Светлана Волкова

Повесть о смятенном человеке

Александр Баканов — художник-гравер и музыкант. Сила духовного поля в нем такова, что при общении с ним слова не нужны. Он просто смотрит и отвечает на вопросы, еще не озвученные. Этому не удивляешься. Равно как не удивляешься его портретам странных людей, смотрящих прямо на тебя и продолжающих вести беседу уже за художника, вместо него. «Заместительные портреты».

Рисует рука — видит душа. Кого?

Послушаем Александра Баканова: «…это портрет… опустошенного человека; портрет очарованного человека; вот человек, ушедший в себя; а это какой-то любопытный человек…»

Образы состояния, чаще смятенного. Смятенность — чувство из века позапрошлого, но не стремление к ретроградству ведет художника. «Признавать старое, а не новое признавать» — через эту бакановскую формулу видятся его представление о форме, ремесле, его граверные идеалы. Александр Баканов берет прошлую жизнь гравюры синтетически, не дробя ее.

Работы построены штрихами энергичными и линиями тонкими, тончайшими. Художник как будто не стремится к обобщению, наоборот, в каждой работе дает поясняющие детали: в пейзажных мотивах обращает внимание на архитектуру деревянных и каменных довоенных домов, какие еще сохранились в маленьких русских городах. Портреты же настолько выразительны чертами, а лица так запечатлевают мгновение, что детали костюма уже неважны, но они есть, и они неброские. Поразительны лаконизм и вместе с тем эстетическая законченность листов. Баканов снайперски точен. И не беспристрастен.

«…Отдельный человек, делающий не фабричные флейты. Знакомы мы сто лет, но как-то редко встречались, а недавно у него в Тарасовке обнаружилось, что все эти годы он рисовал, да еще как. У Саши невероятно живые портреты. Как такое можно сделать из одного воображения? Никто ему не позирует, он создает живых людей, а потом эти люди обнаруживаются в реальной жизни» (Борис Кочейшвили)¹.

Написанные быстро, импульсивно, портреты Баканова имеют долгую внутреннюю историю. Много личного в портретах людей «из воображения». Возможно, и понимание абсурдности реального, защита от которой — в духовной обособленности человека.

«Все жили в сушь и впроголодь, / В борьбе ожесточась, / И никого не трогало, / Что чудо жизни — с час»². Портретные люди Баканова знают о чуде жизни, потому что о нем знает художник. Наталья Вейберт вспоминает, как в 1977 году в Доме творчества «Челюскинская» гравировала офорт, услышала в открытое окно звуки флейты, знакомую с детства мелодию немецкой песенки. Спустилась этажом ниже в литографскую мастерскую и встретила? Да, Александра Баканова.

«“Дитя, что ко мне ты так робко прильнул?” / — “Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул: / Он в темной короне, с густой бородой”. / — “О нет, то белеет туман над водой»³. Темная корона — сила любви, а можно было бы поверить в туман и ветлы… К счастью, творческий и человеческий союз Баканова и Вейберт не стал страшной сказкой. Он длится по сей день — союз удивительно схожих людей или таковыми ставших.

«Вот что сближает нас, господа. Мы связаны Белым и Черным, с которыми природе делать нечего. Ей нечего делать с малой толикой краски или чернил.

Ей требуется материал поистине безграничный. Но нам — нам нужно совсем немного вещей и по возможности много ума. Вот почему я восхищаюсь гравером. Я восхищаюсь вами, граверы, и я разделяю ваше волнение, когда вы подносите к свету маленький, совсем еще влажный прямоугольник бумаги, который только что вышел из пеленок печати. Этот оттиск, этот новорожденный, это детище вашего терпеливого нетерпения (ибо природа художника может определяться только контрастами) вносит в мир тот ничтожнейший атом, ту бесконечную малость — но малость незаменимую, — за которыми должен стоять весь мир интеллекта»⁴.

Интеллект, по Баканову, — это простые представления о жизни.

Все дело в детстве художника? Оно выпало на послевоенные годы. Сиротство — душа его навсегда занозилась настороженностью и, как следствие, умением вглядываться. Он помнит: однажды вместе с отчимом оказался в пивной, а что такое пивная 1950-х годов? Душевное гулкое пространство. Мальчик был мал ростом, едва дотягивался до стойки. Однако атмосфера, типажи врезались в сознание. Стоял и смотрел… Кинематографический сюжет, не правда ли? «Сквозь прошлого перипетии / И годы войн и нищеты / Я молча узнавал России / Неповторимые черты. / Превозмогая обожанье, / Я наблюдал, боготворя. / Здесь были бабы, слобожане, / Учащиеся, слесаря…»⁵

Сверхчувство, в которое переплавилось детское чувство сиротства. Оно подарило художнику образы тех самых смятенных людей, похожих — при всей несхожести — замкнутостью завершенной души, способной понять и безошибочно помочь другому человеку, но не требующей помощи себе.

«Хорошо, если человек ощутит, что холодно, поземка, значит, добился своего», — говорит художник о портрете человека В поземке. На вопрос, любит ли Лескова, его произведения, Баканов отвечает утвердительно. И добавляет: «У Лескова, Платонова есть духовная рельефность». Известно, что Лесков — любимый писатель Марины Цветаевой. Он да Аксаков.

Почему вдруг Цветаева? Наверное, потому, что душа ее отдельная, сокровенная — смятенная.

«Щелк метронома. Есть в моей жизни несколько незыблемых радостей: не идти в гимназию, проснуться не в Москве 19-го года и не слышать метронома. Как это музыкальные уши его переносят? (Или музыкальные уши другое, чем музыкальные души?)»⁶. Парадоксальность размышлений Марины Цветаевой с толку не сбивает, а подсказывает природу творчества Александра Баканова — музыкальная душа.

И пусть реальное может выражаться только в абсурде, есть музыка. Музыка прекрасна прозрачностью. Прозрачны работы Александра Баканова.

Убирая все лишнее, он добивается убедительной и только ему присущей ритмики работ. В ней если кто-нибудь и побывал, то только, вероятно, одна музыка. И путь его художественной образности логичен. Сейчас он работает свои эстампы, а также рисунки тушью, карандашом, сангиной верно (по-детски) и просто.

Помните, я рассказывала о свойстве Александра Баканова отвечать на незаданные вопросы, угадывать мысли и зажигать глаза? Волшебник? И, анализируя его путь, сбиваюсь: у волшебников нет пути. «Как тихие звуки клавира / Далекие ропоты дня…»⁷ Его волшебство — в глубочайшем ощущении жизни. А вот какой?

В том секрет смятения.

1 Из экспликации выставки Александра Баканова «Очарованный странник» в зале журнала «Наше наследие». 2016.

2 Пастернак Б.Л. Избранное. В 2 т. Т. 1. Стихотворения и поэмы. М., 1985. С. 82.

3 Гёте И.В. Лирика. М.; Л., 1932. С. 151.

4 Валери Поль. Об искусстве. М., 1993. С. 263.

5 Пастернак Б.Л. Избранное. В 2 т. Т. 1. Стихотворения и поэмы. М., 1985. С. 363.

6 Цветаева Марина. Об искусстве. М., 1991. С. 253.

7 Брюсов Валерий. Стихотворения. Ростов-на-Дону, 1995. С. 255.