Журнал "Наше Наследие"
Культура, История, Искусство - http://nasledie-rus.ru
Интернет-журнал "Наше Наследие" создан при финансовой поддержке федерального агентства по печати и массовым коммуникациям
Печатная версия страницы

Редакционный портфель
Библиографический указатель
Подшивка журнала
Книжная лавка
Выставочный зал
Культура и бизнес
Проекты
Подписка
Контакты

При использовании материалов сайта "Наше Наследие" пожалуйста, указывайте ссылку на nasledie-rus.ru как первоисточник.


Сайту нужна ваша помощь!

 






Rambler's Top100

Музеи России - Museums of Russia - WWW.MUSEUM.RU
   
Подшивка Содержание номера "Наше Наследие" № 114 2015

Наталья Громова

«Неукротимая тоска земного жития»

Из архива В.Г.Малахиевой-Мирович

О Варваре Григорьевне Малахиевой-Мирович1 известно и много, и одновременно очень мало.

Небольшая статья в словаре «Русские писатели. 1800–1917», очерк в книге «Сто одна поэтесса Серебряного века». Работала в редакции московского журнала «Русская мысль», где ее сменил Валерий Брюсов.

В 1903–1904 годах писала о театре в журнале «Мир искусства», позднее — о творчестве современных художников. Перевела вместе с М.В.Шиком популярную в Европе монографию Уильяма Джеймса «Многообразие религиозного опыта» — книгу, которая не потеряла актуальности до сих пор. Варвара Григорьевна вручила этот перевод Льву Толстому при их встрече в Ясной Поляне в 1909 году. В печати выступила сначала как «В.Г.Малафеева», потом под псевдонимом «Мирович» или соединяя фамилию с псевдонимом: «Малахиева-Мирович»2.

Но оставалось множество загадок, которые стали открываться при чтении дневников, стихов и писем.

Киевское бытье

Варвара Григорьевна Малахиева родилась 29 марта 1869 года в Киеве на Большой Шияновской улице, недалеко от Киево-Печерской лавры.

Дед отца, как писала Варвара Мирович, схимник Малахий (или Малахия), в 70 лет принял монашество и, по домашней легенде, 50 лет после этого прожил затворником в пещере близ г. Острова Псковской губернии. Его считали целителем, к нему ходили из окрестных сел лечиться. Достоверно известно, что и Варвара Григорьевна умела наложением рук исцелять недуги.

Отец, Григорий Исаакович Осипов (ок. 1828 – ок. 1885), сумел выхлопотать для себя и младших братьев разрешение изменить фамилию и называться Малахиевым в честь своего деда-монаха. Он был крестьянином Псковской губернии, работал на стройке, был одарен архитектурным талантом. С двадцати до тридцати шести или семи лет Григорий Малахиев жил в Выдубицком монастыре под Киевом. Выстроил там небольшой странноприимный дом. Неожиданно судьба его переменилась: после того как в монастыре было совершено убийство казначея, он усомнился в святости монастырского житья и по настоянию своего старца женился.

Отец Варвары — мистик и богоискатель, странник и философ-самоучка, определил внутреннюю духовную природу дочери, однако скитальчество, унаследованное от отца, превратилось на склоне лет уже не в потребность, а в горькую необходимость — оно стало её крестом и испытанием до конца дней.

Варвара Федоровна Полянская (1850–1929), ее мать, вышла замуж совсем юной, в 16 лет, их разделяла с мужем двадцатилетняя разница в возрасте. Вела она свое происхождение oт графов Орловых-Давыдовых; бабка была дочерью одного из графов и крепостной девушки, так гласило семейное предание. В Москве на Пятницкой у них была «контора дилижансов», с которой до революции получался небольшой доход. Григорий Малахиев поселил молодую жену возле Свято-Иоанновского монастыря, на гористом берегу Днепра с чудесным видом на златоглавую Лавру и на все Заднепровье.

В самом начале женитьбы Григорий попал в тюрьму, так как по своей доверчивости дал денежное поручительство, чтобы помочь в беде кому-то из своих знакомых, хотя у самого денег не было. В тюрьме, куда приходила к нему на свидание юная Варвара Федоровна, у него и произошло сердечное сближение с женой. Скоро его освободили, а спустя некоторое время, к большой радости обоих родителей, на свет появилась старшая дочь. Отец захотел, чтобы девочку назвали по имени матери Варварой (домашние звали Вавой). Всего же родилось у них пятеро детей. Михаил, Анастасия, Николай и Мария. Их общий дом В.Г. часто видела во сне. «Комнаты, как ларцы, где хранились остатки драгоценных духов, полны благоуханием прожитых в них жизней — нежность, боль, тревога, радость, печаль, молитвы».

Жизнь Варвары Федоровны была очень драматичной; она теряла детей одного за другим; сначала умерла от менингита самая близкая ей семилетняя Мария, затем война и голод в 1919 году унесли жизни Николая, Анастасии, Михаила. Варвара, самая неприспособленная к быту, осталась со слепой матерью. После ее смерти в Сергиевом Посаде на руках монахини Дионисии чувствовала несказанную вину перед ней и запечатлела свой плач о матери в тетради, которую писала, не отрываясь, 20 дней.

Девочкой Вава сама научилась читать по журналам «Ваза» (дамский журнал мод и литературы), «Всемирная иллюстрация» и газете «Сын Отечества». Любимыми книгами с детства у нее были древняя и священная история со множеством картинок, по которым училась в пансионе мать. С восьми лет ее отдали в приходское училище, а затем в гимназию. Однажды в училище пришла новая девочка с белыми косами, которую стали обижать одноклассники, называя — «незаконнорожденной». Варвара взяла девочку под свою защиту. Ее звали Нилочка (Леонилла Николаевна) Чеботарева (в браке Тарасова, будущая мать знаменитой театральной актрисы Аллы Тарасовой). С первых же дней между ними установилась дружба. А когда той исполнилось 11 лет, Варвара (она была годом старше) стала готовить её в гимназию за груши «принц-мадам» и 3 руб. в месяц.

В 9 лет Ваве пришла мысль, что она способна воскрешать из мертвых. «Я обещала осиротевшей двоюродной сестре Маше, что весной, как только можно будет пройти на кладбище, я воскрешу ее мать. Когда я услыхала от бабушки, что только Христос и немногие святые творили такие чудеса, я решила прибегнуть к чудотворному кресту с частичкой мощей, который хранился в нашем кивоте. И велика была горечь моего недоумения, когда взрослые мне разъяснили, что и чудотворный крест тут не поможет и что вообще чудеса были раньше, а теперь “давным-давно уже никто не воскресает”».

Эти необычные свойства ее характера происходили от отца-странника. Он редко появлялся дома, с трудом переносил суету домашней жизни. Приезжал в дом раз в году с подарками. Дети его ждали, обожали его неожиданные появления. Больше чем на месяц он не задерживался. Жил в землянках возле монастырей или в кельях.

«Перед смертью он писал матери из Батума: “не в сонном видении, а наяву, на берегу моря, я видел новое небо и новую землю”. Думаю, что от этого видения было так прекрасно и так блаженно его лицо в гробу». Варвара сызмальства мечтала о «новом небе и новой земле», каждый раз вкладывая в это понятие новое содержание.

С юности ее покоряли революционные идеи партии «Народная воля». Вместе с подругой Леониллой они отказались от церкви и веры, и к шестнадцати годам Варвара становится нигилисткой. Вера заменяется беседами о Желябове, Перовской, о страданиях народа, об «ужасах царизма». В 18 лет она отправляется на ст. Грязи торговать книгами, чтобы заработать денег на освобождение из тюрем томящихся там узников. Спустя годы она часто вспоминала себя прежнюю, готовую умереть за всемирное братство, за справедливость, за свободу.

В 1890 году ей пришло письмо из Киева от Леониллы о том, что есть партийная работа, и Варвара, бросив все, вернулась из Орла, где жила частными уроками. Она стала работать для партии, которая, по сути, была осколком организации народовольцев-террористов 1881 года. Спустя год ее уже тяготит партийная дисциплина; в скорую революцию верилось все меньше, охватывала горечь разочарования. Но с потерей идеи — возник внутренний кризис, непонимание цели жизни. Обывательское существование природе Варвары было абсолютно противопоказано. У нее начались приступы психического заболевания, с продолжительной депрессией и мыслями о самоубийстве; она проходит лечение у разных врачей. Один из них, который ее вылечил, завладел ее чувствами и мыслями. У Варвары начался долгий и бесплодный этап влюбленности в киевского доктора Петровского, женатого человека с двумя детьми.

В эти моменты она несколько раз пыталась найти утешение у матери, которая после смерти отца перебралась к родственникам в Воронеж. «На 24 году, не дождавшись “дела”, и потеряв веру в начавшую распадаться партию — возврат под материнский кров в Воронеж».

В последующее десятилетие произошли главные события в ее жизни. Глубокие и романтические отношения с будущим философом Львом Шестовым, поездки в Италию и Францию, короткое пребывание в тюрьме за провоз нелегальной литературы. В 1909 году, после ухода Д.С.Мережковского с поста заведующего литературно-критическим отделом журнала «Русская мысль», она приходит редактором на его место. За короткое время с января 1909 по октябрь 1910 года в журнале было напечатано более двадцати ее рецензий.

К этому времени относится дружба Варвары Мирович с А.М.Ремизовым и М.М.Пришвиным; а также (до самой ее кончины) дружба с Еленой Гуро. В том же 1909 году Варваре Григорьевне удается получить разрешение Льва Толстого посетить его в Ясной Поляне (спустя два года она опубликует мемуарный очерк о нем)3.

Дом Добровых

Открытый для многих, радушный дом Добровых в Малом Левшинском переулке был своеобразным центром, куда стягивались нити самых разнообразных дружб в жизни Варвары Григорьевны.

Здесь бывали Андрей Белый, Борис Зайцев и многие другие. С доктором Добровым Варвара познакомилась еще в 1904 году, через свою подругу Надежду Бутову. Филипп Александрович Добров — известный в Москве врач, работал в Первой Градской больнице. Добров — уроженец Тамбова, потомственный врач, всю жизнь прожил в Москве. Его отца пациенты звали не «Добров», а «доктор Добрый». Филипп Александрович полностью отвечал своей фамилии. Его дом был пристанищем и в дни радости, и в дни печали. В голодные годы Гражданской войны семья доктора давала кров и кормила множество людей.

Женат он был на Елизавете Михайловне Велигорской, сестре Шурочки Велигорской, первой жены Леонида Андреева. После ее смерти в 1906 году семья Добровых усыновила Даниила Андреева в доме, где царили любовь и взаимопонимание.

Его растили и воспитывали как родного сына, Елизавета Михайловна Доброва стала «мамой Лилей», а Филипп Александрович — отцом.

Варвара Григорьевна Мирович, месяцами жившая под кровом добровского дома, оказала огромное влияние на подрастающего мальчика. Их размышления о жизни, природе, о смерти во многом совпадают, а некоторые общие суждения отсылают нас непосредственно к трактату Даниила Андреева «Роза мира».

На глазах Даниила сменилось множество лиц этого открытого дома, но к Варваре Григорьевне он сохранил особую нежность и преданность. «Как дорого мне это 25-летнее дитя (Даниил), — писала Варвара в начале 30-х годов. — Кого мы знали четырехлетним, тот и в 40 будет для нас “дитя” в каком-то смысле. Душевная ткань таких людей в нашем представлении нежнее, чем у других; все, что они делают, будит в нас особый интерес, как если бы мы присутствовали перед чем-то новоявленным. И труд, и достижения таких людей хочется оберечь, облегчить, поощрить.

Друг и внучек моей души, Даниил Андреев пишет в последнем письме: “хочется с самых первых слов выразить Вам чувство, которое меня сейчас переполняет: это любовь к Вам. Любовь довольно странная и чудаковатая…” А кончается письмо: “…желаю Вам укрепления сердечного мира, и тихого, безболезненного обрывания канатов, удерживающих душу у пристани Майи, — и да поднимется она над миром в просветленном парении прежде, чем его совсем покинуть”. Не знаю, почему так драгоценна и так нужна мне эта внежизненная, наджизненная, “чудаковатая” любовь. Как глоток воды — в пустыне».

Здесь же, в этом доме, с 1915 года часто гостила Олечка Бессарабова4. Когда она заболела, целый консилиум врачей искал причину ее непонятной болезни, главным, кто поддерживал, лечил, был доктор Добров.

Сюда в 1920–1921 годах приходила М.Цветаева (и, видимо, не раз!) с Татьяной Скрябиной, которая впоследствии стала пациенткой доктора Доброва. Борис Бессарабов, находивший кров то у Добровых, то в доме в Борисоглебском переулке у Цветаевой, спустя годы вспоминал: «Было очень трогательно, что в голодные 1918–22 годы, да и позже в гражданские и религиозные праздники, доктору Доброву неизвестные, любящие его благодарные пациенты передавали добротные продовольственные подарки. Как правило, безымянные… Окорока, колбасы разных сортов, сливочное и топленое масло, корейка и грудинка, балыки и сельди. И хорошие вина, и шампанское включительно. Вся семья так и не могла установить, кто же это делал с наилучшими пожеланиями. Откуда это… подносилось, семье так и не удалось выяснить. Делалось это молниеносно. Звонок. В открытую дверь просовывались корзины и букеты цветов или цветы в горшках. Эти подношения делались к пасхальным дням, к Рождеству и к Новому году, но были подношения и к 1-му Мая и к годовщине Октября»5.

Сюда же Варвара Григорьевна часто приводила юного друга Михаила Владимировича Шика, с которым в 1909 году по просьбе издателя-мецената Семена Лурье совместно стала переводить популярную во всем мире работу психолога У.Джеймса «Многообразие религиозного опыта».

Тарасовский дом

Семья, которая приняла Варвару Григорьевну и где протекали ее последние годы жизни, — Леониллы и ее дочери Аллы Тарасовой, проживавших в Глинищевском (затем переулке Немировича-Данченко), была связана с ней еще с юности.

Как уже говорилось выше, Леонилла была киевской подругой В.Г. еще с детских лет. И хотя они с годами все более чувствовали свою несхожесть, детская привязанность друг к другу хранилась ими б?льшую часть жизни. Не последнюю роль тут сыграло то, что Леонилла Николаевна вышла замуж за просвещенного киевского доктора Константина Прокофьевича Тарасова, с которым Варвару связывало глубокое дружеское чувство.

«“Госпиталь”, т.е. обитавшая в нем семья смотрителя психиатрического отделения Тарасова, был в то время одним из культурных центров Киева. Помимо постоянных приходов и уходов гостей и подруг (из них некоторые, как, например, я, Полина Урвачева и другие, жили месяцами), в некоторые торжественные дни, чьи-нибудь именины, Рождество, Пасха, масленица, — собиралось до 20 человек гостей из профессоров медицинского и литературного круга. Блистала и привлекала к себе своей редкой красотой на этих вечерах сводная сестра Леониллы, Таля (Наталья Николаевна Кульженко). Побывали в госпитале и Минский, и Волынский, когда приезжали в Киев выступать на вечерах. Нередко подлетали рысаки, привозившие кого-нибудь из семьи миллионеров сахарозаводчиков Балаховских. Для встречи со мною нередко заходил Шестов (тогда еще не писатель, а заведующий мануфактурным делом отца, Леля Шварцман — “богоискатель” не расставался с карманным Евангелием). “Высоконравственный человек, Христос”, — сказал о нем однажды старый Герц Балаховский — свекор его сестры, равно далекий и от Христа, и от каких бы то ни было норм нравственности.

Кроме этой публики бывали явные и тайные революционеры, украинофилы, остатки народников, террористов (некогда наша партия). Художники, пианисты, певцы.

Средства у Тарасовых были более чем ограниченные. Но никто из гостей не интересовался здесь пищей и питием. Фунт страсбургской колбасы, две французские булки, лимон, оставшиеся от обеда котлеты — казались изысканным и обильным угощением».

Рождение будущей актрисы Аллы Тарасовой происходило в буквальном смысле на глазах Варвары Григорьевны. «Вспоминали с Леониллой, как родилась Аллочка. Она слушала с интересом то, что слышала уже много раз о том, как отец не хотел четвертого ребенка, как огорчился, что это девочка. И потом исключительно любил ее через всю жизнь. Вспоминали роды. Две знакомые акушерки, принимавшие ребенка, считали роды легкими, но я, видевшая этот ужас и эту муку в первый и в последний раз в жизни, когда выскочила из Леониллиной спальни, разразилась на кухне такими рыданиями, что денщик и кухарка закричали: “мабудь барыня вмерлы?”

Когда ее, не отмытую от ила творения, крохотную посинелую девочку с головкой огурцом, положили мне на колени, меня охватила такая жалость к ней и, наряду с ощущением чуда и тайны, такая оскорбленность за униженный вид человека в минуту его появления на свет, что неудержимо захотелось поцеловать ее. “Что вы делаете, Вава, как Вы можете! Она ведь еще не искупана”, — воскликнула одна из акушерок Полина. Я ответила: “Ничего, я отерла ей лобик ваткой”. Потом, когда она три дня кричала без умолку от рези в животе, говорят, что я, укачивая ее, припевала: “Усни, девочка, умри, милая”. Я этого не помню. Но при моем отношении к смерти, да еще после потрясения зрелищем родовых мук — такая колыбельная песенка была естественна».

Жизнь Варвары Григорьевны и семьи Тарасовых проходила в постоянной близости. Когда они еще жили в Киеве, В.Г. писала для Аллы, ее братьев и сестер детские пьесы, которые они вместе разыгрывали. Приехав в Москву поступать в МХТ, юная Аллочка часто проживала у Варвары Григорьевны, и когда происходили заседания кружка «Радость»6, она принимала в них участие. Когда в начале 30-х годов Тарасовы поселились в Москве, Варвара иногда заходила к ним, занималась с маленьким Алексеем (сыном Аллы). Однако вскоре все изменилось. Алла Тарасова становилась все более известной актрисой; она начала строить квартиру в доме МХАТа в Глинищевском переулке, ее личная жизнь тоже резко поменялась, с первым мужем, Кузьминым, они расстались; у Аллы Тарасовой возник сложный роман с немолодым и знаменитым актером Иваном Москвиным. Общим домом они не жили (их квартиры были одна над другой), но считались несколько лет мужем и женой. В это же время Варваре удалось (с помощью того же Москвина) получить комнату в коммуналке в доме на Кировской. Правда, пожила она там совсем недолго. Ее, как всегда, тяготил быт, она всю жизнь грелась у чужого очага, и ей трудно было жить одной. Племяннице Тарасовой, которая воспитывалась Леониллой (бабушкой), в то время юной актрисе Галине Калиновской понадобилась жилплощадь, так как она выходила замуж. Варваре Григорьевне делают предложение, чтобы она, отдав свою комнату, поселилась у Тарасовых и жила на всем готовом. В тарасовской квартире ей отвели угол на кухне, «за ширмой» — запись об этом появляется в дневнике 1938 года.

То, что она совершила роковую ошибку, Варвара Григорьевна поняла уже через два года, но ничего сделать было нельзя. Совместное существование столь разных людей под одной крышей радости не приносило. Однако, пока В.Г. учила Алексея, разбирала с Аллой страницы «Анны Карениной», была в более или менее приличной физической форме; пока Тарасова с Москвиным строили дачу в Снегирях, и она часто оставалась одна в доме или в дальней дачной комнатке, — она была уместна, с ней считались, ее жалели. И даже когда наступила война, и она, чудом выжив, выбралась из Малоярославца, назад в Москву, где ей месяцами не давали карточку и где ее подкармливали полуголодные друзья, — и тогда еще Алла Тарасова писала бывшему мужу в Москву из эвакуации (8 декабря 1941 года, Саратов): «Я тебя прошу Александр, узнай, может у Добровых, они живут в М. Левшинском переулке на Пречистенке, может они что-нибудь знают о Ваве, дорогой Вавик, так мне грустно о ней думать. Неужели я ее уже больше не увижу. И напиши мне № дома Добровых. Я им напишу» (Музей МХАТ).

Но в конце войны опять все круто меняется. В жизни Аллы Тарасовой появляется генерал Пронин, который вселяется в ту же квартиру, а до того в дом плывут трофейные вещи: сервизы, одежда, картины.

Варвара Григорьевна с ужасом отмечает в дневниках, как неудержимо меняется Аллочка, «милый Ай», как она звала ее с детства. С момента вселения генерала в дом Варваре Григорьевне начинают недвусмысленно намекать, что ей надо искать какое-то другое место. За это время она сменяет множество адресов, Тарасовы пытаются найти ей угол в разных домах престарелых, но почему-то все планы постоянно срываются. Можно сказать, что время от гибели добровского дома в 1947 году, когда были арестованы все члены семьи, родственники и знакомые Даниила Андреева, — и сама В.Г.Мирович была на волосок от ареста, но судьба сохранила ее, — до конца дней, при общем драматизме ее судьбы — самое трагическое.

Себе она объясняет это тем, что она должна расплатиться за холод, за отсутствие настоящей любви к смиренной и терпеливой «старице» — так она звала свою мать Варвару Федоровну. Она глохнет, плохо видит, у нее случаются постоянные «мозговые головокружения», болит печень, но при всем этом, она непрерывно ведет свои тетради и, что особенно поражает, продолжает помогать ближним.

Один их таких сюжетов — это история с Игорем Ильинским, которого она знала еще маленьким, когда-то дружила с его матерью; его сестра, эмигрировавшая в 20-е годы, ходила к В.Г. в кружок «Радость». В конце 40-х годов Игорь Владимирович пережил огромное горе, у него умерла любимая жена Татьяна; в то время он случайно нашел в доме книгу У.Джеймса, переведенную В.Г. и Михаилом Шиком... И тогда он бросился к Варваре Григорьевне за помощью, советом, разговором. Несколько лет он возил ее на свою дачу во Внуково, они много говорили о смерти и жизни, Ильинский рассказывал ей о том, насколько он не реализован как актер. Но и эта привязанность миновала. Он выздоровел, женился и постепенно исчез из ее жизни.

Всю вторую половину жизни Варвара Григорьевна готовилась к смерти, страшилась ее, ждала и даже звала. 16 апреля 1938 года она написала: «Не один раз мы проходим в течение жизни (если живем долго) через распятие, смерть, погребение и воскресение. Эти малые мистерии подготовляют нас к главному, великому таинству, к большой мистерии расставания души с телом.

О себе могу сказать, что я умирала и воскресала, по крайней мере, три или четыре раза. Была душевная боль, которая чем-то сродни распятию. Была агония сердца (“ты схоронил меня живой, о как я смерти не хотела. Как долго-долго под землей живая грудь еще теплела и т.д.”). Была смерть того женского “Я”, чья ось жизни проходила через определенное имя. Потом это “Я” воскресало для новой малой мистерии. Только воскресение его было похоже на Роденовскую статую, которую я видела в мастерской Родена…»

Однако смерть застала ее неожиданно. Дневник обрывается за несколько месяцев, последняя запись от 14 мая. Строчки уже плывут на странице, слова разбегаются в разные стороны. В них она благодарит Аллу Тарасову за то, что она нашла возможность отправить ее в больницу, радуется, что ее снова выбрали депутатом… Далее слова, написанные Ольгой Бессарабовой:

«Варвара Григорьевна Малахиева-Мирович умерла 16 августа 1954 года».

В архиве Дома-музея Цветаевой, в фонде Бессарабовых, с 1990-х годов хранились дневниковые тетради, переписанные рукой Ольги Бессарабовой, — скопированные записи Варвары Мирович за 1934–1935, 1938, 1945 и 1946 годы. Эти отрывки и привели к подлинникам дневников. Выяснилось, что весь корпус дневников хранился в доме скульптора, художника Дмитрия Михайловича Шаховского, который был крестным сыном Варвары Григорьевны. Вскоре Д.М. передал тетради с дневниками в архив музея Цветаевой. Всего 180 тетрадей. Это несколько архивных ящиков. Здесь представлены лишь некоторые страницы из ее фонда (ДМЦ. Архив В.Г.Мирович. КП 4687/1-157). Полное издание дневников В.Г.Малахиевой-Мирович выходит в «Редакции Елены Шубиной» (Издательство «АСТ») осенью 2015 года.

Стихи В.Г.Малахиевой-Мирович вошли в сборник «Хризалида» (2013), подготовленный Татьяной Нешумовой по материалам архива Дома-музея Марины Цветаевой (ДМЦ. Архив Бессарабовых).

Отрывки из дневников В.Г.Малахиевой-Мирович публикуются в современной орфографии. Некоторые имена и названия сохраняются в авторском написании.

Две статьи В.Г.Малахиевой-Мирович о Врубеле и Нестерове воспроизводятся впервые по номерам журнала «Искусство и печатное дело» за 1909 и 1910 годы (автор выражает благодарность сотрудникам Национальной библиотеки Украины им. В.И.Вернадского за возможность ознакомиться с ними).

ПРИМЕЧАНИЯ

1 История архива В.Г.Малахиевой-Мирович (ныне в Доме-музее Марины Цветаевой) подробно рассказана автором в печати, в частности в книге «Ключ. Последняя Москва: Архивный роман» (М.: АСТ, 2013). В процессе работы с архивом Т.Ф.Нешумовой была подготовлена книга стихов «Хризалида» (М.: Водолей, 2013) со статьями, посвященными биографии и поэтике В.Г.Мирович, что стало важным этапом освоения ее литературного наследия. Работа эта продолжается.

Неоговоренные цитаты в тексте вступительной статьи взяты из дневников В.Г.Мирович.

2 В ранних беллетристических рассказах Л.И.Шестова (1866–1938) действует молодой писатель Мирович (Баранова-Шестова Н.Л. Жизнь Льва Шестова. По переписке и воспоминаниям современников. Т.1. Paris, 1983. С. 12-14), что, предположительно, и послужило источником псевдонима (Громова Н.А., Мельник Г.П., Холкин В.И. Комментарий // Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники (1915–1925) Ольги Бессарабовой. М.: Эллис Лак, 2010. С.682). Говоря о себе в дневнике в третьем лице, Варвара Григорьевна пишет: «Мирович».

3 «В Ясной Поляне» (Русская мысль. 1911. №1. С. 154-167). Принял он ее хорошо, книга Джеймса ему не понравилась.

4 Ольга Александровна Бессарабова (в замужестве Веселовская; 1896–1967) — учительница, воспитательница в детских садах и приютах; младшая подруга В.Г.Мирович. На протяжении многих лет вела дневник (хранится в Доме-музее Марины Цветаевой, частично опубликован в кн.: Марина Цветаева — Борис Бессарабов... С. 95-650).

5 Борис Александрович Бессарабов (1897–1970) — знакомый М.Цветаевой, прототип героя ее неоконченной поэмы «Егорушка». Ему же Цветаева посвятила стихотворение «Большевик» (1921). Брат О.А.Бессарабовой.

Процитирован отрывок из его незавершенных воспоминаний «Встреча», см.: Марина Цветаева — Борис Бессарабов... С. 17-18.

6 Название для кружка придумала О.А.Бессарабова, в нем девочки занимались литературой, театром и философией. Этот кружок был особенным: почти все участницы собраний, так или иначе, все последующие годы будут связаны с литературой и искусством, будут помнить и не терять из вида друг друга, и в то же время станут настоящим Варвариным семейным кругом. Нина Бальмонт (в замужестве Бруни), Анечка Полиевктова (потом она будет женой Николая Бруни), Аллочка Тарасова, Татьяна и Наталья Березовские (дочери Льва Шестова), Евгения Бирукова, Лидия Случевская (племянница поэта Константина Случевского), Ольга Ильинская (сестра актера Игоря Ильинского), Олечка Бессарабова.

Варвара Григорьевна Малахиева-Мирович. Портрет работы Дм.Шаховского. Конец 1940-х годов. Из архива Шаховских

Варвара Григорьевна Малахиева-Мирович. Портрет работы Дм.Шаховского. Конец 1940-х годов. Из архива Шаховских

Панорама Киево-Печерской лавры. Конец XIX века

Панорама Киево-Печерской лавры. Конец XIX века

Владимирский собор в Киеве. Начало XX века

Владимирский собор в Киеве. Начало XX века

Дом Добровых. Москва, Малый Левшинский переулок, дом 5. Не сохранился

Дом Добровых. Москва, Малый Левшинский переулок, дом 5. Не сохранился

А.(?)Н.Андреев, Ф.А.Добров и Даниил Андреев. Черная речка. 1912

А.(?)Н.Андреев, Ф.А.Добров и Даниил Андреев. Черная речка. 1912

Варвара Малахиева-Мирович (на заднем плане) с подругой. 1908

Варвара Малахиева-Мирович (на заднем плане) с подругой. 1908

Алла Тарасова с родителями, братьями и сестрами. Киев. 1899. Музей МХАТ. За столом слева — Леонилла Николаевна Тарасова, в центре — Константин Прокофьевич Тарасов, между ними будущая актриса в годовалом возрасте

Алла Тарасова с родителями, братьями и сестрами. Киев. 1899. Музей МХАТ. За столом слева — Леонилла Николаевна Тарасова, в центре — Константин Прокофьевич Тарасов, между ними будущая актриса в годовалом возрасте

Открытка В.Г.Мирович Н.С.Бутовой (М.Дмитровка, 6) с рисунком автора. 9 сентября 1915 года

Открытка В.Г.Мирович Н.С.Бутовой (М.Дмитровка, 6) с рисунком автора. 9 сентября 1915 года

Открытка В.Г.Мирович Н.Г.Малахиеву (М.Левшинский, 5) с рисунком автора. Апрель 1916 года.

Открытка В.Г.Мирович Н.Г.Малахиеву (М.Левшинский, 5) с рисунком автора. Апрель 1916 года.

 
Редакционный портфель | Подшивка | Книжная лавка | Выставочный зал | Культура и бизнес | Подписка | Проекты | Контакты
Помощь сайту | Карта сайта

Журнал "Наше Наследие" - История, Культура, Искусство




  © Copyright (2003-2018) журнал «Наше наследие». Русская история, культура, искусство
© Любое использование материалов без согласия редакции не допускается!
Свидетельство о регистрации СМИ Эл № 77-8972
 
 
Tехническая поддержка сайта - joomla-expert.ru