Александра Струкова

Выверенная легкость линии

Константин Сутягин писал к выставке Александра Шевченко в зале редакции журнала «Наше наследие»: «Желтенькое, зеленое, голубое…

И вот уже проглядывает на бумаге летнее московское утро или солнечный полдень в Париже или Венеции — где оказался в этот момент. Линия поет (мурлычет?), как опытный рассказчик, описывая с неповторимой интонацией то, что видит глаз. Порой иронично — не сюжет, а сама линия “посмеивается”, — а иногда с бесхитростностью, которую на первый взгляд можно назвать детской, на второй — смирением, а на третий… На третий можно вдруг заметить, что линия — при кажущейся необязательности — на редкость точна и выверена. Легкость ее идет вовсе не от свободы, а от абсолютно точного знания и умения. Линия становится самым главным, убеждающим компонентом, и уже не так важно, о чем хочет “бесхитростно” рассказать художник. Линия проговаривается о сути, которую не часто видно за сюжетом».

Шевченко очень точно передает дух места, которое изображает. Его Москву невозможно перепутать с Парижем, а в Малоярославце, где художник живет уже больше десяти лет, сохраняется густая и поэтическая атмосфера русской провинции. Он не стесняется смотреть на города с самых известных точек, не забывая ни Кремль, ни московские высотки, ни Нотр-Дам, ни башню Гюстава Эйфеля. От этого его пейзажи не становятся открыточными, собственный живой и острый взгляд, личное переживание превращают их из объектов туристического интереса в то, что можно назвать неповторимым лицом города, живым и обаятельным.

Шевченко рисует не только любимые города, но и любимых художников («Матисс за самоваром скучает по России», «Альбер Марке с кистью в руке»). Эта серия 1995 года не получила продолжения, хотя круг чтимых мастеров позднее был дополнен именами Николая Лапшина, Владимира Гринберга.

По-видимому, умиротворенность, свойственная его взгляду на мир, не позволила обратиться к художникам 1930-х годов без некоторого усилия, без специального задания. Мастера ленинградской пейзажной школы и рисовальщики «Группы ”13”», как художники советские, трудно отделимы от контекста, а контекст не располагает к высказываниям в тональности мягкого юмора, свойственной Александру Шевченко. (В данном случае речь идет только об образах ретроспективных, поскольку темы «художник за работой», «из жизни художника», включая изображения друзей и автопортреты, разрабатывались им весьма широко в самых разных техниках.)

Шевченко работает пастелью очень свободно, в ней сконцентрированы навыки, полученные им в других областях творчества, сохранено редкое равновесие графических и живописных достоинств. Он умеет найти точный силуэт, уверенно владеет линией, и в то же время цвет представлен во всей полноте своих выразительных возможностей. В работе Александр Шевченко любит подчеркнуть пассеистические параллели с искусством названных художников, советских и французских, но пастель не пользовалась популярностью у этих мастеров, и обращение к ней не связано с тем кругом ассоциаций, который часто возникает в связи с его живописью.

Шевченко высказался о пастели следующим образом: «Я сам ее люблю и ценю гораздо больше всего прочего своего. Без затей и обязательств, она проще, честнее. Если холст не получается — стараешься вытянуть, обойти трудные места, идешь на компромисс, а пастель не вышла — бросил лист, взял новый…»

Его изобразительные приемы весьма разнообразны: это и частая штриховка, и заполнение поверхности листа густой массой цвета, и растушевка, и мелкие точечные удары, и протяженная линия, и процарапывание в слое масляной пастели. Этот богатый арсенал позволяет сделать убедительными пространственные отношения, расставить в листе смысловые акценты.

Жизненную достоверность многим пастелям придает продуманная и верная в деталях передача освещения. При всей изобразительной условности, когда предмет может быть обозначен парой штрихов, а лица персонажей — смутными пятнами, точность деталей суггестивно воздействует на зрителя: густая тень падает на диван, где в задумчивости сидят супруги, вдруг выпав из круговорота привычных занятий, как бы на минуту «сойдя со сцены» («Наша жизнь», 2009); тусклый свет серого зимнего дня окутывает бредущие фигуры («За водой для самовара», 2012); отливает золотом поверхность реки на закате, два приятеля устроились со стаканами на набережной Сены («Молодое вино», 2009). Соединение жизненной убедительности и продуманного формального решения производит сильное впечатление на зрителя, который быстро подпадает под обаяние художественного мира Александра Шевченко.

Его произведения характеризуют камерность, поэтичность, ощущение точно схваченного момента. «Глаз перестраивается на ближний фокус <…> Жизнь интереснее пейзажа», — отмечает автор. Среди его пастелей немало бытовых сцен. Каждая из них — это небольшой рассказ, без оценки событий, без морали, но с внутренней драматургией, с убеждающей подлинностью жестов и обстоятельств. Эти сцены всегда показывают мирное течение жизни и воспроизводят, так сказать, архетипические ситуации. Момент узнавания усиливает воздействие. Если в живописных произведениях остроумное название порой увенчивает замысел, то здесь автор отказывается от подобных спецэффектов: пастели получают самые простые, очевидные наименования, а изображение, что называется, говорит само за себя.