Журнал "Наше Наследие"
Культура, История, Искусство - http://nasledie-rus.ru
Интернет-журнал "Наше Наследие" создан при финансовой поддержке федерального агентства по печати и массовым коммуникациям
Печатная версия страницы

Редакционный портфель
Библиографический указатель
Подшивка журнала
Книжная лавка
Выставочный зал
Культура и бизнес
Проекты
Подписка
Контакты

При использовании материалов сайта "Наше Наследие" пожалуйста, указывайте ссылку на nasledie-rus.ru как первоисточник.


Сайту нужна ваша помощь!

 






Rambler's Top100

Музеи России - Museums of Russia - WWW.MUSEUM.RU
   
Подшивка Содержание номера "Наше Наследие" № 118 2016

К 150-летию со дня рождения Вячеслава Иванова

Владимир Енишерлов

«Мой милый Солнцеверт»

Весной 1920 года Сергей Городецкий из Баку, где он заведовал художественным отделом БаккавРОСТА, приехал в Петроград. Здесь он встретился с Блоком, Гумилевым, другими поэтами, с которыми его, безоговорочно вставшего в Азербайджане на сторону советской власти, развели Первая мировая война, революция, послереволюционные годы. Заведуя литчастью Балтийского флота, С.Городецкий за несколько месяцев пребывания в Петербурге успел рассориться со своим товарищем по акмеизму Гумилевым, много спорил с Блоком, выступил с несколькими статьями, в которых обвинял петроградскую интеллигенцию в саботаже. Эта позиция была объяснима характером Городецкого, человека увлекающегося, в какой-то мере безответственного, плохо после долгих лет отсутствия в России разобравшегося в царившей там политической обстановке. Да и память о печально знаменитом монархическом стихотворении «Сретенье царя», вошедшем в сборник «Четырнадцатый год», заставляла поэта быть лояльным к новой власти. Гражданским мужеством Городецкий никогда не отличался, ни тогда, ни позже.

Он отсутствовал в России пять лет. В этот период вошли: Южный фронт Первой мировой войны, где Городецкий, военный корреспондент «Русского слова» и уполномоченный Союза земств и городов, спас сотни армянских детей и беженцев во время турецкого геноцида в районе древнего Вана; жизнь и работа в Тифлисе, когда русский поэт стал одной из самых заметных фигур в культурной жизни столицы Грузии; и, наконец, Баку, куда Городецкий был выслан грузинским меньшевистским правительством Ноя Жордания и где со свойственным ему энтузиазмом занялся художественно-просветительской деятельностью, став, как только в город вошла Красная Армия, одним из руководителей Баккав РОСТА. Прожив несколько месяцев 1920 года в Петрограде, Городецкий понял, что после того, как Москва стала столицей, туда переместился центр политической и культурной жизни. Здесь его приглашали на работу в Известия ВЦИК, а давний знакомый Всеволод Мейерхольд предложил заведовать литературной частью Театра Революции. В конце июня – начале июля 1920 года Городецкий отправился в Москву, чтобы подготовить свое возвращение из Азербайджана и посмотреть квартиру в «палатах Бориса Годунова» на Красной площади, дом 1, которую ему помог получить Луначарский.

В Москве Городецкий вновь, после долгого перерыва, увиделся с Вячеславом Ивановым. Их многое, слишком многое связывало в петербургском прошлом. Мне всегда казалось странным, что отношения Вяч. Иванова и С.Городецкого, оставившие заметный след в их судьбах и в русской поэзии начала XX века, замалчиваются исследователями или о них упоминают скороговоркой, походя, будто забывая то, что осталось в мемуарах, письмах, дневниках и стихах. А ведь С.Городецкий стал в начале XX века настоящей звездой, взошедшей на небосклоне символизма, принеся в русскую поэзию новую тему — дыхание древней языческой Руси, совершенно необычные лексику, ритмику, строй стиха, всяческие мифологические аллюзии. Рождение нового поэта произошло во время одной из знаменитых «сред»» Вячеслава Иванова, на знаменитой Башне, где молодой, гибкий, горбоносый юноша то ли шаманил, то ли бубнил невиданные и не читанные еще никем стихи:

Оточили кремневый топор,
Собрались на зеленый ковер,
Собрались под зеленый шатер.
Там белеется ствол обнаженный,
Там белеется липовый ствол.
Липа, нежное дерево, липа —
Липовый ствол
Обнаженный.
Впереди, седовласый, космат,
Подвигается старый ведун.
Пережил он две тысячи лун,
Хоронил он топор.
От далеких озер
Он пришел.
Ему первый удар
В белый ствол.

Для петербургской аудитории Башни, этого ареопага символистской российской поэзии, с ее утонченностью и гиперэстетскими требованиями, в атмосфере пряного декаданса «сред» это было настолько неожиданно, ново и свежо, что поначалу принять эти стихи казалось невозможным. И именно Вячеслав Иванов проницательно почувствовал в этой мифологии образов и строя то очищающее веяние поэтической юности и таланта, которое могло вдохнуть новую жизнь в уже, казалось, исчерпывавший себя символизм.

Подымали другие за ним
Тот кровавый топор,
Тот кремневый топор.
В тело раз,
В липу два
Опускали.
И кровавился ствол,
Принимая лицо.
Вот черта — это нос,
Вот дыра — это глаз.
В тело раз,
В липу два.
Покраснела трава,
Заалелся откос,
И у ног
В красных пятнах лежит
Новый Бог.

Это стихотворение «Ставят Ярилу», позже вошедшее в книгу Городецкого «Ярь», «может быть, величайшую из современных книг», как писал Блок, понимавший в поэзии много больше и тоньше, чем нынешние литературоведы, всеми правдами и неправдами стремящиеся принизить значение С.Городецкого — поэта со сложной творческой судьбой, но, безусловно, сказавшего свое слово в русской поэзии начала XX века так ярко, талантливо, поразительно уверенно и молодо, что имя его совершенно реально встало в ряду с великими, как бы ни хотелось кому бы то ни было это замолчать или оспорить. «Все померкло перед этим “рождением Ярилы”, — вспоминал В.Пяст. — Все поэты, прошедшие перед ареопагом под председательством Брюсова, вместе с этим ареопагом вынуждены были признать выступление Городецкого из ряда вон выходящим. Многие обрадовались этому, некоторые позавидовали. Вячеслав Иванов, когда единодушный шум рукоплесканий, превзошедший когда-либо слышанный в стенах “башни” шум, умолк, — Вячеслав Иванов вскочил и сейчас же сказал восторженную речь по поводу этих юных стихов» (Пяст В. Встречи. М., 1997. С. 73-74). И тот же Пяст, мемуарист внимательный и справедливый, продолжал: «…Все поэты и все непоэты, присутствовавшие у Вячеслава Иванова, — все, лишь заслышали шаманский говор-бубен Сергея Городецкого, — его скороговорку под нос <…> все испытали тот “новый трепет”, который определяет, по словам <…> Бодлэра, рождение нового поэта, нового бога» (там же). С.Городецкий сразу стал звездой ивановских «cред». Об этом пишет и жена Вяч. Иванова Л.Д.Зиновьева-Аннибал, восхищавшаяся «сильными самобытными мифологическими мазками» Городецкого. Н.А.Богомолов приводит ее письмо М.М.Замятниной о «среде», состоявшейся 8 февраля 1906 года: «Читались стихи. Изумительный, с ног сшибающий талант Городецкого. Пьяный поэт пьяных слов, пьяных образов, вакхически, хаотически закруживающий вихрь в нервах слушателей» (Богомолов Н.А. Вячеслав Иванов в 1903–1907 годах. М., 2009. С. 165-166).

Отношения Вячеслава Иванова и Сергея Городецкого после стремительного триумфа молодого поэта на олимпе символистов развивались весьма прихотливо и неожиданно. В журнале «Наше наследие» № 56 за 2001 год в статье «…Опасное право — быть судимым… по законам для немногих» я коснулся этой деликатной проблемы, но, так как она, безусловно, была фоном всех дальнейших коллизий между Вяч. Ивановым и С.Городецким, еще раз напомню о ней кратко. О.А.Дешарт в комментариях к дневнику Вяч. Иванова, опубликованных во 2-м томе его Собрания сочинений, вышедшем в Брюсселе, пишет: «Собрания на “башне” В.И. считал служением, необходимым шагом на пути образования “вселенской общины”. Получилось культурное и даже духовное общение, но Общины не получилось. И вот В.И. и Л.Д. (Л.Д.Зиновьева-Аннибал) приняли решение — странное, парадоксальное, безумное. <…> Им надлежит в свое двуединство “вплавить” третье существо — и не только духовно-душевно, но и телесно». Этим третьим избрали Сергея Городецкого. Худший выбор трудно было представить из-за отсутствия у последнего необходимых склонностей. Он пользовался огромным успехом у женщин, в 1906 году у Городецкого родилась внебрачная дочь, и вскоре он женился на А.А.Козельской, будущей легендарной «Нимфе». «На людях, — пишет О.А.Дешарт, — он вел себя по отношению к В.И. как скромный ученик, а наедине бывал то дружески ласков, то холоден до враждебности». 16 августа 1906 года Вяч. Иванов записал в дневнике: «Он ласков и нежен. Он любит меня больше всех ему знакомых мужчин, и все же — сам он настаивает — любить не может, разумея испытанную им любовь к женщине. <…> Вечером <…> у двери встречаюсь с Сергеем… Он шутлив и нежен, позволяет раздеть себя и смотрится в трюмо, а я читаю ему эстетический реферат об его теле. Я уговариваю его лечь со мной и в темноте чувствую сначала, обнимая его, что умираю. Потом он <…> позволяет мне экстазы».

И все же в конце концов опыт «вплавления третьего» в лице Городецкого в двуединство был признан неудачным, но Вяч. Иванов не хотел терять Городецкого и адресовал ему отчаянное любовное письмо, сохраненное адресатом, начинающееся строками из стихотворения «Порука», вошедшего в сборник Иванова «Эрос» (СПб.: Оры, 1907), экземпляр которого с многозначительным инскриптом «Тебе» сохранился. «Люблю тебя, любовью требуя, / И верой требую, любя! / Клялся и поручился небу я / За нерожденного тебя. Опомнись, Сергей. И не повторяй твоего древнего преступления. Ты принадлежишь мне, как я принадлежу тебе. Твоя “Ярь” принадлежит мне, — Nunc suprema lex esto, — как все мое отныне тебе. Ибо ты был представлен мне Дионисом. Попытайся разглядеть действительность через туманы и наваждения, нас разделяющие. Попытайся быть смелым. Попытайся быть верным твоему лучшему, богу в тебе, которого провидел и промыслил я и взлелеял я <…> Если ты не любишь мое бедное тело, не люби. Душу мою ты навсегда полюбил — и ей хочешь изменить <…> Еще и еще заклинаю тебя — от меня не отвращайся. Новым искусам подвергни меня, если еще не испытал меня в горниле — но не отвращайся от меня перед лицом людей. Снесу ли? <…> Слишком прекрасна моя вера и мое упование, — о, слишком велика моя любовь <…>».

И Вячеслав Иванов, и Сергей Городецкий в то время постоянно посвящали друг другу стихи, а сборнику Городецкого «Русь» предпослан эпиграф из стихотворения Вяч. Иванова «Нищ и светел». Духовную связь с Вяч. Ивановым Городецкий ощущал еще очень долго, но в написанных в свое время «Воспоминаниях об Александре Блоке» жестко назвал Башню и знаменитые ивановские «среды», с господствующей на них атмосферой, «Парнасом бесноватых».

Талантливый художник, замечательный карикатурист и шаржист, Сергей Городецкий стал рисовать Вяч. Иванова чуть ли не с первых дней своего появления на Башне над Таврическим садом. Лидия Вячеславовна Иванова в книге об отце вспоминает: «Мы очень часто виделись с Сергеем Городецким. Одно время он у нас гостил. Он был молодой, длинный-длинный, лицо некрасивое, но с ним было всегда весело. <…> Городецкий был прекрасный карикатурист. Каждую неделю он создавал домашний выпуск журнала, посвященного быту “Башни”. Он его назвал “Puces de gamins” (“Блошки малыша”). Надеюсь, что в России в каком-нибудь архиве он сохранился. Он был талантливо сделан, и Городецкий хорошо зарисовывал людей и семейный быт этого времени» (Иванова Л.В. Воспоминания. Книга об отце. Париж, 1990). Действительно, несколько экземпляров этого рукописного журнала уцелели. В них кроме портретов Вяч. Иванова чудесно нарисованы шутливые изображения М.Кузмина, А.Ремизова и его жены С.П.Довгелло, А.Блока и других гостей Башни. Уже в Баку С.Городецкий выполнил два шутливых рисунка с портретами Вяч. Иванова, абсолютно выдержанные в духе его рукописных «башенных» журналов, в альбоме В.А.Судейкиной-Стравинской, опубликованном Дж. Боултом в издании Принстонского университета.

В «послебашенный» период С.Городецкий впервые рисовал Вяч. Иванова в Москве в 1920 году. Он приехал в новую столицу в начале лета. Вяч. Иванов в это время находился в Московском санатории для работников науки и культуры в 3-м Неопалимовском переулке близ Плющихи. Там он делил комнату с историком и философом М.О.Гершензоном. Переписка, завязавшаяся между ними и касавшаяся духовного кризиса русской интеллигенции, вылилась в интереснейший спор двух мыслителей о культуре, личной воле, духовном наследии, составив знаменитую «Переписку из двух углов», памятник русского духовного ренессанса XX века. Этот спонтанно возникший эпистолярный диалог о судьбах и путях мировой культуры, впервые изданный «Алконостом» небольшим тиражом в 1921 году, привел, как замечает П.Дэвидсон, «к фундаментальной перемене в критической установке — от Иванова-поэта к Иванову — философу культуры, которая остается в силе и по сей день» (цит. по: Иванов Вяч., Гершензон М. Переписка из двух углов. М., 2006). С.Городецкий, видимо, навещал Вяч. Иванова в санатории и во время беседы рисовал его. Интересно, что среди четырех дошедших до нас московских портретов Иванова 1920 года на этот раз нет ни одного шаржа. Два из этих портретов мы публиковали раньше, но теперь пришло время уточнить место выполнения первого из них, нарисованного карандашом на листе пожелтевшей бумаги, имеющего в правом нижнем углу надпись рукой Вяч. Иванова: «Ерунда! Совсем не похоже. В.И.». Портрет датирован 22 июня 1920 года. Но Иванов не отказался позировать Городецкому, и позже, 4 июля 1920 года он выполняет сразу три его портрета. Один из них — «труакар» — очень хорош. Тонкое, умное лицо, ниспадающие на плечи вьющиеся волосы, длинная папироса в изящной руке — на портрете Городецкого истинный поэт-мыслитель, каким и был Вячеслав Иванов. И дух Диониса витает над ним. Этот портрет, хотя он относится к 1920 году, напечатан, увы, без указания автора на обложке хорошей книги Н.А.Богомолова «Вячеслав Иванов в 1903–1907 годах: Документальные хроники». Интересно, что именно в этот день, 4 июля, Вяч. Иванов написал М.Гершензону письмо о культуре и памяти как основе культурной динамики. Эти одно из принципиальнейших писем в переписке.

«“Движенья нет, — сказал мудрец брадатый…”» — так начинает В.И. это письмо и продолжает: «Мало ли сколько планиметрических чертежей и узоров возможно начертать на горизонтальной плоскости? Существенно то, что она горизонтальна. Я же вовсе не Мефистофель и потому никуда вас не хочу зазывать и переманивать. Весь смысл моих к вам речей есть утверждение вертикальной линии, могущей быть проведенною из любой точки, из любого “угла”, лежащего в поверхности какой бы то ни было, молодой или дряхлой культуры. Но сама культура, в ее истинном смысле, для меня вовсе не плоскость, не равнина развалин или поле, усеянное костьми! Есть в ней и нечто воистину священное: она есть память не только о земном и внешнем лике отцов, но и о достигнутых ими посвящениях. Живая, вечная память, не умирающая в тех, кто приобщаются этим посвящениям! Ибо последние были даны через отцов для их отдаленнейших потомков, и ни одна иота новых когда-то письмен, врезанных на скрижалях единого человеческого духа, не прейдет. В этом смысле не только монументальна культура, но и инициативна в духе. Ибо память, ее верховная владычица, приобщает истинных служителей своих “инициациям отцов” и, возобновляя в них таковые, сообщает им силу новых зачатий, новых починов. Память — начало динамическое; забвение — усталость и перерыв движения, упадок и возврат в состояние относительной косности. Будем, подобно Ницше, настороженно следить за собой, нет ли в нас ядов упадка, заразы “декадентства”».

Неизвестно, вел ли Вяч. Иванов с Сергеем Городецким в этот день беседу в духе этого письма. Хотя, вероятно, она была бы Городецкому весьма интересна, отражая динамику философских и эстетических взглядов Иванова за те годы, что они не общались. Но, конечно, они говаривали и о Баку, откуда недавно приехал Городецкий и куда вскоре отправится Вячеслав Иванов (безусловно, не без влияния своего младшего друга, что почему-то прошло мимо внимания исследователей бакинских лет Вяч. Иванова).

С.Городецкий вернулся в Баку осенью 1920 года.

В скором времени, той же осенью туда приехал и Вяч. Иванов с сыном и дочерью и вскоре стал почтенным, уважаемым профессором Бакинского университета.

На первых порах в Баку Городецкий как мог помогал Иванову и его семье, оказавшейся в чужом городе в сложных бытовых условиях, тесно общался с ним вплоть до своего отъезда в Москву зимой 1921 года. Об этом немного пишет в «Книге об отце» в начале главы «Баку» Л.В.Иванова.

Зная увлечение Вячеслава Иванова Востоком, Городецкий, отправляясь в Персию, предложил ему ехать с ним. Но Вяч. Иванов уже преподавал в университете и вынужден был отказаться. «Милый Сергей, —писал он 14 ноября 1921 года, — ты забыл, что в понедельник, с 7.50 до 9 Ѕ час., я читаю курс о Достоевском, привлекающий столько слушателей, что шутки с этим шутить нельзя. Итак, к величайшему сожалению, ехать не могу. Кланяйся С.Я.Богдатьеву. Если едешь в Персию, счастливый путь и счастливый возврат. Если будет возможность, привези кишмишу… Целую. Вячеслав». В письме упоминается С.Я.Богдатьев, руководитель ЗакавРоста. Так Вячеслав Иванов, будучи в Баку, и не побывал в Персии, если не считать короткой поездки в приграничную Ленкорань.

Давнюю мечту Вячеслава Иванова о Персии воплотил на бумаге Сергей Городецкий, нарисовав и «выпустив» в дни 55-летия Иванова последний, «экстраординарный» номер журнала «Les Puces de Gamin», посвященный юбилею друга. На нескольких его страницах он нарисовал Вяч. Иванова, облаченного в длинную, черную кавказскую бурку, подаренную ему в день рождения, гуляющего по персидскому городу Решт, столице Гилянской Советской республики, и общающегося с жителями, удивленно взирающими на внезапно появившегося на жарких, сонных улицах Решта удивительного среброволосого старца, с любопытством рассматривающего окрестности. Почти все шутливые подписи к рисункам Городецкий сделал на французском языке. И как в «башенных» рукописных журналах, где было много автошаржей, на последнем рисунке изобразил Городецкий себя рядом с юбиляром. Конечно, создавая эти дружеские, добрые рисунки-шутки, не мог не вспоминать Сергей Митрофанович далекие уже времена «Башни», «сред», интимный кружок Гафиза, пряная атмосфера которого будила интерес к Востоку, и прежде всего к Персии, те времена, когда пришла к молодому поэту настоящая поэтическая слава. Этим журналом Городецкий отдал дань памяти своему и Вяч. Иванова давнему уже прошлому.

В Баку Городецкого и Иванова застала весть о мученической смерти в Петрограде Александра Блока. Оба написали на глубоко поразившую их весть о смерти поэта стихи.

Вячеслав Иванов

УМЕР БЛОК

В глухой стене проломанная дверь,
И груда развороченных камней,
И брошенный на них железный лом,
И глубина, разверстая за ней,
И белый прах, развеянный кругом, —
Всё голос Бога: «Воскресенью верь».

10 августа 1921 г.

«В рукописи, — пишет Лидия Вячеславовна Иванова, — приписка: “Баку, 10.VIII — вечером, при виде проломанной в университете двери. Утром узнал, что вчера в 10 ч. утра умер Александр Блок”» (Иванова Л.В. Воспоминания. Книга об отце. C. 105).

Под автографом своего, написанного в Баку 21–23 августа стихотворения «Александр Блок» Городецкий написал карандашом: «Видел его во сне. Светлого, с кроткой улыбкой. Убеждал, что он еще жив. Улыбался».

В стихотворении есть такие строки:

<…> Мы живем, если жертва за нас на кресте,
Смерть близка, если крест на Горе опустел.
Путь поэта — Голгофа, и музыки звук —
Только эхо невидимых, огненных мук.
Глубиною страданий немых рождена
И тревожных и радостных песен волна.
Чем грознее метелей ночных ураган,
Тем светлей на заре, на земле жемчуга <…>

И Блок, и Вяч. Иванов чрезвычайно много значили для С.Городецкого, особенно в первые годы его литературной, поэтической жизни. И не случайно на рисунке, выполненном в марте 1920 года в Баку, в альбоме В.А.Судейкиной-Стравинской, центральными персонажами «сред» и поэтов-символистов он изобразил сидящих рядом Вяч. Иванова и Александра Блока.

На рисунке вокруг овального стола собрал художник весь петербургский символистский ареопаг: Брюсов, Сологуб, Ремизов, Кузмин, Андрей Белый, Бальмонт, Городецкий, перед которым на столе — младенец Эрос. В центре сидят Вяч. Иванов и А.Блок. Под рисунком подписи-автографы Городецкого о каждом изображенном персонаже. Выполнен рисунок 6 марта 1920 года. Еще одна акварель с Вяч. Ивановым нарисована Городецким в альбоме Судейкиной-Стравинской 9 марта 1920 года. Рядом с ней — стихотворение Городецкого о том, что, несмотря ни на что, прошлое, время Башни не забыто, остается воспоминанием о счастливой поэтической юности, связанной с Вяч. Ивановым.

Томительно манит воспоминанье
К далеким дням, когда Отец
Писал влюбленным в назиданье
Cоr Ardens — сердце из сердец;
Когда был Сыном и Ярилой
Я, горбоносый вертопрах,
И Дух-Кузмин с улыбкой милой
Носился в тех же небесах.
Тогда ж в тоске неугомонной,
Рубашку белую надев,
В редакции революционной
Я встретил Нимфу — деву дев
И отдал жизнь. И жизнь промчалась,
Но в тихий час воскресло все.
Ах, хорошо б начать сначала,
Сережа, юное житье!

Стихотворение обращено к С.Ю.Судейкину, нередкому гостю «сред» на петербургской Башне Вячеслава Иванова, который приехал в Баку через несколько месяцев после того, как были написаны эти стихи, и встретил в этом южном городе, из которого через несколько лет отправился в Италию, помнящих и ценящих его старых друзей, коллег и учеников.

С.Городецкий нередко заходил к Вячеславу Иванову в его комнату в университете. М.С.Альтман, оставивший интересные записи бесед с Вяч. Ивановым, писал: «В.И. с дочерью и сыном живут в небольшой, загроможденной всякими вещами комнате при университете. Раз туда заглянул поэт Сергей Городецкий, живший в 1921 году в Баку, и, не застав хозяина, оставил записку:

Вошел. Поправил керосинку.
Вдохнул души твоей пылинку
И, хаоса любимый сын,
Прославил комнату-овин»
.

Как и В.А.Судейкина-Стравинская, С.Городецкий тоже вел альбом, где помещал свои рисунки и рисунки своих друзей. На одной из страниц альбома — мужской мифологический портрет, выполненный акварелью и карандашом. Под портретом надпись рукой Городецкого: «Баку 921 I. Рис. Вячеслав Иванов и Дима». Диме, сыну Вяч. Иванова, было тогда 8 лет. Веселый, легкий Сергей Городецкий, оставаясь в душе молодым, хорошо ладил с детьми Иванова, о чем пишет и Лидия Вячеславовна в «Книге об отце».

Через некоторое время после приезда с детьми в Баку, узнав, какую неудержимо активную общественную деятельность развил после установления в Азербайджане советской власти Городецкий, Вяч. Иванов написал, адресуясь к нему, проницательное и печальное стихотворение — прощание с юным другом, с которым его так много связывало. Я помню, как я показал автограф этого стихотворения зашедшему в «Наше наследие» С.С.Аверинцеву. Он долго и внимательно читал эти несколько строк, затем сказал: «Как грустно!» — и попросил снять для него копию. Через какое-то время он впервые напечатал это стихотворение, по-моему, в «Русской мысли».

Сергею Городецкому

Мне жаль тебя, мой милый Солнцеверт!
Боюсь: горя, сгораешь ты напрасно…
Вокруг тебя все стало слишком ясно,
Но скрылися Дриады из пещер,
И срублена заветная березка…
А ты горишь, как свечка яра воска!

25/XI 1920 Баку Вяч. Иванов

Теперь мы можем сказать, что в этом стихотворении, полном намеков и ясных автору и адресату смыслов, провидится будущая судьба Городецкого. Действительно, в Баку Вяч. Иванов встретил уже другого Городецкого — общественника, далекого от духовных и творческих исканий эпохи Башни, и огорчился, так как понял, что возврата к старому для поэта «Яри», увы, нет.

Городецкий сберег это стихотворение, хотя, конечно, ему был ясен его подтекст.

* * *

В 1930-х годах в Риме, где жил Вячеслав Иванов, перебравшийся из Баку в Италию, с ним встретился один из советских журналистов, недавно приехавший из Москвы, и передал привет от Городецкого, с которым был знаком. «Это какой Городецкий?» — сделал вид, что не понял, о ком речь, Вяч. Иванов. «Сергей Митрофанович». «А, безбожник», — только и сказал Иванов, имея, наверное, в виду сотрудничество Городецкого в журнале «Безбожник». Все-таки лукав был Вячеслав Великолепный.

С.Городецкий. Портрет Вячеслава Иванова. Бумага, карандаш. На рисунке автограф: «Ерунда! Совсем не похоже. В.И.». Москва. 22.VI.1920

С.Городецкий. Портрет Вячеслава Иванова. Бумага, карандаш. На рисунке автограф: «Ерунда! Совсем не похоже. В.И.». Москва. 22.VI.1920

С.Городецкий. Рисунки на полях конспекта лекций в Тифлисской консерватории (сверху вниз): Вяч. Иванов, К.Бальмонт, неустановленное лицо, Андрей Белый, А.Блок. Тифлис, 1918. Публикуется впервые

С.Городецкий. Рисунки на полях конспекта лекций в Тифлисской консерватории (сверху вниз): Вяч. Иванов, К.Бальмонт, неустановленное лицо, Андрей Белый, А.Блок. Тифлис, 1918. Публикуется впервые

С.Городецкий. Групповой портрет поэтов-символистов. Бумага, акварель. Баку. 6.III.1920. Опубликован в альбоме В.А.Судейкиной-Стравинской (Prinston university press, Prinston). Под рисунком стихотворные автографы-экспромты С.Городецкого

С.Городецкий. Групповой портрет поэтов-символистов. Бумага, акварель. Баку. 6.III.1920. Опубликован в альбоме В.А.Судейкиной-Стравинской (Prinston university press, Prinston). Под рисунком стихотворные автографы-экспромты С.Городецкого

С.Городецкий. Проект обложки сборника Вяч. Иванова «По звездам» и рисунок на внутреннем развороте. Бумага, тушь. СПб., 1907. Публикуется впервые

С.Городецкий. Проект обложки сборника Вяч. Иванова «По звездам» и рисунок на внутреннем развороте. Бумага, тушь. СПб., 1907. Публикуется впервые

С.Городецкий. Двойной портрет Вяч. Иванова. Лицо, оборот. Бумага, цветной карандаш, тушь. Москва. 4.VII.1920. Публикуется впервые

С.Городецкий. Двойной портрет Вяч. Иванова. Лицо, оборот. Бумага, цветной карандаш, тушь. Москва. 4.VII.1920. Публикуется впервые

С.Городецкий. Рисунок в альбоме В.А.Судейкиной-Стравинской. Вверху — Вяч. Иванов, М.Кузмин, С.Городецкий. Внизу — А.Городецкая, С.Городецкий. Баку. 9.III.1920

С.Городецкий. Рисунок в альбоме В.А.Судейкиной-Стравинской. Вверху — Вяч. Иванов, М.Кузмин, С.Городецкий. Внизу — А.Городецкая, С.Городецкий. Баку. 9.III.1920

С.Городецкий. Портрет Вяч. Иванова на обороте бланка Московской просветительской комиссии. Бумага, тушь. Москва. 4.VII.1920

С.Городецкий. Портрет Вяч. Иванова на обороте бланка Московской просветительской комиссии. Бумага, тушь. Москва. 4.VII.1920

Письмо Вяч. Иванова С.Городецкому. Баку. 15.XI.1920. Автограф публикуется впервые

Письмо Вяч. Иванова С.Городецкому. Баку. 15.XI.1920. Автограф публикуется впервые

С.Городецкий. Девичья башня. Бумага, карандаш. Баку. 28.III.1920. Публикуется впервые

С.Городецкий. Девичья башня. Бумага, карандаш. Баку. 28.III.1920. Публикуется впервые

С.Городецкий. Рукописный журнал «Блошки малыша». Баку. 1921. Публикуется впервые На обложке (пер. с франц.): «Специальный номер, посвященный тов. Винцеславу. Решт. 1.III.921».

С.Городецкий. Рукописный журнал «Блошки малыша». Баку. 1921. Публикуется впервые На обложке (пер. с франц.): «Специальный номер, посвященный тов. Винцеславу. Решт. 1.III.921».

С.Городецкий. Страница рукописного журнала «Блошки малыша» Подпись (пер. с франц.): Мулла: «Бедная Россия! Если это пророк коммунизма, то я не поздравляю русских».

С.Городецкий. Страница рукописного журнала «Блошки малыша» Подпись (пер. с франц.): Мулла: «Бедная Россия! Если это пророк коммунизма, то я не поздравляю русских».

С.Городецкий. Страница рукописного журнала «Блошки малыша» Подпись (пер. с франц.): Вячеслав: «О, до чего пьянящи ароматы Востока! Хотел бы я купить что-то восточное!» Перс: «Хочешь? Купи чай».

С.Городецкий. Страница рукописного журнала «Блошки малыша» Подпись (пер. с франц.): Вячеслав: «О, до чего пьянящи ароматы Востока! Хотел бы я купить что-то восточное!» Перс: «Хочешь? Купи чай».

С.Городецкий. Страница рукописного журнала «Блошки малыша»

С.Городецкий. Страница рукописного журнала «Блошки малыша»

Письмо Вяч. Иванова С.Городецкому. Автограф. Баку. 14.II.1921. Публикуется впервые

Письмо Вяч. Иванова С.Городецкому. Автограф. Баку. 14.II.1921. Публикуется впервые

Вяч. Иванов и Д.В.Иванов. Бумага, акварель. Под рисунком надпись С.Городецкого: «Баку 921 I. Рис. Вячеслав Иванов и Дима».  Публикуется впервые

Вяч. Иванов и Д.В.Иванов. Бумага, акварель. Под рисунком надпись С.Городецкого: «Баку 921 I. Рис. Вячеслав Иванов и Дима». Публикуется впервые

Стихотворение Вяч. Иванова, посвященное С.Городецкому. Автограф. Баку. 25.XI.1920

Стихотворение Вяч. Иванова, посвященное С.Городецкому. Автограф. Баку. 25.XI.1920

С.Городецкий. Вяч. Иванов в бурке. Бумага, карандаш. Баку. Март 1920. Публикуется впервые

С.Городецкий. Вяч. Иванов в бурке. Бумага, карандаш. Баку. Март 1920. Публикуется впервые

 
Редакционный портфель | Подшивка | Книжная лавка | Выставочный зал | Культура и бизнес | Подписка | Проекты | Контакты
Помощь сайту | Карта сайта

Журнал "Наше Наследие" - История, Культура, Искусство




  © Copyright (2003-2018) журнал «Наше наследие». Русская история, культура, искусство
© Любое использование материалов без согласия редакции не допускается!
Свидетельство о регистрации СМИ Эл № 77-8972
 
 
Tехническая поддержка сайта - joomla-expert.ru