К 125-летию со дня рождения М.А.Булгакова

Михаил Шапошников

Булгаков и «пречистенцы»

«Не из прекрасного далека я изучал Москву... О нет, я жил в ней, я истоптал ее вдоль и поперек... Где я только не был! На Мясницкой сотни раз, на Варварке — в Деловом Дворе, на Старой площади в Центросоюзе, швыряло меня и на Девичье Поле», — отмечал М.А.Булгаков в фельетоне «Москва 20-х годов».

Нас же интересуют в связи с жизнью и творчеством Булгакова старинная московская улица Пречистенка (в 1921–1991 годах — Кропоткинская) и «сакральный» для писателя район арбатско-пречистенских переулков.

«Здесь, в старых переулках за Арбатом, / Совсем особый город... Март, весна. / И холодно и низко в мезонине, / Немало крыс, но по ночам — чудесно. / Днем падают капели, греет солнце, / А ночью подморозит, станет чисто, / Светло — и так похоже на Москву…» — писал об этих местах И.А.Бунин в стихотворении «Москва» еще в 1906 году.

Пречистенку и арбатско-пречистенские переулки иногда называли «московский Монмартр» или «Сен-Жерменское предместье Москвы», так как издавна селились здесь писатели, поэты, художники, актеры… М.А.Булгаков приехал в Москву в 1921 году и уже к 1924 году познакомился со многими жителями этих мест; позже, скитаясь по Москве с женой — Л.Е.Белозерской и не имея постоянного места жительства, сам жил здесь в разных временных пристанищах. То в комнатах коммунальных квартир (Малый Левшинский пер., дом 2; не сохранился; 1926–1927 годы). То на также не сохранившемся, к большому сожалению, чердачке под крышей над сараем — так называемой «Голубятне» (1924–1926 годы). Находилась эта «Голубятня» во дворе перестроенного в 1990-е годы дома № 9 по Чистому переулку, здесь были созданы такие произведения, без которых мы, живущие в XXI веке, не можем представить себя, свой внутренний мир, — повесть «Собачье сердце» и пьеса «Дни Турбиных». Именно в «Голубятне» в мае 1926 года у Булгакова произошел обыск, во время которого сотрудники ОГПУ изъяли личный дневник писателя и его рукописи (в том числе «Собачье сердце»), их возвращения он потом добивался не один год…

Но… что знаем мы о Булгакове? Рискну высказать, может быть, не всем близкое мнение, что о Булгакове мы знаем некую легенду, сложенную за несколько десятилетий поколениями литературоведов. А о реальном Булгакове по-прежнему знаем мало. Откуда и как возникла легенда? Я не буду подробно останавливаться на этой теме. Скажу о том, что знаю сам, ибо принадлежу к семье Шапошниковых, чьи представители, а именно: прадед мой Борис Валентинович Шапошников (1890–1956), художник, искусствовед и музейный работник, и его жена Наталия Казимировна, урожденная Баранович (1894–1979), актриса, — близко Булгакова знали и дружили с ним. Б.В.Шапошников родился совсем рядом с Пречистенкой, в Малом Левшинском переулке, и вот уже пятое поколение нашей семьи живет в границах одного квартала: Малый Левшинский, Пречистенка, Кропоткинский... Мы и знаем многое, и многое помним из рассказов старших… Кроме того, случилось так, что я в силу профессии — музейное дело — вот уже более 20 лет вожу экскурсию «Булгаковская Москва», занимаюсь творчеством Михаила Афанасьевича и изучаю его жизнь. Неоценимую помощь мне оказали публикации моей мамы Наталии Вадимовны Шапошниковой, лично знавшей практически всех «пречистенцев» — друзей Булгакова, и полученные от нее сведения.

Начиная с 1924 года, когда Булгаков стал посещать заседания секций ГАХН — Государственной академии художественных наук, находившейся на Пречистенке, дом 32, он знакомится со многими сотрудниками этого замечательного учреждения. Некоторые из них, например Б.В.Шапошников, Н.Ф.Гарелин (переводчик на русский язык книги немецкого мыслителя О.Шпенглера «Закат Европы»), известный пушкинист Л.П.Гроссман, жили при академии, в том же доме или во флигелях этой старинной усадьбы.

ГАХН (до 1925 года РАХН — Российская академия художественных наук) была создана в 1921 году. Основной целью создания академии как организации стало «всестороннее научное исследование вопросов искусства и художественной культуры», в частности проблемы синтеза искусств. Деятельность ГАХН быстро переросла рамки искусствоведения, и в ней образовались три отделения: физико-психологическое, социологическое и философское, а при отделениях работали секции: литературная, музыкальная, театральная, изобразительных искусств, архитектурная, полиграфическая.

Просуществовала Государственная академия художественных наук недолго, уже в 1929–1930 годах она была расформирована и преобразована в Институт искусствознания, а многие из ее сотрудников арестованы как «контрреволюционеры» и отправлены в лагеря и ссылки…

Вице-президентом ГАХН был один из крупнейших мыслителей Серебряного века, философ Густав Густавович Шпет (1879–1937; расстрелян). С ним и его женой Натальей Константиновной (урожденной Гучковой, 1892–1956) у Булгакова также установились дружеские отношения. Еще одним ближайшим другом Булгакова стал сотрудник ГАХН Николай Николаевич Лямин (1891–1942; умер в тюремной больнице), литературовед, филолог, специалист по французской культуре XV–XVI столетий. Жена Н.Н.Лямина — Наталия Абрамовна Ушакова (1899–1990), художник-график, долгие годы была «живой историей» пречистенского круга. Ей, так же как и Б.В.Шапошникову, принадлежит заслуга фотофиксации и внешнего облика, и квартир практически всех «пречистенцев». Их объектив сохранил для потомков и множество мгновений из жизни М.А.Булгакова. В квартире Ляминых (Савеловский, ныне — Пожарский переулок, дом 12, кв. 66) еще в декабре 1924 года М.А.Булгаков читал первые главы своего нового романа, гораздо позже обретшего название «Мастер и Маргарита». Н.А.Ушакова вспоминала, что глав этих в окончательной редакции романа нельзя было узнать. Указывала Наталия Абрамовна, например, и ту подворотню — от прежних ворот уцелели только столбы и нет давно «бьющейся на ветру железной решетки», — где профессор Преображенский увидел и приманил колбасой несчастного ошпаренного пса Шарика. Это подворотня между домами 6 и 8 по Пречистенке. А вот дома Осиповского, где профессор Преображенский купил колбасу — Пречистенка, 1, — нет уже со времен приезда в Москву президента США Р.Никсона, т.е. с 1972 года, когда многие здания в центре Москвы оказались снесены как «малоценная застройка», портящая, по мнению власти, внешний облик города и недостойная очей американского президента. Сюжет поистине булгаковский…

Далее, профессор Преображенский идет с Шариком вверх по Пречистенке до Обухова (с 1922 года — Чистого) переулка. Они доходят до углового дома — 24 по Пречистенке или 1 по переулку, входят в подъезд дома, расположенный со стороны переулка. Многоквартирный доходный дом, стоящий на углу Чистого, бывшего Обухова, переулка и правой стороны Пречистенки, был построен в 1904 году по проекту инженера-архитектора С.Ф.Кулагина. В этом доме, в пятикомнатной квартире, еще с дореволюционных времен жил дядя М.А.Булгакова по материнской линии — профессор Николай Михайлович Покровский (1868–1941), известный врач-гинеколог, у него же часто гостил и проживал в специально отведенной комнате второй дядя писателя, терапевт по образованию, Михаил Михайлович Покровский. В квартире 12 у дядюшек Михаил Афанасьевич бывал множество раз — и до, и после переезда в Москву.

Был ли дядя писателя, профессор Н.М.Покровский, прямым прототипом профессора Ф.Ф.Преображенского? Я неоднократно лично слышал опровержение этого мнения от племянниц М.А.Булгакова — Елены Андреевны Земской (1926–2012) и Варвары Михайловны Светлаевой (1929–2014). Обе они утверждали, что Булгаков от дяди заимствовал для своего героя только внешний облик и манеру поведения; впрочем, тогда похоже выглядели и обладали подобной манерой поведения многие представители московской научной интеллигенции. Никогда бы профессор Н.М.Покровский никаких «опытов по омоложению» или, тем более, «опытов по улучшению человеческой природы» производить не стал. Не так был воспитан сын протоиерея! А вот другие… Например, профессор Илья Иванович Иванов (1870–1932) со своими опытами и специализацией в области искусственного осеменения и межвидовой гибридизации животных и попытками вывести гибрид человека с другими приматами; или действительно «мировая знаменитость», почетный член Объединенного общества терапевтов и педиатров Берлина, профессор Дмитрий Дмитриевич Плетнев (1872–1941), лечивший В.И.Ленина, Н.К.Крупскую и многих других партийных и государственных деятелей СССР — разных «Петров Александровичей» — помните «связи» профессора Преображенского, которыми он пользуется для устранения нападок на него низшего звена советской власти — Швондера с компанией? Те могли… «Филипп Филиппович» и «Дмитрий Дмитриевич» с фамилиями, начинающимися на одну букву: «П»… Не говорит ли и эта булгаковская игра в имена и фамилии в пользу Д.Д.Плетнева как прототипа Ф.Ф.Преображенского? Думаю, что здесь-то и заключается истина…

«Я заботился совсем о другом, об евгенике, об улучшении человеческой породы», — сокрушается прозревший профессор Преображенский. Не думал ли об этом же профессор Плетнев перед расстрелом в 1941 году? Трагичная ситуация? Да, трагичная… Иванова и Плетнева называли наиболее вероятными прототипами профессора Преображенского племянницы М.А.Булгакова. Но… дальше — больше!

Интересен и неслучаен факт, о котором Булгаков не мог не знать, часто бывая в доме 24 на Пречистенке (Кропоткинской), как у дяди, так и в квартире супругов Николая Михайловича и Веры Яковлевны Стронских. Семья инженера Стронского поселилась в этом доме незадолго до революции. К Стронским Булгаков в 1920-е годы приходил не раз с женой — Любовью Евгеньевной Белозерской, в компании Ляминых, Шапошниковых, М.А.Чимишкиан-Ермолинской (1904–1991), которую знал и с которой близко дружил еще с Тифлиса, — на воскресные обеды. Дело в том, что в доме 24, в квартире 5 проживал возможный прототип и еще одного из героев повести «Собачье сердце» — Ивана Арнольдовича Борменталя. Это Соломон Григорьевич Левит (1894–1938), ученый-генетик, который работал в 1921–1928 годах в Отделении клинической терапии у вышеназванного профессора Д.Д.Плетнева и был его учеником, как и Борменталь был учеником Преображенского. В дальнейшем он продолжил дело учителя и в конце 1928 года основал Кабинет наследственности и конституции человека при Медико-биологическом институте. Задачами Кабинета были: составление топологической карты хромосом человека, изучение геногеографии болезней населения СССР, дифференциация патологических форм по данным генетики. Работа Кабинета включала стационарное изучение локальной популяции человека, изучение одно- и двуяйцовых близнецов, сбор медицинских генеалогий.

Занятно, не правда ли? Естественно предположить, что статьи и выступления Левита и, возможно, даже встречи и разговоры с ним отчасти и побудили Булгакова написать свою повесть. Судьба С.Г.Левита тоже оказалась трагичной, на что указывает год его смерти — 1938-й. Для уточнения надо сказать, что писал Михаил Афанасьевич «Собачье сердце» как шутку для друзей, не предполагая, какой резонанс вызовет это произведение через несколько десятилетий. Именно поэтому друзья и «узнавали» буквально каждого героя, ибо знали лично их прототипы.

В том же доме 24 по Пречистенке (Кропоткинской улице) жил в квартире 20 некий Иван Герасимович Потапов, 1899 года рождения, происходивший из рабочих, имевший среднее образование, приехавший в Москву из Тулы и служивший… товароведом Московской областной конторы Главрыба Наркомата пищевой промышленности СССР. Да, именно — АБЫР-ВАЛГ — ГЛАВРЫБА!!! Работу товароведа можно, с некоторой степенью условности, назвать «очисткой». Сходство имени и отчества бросается в глаза: «Иван» — «Клим» — одинаковое количество букв; «Герасимович» — «Григорьевич» — опять одинаковое количество букв и явное созвучие. «Чугункин» и «Потапов»… Чугунка — железная дорога. Потап, в переводе с греческого, означает «странник». Точнее: «откуда, из какой страны». Да, не чужд был символизма Михаил Афанасьевич!

В 1924–1925 годах, когда создавалась повесть «Собачье сердце», этому И.Г.Потапову исполнилось 25 лет — точный возраст, указанный Булгаковым. Помните отчет Борменталя: «Клим Григорьевич Чугункин, 25 лет, холост. Беспартийный, сочувствующий. Судился 3 раза и оправдан: в первый раз благодаря недостатку улик, второй раз происхождение спасло, в третий раз — условно каторга на 15 лет. Кражи. Профессия — игра на балалайке по трактирам. Маленького роста, плохо сложен. Печень расширена (алкоголь)». Этот отчет подтвердился, когда я увидел фотографию И.Г.Потапова и прочел о нем на страшном сайте «Расстрелянные в Москве», а именно такая судьба постигла и его в 1939 году… И кинообраз, созданный актером В.Толоконниковым, померк… Да, перед нами возможный прототип Полиграфа Полиграфовича Шарикова… И это тоже — трагично!

Кроме того, в своей повести Булгаков называет дом, где происходит действие — «Калабуховский дом». Сходство с фамилией архитектора — Кулагин — весьма условное, а вот одно из толкований в словаре Даля: «калабуха» — неуклюжий, толстый, глупый человек. По свидетельству всех, знавших Булгакова и часто бывавших в доме, в одной из квартир дома 24 по Пречистенке еще до начала 1960-х годов жил такой человек, не совсем нормальный, которого знала вся Пречистенка, и даже моя мама Наталья Вадимовна Шапошникова еще очень хорошо его помнит. Так что истинное значение термина «Калабуховский дом» — дом дурака.

И еще об одном человеке стоит вспомнить в данной связи: «— Клянусь, профессор, — бормотала дама, дрожащими пальцами расстегивая какие-то кнопки на поясе, — этот Мориц... <...> это моя последняя страсть». С фотографии в альбоме на нас смотрит тот самый соблазнитель из повести «Собачье сердце», человек вполне реальный — Владимир Эмильевич Мориц (1890–1972), сотрудник ГАХН, литературовед, поэт, а позднее, после пережитых им ареста и ссылки, — преподаватель актерского мастерства в Театральном училище имени М.С.Щепкина.

Итак, повесть «Собачье сердце» мы немножечко «копнули»… А роман «Мастер и Маргарита», казалось бы, уж вдоль и поперек изучен, исследован, понят. Оказывается, что и это заблуждение. Нет, до конца не изучен, не исследован, не понят!

«Иван Николаевич смутился, но ненадолго, потому что вдруг сообразил, что профессор непременно должен оказаться в доме № 13…» — это из описания погони Иванушки Бездомного за Воландом в романе… Покорный авторской воле Булгакова, Иванушка затем «врывается» в квартиру Ляминых в Савеловском переулке — так утверждает большинство булгаковедов. Но… там дом имел номер — 12, как уже было сказано выше. А откуда взялся 13-й? Здесь, на мой взгляд, скрыта авторская подсказка читателям. Дом 13 по Пречистенке знаменит — это «самый роскошный доходный дом Москвы», построенный в 1911 году архитектором Г.А.Гельрихом для домовладельца Я.А. фон Рекка, и до сих пор, несмотря на «реконструкции», которые язык не поворачивается назвать реставрацией, сохраняет мистический облик. В когда-то верхнем — 6-м этаже размещались друг напротив друга две квартиры: 11 и 12. С 1912 года их занимал Александр Карлович (Петрович) Фаберже (1877–1952), сын основателя прославленной ювелирной фирмы Карла Фаберже, сменивший в 1914 году немецкое отчество на русское. До самой революции — руководитель и художник московского отделения фирмы Фаберже. Писал пейзажи, участвовал в групповых выставках. Входил в московские художественные объединения «Общество искусств» (с 1913) и «Свободное искусство» (1912–1920). Предусмотрительно отправив за границу жену и сына, в 1918–1919 годах Александр Фаберже работал экспертом Наркомпроса по искусству Востока. Был одним из основателей Музея восточного искусства в Москве. Участвовал в 1-й и 2-й выставках картин Профессионального союза художников (1918), 3-й Государственной выставке картин (1919) и выставке Союза деятелей прикладного искусства и художественной промышленности (1919). В некоторых из перечисленных выставок принимал участие, как художник, и мой прадед — Б.В.Шапошников, так что с Фаберже они были знакомы.

Долго сотрудничество Александра Фаберже с новой властью не продлилось. Осенью 1919 года он подвергся аресту как участник антибольшевистского офицерского заговора. Однако ему удалось вырваться из цепких лап Лубянки. Правда, те, кто помог ему освободиться, посоветовали: «Не приближайся не только к своей квартире, но и к дому и беги из Москвы и вообще из Советской России». Александр Фаберже внял этому предупреждению и тайно исчез из Москвы, а вскоре, в апреле 1920 года, тоже тайно перешел финскую границу, и это дало ему возможность много позднее умереть в Париже своей смертью, прожив 75 лет, и быть похороненным на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. А что же его квартиры? Одна из них — квартира 12, полная оставшейся от исчезнувшего хозяина мебели, в течение пяти лет, до 1924 года стояла опечатанной, вызывая всевозможные толки у живущих в доме. То в окнах видели таинственные огни, то слышали не менее таинственные стуки и шаги. В 1924 году советский быт взял верх, квартиру открыли, и она была преобразована в коммуналку. В ней поселилась и стала своеобразной коммуной группа московских художников-авангардистов, прежде входивших в объединение «Бубновый валет»: Борис Александрович Такке (1889–1951), Иван Иванович Захаров (1885–1969), Наталья Николаевна Агапьева (1882–1956). С ними был дружен и часто бывал у них Михаил Афанасьевич Булгаков. С Б.А.Такке дружен был и Б.В.Шапошников. Когда-то они вместе состояли в объединении художников-авангардистов «Бубновый валет» и участвовали в выставках. На протяжении многих лет четыре поколения нашей семьи наведывались в бывшую квартиру Фаберже, дружески общаясь с семьей Муат — потомками семьи Такке. И я там бывал до своих 14 лет, а в 1981 году весь дом был выселен и варварски, не побоюсь этого слова, «реконструирован». Именно тогда и исчезло пространство квартиры Фаберже, но… «души нежные имеют воспоминания»…

Имя Фаберже постоянно упоминалось в застольных беседах. Внимание писателя привлекала и старинная мебель; витали в воздухе разговоры о том, что в квартире и доме могут быть тайники с ценностями.

В квартире Фаберже, в огромной комнате-башне, с высоты 7,5 метра свисала на цепи большая люстра. Там был и камин с чугунной решеткой. Интересно, что квартиру Фаберже, скорее всего, описал еще раньше Булгакова писатель Серебряного века Борис Зайцев в своем романе «Голубая звезда»: «Христофоров осматривался. Квартира была большая, как будто богатого, но не делового человека. Он прошел в кабинет. Старинные гравюры висели по стенам. Письменный стол, резного темного дуба, опирался ножками на львов. На полке кожаного дивана — книги, на большом столе, в углу у камина, — увражи, фарфоровые статуэтки, какие-то табакерки. На книжных шкафах длинные чубуки, пыльный глобус, заржавленный старинный пистолет. В углу — восточное копье…»

Примерно то же увидел в квартире и Булгаков, мебель-то Фаберже и предметы интерьера никуда не делись, и ими, как своими, стали пользоваться художники. Эти наблюдения отразились в описании квартиры ювелирши Анны Францевны де Фужере, в которую обратился под пером писателя Александр Карлович Фаберже в романе «Мастер и Маргарита». Так же как и Фаберже, ювелирша Фужере таинственно исчезла из Москвы, а разговоры о кладе, отчасти тоже отраженные Булгаковым в романе, подтвердились в 1981 году, когда рабочие в выселенном уже доме 13, в одном из перекрытий между этажами, нашли некий клад. Какие ценности они нашли, понять затруднительно, так как сразу после находки рабочие отнесли клад в расположенный почти напротив райисполком, где все найденные предметы у них забрали, выдав, правда, позже не очень большую сумму в советских рублях. А клад исчез бесследно…

Таким образом, перед нами подлинная «Нехорошая квартира», и вовсе это не Большая Садовая, дом 10, квартира 50, где ныне создан музей М.А.Булгакова, — а ведь это место Булгаков очень не любил! По адресу на Большой Садовой, где он жил с Татьяной Николаевной Лаппа, скорее, должен быть создан музей «Самогонного озера», по названию одного из булгаковских фельетонов, имеющего даже биографическую основу. Из квартиры на Большой Садовой Булгаков убежал и старался не вспоминать о ней, и уж тем более не стал бы описывать в романе. Его только посмертно туда насильно вернули, так же как, например, Екатерину II заставили, более чем через 200 лет после смерти, «поселиться» в Царицыне, которое она никогда не любила. Даже из текста романа ясно, что, покидая горящую «Нехорошую квартирку», Воланд со свитой вылетает на некий простор (хорошо ощутимый возле дома 13 по Пречистенке), а не в стену напротив, во внутренний двор-колодец дома 10 по Большой Садовой…

Теперь я задамся вопросом: какого роста был булгаковский «Мастер»? Какого цвета были его глаза? Был он брюнетом, седым или блондином? Есть ли ответы на подобные читательские вопросы в тексте романа? Их нет! Булгаков сознательно не стремился запечатлеть внешность «Мастера». «Мастер» — это портрет поколения: сам Булгаков, и Лямин, другие ближайшие друзья писателя: художник Сергей Сергеевич Топленинов, живший в Мансуровском переулке, дом 9, и философ Павел Сергеевич Попов, вынужденный в советские годы заниматься литературоведением, живший в переулке Плотниковом, дом 10, и, рискну предположить, писатель Андрей Белый, проживший последние годы в подвале, близ Плющихи, и все, все, все… Те, кто «не заслужил света, а заслужил покой». Да, они не придерживались строго заповедей, в которых были воспитаны. Да, некоторые из них и революцию поначалу приняли, надеялись, мечтали… Но потом были загнаны в подвалы и коммуналки, им ничего не дали сделать для страны, для искусства, для культуры, хотя они могли, стремились, были прекрасно образованны, не говоря о талантах. И только пройдя инициацию смертью здесь, «в этом непонятном мире», по слову И.А.Бунина, они оказались там — в последнем приюте: «Смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом.

Я знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не встревожит. Они будут тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в комнате, когда горят свечи. Ты будешь засыпать, надевши свой засаленный и вечный колпак, ты будешь засыпать с улыбкой на губах…»

Среди булгаковедов существует множество версий относительно местонахождения «особняка Маргариты». Его и до сих пор «находят» в самых невообразимых местах. А что сказано об «особняке Маргариты» самим Булгаковым? «Прекрасный особняк в саду в одном из переулков Арбата», «готический особняк»… Вот, собственно, и все… Начнем с термина «готический». Непонятно отчего, но буквально все, ищущие и не могущие найти «особняк Маргариты», считают, что он был постройкой стиля модерн. Почему возникло такое неправильное мнение, непонятно, ведь о стиле модерн в тексте Булгакова ничего не сказано. А вот на лекциях и диспутах, устраиваемых секцией изобразительных искусств ГАХН, куда частенько заглядывал Михаил Афанасьевич, как уже говорилось выше, постоянно звучал термин «готический». Относился он к эклектичным постройкам XIX столетия, не имеющим черт стиля классицизм, т.е. колонн, портиков и т.д. Постройкам «варварского», с точки зрения специалистов, а для нас прекрасного средневеково-готического облика. Особняк Маргариты — постройка эклектичная, таких особняков в арбатских переулках времен Булгакова, да и по всей Москве, было великое множество. И великое множество их не сохранилось! Не сохранился до наших дней и «особняк Маргариты», хотя место, где он стоял, обнаружить можно и в наши дни. Для этого нужно только внимательнее вчитаться в текст булгаковского романа и в книгу Любови Евгеньевны Белозерской «О, мед воспоминаний». Там она вскользь упоминает деревянный особнячок в одном из арбатских переулков, где они очень недолго прожили с Булгаковым в самом начале их совместной жизни, все в том же 1924 году… В частных беседах, например с моей мамой — Н.В.Шапошниковой, Любовь Евгеньевна вспоминала и то, что на входной двери в особняк сохранялась еще медная дощечка с фамилией «Клименко» — одного из дореволюционных жильцов. Действительно, справочник «Вся Москва» за 1917 год фиксирует по адресу: Гагаринский переулок, дом 33 некоего Анатолия Семеновича Клименко, председателя Московского общества конькобежцев-любителей.

Этот двухэтажный деревянный особнячок в саду находился на углу Гагаринского и Большого Власьевского переулков. Окна комнат второго этажа, где они жили с Булгаковым, выходили в Большой Власьевский переулок, хотя номер дома числился по Гагаринскому. Ныне здесь небольшой скверик и выстроенный всего несколько лет назад новодел на месте бывших хозяйственных дворовых построек снесенного дома 33 и… той самой нефтелавки, о которой неоднократно упоминает Булгаков в своем романе. Обратимся к тексту «Мастера и Маргариты»:

«Пролетев по своему переулку, Маргарита попала в другой, пересекавший первый под прямым углом. Этот заплатанный, заштопанный, кривой и длинный переулок с покосившейся дверью нефтелавки, где кружками продают керосин и жидкость от паразитов во флаконах, она перерезала в одно мгновение… Только каким-то чудом затормозившись, она не разбилась насмерть о старый покосившийся фонарь на углу… Третий переулок вел прямо к Арбату… Маргарита летела беззвучно, очень медленно и невысоко, примерно на уровне второго этажа. Но и при медленном лете, у самого выхода на ослепительно освещенный Арбат, она немного промахнулась и плечом ударилась о какой-то освещенный диск, на котором была нарисована стрела… “На Арбате надо быть еще поосторожнее, — подумала Маргарита, — тут столько напутано всего, что и не разберешься”. Она принялась нырять между проводами. Под Маргаритой плыли крыши троллейбусов, автобусов и легковых машин, а по тротуарам, как казалось сверху Маргарите, плыли реки кепок. От этих рек отделялись ручейки и вливались в огненные пасти ночных магазинов…»

Итак, вот они, три переулка, по которым летит Маргарита: Большой Власьевский, Гагаринский, Плотников. Первый из них — Большой Власьевский переулок Булгаков обозначает всего одним словом: «пролетев». Действительно, лететь по нему Маргарите надо было всего несколько десятков метров. Второй переулок — Гагаринский — имеет уже несколько эпитетов: «кривой и длинный», «заплатанный», «заштопанный». Большинство исследователей считает, что так Булгаков описал Сивцев Вражек, но тем, чьи семьи давно живут в арбатских переулках, читать такое смешно. Никогда, даже в самые глухие советские времена, не производил Сивцев Вражек впечатления «заплатанного» и «заштопанного»! Здесь всегда стояли вполне приличные дома, да и назвать его кривым тоже трудно, он скорее извилистый, как тот ручей, по имени которого и назван. А вот Гагаринский переулок, особенно если смотреть на него от того самого скверика на месте снесенного дома 33, именно «кривой и длинный», иначе и не скажешь. В булгаковские времена, да и много позднее, до самого начала 1970-х годов, Гагаринский переулок как раз и производил впечатление «заплатанного» и «заштопанного». Тогда на месте нынешних малопривлекательных кирпичных башен стояли маленькие деревянные покосившиеся особнячки и домики, фасады и ворота которых вынуждены были именно латать жильцы, особенно в первое послереволюционное десятилетие. В настоящее время от всех этих домиков ничего не осталось, все они снесены, как и эклектичный особняк под № 33. А четыре года назад исчез и фасад нефтелавки (кстати, построенной в стиле модерн). Это место знали и знают все окрестные жители, до недавнего времени там находился хозяйственный магазин…

Маргарита «едва не разбилась о покосившийся фонарь на углу». Да, прямо на углу Гагаринского и Плотникова переулков стоял еще в годы моего детства большой фонарь, один из многих, стоявших тогда по тротуарам, а не висевших над проезжей частью, как ныне… «Третий переулок вел прямо к Арбату». И сегодня туда ведет Плотников переулок, длинный, по которому Маргарита летела дольше, чем по двум другим, успев оглядеться, понять, что ее никто не видит, приноровиться к полету на щетке. Далее, вылетев на Арбат и повернув направо, Маргарита летит по нему некоторое время: «...и мимо ослепительно сияющих трубок на угловом здании театра проплыла в узкий переулок с высокими домами» — Большой Николопесковский переулок…

А теперь, возможно, о самом главном. И Наталия Абрамовна Ушакова, и Марика Артемьевна Чимишкиан-Ермолинская, и прабабушка моя, Наталия Казимировна Шапошникова, — все они единодушно утверждали, что образ, стиль поведения, внешность, сам характер Маргариты — это никакая не Люся (Елена Сергеевна), а только Люба Белозерская, вторая жена Булгакова. Подтверждает предположение и текст романа, но об этом чуть ниже. Версия о том, что прототипом Маргариты была Е.С.Шиловская (Нюрнберг), третья жена писателя, вопреки мнению большинства ни на чем не основана.

Важно уже то, что Любовь Евгеньевна Белозерская (1895–1987) происходила, как считалось, по линии отца от утратившей княжеский титул ветви Рюриковичей — князей Белозерских. Не потому ли Коровьев, провожая Маргариту на бал, говорит: «Да и притом вы сами — королевской крови.

— Почему королевской крови? — испуганно шепнула Маргарита, прижимаясь к Коровьеву.

— Ах, королева, — игриво трещал Коровьев, — вопросы крови — самые сложные вопросы в мире!»

Действительно, если говорить о королевской крови, то одна и та же кровь Рюриковичей текла в жилах королевы Марго — через ее пра-пра-пра- — и так далее —бабку Анну Ярославну, или Анну Русскую, жену французского короля Генриха I, и Л.Е.Белозерской, происходившей от одного из братьев Анны Русской, великого князя Всеволода Ярославича…

Елена Сергеевна, урожденная Нюрнберг, никакой королевской кровью не могла похвастаться, у нее было совсем иное происхождение…

Знакомство Л.Е.Белозерской и М.А.Булгакова произошло при обстоятельствах, поразительно сходных с описанными в романе обстоятельствами встречи Мастера и Маргариты. Оба они, еще не зная друг друга, шли на вечер, устроенный по случаю приезда в Советскую Россию из эмиграции писателя А.Н.Толстого. Вечер проходил по адресу: Денежный переулок, дом 5, где тогда было Бюро обслуживания иностранцев (Бюробин) Наркомата иностранных дел, а ныне — посольство Италии. Они впервые увидели друг друга на улице, и… «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих! Так поражает молния, так поражает финский нож!» С Е.С.Шиловской Булгаков познакомился совсем при других обстоятельствах: в гостях, в квартире художников Моисеенко, в доме Нирнзее (Большой Гнездниковский переулок, дом 10).

Когда у Булгакова начался роман с Еленой Сергеевной (1930 год), той шел 38-й год и она имела двух сыновей. А между тем в романе сказано: «Бездетная тридцатилетняя Маргарита…» Когда в 1924 году Булгаков знакомится с Л.Е.Белозерской, той шел именно тридцатый год, и детей у нее никогда не было.

Кроме того, действие романа происходит в 1920-е – начале 1930-х годов, когда Булгаков жил (1924–1932) с Белозерской. На это указывают многие подробности и булгаковские скрытые, а иногда и явные подсказки нам — читателям. Например, сцена в «Варьете»: еще помнящие, что такое парижские туалеты, дамы бросаются на сцену, надевают на себя дорогие одежды, на них сыплются деньги, а когда они выходят из «Варьете», то оказываются голыми, и деньги рассыпаются в пыль. Это злая, но явная булгаковская насмешка над окончанием НЭПа — 1929 годом. На Арбате… «по тротуарам, как казалось сверху Маргарите, плыли реки кепок. От этих рек отделялись ручейки и вливались в огненные пасти ночных магазинов…» Опять Булгаков прямо подсказывает читателю, когда происходит действие романа. Ночные магазины на Арбате и вообще везде могли существовать только в 1920-х годах, во время НЭПа, а никак не в поздние 1930-е, когда уже никаких ночных магазинов не было, а работал только один — «Торгсин», куда практически никто не ходил из-за непомерных цен.

Где бы ни жила, например, Е.С.Шиловская, не складывается от этих зданий и мест никакого ощущения полета Маргариты, и нет никаких трех переулков... Оттого, что версия неверна изначально. А вот если искать эти переулки, основываясь на свидетельствах Л.Е.Белозерской, то все складывается, все встает на свои места. Главное подтверждение того, что именно Л.Е.Белозерская стала прототипом булгаковской Маргариты, — сама Москва. Но, конечно, изменить сложившиеся стереотипы трудно...