С.И.Консторум

Рейс санитарного поезда В.З.С. № 190 в Сибирь за «политическими»

Об авторе публикуемого текста — замечательном русском враче Семене Исидоровиче Консторуме — рассказывает в своих воспоминаниях его друг и родственник, языковед Александр Александрович Реформатский. Нам же предстоит сказать несколько слов о самой поездке весной 1917 г. на военно-санитарном поезде в Иркутск за освобожденными политкаторжанами и возвращении в Москву. Событие это уже становилось предметом подробного описания, и автор его — не кто иной, как известный писатель Иван Сергеевич Шмелев. Серии его очерков «В Сибирь за освобожденными» и «Наброски» печатались в газете «Русские ведомости» в апреле — мае 1917 г.

Вот несколько выдержек оттуда:

Это — санитарный поезд В.З.С. За ним большая работа — 57 рейсов на фронт. <...> Длинный-длинный, свинцово-сизый, не радостный и не печальный, — строгий поезд. Во всю длину сизых своих вагонов принял он необычные белые полотнища с красными, праздничными начертаниями: «Следует в Сибирь за освобожденными борцами за свободу России», «Граждане, готовьте достойную встречу», «Свободные граждане старой Москвы ждут дорогих гостей».

–За н и м и, значит? — спрашивают на станциях, мотая головой туда, к Сибири.

–За н и м и. <…>

Уже ночь. Солдаты на станции облепили вагоны, ждут своих делегатов. Ждут, не отзовется ли кто новым словом, не раскроет ли и не осветит ли все. Трогательна эта надежда, и больно знать, что напрасна: сразу не осветишь. <…>

С нами груз 1255 лет каторги и ссылки, по 8Ѕ лет на человека, — да революцией сброшено 750. С нами человек, арестованный более сотни раз! С нами 80 тяжких приговоров военных судов. С нами сто сорок восемь активных деятелей, младшему из которых — 20 и старшему — 82 года. Все народности России, все сословия до купца и казаков. Представители, кажется, всех религий и всех партий, до анархистов-коммунистов, коих 13. Представители всех профессий и положений, — от члена Государственной Думы до доктора тибетской медицины, он же и анархист, и чревовещатель.

С нами тридцать шесть штук детворы самого разнообразного калибра, от месячного до «сознательных», которые знают, что «митинг, это — где много говорят, поют песни и читают стихи “Птичка Божия не знает”». <…>

Я видел эти лица, в которых и смерть, и жизнь. Это — волнующие тени, это — само страдание. Я видел бескровные детские лица, тонкие пальчики, цапающие по пыльным стеклам вагонов, приплюснутые носы, алые ленточки в светлых волосах. Платки, прижатые к губам. Слабые, потухающие глаза, выпитые Сибирью. Это надо видеть…

А вот и описание самого доктора, заведующего поездом, т.е. С.И.Консторума, и подведомственного ему медицинского персонала: «Доктор поезда прищуривается себе: ничего, пишите. Еще предстоит проверка жюри в пути. Потом украсимся, а пока надо доставить в Самару очередную партию раненых. <...> Доктор, без фуражки, в одной тужурке, — везде. <...> Сестры поят детей молоком под открытым холодным небом, под звездами»¹.

В семейном архиве Реформатских сохранилась фотография, сделанная во время рейса: И.С.Шмелев и С.И.Консторум среди участников поездки, рядом с ними — сестры и братья милосердия, представители Всероссийского земского союза.

Освобождение политических заключенных стало первым пунктом декларации Временного правительства от 3 марта 1917 г. Предполагалось осуществить «полную и немедленную амнистию по всем делам политическим и религиозным, в том числе террористическим покушениям, военным восстаниям и аграрным преступлениям и т.д.»². 6 марта 1917 г. Временное правительство подтвердило свое решение, приняв уже формально акт о политической амнистии, по которому немедленно освобождались заключенные, сосланные, находящиеся под судом или под следствием за деяния политического характера, кроме «изменнического» свойства (т.е. шпионажа)³.

Освобождение политкаторжан именно в первые недели революции и их возвращение в общественно-политические центры страны были важны и с точки зрения переживавшегося момента. В России, при возросшей активности масс, остро ощущалась необходимость в грамотных пропагандистах. С фронта писали (орфография и стиль сохранены): «У нас происходит какой то хаос, большевики свое тянут, меньшевики свое тянут <...> Хотя демократ, а он вылупя глаза не знает, как и объяснить, в свою очередь заявляет вон там говорят, так и я говорю. Прямо таки тьма ужасная среди нас»⁴. В другом письме с фронта читаем: «Великое дело нашей родины мы солдаты и защитники сумели отстоять… товарищи, студенты, поддержите нас своими советами, армия нуждается Вами и желает получить от Вас хорошее наставление и советы, ободрите нашу многомиллионную армию, она Вас навек не забудет. Наше начальство в настоящее время очень небрежное, им наверное многим не нравится свой народ и новое титулование, смотрят на солдата как на врага и, например, произошел выдающийся случай, тайно бросали какие-то афишки немцам на немецком языке и в настоящее время нам нет покоя, бросает бомбы с воздушного флота много уже передали они афишек… Товарищи студенты скорее не теряя ни одной минуты времени посетите нас лично, чтобы мы не остались побежденными, потому что начальство наше же нас предало своими афишками и тогда погибнет вся наша свобода»^5.

После принятия акта амнистии главным оказался практический вопрос: как доставить революционеров из мест заключения и ссылки в центры России. В условиях нехватки транспортных и организационных средств взоры обратились к мощной общественной организации — Всероссийскому земскому союзу помощи больным и раненым воинам (ВЗС, или Земсоюз).

Помимо помощи больным и раненым, устройства госпиталей, Земсоюз (объединение земств) вместе с Союзом городов (объединением городских самоуправлений) занимался множеством социальных проблем, возникших в ходе войны: обеспечение продовольствием, топливом, жилищами, трудоустройство в городах и селах. Отдал дань Земсоюз и политической деятельности, в него входили умеренные либералы, хотя и стоявшие в оппозиции к царскому режиму, но придерживавшиеся глубоко демократических и патриотических взглядов. В его рядах работали видные общественно-политические деятели различных направлений: М.В.Фрунзе, муж Марины Цветаевой Сергей Эфрон, А.Л.Толстая и др. Земсоюз живо откликнулся на предложение о доставке политических ссыльных из Сибири и практически стал организатором этой акции. Надо учесть и то, что правительство в это время возглавлял «главноуполномоченный» Земсоюза князь Г.Е.Львов. Способствовало успеху миссии Земсоюза и наличие у него значительных транспортных средств.

Публикуемые воспоминания живо воссоздают атмосферу эйфории в первые недели революции, когда так остро ощущалось желание восстановить справедливость к жертвам «старого режима». В одном письме свидетеля встреч политических ссыльных говорилось: «…Ехали мы со станции Аксены с политическими из Сибири. Их встречала великая сила солдат с музыкой на каждой станции, а ораторы студенты на каждой станции выходили и вычитывали как Николай царствовал, правители его жулики были, как разные господа помещики царствовали и как на позиции по морде били начальники. Ужасно какое торжество было внутри России. Всего не пропишешь». Характерен и конец письма: «Муки пожалуйста не покупай — будет, а купи себе ботинки. Эх, а время какое…»⁶.

Воспоминания С.И.Консторума хорошо передают самый дух того прекрасного и страшного времени — ожидания всеобщего обновления России.

Примечания:

Текст воспоминаний был опубликован М.Е.Бурно в малодоступном мед. изд.: Терапия духовной культурой. IV Консторумские чтения (18 декабря 1998 г.). М., 1999. С. 41–44. Печатаем его, как и следующий текст, по машинописи из архива М.А.Реформатской; иллюстрации предоставлены публикатором.

1 Шмелев И.С. В Сибирь за освобожденными // РВ. 1917. №№ 73, 78, 81, 86; Наброски // Там же. № 96.

2 Сборник указов и постановлений Временного правительства. Вып. 1: 27 февраля — 5 мая 1917. Пг., 1917. С. 8.

3 Там же. С. 267–268.

4 Цит. по: Асташов А.Б., Симмонс П.А. Письма с войны 1914–1917. М., 2015. С. 749.

5 Асташов А.Б., Симмонс П.А. Письма с войны 1914–1917. С. 746.

6 Там же. С. 748.

<14 марта — 10 апреля 1917 года>¹

Все материалы, касающиеся этого рейса, были в свое время переданы Б.А.Тимофееву, ныне покойному². Судьба их мне неизвестна.

Поэтому мне придется основываться только на воспоминаниях, которые, несомненно, за эти бурные 10 лет сильно пострадали.

Во время февральского переворота санит. поезд № 190, которым я заведывал, в связи с затишьем на зап. фронте стоял без дела в резерве на ст. Дмитров. Большая часть персонала была распущена.

Пребывание в полной бездеятельности в эти исторические дни всем нам — персоналу поезда — было невыносимо. Раздумывая о том, что бы предпринять, я решил подать В.З.С. мысль использовать санитарный поезд для рейса в Сибирь за освобожденными «политическими». Мысль эта была принята с энтузиазмом и уполномоченным В.З.С. <Б.Н.> Салтыковым³ и всеми сотрудниками поезда.

Гл. Ком<итет> <Земсоюза> снесся с Петербургом, и через 1–2 дня вопрос был решен в положительном смысле.

6–7 дней нам было дано для подготовки поезда в дальний рейс.

Необходимо было обставить поезд всевозможными удобствами, разукрасить его, подумать обо всем необходимом для того, чтобы сделать дальний рейс удобным, приятным и импозантным.

Эти 6 дней у всех участников рейса надолго останутся в памяти.

Все лихорадочно готовились к отъезду: заготовлены были теплые вещи, белье, книги, журналы, игрушки для детей, посуда, туалетные принадлежности, литература, — все до музыкальных инструментов включительно. В Гл. Ком<итете> <Земсоюза> с утра до вечера шел сбор пожертвований. Было взято с собой огромное количество революционной литературы для раздачи в пути. Для того, чтобы наши пассажиры на обратном пути воочию убедились в совершившемся, было напечатано и немедленно разослано воззвание во все города следования поезда, извещавшее о первом рейсе «политических»⁴ и предлагавшее населению устроить торжественную встречу. В последний день перед отъездом ученики Строгановского училища украсили поезд изнутри и снаружи плакатами, лозунгами, картинами⁵. Было решено, что с поездом поедут представители от Полит. Пр. Пр. (Б.А.Тимофеев)⁶, от прессы (И.С.Шмелев)⁷ и 10 представителей (по одному от каждого рода оружия) от Совета Солдатских Депутатов⁸ — и только. Привести это в исполнение было нелегко.

Не преувеличивая, должен сказать, что все эти дни за мной ходили толпами с просьбой взять с собой. Тут были журналисты, военные и врачи, русские и иностранцы — без конца <ходил> какой-то американский корреспондент, обещая устроить в Америке сбор в пользу амнистированных, и гарантировал сумму в миллион долларов, если его возьмут с собой...

Пришлось и ему отказать, чтобы оставить как можно больше мест для пассажиров.

В назначенный срок все было готово и поезд тронулся в путь — на Самару — Златоуст. Цель нашей поездки точно не была установлена, либо Иркутск, либо Чита.

Точной даты отъезда я, к сожалению, не помню.

Это было приблизительно во второй половине марта⁹. По дороге между Самарой и Уфой мы узнали, что Брешко-Брешковская, Минор и Спиридонова¹⁰ уже выехали из Сибири пассажирским поездом.

За день-два до Иркутска мы получили телеграмму от Иркутского Исполкома (заранее нами извещенного)¹¹, что погрузка состоится в Иркутске и партия в 300 человек ждет поезда.

В Иркутске мы были торжественно встречены Исполкомом. Из членов Исполкома я помню лишь фамилию САЛТЫКОВА. О нем говорили, что он Сибирский «министр жел. дорог». Кажется, в Правительстве Керенского он был пом. мин. внутр. дел и разрабатывал положение о выборах в Учред. Собрание¹².

К вечеру следующего дня состоялась погрузка — довольно-таки беcтолковая.

Наши сестры и санитары, превосходно вымуштрованные, быстро и ловко грузили поезд на фронте. Там были только две категории — ходячие и лежачие, которые и размещались в соответствующих вагонах. Здесь же все было по новому: женщины, дети, больные, здоровые, группы, одиночки.

В конце концов всех, с грехом пополам, разместили и тронулись в обратный путь.

С этого момента начинается памятный рейс, продолжавшийся 7–8 дней (точно не помню) — маршрут был Красноярск — Тюмень — Екатеринбург — Пермь — Вологда.

К сожалению, у меня не осталось никаких цифр от состава партийного, возрастного и т.д. наших пассажиров. Всей этой статистикой в пути ведал Б.А.Тимофеев. Помнится, она была у него разработана очень детально. Кроме того, в первый же день Б.А.Тимофеев сформировал небольшую комиссию для проверки едущих, т.к. ходили слухи, будто уголовные при амнистии примазались к политическим.

Помнится, что действительно, при проверке было обнаружено и ссажено 2–3 уголовных¹³. Из отдельных лиц, следовавших с поездом, я могу назвать: Кагановича (ныне чл. ВКП(б), кажется в Центросоюзе), Тофчогло (случайно встретил его в 26-м г. в Ленинграде, где он служит <в> Отд<еле> Ком<мунального> Хоз<яйства>), человека с большим «каторжным стажем», очень много перенесшего на каторге, Жиделева (Деп. II Гос. Думы, чл. ВКП(б) в Иваново-Вознесенске), Коффа (кажется, Вридовец) очень милый и образованный человек, Старикова (работает в ВЦСПС, беспарт.), Лефтонова (в Москве, бывш. с-р., ныне беспарт.), Косицкого (в 20-м г. был членом Нижегород. Исполкома)¹⁴.

Не помню фамилии, но отчетливо запомнил отдельные фигуры наших пассажиров.

Одного пожилого армянина (кажется, видный Дашнак) в III стадии легочной чахотки, с очень длительным «стажем». Он был в очень тяжелом состоянии, и мне пришлось направить его в б<ольни>цу, не помню на какой станции¹⁵.

Одного высокого латыша-анархиста. Он был одет во фрак! Если бы я обладал литературным талантом, я бы описал его подробнее. Он этого стоит. Он производил впечатление революционера не по политическим убеждениям, а по авантюрной складке. О нем рассказывали самые дикие вещи, например, будто он, будучи студентом-медиком, выдавал себя за врача и как-то сделал кесарево сечение с помощью перочинного ножа, будто бы занимался тибетской медициной. Все это, в сочетании с его нарядом, производило какое-то странное, сумбурное впечатление. Он замечательно показывал фокусы и чревовещал. В то же время в нем было что-то симпатичное и, главное, ужасно трогателен был его фрак.

В вагоне, в котором он ехал, было еще несколько анархистов, и они в первый же день украсили вагон черным флагом. Все другие вагоны были украшены, конечно, красными флагами.

В виде курьеза вспоминаю еще жену одного политкаторжанина — челдонку, в первый раз в жизни попавшую на поезд. Она была так испугана ездой по ж.д., что первые три дня сплошь проплакала.

Но возвращаюсь к своему повествованию.

Из Иркутска мы выехали поздно вечером. На следующее же утро всем вагонам (а их было, кажется, 12 или 14) было предложено избрать по старосте для разрешения всевозможных вопросов — мелких и крупных — демократическим путем.

Старостат этот¹⁶ действительно во многом нам помог.

Первым делом его было сорганизовать торжественную встречу «пассажиров» с персоналом и московскими делегатами. На одной из остановок все высыпали из вагонов и к нам обратились с торжественной благодарственной речью за наши старания и т.д. Отвечали Б.А.Тимофеев, Шмелев, один из солдат, депутатов, и я.

Это был наш первый, но не последний, митинг.

На всех больших станциях, а их было около 3–4-х в день, нас встречали тысячи народу с оркестрами музыки.

Весь наш рейс казался каким-то триумфальным шествием по городам и селам Руси великой. Но о Глазове надо рассказать отдельно.

Приподнятое, радостное настроение, царившее среди пассажиров, несколько омрачилось тем, что на второй же день пришлось выключить из состава один вагон из-за порчи рессор и вследствие этого уплотнить пассажиров. На следующий день то же случилось со вторым вагоном. К счастью, в Красноярске нам удалось получить взамен прекрасный пульмановский вагон¹⁷, совершенно новый.

Другим моментом, несколько усложнившим рейс, было то, что оказалось больных больше, чем мы предполагали. Им было, конечно, неудобно находиться среди своих здоровых — курящих и шумящих товарищей. Пришлось один из двух персональских вагонов отдать под больных, а нам уплотниться.

Но персонал весь, без исключения, отнесся к делу с таким энтузиазмом, что это никаких недоразумений не вызвало.

А надо сказать, что работать всем пришлось так, как не всегда на фронте работали: всем хотелось все сделать получше и всех «ублажить». Не мне судить, но, кажется, все были более или менее «ублажены». Особенно старалась наша кухня, на которой вместо обычных двух, работало целых 6 поваров — и каких! Из Эрмитажа, Праги и т.д.¹⁸

В дороге мы телеграфно извещали более крупные центры о нашем предстоящем приезде и всюду на станциях нас встречали тысячи народу с оркестрами, флагами, с марсельезой и речами. Одновременно, под руководством¹⁹ там происходил сбор пожертвований денежных и натуральных, особенно обильный в день Пасхи (кажется в Красноярске): нас буквально завалили окороками, куличами, пасхами и др. праздничной снедью. Если не ошибаюсь, в общем была собрана порядочная сумма. Митингование на станциях под конец стало довольно-таки утомительно. Главные наши ораторы — Левтонов, Каганович, Тофчогло, Жиделев, Стариков — должны были не только днем, но и ночью вылезать из вагонов.

Мне, озабоченному скорейшим продвижением поезда, приходилось все время наседать на ж.д. администрацию. Но митинги тогда были внове, всем, в том числе и железнодорожникам, хотелось послушать, и нас немилосердно задерживали на всех больших станциях.

На всю жизнь, вероятно, останется у меня в памяти неизменная на всех станциях финальная картина: третий звонок, резкий свисток кондуктора и паровоза, — тысячная толпа обнажает головы и под звуки марсельезы поезд плавно отходит от станции. Совершенно незабываемая картина. Особо хочется вспомнить про Глазов.

Здесь мы задержались на сутки вследствие порчи пути (накануне было крушение товарного поезда). Через 2–3 часа по прибытии к нам явилась делегация от гарнизона и Исполкома с приглашением придти вечером в местный гарнизонный клуб на торжественное заседание. Все — и пассажиры и персонал — охотно приняли приглашение и вечером были в клубе.

Здесь был и митинг, и концерт, и угощение.

Подъем был необычайный, под конец дошедший до апогея: обнимались, плакали от умиления, качали — словом, восторгу конца не было. И.С.Шмелев на вечере прочел стихотворение Майкова («Поля») — такой декламации я, слышавший и Качалова, и Поссарта, и Кайнца²⁰ — не слышал. Это было совершенно изумительно. На следующий день к 1 ч. дня путь очистился. Между тем, вся наша публика разбрелась от нечего делать по городу; было условлено, что сигналом к сбору послужит длительный, протяжный паровозный гудок. И вот гудок загудел. Один за другим пассажиры собираются, сначала небольшими группами, потом все больше и больше, гудок все гудит, и наконец весь город собирается на станцию. Выстраиваются почетные караулы воинских частей, опять гремит марсельеза.

Это был чудесный, солнечный весенний день и было что-то необычайно прекрасное в этом бесконечно протяжном призывном кличе гудка, на который собрался народ. Веселое весеннее солнце, настойчивый гудок и радостная, возбужденная толпа, — это было именно непередаваемо прекрасно²¹.

Самый наш приезд в Москву прошел без особой пышности. Приехали мы очень рано, около 7 ч. утра и, кажется, не имели возможности заблаговременно отправить телеграмму.

Встречали нас Е.П.Пешкова²², представители В.З.С. (Б.Н.Салтыков и Н.Ф.Петлин²³), кол<лектив> Кр<асного> Кр<еста>. Была, кажется, делегация от мастерских Ярославск<ой> ж.д.

Пассажиры наши, грешным делом, были немножко разочарованы, так как после торжественных встреч в пути ждали от Москвы более грандиозной встречи.

«Разгрузка» поезда прошла, сравнительно, быстро, и пассажиры наши были доставлены в общежития.

Кажется, после этого происходили торжественные заседания и встречи в Москве, но я на них уже не был, т.к. поезд отправлялся на фронт.

Вот, в общих чертах, как мы ездили в Сибирь.

Забыл еще упомянуть о том, как мы коротали время в пути: в перевязочной поезда, переделанной под клуб, устраивались концерты, вечеринки, было много ребятишек, для них специально устраивались детские праздники и т.д.

Все-таки под конец публика начала скучать, и тут, как водится, не обошлось и без «бузы». Кто-то на кого-то обиделся, кого-то собрались судить, лишить права выступать — стоило немалого труда ликвидировать все эти мелкие шероховатости.

В общем — все было, кажется, хорошо.

Москва. 28.III 27 г.

Примечания:

1 Даты поездки устанавливаются по газетам (см.: Утро России. 1917. 15 марта. № 71. С. 5; 11 апр. № 91. С. 4) и подтверждаются письмами И.С.Шмелева, отправленными им с дороги и по возвращении в Москву (РГАЛИ. Ф. 66. Оп. 1. Ед.хр. 1041. Л. 96. Письмо И.А.Белоусову от 5 марта 1917; Ф. 1198. Оп. 1. Ед.хр. 10. Л. 48. Письмо С.И.Шмелеву от 18 марта 1917; НИОР РГБ. Ф. 387. К. 9. № 23.Л. 13. Письмо С.И.Шмелеву от 19 апреля 1917). См. также примеч. 22.

2 Борис Александрович Тимофеев (1882–1920) — писатель, общественный деятель. Первое опубликованное произведение — повесть «Сухие сучки» (1913) рекомендовал к печати М.Горький. Автор ряда повестей и рассказов, романа «Чаша скорбная» (1918) — о Первой мировой войне. Участвовал в деятельности Всероссийского союза городов (1914), ездил в составе одного из врачебно-питательных отрядов на фронт, в Карпатах занимался спасением детей беженцев. В нач. 1917 г. вступил в РСДРП. Во время Окт. рев. был комиссаром милиции, в нач. 1919 г. работал в издательстве ВЦИК, позже — член Ялтинского ревкома.

3 Борис Николаевич Салтыков — секретарь Российского фармацевтического общества взаимного вспомоществования, член редакции журнала «Фармацевтический вестник». Член Главного комитета ВЗС, заведующий отделом санитарных поездов (данные на 1 ноября 1916 г.). См.: Личный состав учреждений Всероссийского земского союза (на 1 ноября 1916 г.). Указ. М., 1916; РГВИА. Ф. 12564. Оп. 1. Д. 1030. В тексте ошибочно: В.И.Салтыков.

4 Другой санитарный поезд ВЗС (№ 182), с той же целью, отправился из Москвы двумя днями позже — 16 марта.

5 Ср. у И.С.Шмелева: «В поезде до самого отхода из Москвы кипит работа. Ученики художественных училищ — барышни, мальчуганы в форме — бегают с кистями и блюдечками, с яркими лоскутами по вагонам, украшают поезд плакатами. <…> Пишут лирическое, переполняющее нежные души, юные души. “Да здравствует братство!”, “Светлое будущее!”, “Заря свободы русской да озарит весь мир!” <…> Яркость красок неимоверная — больно смотреть. Должно быть, такая же яркость и на душе у художника» (Шмелев И.С. В Сибирь за освобожденными // РВ. 1917. 1 апр. № 73. С. 3).

6 По-видимому, в тексте опечатка и следует читать: представители от Полит. Кр<асного> Кр<еста>, под которым подразумевалось «Общество помощи освобожденным политическим»; Б.А.Тимофеев был уполномоченным московского бюро этой организации и работал под началом Е.П.Пешковой (см. примеч. 22).

7 Писатель Иван Сергеевич Шмелев (1873–1950) отправился в эту поездку как корреспондент «Русских ведомостей». См. его очерки «В Сибирь за освобожденными» (Русские ведомости. 1917. 1, 5, 6, 7 апр. №№ 73–76; 9 апр. № 78; 13 апр. № 81; 18 апр. № 86) и «Наброски» (РВ. 1917. 30 апр. № 96; 7 мая. № 102). Перепечатано в: Шмелев И.С. Собр. соч.: В 5 т.Т. 8 (доп.): Рваный барин. Рассказы, очерки, сказки. М., 2000.

8 Важно отметить, что речь идет о Московском Совете солдатских депутатов, так как Главный комитет и все учреждения Земсоюза находились в Москве. Ср. у Шмелева: «Едут одиннадцать человек делегатов московского совета солдатских депутатов, — почетная депутация от войск московского гарнизона, всех родов оружия. Это все — молодец к молодцу, один из них авиатор, дважды ранен — в грудь навылет и в ногу» (РВ. 1917. 1 апр. № 73. С. 3).

9 О датах поездки см. в примеч. 1. Все составы отправлялись на Восток с Казанского вокзала, через Самару. Оттуда же ехали Особые бригады во Францию.

10 Екатерина Константиновна Брешко-Брешковская (1844–1934) — одна из создателей партии социалистов-революционеров (эсеров). В общей сложности провела в тюрьмах и ссылках более 30 лет (в 1874–96, 1907–17). Участники поездки на санпоезде № 190 встретили ее в Самаре (см.: Шмелев И.С. В Сибирь за освобожденными // РВ. 1917. 7 апр. № 76. С. 2). Эмигрировала в 1918 г.

Осип Соломонович Минор (1861–1932, по другим данным, 1934) — народоволец (с 1883), эсер (с 1902). Впервые арестован в 1884 г., затем в 1886-м, выслан на десять лет — «за вредное влияние на молодежь». За участие в якутском восстании ссыльных приговорен к смертной казни, замененной бессрочной каторгой. В 1897 г. при восшествии на престол Николая II приговор был смягчен, впоследствии заменен 10-летней ссылкой. В нач. 1909 г. снова арестован, приговорен к восьми годам каторжных работ. После Февральской революции — председатель Московской городской думы, один из редакторов газеты «Труд». Эмигрировал в 1919 г.

Мария Александровна Спиридонова (1884–1941) — член партии социалистов-революционеров (с 1905). В 1906 г. за убийство губернского советника Г.Н.Луженовского, способствовавшего подавлению аграрных беспорядков в Тамбовской губ., приговорена к смертной казни через повешение, замененной вечной каторгой (Нерчинск). После Февральской революции — одна из создателей партии левых социалистов-революционеров, член ее ЦК. С нач. 1918 г. выступала против аграрной политики большевиков, осуждала продразверстку, деятельность ВЧК. Неоднократно арестовывалась. В 1923–1936 гг. находилась в ссылке (Самарканд, Ташкент, затем Уфа). В 1937 г. обвинена в создании эсеровского центра и организации террористических и вредительских групп. Приговорена к 25 годам тюрьмы. 11 сентября 1941 г., при приближении немецких войск к Орлу, расстреляна органами НКВД в Медведевском лесу. Полностью реабилитирована только в 1992 г.

11 Иркутский исполком — имеется в виду созданный в начале марта 1917 г. общегражданский Комитет общественных организаций — высшая местная власть Иркутска.

12 Сергей Николаевич Салтыков (1874–1937) — политический деятель, редактор, книгоиздатель. В 1903–1919 гг. член РСДРП (меньшевик). С июля 1917 г. — комиссар Временного правительства по Иркутскому генерал-губернаторству, товарищ министра внутренних дел в составе 2-го и 3-го коалиц. правительства. В 1920-е гг. член правления кооперативных книгоиздательств в Москве. В 1930 г. арестован по делу «Союзного бюро» (приговорен к трем годам тюрьмы). Вновь арестован в 1937 г. Расстрелян. Реабилитирован в 1989 г.

13 Указ Временного правительства «об облегчении участи лиц, совершивших уголовные преступления» был принят 17 марта 1917 г. (Собрание узаконений. № 63: от 19 марта 1917 г.) Многие уголовники пытались выдавать себя за пострадавших от «старого режима» и на этом основании также покинуть места отбытия наказаний. В этом смысле характерно у Шмелева описание происшествия в пути: «...А слышали, что случилось?! Ужас! На станции Тайга, — мы ее к утру проехали, — в эту ночь каторжане вырезали семью. <...> Говорят, солдат раненый пришел на поправку к семье… И его, и жену, и троих ребят… Будто, солдатами переоделись. Поймали их на станции, заарестовали. У нашего машиниста четвертной отняли. Сменился, домой пошел, а они окружили…» (РВ. 1917. 18 апр. № 86. С. 3). Нельзя не упомянуть о том, что это событие стало смысловым центром более поздних рассказов и очерков Шмелева: «Убийство» (1924), «Черная Пасха» (1930) и особенно «Кровавый грех. Рассказ сестры милосердия» (написанный ровно двадцать лет спустя — в апреле 1937 г.), в которых писатель вспоминает свою поездку в Сибирь, разумеется, с совершенно иных позиций. Былой энтузиазм сменился едкой иронией, почти сарказмом. Убийство в Пасхальную ночь увидено как страшное предзнаменование будущей судьбы России.

14 О каком Кагановиче идет речь, установить не удалось. Ни сам Лазарь Моисеевич Каганович (1893–1991), ни его братья Израиль (1884–1973), Михаил (1888–1941) и Юлий (1892–1962) не были связаны с Центросоюзом. Кроме того, ни один из них весной 1917 г. не был в сибирской ссылке и не находился в Иркутске.

Дмитрий Дмитриевич Тахчогло (1877 или 1878–?) — участник революционного движения с 1896 г.; пропагандист, агитатор. В 1900-е гг. вступил в РСДРП. В 1905 г. работал в Одессе и Екатеринославе в орг. РСДРП, готовивших вооруженное восстание, участвовал в нем. Арестован 1 мая 1905 г.; при аресте оказал вооруженное сопротивление, ранив пристава. 4 сент. 1905 г. военно-окружным судом в Екатеринославе приговорен к смертной казни, замененной 15 годами каторги. В 1908 г. покушался на самоубийство, вскрыл себе вены. После освобождения жил в Иркутске; в 1920-е гг. в Ленинграде. В феврале 1934 г. участвовал в беседе членов Литературной секции

О-ва политкаторжан с Ю.Н.Тыняновым о том, как писать историко-революционные мемуары (см.: Тынянов и политкаторжане 3/3 — Короб третий. — URL: http://m-bezrodnyj.livejournal.com/165064.html). Дальнейшая его судьба неизвестна.

Николай Андреевич Жиделёв (1880–1950) — рабочий-текстильщик; участник революции 1905 г. Член РСДРП с 1903 г. Во II Гос. Думе представлял фракцию большевиков (депутат от Владимирской губ.); в 1907 г. арестован; осужден на 5 лет каторги и 4 года ссылки (в Верхоленском уезде). После Февр. революции — председатель Иваново-Вознесенского губ. совета и комитета РСДРП; член Учред. собрания. В дек. 1917 г. утвержден членом Коллегии ВЧК; избран членом Президиума ВЧК; был управляющим делами НКВД РСФСР; с 1921 г. — сотрудник для ответственных поручений СНК РСФСР; в 1924–1926 гг. — управляющий делами ЦИК СССР (Архив ВЧК. М.: Кучково поле, 2007. С. 675).

Григорий Моисеевич Кофф (1883–1966). Член РСДРП с 1901 г. В 1902–1903 гг. был заключен в Кишиневскую тюрьму. Сослан в Средне-Колымск Якутской обл., бежалс этапа. Организовывал работу нелегальной типографии в Таганроге, Ростове-на-Дону. Автор книги «Тюремные “волынки”» (М.: Изд-во Всесоюзногоо-ва политкаторжан и ссыльно-поселенцев, 1928). Какую должность временно исполнял Кофф, выяснить не удалось.

Николай Васильевич Стариков (1891–1979) — участник революционного движения, библиограф. В 1920–1929 гг. работал редактором РИО ВЦСПС.

Владимир Николаевич Левтонов (1889–1938) — эсер (1904–1918). Впервые арестован студентом в 1907 г.; в 1908–1910 гг. в эмиграции. По возвращении в Россию арестован повторно, приговорен к 4 годам каторжных работ. Наказание отбывал в Шлиссельбурге. В 1916 г. сослан в Витим Иркутской губ. В 1930-х гг. работал в лесной промышленности (ЦНИИМОД). В ноябре 1937 г. арестован, обвинен (вместе с братьями – А.Н. и П.Н. Левтоновыми, к тому времени уже расстрелянными) в создании фашистской террористической группы. Расстрелян. Реабилитирован в 1956 г. См.: Левтонова О.В. Шлиссельбуржец Владимир Левтонов. Калуга, 2000.

Николай Григорьевич Козицкий (Казицкий; 1880–1920) — участник трех революций. Член РСДРП (с 1909). Родился в крестьянской семье. Учился на медицинском факультете Киевского университета (1910–1912). Неоднократно был арестован. В 1907 г. бежал из ссылки за границу (Англия, Германия, Австрия). С 1910 г. на партийной работе. После февраля 1917 г. — член завкома электротехнического завода «Сименс и Гальске» в Петрограде. В 1917–1918 гг. — член Петросовета, Петроградского военно-революционного комитета, ВЦИК. В 1918 г. — председатель городского Совета, затем председатель губисполкома в Нижнем Новгороде. В 1919 г. — в Красной армии на Южном фронте. В 1920 г. — председатель Подольского губревкома (Винница). Погиб в бою с петлюровцами, по другим данным — убит неизвестными лицами по пути в Киев.

15 Дашнак — представитель партии Дашнак-Цутюн (Армянское революционное содружество, или Армянская революционная федерация), правящей партии Республики Армения в 1919–1920 гг.; армянский «революционер-националист». Ср.у Шмелева: «Старый террорист, армянин, убивший в Тифлисе жандарма, приговоренный к смерти и чудом спасшийся, изъеденный долгими годами каторги, еле живой, беспомощно сидит на рельсахна чемоданчике; чуть дышит. Желто его лицо, погасли глаза» (РВ. 1917. 13 апр. № 81. С. 3).

16 Т.е., по-видимому, совет старост партийных групп.

17 Пульмановский вагон — комфортабельный спальный вагон; назван по имени американского изобретателя, владельца машиностроительного завода Джорджа Пульмана (1831–1897), введшего в аскетическую вагонную обстановку элементы роскоши.

18 «Повара кипят. Радостно работают они и рады во сто раз больше “кипеть для товарищей”, — так и заявил на митинге их представитель» (РВ. 1917. 18 апр.№ 86. С. 3).

19 Пропуск в тексте; речь, вероятно, идет о представителях местного совета или гарнизона. В Красноярске поезд был, по-видимому, в Великую Пятницу (см. у Шмелева: Там же).

20 Эрнст Генрих фон Поссарт (1841–1921) — немецкий актер-трагик, режиссер, руководитель театров. С 1905 г., после завершения карьеры в театре, читал с музыкальным сопровождением произведения Гёте и Байрона. Йозеф Игнац Кайнц (1858–1910) — австрийский и немецкий актер, прославился исполнением ролей Тартюфа и Альцеста (Мольер), Фердинанда и Франца Моора (Шиллер), шекспировского Гамлета и принца Гомбургского в одноименной драме Г. фон Клейста.

21 Пребыванию в Глазове и посещению местного гарнизонного солдатского клуба посвящена бульшая часть очерка И.С.Шмелева «Наброски». Ср.: «Что только было! Все загремело, закачалось, задвигалось. Всеми овладел святой экстаз. Блестели слезы, обнимались и целовали друг друга. Искушенные политические борцы были растроганы. Солдаты подхватывают и качают. Солдаты принимают и отдают братские поцелуи. Качают борцов за свободу. Делегат московского гарнизона, в кожаной куртке, кричит взволнованно, что он счастлив сказать московским товарищам, что он видел! <...> Помню, скинул я шубу, пел, все забыв. Декламировал майковские “Поля”… <...> Машинист гудит долго-долго, тревожно, словно поезд в опасности. Это он собирает город. <...> Гремит оркестр. Грачи разлетались к вечеру, гремят. Поезд отходит в гуле» (РВ. 1917. 7 мая. № 102. С. 3).

22 Екатерина Павловна Пешкова (1876–1965) — жена М.Горького, общественный деятель. В апреле 1917 г. — глава Московского бюро «Общества помощи освобожденным политическим». В письме к М.К.Николаеву (10 апреля 1917) она подробно рассказывает, как утром этого дня встречала поезд на Ярославском вокзале (Архив Горького. ФЕП-рл. 8–15–22). См.: Екатерина Павловна Пешкова. Биография: Документы. Письма. Дневники. Воспоминания / Авт.-сост. Л.Должанская. М., 2012. С. 347–348.

23 Николай Философович Петлин работал в Отделе санитарных поездов ВЗС, под началом Б.Н.Салтыкова.

Предисловие и подготовка текста А.Б.Асташова

Примечания А.Б.Асташова, Е.А.Амитиной