Лариса Бардовская,

Здесь не играли в карты и говорили по-русски

Первые восемь томов «Истории государства Российского», вышедшие в свет в начале 1818 года большим по тем временам тиражом в три тысячи экземпляров, разошлись за один месяц. Н.М.Карамзин был принят в члены Российской Академии. «Историю» не просто с интересом читали, она вызывала страстные споры. Это было время, когда в России остро встал вопрос о принятии конституции. Писатель же, верный своим убеждениям, утверждал спасительную для России пользу самодержавия. Молодые либералы, будущие декабристы, возмущались политической идеей «Истории». Разделял мнение друзей и А.С.Пушкин, не скрывая этого от Карамзина. Поэт почувствовал перемену в их отношениях, заметив, что Карамзин отстранил его от себя, глубоко оскорбив его честолюбие и сердечную к нему приверженность. Несмотря на разногласия, Н.М.Карамзин принял большое участие в смягчении участи Пушкина в 1820 году, когда решался вопрос о ссылке поэта. Карамзин относился к Пушкину благожелательно, хотя политическое свободомыслие поэта, мятежный дух его поэзии были ему чужды.

<Весной 1820 года произошло событие, которое заставило историка на время вовсе прекратить свою работу. 12 мая случился пожар в Екатерининском дворце. Загорелись дворцовая церковь и прилегавшие к ней помещения. Огонь перекинулся на Лицей и кавалерские домики. Н.М.Карамзин так описывает это событие в письме к И.И.Дмитриеву от 14 мая 1820 года: «Третьегодни сгорело около половины здешнего великолепного дворца: Церковь, Лицей, комнаты Императрицы Марии Федоровны и Государевы. Часу в третьем, перед обедом, я спокойно писал в своем новом кабинете и вдруг увидел над куполом церкви облако дыма с пламенем: бегу к дворцу <…> Ветер был сильный. Огонь пылал, и через десять минут головни полетели и на Историографский домик: кровля наша загорелась. Я прибежал к своим. Катерина Андреевна не теряет головы в таких случаях; она собрала детей и хладнокровно сказала мне, чтобы я спасал свои бумаги».

<Тем не менее они остались в Царском Селе, как обычно, до глубокой осени. «Видишь, что мы еще наслаждаемся сельскими красотами! — писал Карамзин 19 октября И.И.Дмитриеву. — Вывезу отсюда Ермака с Сибирью». Осенью, в ненастье друзья приезжали реже, и длинными свободными вечерами время семьи посвящалось чтению. Все читали вслух по очереди. «Романы, в особенности Вальтер-Скоттовы, составляли вечернее наслаждение Карамзина, — писал М.П.Погодин. — Часто, около полночи, когда прекращалось семейное чтение, он упрашивал чтецов остаться на несколько минут и прочесть сколько-нибудь более».

<В 1822 году семье Н.М.Карамзина было предложено переселиться из кавалерского дома в Китайскую деревню. «Мы уже 10 дней в Китае: чисто и красиво», — писал он другу. И.И.Дмитриев, приезжавший летом 1822 года в Царское Село и останавливавшийся в Китайской деревне, рассказывал: «Живущие в домиках имеют позволение <…> давать для приятелей и соседей своих обеды, концерты, балы и ужины. В каждом домике постоялец найдет все потребности для нужды и роскоши: домашние приборы, кровать с занавесом и ширмами; уборный столик, комод для белья и платья, стол, обтянутый черною кожею, с чернильницею и прочими принадлежностями, самовар, английского фаянса чайный и кофейный прибор с лаковым подносом и, кроме обыкновенных простеночных зеркал, даже большое, на ножках, цельное зеркало. Всем же этим вещам, для сведения постояльца, повешена в передней комнате у дверей опись на маленькой карте за стеклом и в раме. При каждом домике садик: посреди круглого дерна куст сирени, по углам тоже, для отдохновения железные канапе и два стула, покрытых зеленою краскою. Для услуг определен придворный истопник, а для надзора за исправностью истопников один из придворных лакеев». Он подробно описывает состояние писателя: «Я нашел Карамзина в Сарском Селе. Государь назначил ему с семейством его два китайские домика, которые и были занимаемы с начала весны до глубокой осени. В Сарском Селе мне был отведен для временного житья один из китайских домиков, в ближайшем соседстве с Карамзиным. Наши домики разделяемы были одним только садиком, чрез который мы друг к другу ходили. Всякое утро он, отправляясь в придворный сад, захаживал ко мне и заставал меня еще в постели. По возвращении с прогулки Карамзин куривал трубку табаку и пил кофий со своим семейством. Потом уходил в кабинет и возвращался к нам уже в исходе четвертого часа, прямо к обеду. После стола он садился в кресло дремать или читать заграничные ведомости; потом, сделав еще прогулку, проводил вечер с соседями или короткими приятелями. В числе последних чаще других бывали В.А.Жуковский и старший Тургенев».

<В Китайской деревне Н.М.Карамзина посетил А.С.Грибоедов, который счел, что стыдно было бы уехать из России, не видавши человека, который ей приносит пользу своими трудами; он посвятил ему день в Царском Селе.

<С каждым годом привязанность Н.М.Карамзина к Царскому Селу усиливалась. В октябре 1824 года он отмечает в письме к П.А.Вяземскому: «Живем в уединении, которое имеет свои прелести. Поутру занимает меня “История”, а ввечеру романы. Сидим семейным кружком, читаем вслух и плачем. Барышни наши уверяют, что таких приятных вечеров не может быть в городе. На сей раз и домики наши довольно теплы. Думаем остаться здесь до ноября». И в октябре 1825 года — в письме к Дмитриеву: «Я точно наслаждаюсь здешнею тихою, уединенною жизнью, когда здоров и не имею сердечной тревоги. Все часы дня заняты приятным образом: в девять утра гуляю по сухим и в ненастье дорогам вокруг прекрасного не туманного озера. В 11-м завтракаю с семейством и работаю в удовольствие до двух, еще находя в себе и душу и воображение; в два часа на коне, несмотря ни на дождь, ни на снег, трясусь, качаюсь — и весел; возвращаюсь с аппетитом, обедаю с моими любезными, дремлю в креслах, и в темноте вечерней еще час хожу по саду, смотрю вдали на огни домов, слушаю колокольчик скачущих по большой дороге и нередко крик совы; возвратясь свежим, читаю газеты, журналы. В девять часов пьем чай за круглым столом, и с десяти до половины двенадцатого читаем с женою и с двумя девицами Вальтер-Скотта, романы <…> всегда жалея, что вечера коротки. Рад жить так до конца жизни. Что мне город? Работа сделалась для меня опять сладка: знаешь ли, что я со слезами чувствую признательность к Небу за свое Историческое дело?»

<28 августа 1825 года писатель в последний раз беседовал с императором — от 8 до половины одиннадцатого вечера. «Мы расстались не без чувства, и привязанность моя к нему сердечная и вечная», — писал он об этой беседе И.И.Дмитриеву 2 сентября 1825 года. Дочери Карамзина Софья и Екатерина, по сложившейся традиции, приготовили Александру I собственноручно сделанные подарки, которые обычно вручали ему 30 августа — в Александров день. В этот год они приготовили рисунки цветов (лилия — от Софьи, роза — от Екатерины), которые находились в секретере рабочего кабинета императора в Большом Царскосельском дворце. Однако лето 1825 года оказалось последним: 15 ноября Карамзины покинули свои домики и переехали в Петербург. Здесь они встретили известие о том, что 19 ноября 1825 года в Таганроге скончался император Александр I. Для семьи историографа это стало большим ударом и подорвало силы Н.М.Карамзина. В январе 1826 года историограф тяжело заболел и 22 мая скончался, не успев закончить дело своей жизни — 12-й том «Истории» был оборван на фразе «Орешек не сдавался…». После смерти Н.М.Карамзина его вдова и старшая дочь Софья сумели сохранить сложившийся уклад жизни и литературно-общественный кружок. Авторитет их семьи, простота и сердечность общения, возможность в непринужденной обстановке обсудить новости литературной и общественной жизни России и Европы — все это продолжало привлекать в гостиную Карамзиных умных и интересных людей. В эти годы и сложился знаменитый «салон Карамзиных». По воспоминанию публициста А.И.Кошелева, большого почитателя семьи Карамзиных, эти вечера были единственными в Петербурге, где не играли в карты и где говорили по-русски (Кошелев А.И. Записки. Берлин, 1884. С. 30).

<Семья Н.М.Карамзина нередко проводила лето в Царском Селе и после 1826 года. В частности, они жили здесь в 1836 и 1837 годах, но уже не в Китайской деревне. Об этом свидетельствует письмо Софьи Николаевны от 3 марта 1837 года: «Я договорилась о найме <…> дома в Царском Селе, напротив александровского сада; при доме галерея, теплица, несколько плодовых деревьев и много цветов». 17 сентября 1837 года в Царском Селе праздновались именины Софьи Николаевны, которая стала душой семейного общества и играла в 1830-х годах главенствующую роль в салоне. На именины был приглашен и А.С.Пушкин. Софья Карамзина писала 21 сентября 1836 года И.И.Дмитриеву: «Ваше желание мне провести домашний праздник весело сбылось совершенно: у нас было много приятелей из Петербурга, и между прочим Пушкин, которого я так люблю, милый, добрый наш Жуковский и Виельгорский, который ввечеру танцевал с нами до упаду».

<Среди дворянских семейств, сыгравших заметную роль в общественно-литературной жизни России первой четверти XIX века, члены семьи Н.М.Карамзина занимают совершенно особое место. Сложившийся кружок объединял людей, связанных не только литературными, но и тесными дружескими отношениями. Как и к историографу, к ним приезжали его друзья: ученые, литераторы, государственные деятели и те молодые таланты, которым суждено было впоследствии занять важные государственные посты. Разговоры велись обо всех предметах, которые могли интересовать русского гражданина и образованного человека. Новости литературные и политические, отечественные и иностранные, разные отрасли государственного управления, известия об отсутствующих родных и друзьях, рассказы о временах прошедших царствований, о тогдашнем состоянии России, о выдающихся людях того времени (особенно же о тех, кого застали еще в живых участники беседы) — все это становилось предметом обсуждения. Разговор всегда был оживленным, когда дело шло о России и об ее истории. Поэтому в истории русской культуры Царское Село остается не только местом, где была создана «История государства Российского», но и местом встреч прогрессивного русского дворянства первой четверти XIX века.