи и другие учреждения культуры. Репрессирован.
2 Открытие выставки финского искусства состоялось 3 апреля 1917 г. в бюро Н.Е.Добычиной, обед по этому случаю — в знаменитом ресторане «Донон». 3 В обиходе О.И.Лешковой и ее друзей было множество придуманных и употребляемых ими словечек, как то: «ннннга», «реюньончик», «проква», «проквенный», «фиджийские нежности» и др., смысл которых легко угадывается из контекста писем.
На заседании (см. ниже) В.В.Маяковский выступил с сообщением, что «московский Союз пластических искусств в основу своих начал положил право самоопределения художественных сил в свободной России, созыв общей конференции всех деятелей искусств. Относительно же Особого совещания по делам искусств при Временном правительстве московский Союз порешил считать возможным сохранение его существования при условии <…> включения в его состав представителей общественных художественных организаций» (цит. по: Катанян В.А. Маяковский: Хроника жизни и деятельности. 5-е изд., доп. М., 1985. С. 128).
4 Заседание Временного комитета уполномоченных Союза деятелей искусств состоялось 4 апреля 1917 г.
5 На собрании делегатов Союза деятелей искусств, в котором приняло участие 150 (по уточнению О.И.Лешковой, 163) художественных обществ, был выработан наказ Временному правительству и Совету рабочих и солдатских депутатов. «В наказе говорилось, что устройство художественной жизни России не должно зависеть от бюрократических учреждений и совещаний, а исключительно от организованного мира художников. Все мероприятия по художественным делам должны проходить через Союз деятелей искусств» (Лапшин В.П. Указ соч. С. 346). 6 Виктор Борисович Шкловский (1893–1984) — писатель, литературовед, критик, сценарист.
7 Владимир Александрович Беклемишев (1861–1919) — скульптор, с 1906 г. ректор Императорской Академии художеств.
8 Николай Никанорович Дубовской (1859–1918) — художник, общественный деятель, с 1911 г. руководитель пейзажной мастерской Высшего художественного училища живописи, скульптуры и архитектуры при Императорской Академии художеств.
9 Юрий Михайлович Юрьев (1872–1948) — актер, педагог.
10 Павел Павлович Гайдебуров (1877–1960) — актер, режиссер, театральный деятель, педагог.
11 Дмитрий Власьевич Айналов (1862–1939) — историк искусства.
12 Константин Иванович Арабажин (1866–1929) — писатель, литературовед, журналист.
13 Сергей Сергеевич Прокофьев (1891–1953) — композитор, пианист, дирижер.
14 И.М.Зданевич выехал из Петрограда в Тифлис в мае 1917 г., в Грузии он принял участие в экспедиции по турецким территориям, организованной на деньги Общества истории и этнографии Тифлисского университета. Он изучал архитектурные и этнографические памятники, церкви, этнографическую старину. Историко-культурный материал, полученный в этой экспедиции, отражен в научных статьях и позднейших выступлениях на международных съездах византологов. По окончании экспедиции в ноябре 1917 г. И.М.Зданевич жил в Тифлисе, потом в Батуме до своего отъезда в Константинополь.
15 Анна Платоновна Домерщикова (1888–?) — артистка балета; в 1906–1922 г. в Мариинском театре.
16 Филиппо Томмазо Маринетти (1876–1944) — итальянский писатель, поэт, основоположник и теоретик футуризма.
17 Умберто Боччони (1882–1916) — итальянский художник, скульптор, теоретик футуризма.
18 Пабло Пикассо (1881–1973) — испанский и французский живописец, график, скульптор, театральный художник, основоположник кубизма.
19 Наталия Сергеевна Гончарова (1881–1962) — живописец, график, театральная художница, иллюстратор.
20 Так в тексте. Возможно, Лешкова имела в виду У.Боччони.
21 Владимир Евграфович Татлин (1885–1953) — живописец, график, театральный художник, основоположник конструктивизма.
22 Церковь Спаса на Нередице (Преображения Господня) устояла в революционные годы, но сильно пострадала осенью 1941 г., восстанавливалась в 1956–1958 гг. Комплексная архитектурная реставрация церкви завершилась в 2004 г. В настоящее время открыта в основном как музей, в 1992 г. включена в Список Всемирного наследия ЮНЕСКО.
23 Московские Триумфальные ворота сооружены в 1829–1834 гг. по проекту архитектора О.И.Бове на площади Тверская Застава в честь победы русского народа в Отечественной войне 1812 г. Надпись на аттике, утвержденная в 1833 г. императором Николаем I, со стороны центра города гласила: «Благословенной памяти Александра I, воздвигшего из пепла и украсившего многими памятниками отеческого попечения первопрестольный град сей во время нашествия галлов и с ними двадесяти языков, лета 1812 огню преданный. 1826». С противоположной стороны та же надпись выполнена на латинском языке.
24 14 (27) апреля в концертном зале Тенишевского училища по инициативе художественного общества «Искусство для всех» состоялась дискуссия на тему «Революция. Война. Искусство», в которой приняли участие художники, литераторы, актеры И.М.Зданевич, В.В.Маяковский, В.Э.Мейерхольд, Тэффи, К.И.Чуковский, Л.Б.Яворская и др.
25 О.И.Лешкова упоминает художника-карикатуриста Виктора Николаевича Дени (наст. фам. Денисов; 1893–1946), ошибочно принимая его за Владимира Алексеевича Денисова, автора «декларации».

7

№ 7.

Миша милый,

На последнем собрании вышла такая паршивая проква, что досадно вспомнить. Виновата отчасти сама публика, косная, не понимающая значения свободного самоуправления и лезущая в ярмо к «департаменту», отчасти же излишняя горячность Шкловского, переводящего все на личность и дискредитирующего свою партию излишними резкостями. Президиум внес на решение собрания весьма ехидный вопрос о необходимости организовать в союзе нечто вроде «совета выборных старшин», который 1) занялся разработкой вносимых в общее собрание вопросов, 2) в случаях экстренных, требующих немедленного распоряжения и исполнения, заменил бы своим решением общее собрание, причем решение его должно считаться равноценным решению общего собрания. Это предложение президиума было внесено в интересах «большей гибкости» деятельности союза, т.к. с советом старшин, видите ли, удобнее работать, чем с собранием 150–200 делегатов, и вдобавок такой постоянный законный кворум необходим на летние месяцы, т.к. многие делегаты разъезжаются, а могут появиться экстренные вопросы и т.д. Это предложение вызвало бурю негодования в «Левом блоке», как посягательство на значение общего собрания, но первый же оратор Шкловский сделал личный выпад по адресу председателя, назвал эту меру 87-й статьей¹, дававшей, как известно, право старому правительству обходить Государственную Думу при решении важнейших государственных вопросов. Тем не менее нужно признать, что у Шкловского основательная чисто парламентская сообразительность и его протест все-таки зашевелил умы в сфере обсуждения этого дела; всплыл вопрос: что же представляет собою общее собрание Союза деятелей искусства? В горячих речах художник Пунин² и актер артиллерист Мгебров³ доказали, что это «парламент искусства», в котором каждое мнение, каждый протест подлежат всестороннему освещению и обсуждению, которое одно может обсуждать общие вопросы искусства и только одно, без всяких передоверий и самоурезываний. Нашлись же, наряду с этим, и другие, смотрящие на союз как на «профессиональный», брюхо-карманный, без всякой трактовки значения искусства для жизни и государственности, нашедшие возможность поручить и доверить свои мамонные интересы профессионалу-соседу, который, мол, еще жаднее меня и сумеет выговорить самую высокую такцию. Между нами говоря, это почтенное собрание, хотя и много выше в разных отношениях других партийных и обывательских, тем не менее частенько отдает от него добрым старым рабством; не понимают люди значения права голоса, права своего мнения, хоть ты тут что… Для спасения своего предприятия президиум мобилизовал Федора Сологуба, который в длинной, плавной и вразумляющей речи старался доказать всю несправедливость шкловских подозрений и выставлял всяческие гарантии прав общего собрания, и не без успеха, так что, когда к голосованию был представлен вопрос, считает ли собрание учреждение куриальных советов старшин средостением и давлением на решение дел, к сожалению, две трети собрания ответило, что нет, не считает. Затем был поставлен вопрос, желательно ли учреждение этих советов. Тут некоторые из наших левых пытались предложить другие формы помощи президиуму, облегчения его трудов и комбинации для продления работ союза на летнее время на случай умаления числа делегатов, но, к сожалению, недостаточно вразумительно и энергично. Собрание постановило признать желательным учреждение этих куриальных советов с правами постановлений, приравненными общему собранию. Это нужно признать за провал наших левых: причина этому — отсутствие хороших энергических ораторов вроде Зданевича и отчасти растяпство присутствовавших наших. Архитектор Сологуб⁴, наша «фронда», кажется, опоздал записаться и произнес блестящую филиппику в вестибюле перед расходящейся уже публикой и т.д. Правда, президиум был ограничен строго оговоренными в речи Федора Сологуба случаями и условиями работы этого совета старшин. Публика перед голосованием потребовала от президиума даже гарантий правильности стенографической записи его речи. Тем не менее левых это не удовлетворило. Решено при выработке точных случаев обращения к совету старшин и условиях работы этого совета закатить им такую конституцию, чтобы, по крайней мере, обеспечить известный простор и гарантии «Блоку левых», чем мы все и занялись. Тузик сегодня сделал тоже, чтобы не отставать от двуногих, набросок конституции; вышла она у меня такая, что от совета старшин почти ничего не осталось… Так им и надо. Ведь туда попадут, конечно, благонамеренные умеренности с оттенком официальной солидности, ну а этот элемент слишком хорошо знаком мне на службе, чтобы относиться к нему «без метлы», как говорит архит<ектор> Сологуб. Вообще очень часто за последнее время в наших собраниях стали апеллировать к «доверию» публики. Оно, конечно, вещь хорошая, но не надо забывать, что в делах общественных этого мало. Можно, не воруя платков, такого наделать, перед чем любое воровство окажется благодеянием. Вот этой-то простой аксиомы не понимает наша публика, не улавливающая масштаб эпохи, продолжающая по-старому довольствоваться не-воровством платков и не сознающая явлений честности общественной, социальной, государственной, считающая себя с избытком обеспеченной этой грошовой дрянной фарисейской «честностью-себе-выгодой». На месте президиума я положительно останавливала бы некоторых льстивых ораторов, заливающихся соловьями на тему безграничного доверия президиуму и совету старшин. Впрочем, председатель как-то раз это и сделал, заметив иронически, что немыслимо оправдать столько надежд, ожиданий, доверия и пр. Мне невольно вспоминается полная достоинства речь нашего министра Некрасова⁵, который в день назначения его министром сказал нам: «Я не прошу вашего доверия для себя и моих товарищей во Временном Правительстве: для вас и большинства мы пока кучка иксов, нахватавших себе власть над огромной страной; доверие ваше и этой страны мы рассчитываем заслужить. Я прошу вас отнестись ко мне только без предубеждения, не думать, что нас эта власть опьянила, и помочь нам, т.к. в тяжелую минуту мы взяли на себя тяжелое бремя ответственности». Длинный Рыжий, конечно, уже заметил, что я неравнодушна к нашему министру. Еще бы: умница, замечательный оратор и вдобавок мужественно красив. Да тут на всех четырех не устоишь. На днях мы написали ему «билье-ду»⁶ насчет того, что нам необходимо приличное помещение для столовой, библиотеки и клуба служащих и что такие помещения имеются в его министерском доме-дворце, где он занимает только три комнаты. Завтра узнаю ответ на этот подход. Не сомневаюсь, впрочем, в благоприятном ответе.

10/V–17

Ну, Мишук, на вчерашнем собрании в академии разыгрался такой скандал, какого свет еще не видел (не считая, конечно, Государственной Думы). Наша «фронда» — архитектор Сологуб в своей последней перед отъездом на фронт⁷ речи, критикуя политику некой группы собрания, охарактеризовал ее «стремящейся натянуть на себя чиновничий мундир», и, когда одна хорошенькая актриска провокаторски пискнула: «Имена, их имена?»… — он и тяпнул: «Да первый — председатель Таманов⁸». Поднялся такой содом и такой гвалт, не смолкавший несколько минут, что у меня в глазах потемнело. Когда удалось отчасти водворить тишину, Таманов сложил с себя председательствование и передал его Федору Сологубу, а сам ушел. Шабаш возобновился с удвоенной силой, и часть президиума сочла себя обиженной и вместе с председателем покинула зал. Председательство принял на себя возвращенный из бегства Сологуб, и началось обсуждение этого инцидента. Говорили и в защиту, и в обвинение арх<итектора> Сологуба, причем выработаны были разные по содержанию резолюции, одна — выражающая порицание, а другая — требующая полного удаления его из Союза деят<елей> иск<усств>. Сначала баллотировалась первая и была принята большинством голосов, но потом противники потребовали перебаллотировки второй, и таким образом арх<итектор> Сологуб был приговорен к изгнанию из союза навсегда. И это тогда, когда какие-то анонимы, разглядеть и определить которых во время такого гвалта было невозможно, кричали арх<итектору> Сологубу «негодяй, подлец, мерзавец, прохвост, сволочь» и даже хуже под прикрытием анархии момента, безнаказанности. Вот, милый Мишук, какую парламентскую зрелость обнаружило наше собрание, к которому Иванов 7-й обратился в своей речи словами: «Избранные избранных». Так видите, эти избранные, содержащие в своих рядах цвет литературы, красноречия, пафоса и т.д., облеченные правом свободного слова, вместо того чтобы путем логики, трактовки фактов разбить, уничтожить, стереть в порошок неправого, оскорбляющего оратора, его выругали и выгнали навсегда. В Государственной Думе Марков 2-й⁹ крикнул Родзянке¹⁰ «мерзавец», и за это его исключили из 15 заседаний, за слово же «чиновник» в свободном Союзе деят<елей> иск<усств> выгнали навсегда члена, которому не раз горячо и искренно аплодировал весь состав собрания. После собрания я с Верой Мих. прошла в помещение клуба «Блока левых» и вынесла о нем самые симпатичные впечатления: там собрался весь цвет культурного контингента собрания; во время обсуждения этого инцидента прямо прекрасно говорили Брик, Венгеров¹¹, Исаков¹², Денисов, который в интимных собраниях много выигрывает, Турова и мн<огие> другие. Пришел и виновник всей проквы арх<итектор> Сологуб. Он дал великолепное объяснение своего поступка, которого в общем собрании произнести нельзя было (там он тоже дал объяснение, но в несколько иной плоскости в силу невозможности задеть еще некоторых лиц и вызвать добавочные инциденты). Был предложен вопрос, не выйти ли из состава союза всему «Блоку левых», но это предложение Мгеброва (тоже великолепно говорит) и Шмит-Рыжовой¹³ было отклонено самим арх<итектором> Сологубом, который советовал и настаивал, наоборот, на укреплении своих позиций в союзе и считал этот инцидент недостаточным поводом для выступления из союза. «Левый блок» принял его решение, но постановил выдвинуть протест против такого постановления союза, могущего привести, в конце концов, к подбору членов, лижущих пятки президиума. Помещение клуба замечательно симпатичное, — это кабинет Исакова в его казенной квартире Академии художеств, расположенной в трех этажах, — так это в третьем этаже большая комната со сводами, двумя большими полукруглыми окнами, старинной мебелью и тканями, люстрой из раковины и т.д. Очень уютно, без всякого буржуйства и претензий. Была я также в мастерской Льва Бруни¹⁴ (это пасынок Исакова), видела его рельефы в духе Татлина из жести, дерева, стекла, картона и пр., в которых я, к сожалению, ничего не понимаю, рельефы вроде ларионовского портрета Гончаровой из бумаги с красками, и масл<яные> картины, напоминающие Ваш средний период. На днях Лев Бруни должен уехать на фронт, но хлопочут за него оставить его тут, т.к. он слышит вроде Володи Кузнецова. Вы просили, милый Мишук, добыть Вам список членов общества «Свобода искусству». Посылаю Вам список «Блока левых»¹⁵, играющего гораздо более значительную роль в современном положении, тем более что сюда входят многие члены общества «Свобода искусству». Вообще это парламентская группа. Посылаю Вам также две «принципиальные» статейки и выписки из газет, могущие заинтересовать Вас, милый Мишук, а пока кончаю в интересах Ваших глаз и времени.

Туз<ик>

12–V–17

Среди этих фамилий, милый Миша, найдете много знакомых — приятных и неприятных — и незнакомых. О знакомых могу сообщить Вам, что некоторые из них занимают уже кой-какие должности в союзе по разным комиссиям: Жевержеев избран в ревизионную комиссию председателем, причем постановлено, что комиссия эта будет ревизовать не только денежные операции, но и формальную сторону исполнительной работы союза. Вера Мих. избрана в комиссию по охране памятников, Бруни в уставную комиссию. Денисов, как юрист, представляет собой нечто вроде юрисконсульта «Блока левых», Альтман — кандидат ревизионной комиссии.

На днях у Кости появилась надежда быть официально делегированным в союз от художественного отдела издательства эсерской партии. Если это осуществится, то он запишет меня секретарем и легализирует меня в союз. Мы, конечно, сию же минуту вопремся в «Блок левых» и начнем действовать, чего и Вам желаю… Пока же я оказываю кой-какие мелкие услуги этому блоку. Вот и сейчас придется набрасывать исходные точки и положения для вразумления почтенного общего собрания Союза деят<елей> иск<усств> по поводу инцидента с арх<итектором> Сологубом. Точек и положений много, нужно их как следует профильтровать, сделать из них экстракт убедительности, отделать так, чтобы миновать рифы личных столкновений, задеть все-таки все собрание за лучшие (???) чувства членов его и пристыдить. Положение ультраполитическое. Чувствую крайнюю необходимость как-нибудь делегироваться туда, т.к. надо говорить, надо действовать вовсю и нельзя бездействовать. Откуда делегироваться? Нельзя же от журнала «Бескровное убийство». Жаль, что не существует в действительности Министерства Изящных Искусств на Фиджи. В качестве Вашего секретаря я могла бы представить Ваши мандаты и верительные грамоты на фиджийском языке, не переведенные за неимением в Петрограде фиджийского консула… Ну, довольно звону. Пора кончать и приниматься за дело.

Среди членов «Блока левых» нашла адрес Татлина и в интересах выигрыша времени черкну ему сегодня открытку от Вашего имени с просьбой сообщить Вам, где находятся Гончарова и Ларионов и о положении художественной жизни Москвы. Вы же напишите от себя еще, если не получите раньше ничего, т.к. почта действует все-таки не особенно хорошо. Пишите непременно о получении этого письма. Все шлют Вам привет и целуют Вас, милый Мишук.

12 мая 1917 г.

1 87-я статья Основных государственных законов Российской империи в редакции от 23 апреля 1906 г. сводилась к тому, что правительство имеет право в промежутках между сессиями народного представительства и с одобрения царя издавать указы, которые приравниваются к законам. Однако не позже двух месяцев после начала очередной сессии народного представительства министр, ответственный за изданный указ, обязан предложить народному представительству законопроект, соответствующий указу. Если он этого не сделает или если народное представительство отклонит законопроект, указ, изданный во время перерыва парламентской деятельности, считается упраздненным. При этом указы не могли менять ни основной закон, ни статус Думы, ни статус Государственного Совета.
2 Так в тексте. Возможно, имеется в виду художник И.А.Пуни (1892–1956) или искусствовед Н.Н.Пунин.
3 Александр Авельевич Мгебров (1884–1966) — актер, режиссер.
4 Леонид Романович Сологуб (Салогуб; 1884–1956) — художник, архитектор. С 1920 г. в эмиграции.
5 Николай Виссарионович Некрасов (1879–1940) — инженер, политический и государственный деятель, кадет. Член III и IV Государственной Думы. Министр путей сообщения и министр финансов Временного правительства (1917). Репрессирован.
6 От фр. billet-doux — любовная записка.
7 Артиллерийский офицер Л.Р.Сологуб освободился от воинской повинности в декабре 1917 г.
8 Александр Иванович Таманов (наст. имя и фам. Александр Оганесович Таманян; 1878–1936) — архитектор.
9 Николай Евгеньевич Марков (Марков 2-й; 1866–1945) — политический деятель, инженер, публицист, писатель, один из лидеров Союза русского народа. Депутат III и IV Государственной Думы. В эмиграции с 1920 г.
10 Михаил Владимирович Родзянко (1859–1924) — политический деятель, лидер партии «Союз 17 октября». Председатель III и IV Государственной Думы. Председатель Временного комитета Государственной Думы. В эмиграции с 1920 г.
11 Натан Венгров (наст. имя и фам. Моисей Павлович Венгеров (Вейнгров); 1894–1962) — поэт, эссеист, критик, издательский деятель; много писал для детей.
12 Сергей Константинович Исаков (1875–1953) — скульптор, искусствовед, педагог.
13 Людмила Федоровна Шмит-Рыжова (1881 — не ранее 1938) — художница, участница художественно-психологического объединения «Треугольник», организованного Н.И.Кульбиным.
14 Лев Александрович Бруни (1894–1948) — живописец, график, иллюстратор, монументалист, педагог.
15 Вот этот список: «Альтман Н.И. Аргутинская <-Долгорукова> М.Т. Андреев А.А. Анненков Ю.П. Аврамов А.М. Брик О.М. Бруни Л.А. Будрина А.П. Богуславская К.Л. Брюллов Б.П. Венгеров Н. Воинов С.В. Воинов Св.В. Верхоустинский Б.А. Денисов В.А. Деген Ю.Е. Ермолаева В.М. Зенкевич М.А. Зданевич И.М. Жевержеев Л.И. Исаков С.К. Инкижинов В.И. Кузмин М.А. Любавина Н.И. Ландау К.Ю. Лемишева Н.В. Лапшин Н.Ф. Лурье А.С. Мгебров А.А. Мейерхольд Вс.Э. Митурич П.В. Пуни И.А. Пунин Н.Н. Серебряный А.И. Сафонова В.В. Струнке <Н.И.> Сологуб Л.Р. Спандиков Э.К. Степанов В.Я. Тырса Н.А. Толстая С.И. Татлин В.Е. Турова Ек.И. Чирикова О.Е. Черкасов Н.А. Чупятов Л.Т. Чебышева И.В. Шкловский В.Б. Шмит<-Рыжова> Л.Ф. Шихманова Ф.Н. Эрберг К. Ясиновский Н.П. Яковлева В.Я. Ющенко К.П. Чекан В.В.» «Состав “Блока левых” не был строго постоянным: делегаты могли передавать друг другу полномочия, и одни и те же люди на разных заседаниях иногда регистрировались делегатами то от одного, то от другого общества. На 20 мая 1917 года в “Блоке левых” числилось 45 делегатов <…>» (Крусанов А. Русский авангард. М., 2003. Т. II. Кн. 1. С. 20). Трудно сказать наверняка, кем составлен список членов «Блока левых», возможно и О.И.Лешковой. Второй столбец в свободной форме отсылает к обществам, союзам, группам, изданиям, организациям и др., с которыми связано то или иное лицо по принципу свободной ассоциации, а в третьем столбце указываются адреса и телефоны:

Публикация и комментарии Т.Л.Латыповой