Ирина Кочергина

Почерк судьбы

В камерных интерьерах особняка редакции журнала «Наше наследие» состоялась выставка памяти Екатерины Палеевой-Воробьевой (1957–2015). Царящий здесь дух Серебряного века, которому чужды скорость и шум, оказался созвучен образу этой изящной и элегантной художницы, «мятущейся души».

Такое сравнение отнюдь не случайно, ведь Палеевой-Воробьевой действительно посчастливилось даже через десятилетия быть связанной с тонкой и многогранной культурой начала XX века. Подобно многим героям рубежа веков, она получила камерное, почти домашнее образование. Сначала обучалась в мастерской мужа, Игоря Воробьева, представителя «сурового стиля». Но главным мостом, соединившим ее с классической школой прошлого, стал друг семьи Андрей Древин, известный скульптор. Этот «человек-глыба», как называла его сама Палеева-Воробьева, являл собой живую память о выдающихся мастерах авангарда Александре Древине и Надежде Удальцовой, об истории искусства XX века. Отсюда невероятная открытость Палеевой-Воробьевой к живому диалогу с самыми разными художественными школами и пластами истории.

На выставке диалог культур начинается графической серией «Ока. Деревня», создание которой приходится на время сотрудничества Палеевой-Воробьевой с японскими художниками школы суми-э (1994–2002). Суми-э — искусство монохромной живописи тушью. Искусство лаконичной и выразительной линии. Для многих работ этого цикла Воробьева-Палеева, вслед за восточными мастерами, выбирает вертикальный формат и обращается к параллельной перспективе. Благодаря этому пейзаж лишается привычных нам четких, идущих друг за другом планов, создающих иллюзию трехмерной «коробки», — пространственной классики европейской школы. Напротив, композиция уплощается, а небо и земля предстают единой, бесконечно протяженной вверх и вниз линией. Способность художницы воспринимать любое искусство без заученных штампов позволяет ей и здесь отойти от канона: японскую классическую технику она дополняет цветной акварелью.

С той же открытостью Палеева-Воробьева подходит к библейским сюжетам. Многие работы, посвященные Новому и Ветхому Заветам, отличаются необычными для этой более чем регламентированной темы приемами: художница кадрирует изображение и показывает главных героев в непривычных ракурсах. Так, в «Бегстве в Египет» дана крупным планом только спина Иосифа, а фигура Марии с младенцем (также кадрированная) появляется в самом углу холста. События двухтысячелетней давности предстают с непосредственностью документального киноряда. Появляется невероятно острое чувство сопричастности моменту. Не случайно Палеева-Воробьева называла Библию «самым современным произведением». В таком подходе к библейской теме художница оказывается близка и немецкому экспрессионисту Эмилю Нольде, и русской группе «Маковец». Современность композиции художница уравновешивает тяготеющими к архаике простыми, без излишней детализации лицами (вспоминаются кикладские идолы), порой очень условными, словно вырубленными из глыбы камня фигурами (аллюзия на скульптуру Древина); а также излюбленными средневековыми мастерами пробелами и движками, символизирующими вспышки божественного света. Здесь, как и в ориентализирующих пейзажах, Палеева-Воробьева с легкостью варьирует палитру от монохромности к изысканному многоцветью.

Эти трепетные, сияющие и одновременно экспрессивные, пронзительные работы стали последними в недолгой жизни художницы и во многом явились средоточием ее характера и судьбы. «В ее душе порой творился ад. Вся ее жизнь — это цепь борьбы за выживание, — вспоминает близкая подруга Палевой-Воробьевой художница Мария Кулагина. — Но совершенно не хочется, чтобы сложился мрачный, угрюмый образ, это не так. Последняя серия — ее лучшие работы. Это квинтэссенция света, светящегося цвета, чувств, трагедии и радости, трепетности и силы».