Журнал "Наше Наследие"
Культура, История, Искусство - http://nasledie-rus.ru
Интернет-журнал "Наше Наследие" создан при финансовой поддержке федерального агентства по печати и массовым коммуникациям
Печатная версия страницы

Редакционный портфель
Библиографический указатель
Подшивка журнала
Книжная лавка
Выставочный зал
Культура и бизнес
Проекты
Подписка
Контакты

При использовании материалов сайта "Наше Наследие" пожалуйста, указывайте ссылку на nasledie-rus.ru как первоисточник.


Сайту нужна ваша помощь!

 






Rambler's Top100

Музеи России - Museums of Russia - WWW.MUSEUM.RU
   
Подшивка Содержание номера "Наше Наследие" № 120 2017

Анна Чудецкая

Любовь, она же Роза

Автопортрет Любови Козинцовой

В 2001 году голландская любительница искусства приобрела картину неизвестного художника: портрет темноволосой женщины в красной одежде на голубом фоне привлек внимание темпераментной живописью и внутренней силой, исходящей от изображенной. На полотне в правом нижнем углу стояла хорошо читаемая надпись черным: «L.KOSINZOVA», однако была ли это подпись, или имя портретируемой, или и то другое вместе, было неизвестно. Пролить свет на авторство и историю картины помогло знакомство собирательницы в 2008 году с Басом ван Лиром, автором книги «Карел ван Лир: арт-дилер, первопроходец», которую он написал о жизни и деятельности своего деда1. В книге обнаружились многочисленные упоминания о художнице Любови Козинцовой: оказалось, что в 1929 году в галерее Карела ван Лира в Амстердаме состоялась выставка ее работ.

Имя Карела ван Лира не упоминается в литературе об искусстве и художественной жизни на русском языке. Деятельность этого человека осталась в тени его более удачливых коллег — арт-дилеров, что представляется не слишком справедливым. Он был одним из тех, кто увлеченно «вспахивал» поле для авангардного искусства в Голландии; его жизнь закончилась трагически: Карел ван Лир погиб в 1945 году в немецком концлагере. Он родился в 1897 году и был четвертым ребенком в еврейской семье, проживавшей в Гааге. Его отец занимался антикварным бизнесом и в 1905 году смог открыть небольшой магазин в Бюссюме, южном пригороде Амстердама. После смерти отца в 1908 году двенадцатилетний Карел вместе с матерью практически вели всю торговлю. В 1921 году он открыл «свое дело»: небольшая галерея в Бюссюме возвестила о начале своей деятельности выставкой «старого искусства Азии, маленькой коллекцией африканской скульптуры и других предметов подлинной красоты».

Ван Лир был первым в Амстердаме, кто стал коллекционировать и показывать этнографическое искусство Африки и Азии. Дела его пошли весьма успешно, и в 1924 году он перебрался в Ларен, который был в то время известным арт-центром. Здесь Карел открыл галерею своего имени: Kunstzaal Van Lier («Кюнстзал ван Лир»), быстро ставшую популярной, отчасти благодаря тому, что в ней выставлялись полотна современных художников вместе с этнографической скульптурой. Карел много путешествовал — в Лондон, Антверпен, Брюссель и Париж, где пополнял свою коллекцию. Бас ван Лир цитирует в книге письмо от мая 1926 года о сделке с антверпенским дилером Генри Парейном (Henry Pareyn) и об участии в продаже «одного Пикассо» в Париже2. Об авторитете ван Лира в художественных кругах говорит и тот факт, что в 1927 году его коллекция из 150 предметов экспонировалась в стенах Стеделик Музея в Амстердаме.

Автор приносит глубокую благодарность Агате Бейкер, Карлейн Уббенс и Борису Фрезинскому за предоставленные материалы и помощь в написании статьи.

Спустя несколько месяцев после этой выставки ван Лир перемещается в Амстердам: в сентябре 1927 года галерея Kunstzaal Van Lier открывается по адресу: улица Рокин, 126. С этого времени и до 1942 года каждый месяц там появлялась новая экспозиция. Ван Лир выставлял работы современных художников из разных стран Европы. Назовем лишь некоторые имена: Карел Виллинк, Вим Шумахер, Дик Кет, Анри ван де Вельде; французские: Моисей Кислинг, Фужита, Жюль Паскин; немецкие: Георг Гросс, Макс Бекман, и многие другие. Ван Лир экспонировал и работы выходцев из России: Якова Шапшала, Марка Шагала и Любови Козинцовой. Выставка Козинцовой прошла на рубеже 1929–1930 годов, с 21 декабря по 10 января.

Сообщая перед выставкой ван Лиру биографические данные о себе, в письме от 7 декабря 1929 года Любовь Козинцова пишет: «…Я родилась в Киеве в 1900 году. Здесь я начала свои занятия живописью, которые продолжила в Москве в 1920–1921 годах. В 1921 году у меня была персональная выставка в Берлине, в «Штурм». В 1922 и 1923 годах я выставлялась в разных салонах в Берлине (Yuri Frei, Novembergruppe), затем в Париже, в Салоне Независимых, в Осеннем салоне и салоне Тюильри, и в нескольких группах. 1929 год, февраль, моя персональная выставка у Зборовского. Март 29 года — в Берлине Wasservogel. И в мае — в Праге «Umмlеcka beseda». Если Вас это заинтересует, я смогла бы Вам направить публикации, (отзывы, критику), которые я получила…»3

Тут следует прояснить фамилию нашей героини: Козинцова или Козинцева? В 1930-х годах младший брат Любови Михайловны Григорий Козинцов сделался известным советским кинорежиссером, его имя оказалось на слуху, а произносилось часто с ошибкой. И по совету своего друга писателя Юрия Тынянова он изменил «о» на «е» — «Козинцев». Через какое-то время его примеру последовала и Любовь Михайловна. Однако в письмах того периода, о котором у нас пойдет речь, присутствует первоначальное написание фамилии — и мы его будем придерживаться. Что касается ее отчества, то неясно, когда оно было изменено: во всяком случае, во французском паспорте Козинцевой, выданном в 1939 году, уже указано имя отца — Михаил4.

Дата и место рождения тоже требуют комментария. В одном из документов Любови Козинцовой указана дата 30 декабря 1899 года (т.е. 12 января 1900 года по новому стилю), а во французском паспорте (вероятно, с ее слов) записано 30 июня 1900 года. Эта последняя дата встречается во многих справочных изданиях — и отмечали день рождения Любови Михайловны летом, 1 июля. Возможно, 30 июня она назвала по той причине, что было приятнее быть на полгода моложе и отмечать день рождения летом. Что касается места рождения, то, скорее всего, это городок на юго-западе Брянской области — Новозыбков. В Киеве жила семья матери, Анны Григорьевны Лурье, а отец художницы — врач-терапевт и педиатр Моисей Козинцов происходил из городка Стародуб, где один из его братьев владел типографией. После завершения медицинского образования Моисей Козинцов переехал в Новозыбков и продолжал там жить и работать, обзаведясь женой и детьми. Вероятно, Козинцовой казалось уместнее указывать Киев как место своего рождения — ведь этот город все-таки известен в Европе.

Детские годы Л.М.Козинцова провела в Новозыбкове, затем училась в гимназии в Киеве. В ее аттестате сообщается, что она поступила в 4-й класс киевской женской гимназии Е.А.Крюгер, сдав экзамены в июне 1911 года, и окончила ее досрочно в августе 1915 года с золотой медалью5. В Киеве Козинцова начала и свои занятия живописью: она стала посещать мастерскую Александры Экстер.

Неизвестно, сколько времени посещала Люба студию — год или всего несколько месяцев. Но, несомненно, здесь она узнала о существовании европейского современного искусства. У Экстер занимались Александр Тышлер, Ниссон Шифрин, Исаак Рабинович, Надежда Хазина, впоследствии жена Осипа Мандельштама.

Осенью 1918 года в Киеве появился Илья Эренбург — дальний родственник Козинцовых, в глазах юной девушки — герой и поэт. Жизнь Ильи Эренбурга в те времена можно было уподобить приключенческому роману: он успел принять участие в революционном движении, побывал в политэмиграции, более 10 лет прожил в Париже, где занимался литературной деятельностью, входил в круг художников-модернистов, был знаком со многими художниками, в том числе и с Пабло Пикассо. Много лет спустя Эренбург написал с иронией в своих воспоминаниях: «В школе училась дюжина молоденьких девушек и несколько юношей. Среди учениц А.А.Экстер была восемнадцатилетняя девушка Люба Козинцева. Она заинтересовалась мною, узнав, что я знаком с Пикассо. Что касается меня, то я заинтересовался ею, хотя она была знакома только с Александрой Александровной. Я начал ходить на Мариинско-Благовещенскую, где жил доктор Козинцев...»6 Эренбург произвел на Любу неизгладимое впечатление. Даже тот факт, что у Ильи Эренбурга уже была во Франции дочь Ирина, не повлиял на ее решение связать свою жизнь с этим человеком. Предчувствовала ли она, что ее избраннику впредь суждено оказываться «в гуще событий», которые станут знаковыми для ХХ столетия? 13 августа 1919 года состоялось бракосочетание Любови Козинцовой и Ильи Эренбурга, а осень уже застала молодоженов в Крыму, в Коктебеле, у Макса Волошина — там Эренбурги пробыли почти год, до конца лета 1920 года, а в середине октября перебрались в Москву.

Здесь начинающая художница стала посещать занятия на подготовительном отделении ВХУТЕМАСа, где преподавал Александр Родченко. Впоследствии именно Экстер и Родченко назовет Любовь Козинцова как своих учителей. Прививка основ формального искусства прошла успешно — она была талантливой ученицей. Но вновь для учебы выпало слишком мало времени. Уже в марте 1921 года Козинцова и Эренбург покидают Советскую Россию.

На этом жизненном этапе Илья Эренбург стремился стать своего рода соединяющим звеном, осуществляющим связь культур Советской России и Запада. Этот план вполне мог реализоваться, так как в начале 1920-х годов во внешней политике РСФСР еще существовала тенденция к сотрудничеству на европейском культурном поле. Родной сферой Эренбурга была литература: ему удалось наладить отношения с русскими издательствами в Берлине и способствовать тому, чтобы были напечатаны произведения Б.Пастернака, М.Цветаевой, Е.Замятина и многих других русских авторов, а с художником Эль Лисицким Эренбург смог осуществить издание журнала «Вещь», который должен был стать международным обозрением современного искусства — журнал выходил на трех языках.

Что касается Любови Козинцовой, само ее пребывание в эпицентре русской культурной жизни на Западе было весьма плодотворным. Так, под влиянием Эль Лисицкого, в 1923 году ею была выполнена обложка к книге И.Эренбурга «13 трубок» для издательства «Геликон». (В следующем, 1924 году она в том же стиле оформила обложку этой же книги Эренбурга для издательства «Новые вехи» в России.) Особого упоминания требует помощь Козинцовой в организации«Первой художественной выставки» в галерее ван Димена осенью 1922 года.

В грандиозной экспозиции были представлены как творчество художников из Советской России, так и работы эмигрантов. Козинцова выставила здесь свою конструктивистскую графику, о характере которой можно судить по беспредметной композиции, выполненной в гуаши, из фонда Областного художественного музея им. А.М. и В.М. Васнецовых в Вятке.

В одном из частных архивов сохранилось приглашение7 на выставку двух художников — Курта Швиттерса и Л.Козинцовой в знаменитую берлинскую галерею Герварта Вальдена «Штурм» («Der Sturm») в мае 1922 года — с перечнем представленных работ. Благодаря этому документу мы можем судить о ее составе. Курт Швиттерс показывал 89 произведений, в том числе абстракции и композиции в его собственном стиле — «Merz». Козинцова выставила 15 — из них пять рисунков, шесть композиций под буквенными индексами и всего четыре картины, среди которых портрет поэта В.Парнаха. В перечне также указываются восемнадцать имен участников итогового показа, параллельно проходившего в той же галерее, и среди них: Александр Архипенко, Альберт Глейз, Пауль Клее, Оскар Кокошка, Франц Марк, Фернан Леже, Арнольд Топп. Можно с уверенностью утверждать, что участие в такой выставке двадцатидвухлетней художницы, только что приехавшей из России и совершенно неизвестной в Германии, состоялось благодаря активности и связям Ильи Эренбурга.

Сама Козинцова скучала о своих близких и о друзьях, оставленных в России. Вот что пишет Любовь Михайловна из Берлина в Петроград Марии Шкапской, писательнице и хорошей приятельнице И.Эренбурга: «Очень благодарна Вам и ужасно была тронута тем, что Вы меня не забыли и немного написали мне о Грише (Козинцеве. — А.Ч.), который — гадкий мальчишка, так как он меня забыл и совершенно не пишет, а у меня, по-видимому от старости, прилив родственных чувств и мне было бы любопытно знать, какой он вырос, я его оставила совсем младенцем и никак в его взрослость не могу уверовать… Немцы тоже не по душе с их “модернизмом”, экспрессионизмом, мистицизмом и прочим хламом… Очень хорошо, что Вы написали И.Г. (И.Эренбургу. — А.Ч.), чтобы он возвращался. Я все время хочу, он — как-то неопределенен…»8

В начале весны 1924 года Эренбурги приезжают в Россию. Возможно, Илья Григорьевич уже знает, что Франция дала разрешение на выдачу ему долгожданной визы. И уже в марте, на обратном пути из Москвы в Берлин через Ригу, Козинцова пишет другу своей молодости, соученику по студии Экстер Ниссону Шифрину: «…Здесь за день в Риге уже чувствую “гниль Запада” и пр. чепуху. Кроме того, получила уже полное удовольствие от чтения эмигрантских газет. Вот кретины! Жить, конечно, нужно только в России, и Вы совершенно во всем правы, Вы вообще во всем правы. Верьте мне… Если Вы подумаете, что я в чем-нибудь (кроме возраста) изменилась с Киева, я ужасно обижусь и расстроюсь надолго… На вокзале было три человека, которых я люблю — Вы, Пастернак и Савич. В Берлине будет много народа, кот. я не люблю. У меня такое чувство, как будто бы я всю жизнь очень весело делаю то, чего не хочется. Об этом я Вам писала в 19 году из Харькова в Киев…»9

В июне 1924-го в Берлин приезжает двенадцатилетняя дочь Эренбурга — Ирина. У Козинцовой нет своих детей, она воспитывает дочь мужа — их отношения всю жизнь будут приятельскими и уважительными. И уже осенью вся семья Эренбургов переезжает во Францию. Париж для Эренбурга был родным городом — здесь были его друзья, круг людей, объединенных литературными интересами, кафе, в которых он привык проводить много времени, наконец, здесь жила его двоюродная сестра Наталья, художница, открывшая в 1920 году собственную школу-ателье. В Париже 1920-х годов Любовь Козинцова выглядит как настоящая светская дама — всегда элегантная, в изысканных туалетах и обязательной шляпке.

Вот ее словесный портрет, оставленный современницей Людмилой Миклашевской, встречавшейся с ней в парижской «Ротонде»: «Эренбург сидел за столиком в распахнутом пальто, растрепанный и весь какой-то неряшливый, а рядом светилась чистотой, белизной, холеностью его жена Люба. Фамильное сходство с Гришей сразу замечалось, но Люба была куда красивее. По моде стриженные черные густые волосы отливали синевой и были зачесаны назад с особой тщательностью, все в этом лице было как бы выточенным, все было изящно, законченно и безупречно, это был образ семитской красоты библейских времен, но выражение было холодным и даже немного надменным».

В Париже 1927 год был ознаменован для Л.Козинцовой по крайней мере тремя интересными выставочными проектами. Во второй половине мая была организована экспозиция, посвященная «Весне священной». В ней принимали участие девять художников в основном русского происхождения — Фотинский, Глущенко, Анненков, Федорович, Инденбаум, Стерлинг, Гончарова и Ларионов. Еще одна групповая выставка графики проходила с 1 июля по 1 августа в галерее «Clartй» в Париже; среди участников: Анненков, Барт, Экстер, Фотинский, Глущенко, Якулов, Минчин, Певзнер, Терешкович. А в августе того же года выставлялись художницы-женщины в Остенде — в известном курортном городе в Бельгии. Среди участниц назовем Андре Фой, Мариетту Лидис, Тамару Лемпински. К сожалению, не сохранилось даже перечня работ, представленных на этих выставках. Только на приглашении в Остенде есть скромный каталожный список: у Козинцовой здесь всего две работы — портрет и натюрморт10.

Летом 1927 года Эренбурги провели два летних месяца в Бретани. Компанию им составляли близкие друзья Савичи и приехавший из России писатель Владимир Германович Лидин, с которым Эренбург познакомился и подружился в Москве еще в 1917 году. Лидин был необыкновенно остроумным и веселым человеком, да и вся компания поддерживала веселое настроение: шуткам не было конца. 1 июля праздновали день рождения Любови Козинцовой — она получила имя Роза. Все участники тоже обрели забавные прозвища, которые прижились на долгие годы — и могут привести в недоумение исследователя, читающего в архиве письмо Любови Козинцовой Владимиру Лидину: Роза пишет Рюрику…

Этот месяц в Бретани был творчески насыщен для Козинцовой — именно здесь она сделала зарисовки и гуаши, которые уже в декабре демонстрировала на зимней выставке рисунков, гравюр, акварелей и гуашей русских художников. Удивительно, как поменялся стиль работы художницы: теперь сложно увидеть в ее композициях влияние конструктивизма. Козинцова уверенно работает в собственной, плоскостно-декоративной манере: ее работы сюжетны, подробны, можно сказать этнографичны. На следующий год Эренбурги отправляются в Чехословакию, где материалом для Козинцовой становится быт и жизнь словацких цыган.

Серии «Бретань» и «Словакия» оказались достойными выставки в галерее Леопольда Зборовского, которая была проведена в начале 1929 года. Сохранился выставочный каталог — небольшой, в ладонь величиной, с перечнем работ и одной черно-белой репродукцией. Предисловие к нему написал Пьер Мак-Орлан — популярный писатель, автор авантюрной прозы, много работавший в прессе, на радио и в кино, хороший знакомый Эренбурга. Мак-Орлан был влиятельным критиком «новых» искусств — кино и фотографии, им написаны важные очерки о работе известных фотографов того времени.

Мак-Орлан, хотя и признался в том, что не является искусствоведом, высоко оценил гуаши Козинцовой, особенно ее бретонский цикл. Он называет художницу «одним из самых чувствительных интерпретаторов Берега, там, где кончается европейская земля». Он увидел в работах Козинцевой отражение некоего начала, «которое легко заметить, но трудно понять», «то, что есть и у персонажей миниатюр XV века, и в старинных иконах». Он даже писал: «Будь я деревенским священником в Бретани, которую называют святой землей, я бы попросил у м-м Козинцовой 12 листов, чтобы украсить мою церковь…»11 Вероятно, его восторженный тон был вызван не только тем, что Мак-Орлан был давним знакомым Эренбурга, но и тем, что он развивал собственную концепцию «социального фантастического», в которой соединялись элементы эстетики романтизма и экспрессионизма. В этом контексте работы Козинцовой оказались созвучны его собственным идеям.

Высокая оценка известного писателя вдохновила Козинцову: свою радость, амбиции и надежды она выразила в полушуточном-полусерьезном письме Лидину, написанном через месяц после открытия выставки, в начале января 1929 года: «Дорогой Рюрик, как ты видишь по каталогу, я теперь знаменитая и вполне достойна тебя. Единственно, чего мне недостает, — это славы в СССР. Надеюсь, ты мне это устроишь, принимая во внимание данные, как то мою красоту и ум, живописный талант и предисловие Мак-Орлана. Имей в виду, что я пишу тебе на ручной бумаге и у меня осталось только 2 листа, т.ч. не для каждого я так стараюсь. Потому прошу устроить мне статью Мака в переводе (Лина) и фотографии в какой-нибудь приличной прессе (и скорей. Очень хочу чтоб было напечатано по-русски). За это будешь вознагражден сторицей при свидании и вообще.

Эту выставку я везу в марте в Берлин и в апреле в Прагу, так что европейское имя.

Жажду видеть тебя. Твоя картинка повышается в цене и ждет твоей стенки. Обожающая тебя Роза»12.

21 декабря 1929 года в Амстердаме, в Kunstzaal Van Lier, открылась еще одна выставка Любови Козинцовой. В письме от 7 декабря 1929 года Козинцова писала Ван Лиру:

«Я бы с большим удовольствием приехала в Амстердам, но у меня до сих пор нет визы. Не могли бы Вы меня отрекомендовать перед лицом Министерства иностранных дел? Я была бы Вам очень за это признательна…»13

Мы не знаем точно, дали ли визу Козинцовой, но билет в Амстердам на ее имя был приобретен. Сохранился и пригласительный билет на выставку с черно-белым воспроизведением одной работы художницы. На нем мы видим жанровую сцену: на первом плане изображены фигуры двух мужчин — вероятно, рыбаков, за ними — барная стойка, где женщина беседует с посетителем. Пространство картины словно делится на две части: в правой — берег моря с парусником и женская фигурка, сопровождаемая целым выводком ребятишек. Эта картина — из «бретонского цикла» Любови Козинцевой. К сожалению, на пригласительном билете нет перечня работ, экспонируемых на выставке. Однако мы можем попытаться составить представление о выставке благодаря публикации небольшой рецензии в газете «Nieuwe Rotterdamsche Courant» от 28 декабря 1929 года. Там воспроизведена одна ее работа — «Подружки невесты у часовни». На этой выставке было экспонировано несколько картин, несколько рисунков, в основном — работы гуашью (или непрозрачной акварелью, как написано в рецензии). Вероятно, экспозиция с небольшими изменениями повторяла экспозицию в галерее Зборовского. Рецензия выдержана в весьма хвалебном тоне: высоко оцениваются живописные качества работ Козинцовой, ее романтический настрой, интерес к традициям и своеобразию людей, жизнь которых еще не затронута единым цивилизационным стандартом. Бесспорно, рецензент был знаком с текстом Мак-Орлана.

Удивительным образом оказалось, что эта выставка завершила самый плодотворный период активности художницы — 1920-е годы. Надеждам Козинцовой, возникшим во время выставки у Зборовского и выплеснувшимся так бурно в письме к Лидину, не суждено было осуществиться.

Однако след от выставки в Амстердаме остался. Одним из условий ее проведения для художника было оставить в дар галерее свой автопортрет. Таким образом, у ван Лира была собрана уникальная подборка автопортретов. С этой же просьбой ван Лир обратился и к Козинцовой, на что она охотно откликнулась в сентябре 1929 года: «...Благодарю за Ваше любезное письмо. Я охотно напишу свой портрет для Вашей коллекции…»14 Так что мы можем с большой точностью датировать автопортрет: он был написан в сентябре-октябре 1929 года.

Надо сказать, что Любовь Козинцова обладала неординарной, запоминающейся внешностью: вытянутый овал лица, тонкий нос, миндалевидные глаза с припухлыми веками. В нее влюблялись и находились под ее обаянием многие мужчины; среди ее многолетних поклонников были и друзья ее юности: художники Александр Тышлер и Ниссон Шифрин, писатель Владимир Лидин и парижский издатель Иосиф Путерман. Она часто была моделью — в московском доме Эренбургов в 1960-х годах можно было видеть ее портреты, выполненные Тышлером, Альтманом, Фальком. В Государственном Русском музее хранится портрет Козинцовой работы Кузьмы Петрова-Водкина. Благодаря публикации писем художника, осуществленной искусствоведом В.Э.Пондиной, мы можем узнать историю его создания15.

Кузьма Петров-Водкин в 1924 году приехал в Париж. Эренбурги тогда чувствовали себя настолько состоятельными, что заказали портрет Любови Михайловны этому художнику. Кузьма Сергеевич нуждался в деньгах — был озабочен поиском средств для лечения жены, оплаты квартиры и мастерской, а также помощи матери, которой художник регулярно отправлял деньги на родину, в Хвалынск. Все эти заботы нисколько не сказались на серьезности подхода живописца к созданию портрета. В декабре Кузьма Сергеевич сообщал Ф.Нотгафту: «Видел (и вижу) здесь Бенуа, Кончаловского, Сомова, Анненкова, Серебрякову, Эренбурга и прочую массу людей». В этом же письме художник перечисляет работы, уже созданные им во Франции, под шестым номером он называет «Портрет m-me Эренбург (голова)» и делает приписку: «Написаны в моей перспективе. Размеры маленькие (для меня), парижские, для квартирок»16. Кузьма Петров-Водкин открыл в Козинцовой нечто, не сразу бросавшееся в глаза: почти библейскую монументальность, строгость, величие, осознание своей значимости. Почти иконописный лик едва вмещается в рамки полотна, рама словно тесна для изображения.

Долгое время портрет оставался в семье Петрова-Водкина; работа пришла в Государственный Русский музей из частного собрания, к Эренбургам отношения не имеющего. Почему же Эренбурги не купили этот великолепный портрет Петрова-Водкина? Вероятно, причиной было несовпадение видения двух художников. И теперь, когда мы смотрим на автопортрет Козинцовой 1929 года, можно понять, что художница видела себя совершенно иначе: значительно моложе, миловиднее, чувственней, может быть, даже более страстной… Ярко-красная одежда, ярко-голубой фон, пастозные мазки краски создают вполне ощутимое напряжение. Немного кукольное лицо с огромными внимательными черными глазами, взгляд которых направлен куда-то вправо, в пространство, закрытое от зрителя рамой картины.

Имя Любови Михайловны Козинцовой оказалось в тени знаменитых брата и мужа: известного кинорежиссера Григория Михайловича Козинцева и писателя Ильи Григорьевича Эренбурга. Автопортрет, обнаруженный недавно в частной коллекции в Голландии, позволил осветить в ее судьбе яркие годы начала прекрасного и яростного XX века.

Примечания:

1 Lier Bas C. van. Carel van Lier. Kunsthandelaar, wegbereider. 1897–1945. Bussum, 2003.

2 Ibid. P. 21.

3 Письмо Л.Козинцовой К. ван Лиру от 7 декабря 1929 г. (Государственное Бюро для Искусствоведческой документации: Rijks bureau voor Kunsthistorische Documentatie, далее — RKD). Ф. 0108. П. 153. В RKD (Гаага) находятся подлинники семи писем Л.Козинцовой, написанных по-французски и адресованных ван Лиру. Благодаря Агате Бейкер я обладаю копиями писем. Перевод с французского сделан К.Лейфером.

4 Копия паспорта Л.М.Козинцовой находится в архиве Б.Я.Фрезинского, Санкт-Петербург.

5 Подлинник аттестата Л.М.Козинцовой находится в архиве Б.Я.Фрезинского, Санкт-Петербург.

6 Эренбург И. Люди, годы, жизнь. М., 1990. Т. I. С. 264.

7 Приглашение на выставку, Берлин, 1922. Частное собрание.

8 Письмо Л.Козинцовой М.Шкапской от 31 декабря [1923] (РГАЛИ. Ф. 2182. Оп. 1. Ед. хр. 544).

9 Письмо Л.Козинцовой Н.Шифрину от 24 марта [1924] (РГАЛИ. Ф. 2422 (Фонд Н.А.Шифрина). Оп. 1. Ед. хр. 283).

10 Приглашения на три групповых выставки 1929 г. находятся в частном архиве, Санкт-Петербург.

11 Mac Orlan P. Lubov Kosinzova, Gouaches. Cat. de l,exposition.(Leopold Zborowski gallery). Paris, 1929. P. 1–4.

12 Письмо Л.Козинцевой В.Лидину от 2 января [1929] (РГАЛИ. Ф. 3102. Оп. 1. Ед. хр. 601. Л. 2).

13 Письмо Л.Козинцовой К. ван Лиру от 7 декабря 1929 г. (RKD. Ф. 0108. П. 153).

14 Письмо Л.Козинцовой К. ван Лиру от 14 сентября 1929 г. (RKD. Ф. 0108. П. 150).

15 Пондина Е.С. К.С.Петров-Водкин и его парижские модели. Публикация на сайте: http://www.museum.ru/N22774.

16 Письмо К.Петрова-Водкина Ф.Нотгафту от 28 декабря 1924 г. Цит. по: Пондина Е.С. Указ. соч.

Л.Козинцова. Автопортрет. 1929. Холст, масло. Частное собрание. Нидерланды

Л.Козинцова. Автопортрет. 1929. Холст, масло. Частное собрание. Нидерланды

Листовка-реклама Kunstzaal Van Lier. Из книги Bas C. van Lier «Carel van Lier. Kunsthandelaar, wegbereider. 1897–1945». Bussum, 2003

Листовка-реклама Kunstzaal Van Lier. Из книги Bas C. van Lier «Carel van Lier. Kunsthandelaar, wegbereider. 1897–1945». Bussum, 2003

Любовь и Григорий Козинцовы. 1914. Фотография. Собрание А.Г.Козинцева, Санкт-Петербург

Любовь и Григорий Козинцовы. 1914. Фотография. Собрание А.Г.Козинцева, Санкт-Петербург

Приглашение-буклет на выставку Л.Козинцовой в галерею Карела ван Лира. Амстердам, 1929

Приглашение-буклет на выставку Л.Козинцовой в галерею Карела ван Лира. Амстердам, 1929

Л.Козинцова. Обложка книги И.Эренбурга «13 трубок». Берлин, издательство  «Геликон». 1923

Л.Козинцова. Обложка книги И.Эренбурга «13 трубок». Берлин, издательство «Геликон». 1923

Л.Козинцова. Беспредметная композиция. 1922. Гуашь. Областной художественный музей им. А.М. и В.М. Васнецовых, Вятка

Л.Козинцова. Беспредметная композиция. 1922. Гуашь. Областной художественный музей им. А.М. и В.М. Васнецовых, Вятка

Л.Козинцова. Портрет Ильи Эренбурга. 1920-е годы. Холст, масло

Л.Козинцова. Портрет Ильи Эренбурга. 1920-е годы. Холст, масло

К.Петров-Водкин. Портрет Л.Козинцовой. 1924. Холст, масло. ГРМ

К.Петров-Водкин. Портрет Л.Козинцовой. 1924. Холст, масло. ГРМ

Л.Козинцова. Портрет матери. 1927. Холст, масло. ГМИИ им. А.С.Пушкина

Л.Козинцова. Портрет матери. 1927. Холст, масло. ГМИИ им. А.С.Пушкина

Приглашение-буклет  на выставку К.Швиттерса и Л.Козинцовой в галерею «Der Sturm». Берлин, 1922

Приглашение-буклет на выставку К.Швиттерса и Л.Козинцовой в галерею «Der Sturm». Берлин, 1922

Приглашение-буклет  на выставку Л.Козинцовой в галерею Л.Зборовского. Париж, 1929. Репродукция работы Л.Козинцовой изцикла «Бретань»

Приглашение-буклет на выставку Л.Козинцовой в галерею Л.Зборовского. Париж, 1929. Репродукция работы Л.Козинцовой изцикла «Бретань»

И.Эренбург, Л.Козинцова и Л.Зборовский на выставке Л.Козинцовой в галерее Зборовского. (За спиной Зборовского видна гуашь из серии «Словакия»)

И.Эренбург, Л.Козинцова и Л.Зборовский на выставке Л.Козинцовой в галерее Зборовского. (За спиной Зборовского видна гуашь из серии «Словакия»)

Приглашение-буклет на выставку Л.Козинцовой в галерею Л.Зборовского. Париж, 1929

Приглашение-буклет на выставку Л.Козинцовой в галерею Л.Зборовского. Париж, 1929

Л.Козинцева. Пейзаж. Без даты. Холст, масло. ГМИИ им. А.С.Пушкина

Л.Козинцева. Пейзаж. Без даты. Холст, масло. ГМИИ им. А.С.Пушкина

Л.Козинцева. Цветы. Без даты. Холст, масло. ГМИИ им. А.С.Пушкина

Л.Козинцева. Цветы. Без даты. Холст, масло. ГМИИ им. А.С.Пушкина

Л.Козинцева. Автопортрет. Не окончен. Без даты. Холст, масло. ГМИИ им. А.С.Пушкина

Л.Козинцева. Автопортрет. Не окончен. Без даты. Холст, масло. ГМИИ им. А.С.Пушкина

Л.Козинцева, И.Эренбург и П.Пикассо у скульптуры П.Пикассо. Валлорис, Франция. 1954

Л.Козинцева, И.Эренбург и П.Пикассо у скульптуры П.Пикассо. Валлорис, Франция. 1954

Обложка книги. Басса ван Лира «Карел ван Лир. Арт-дилер, первопроходец. 1897–1945». Бюссюм, 2003

Обложка книги. Басса ван Лира «Карел ван Лир. Арт-дилер, первопроходец. 1897–1945». Бюссюм, 2003

А.Тышлер. Портрет Л.Козинцевой. 1952. Холст, масло. Собрание А.Козинцева, Санкт-Петербург

А.Тышлер. Портрет Л.Козинцевой. 1952. Холст, масло. Собрание А.Козинцева, Санкт-Петербург

Л.Козинцева и И.Эренбург на даче. Истра. 1966.

Л.Козинцева и И.Эренбург на даче. Истра. 1966.

 
Редакционный портфель | Подшивка | Книжная лавка | Выставочный зал | Культура и бизнес | Подписка | Проекты | Контакты
Помощь сайту | Карта сайта

Журнал "Наше Наследие" - История, Культура, Искусство




  © Copyright (2003-2018) журнал «Наше наследие». Русская история, культура, искусство
© Любое использование материалов без согласия редакции не допускается!
Свидетельство о регистрации СМИ Эл № 77-8972
 
 
Tехническая поддержка сайта - joomla-expert.ru