Платон, сын Платонова

Вспоминает Тамара Григорьевна Зайцева (Платонова)

В годы войны самым трудным испытанием для Андрея Платонова стала смерть сына.

В августе 1943 года Андрей Платонович писал старинному знакомому А.И.Вьюркову, находившемуся в эвакуации в Кирове, бывшей Вятке:

«4.1 этого года у нас от чахотки умер наш единственный сын Тоша 20 лет от роду. Вы знали его <...> Прошло уже время, но горе не проходит <...>

Я призван в Армию, работаю корреспондентом в “Красной звезде”. Все лето был на фронте, недавно приехал и скоро опять уеду на войну. <...>

Твой старый Андрей Платонов.

3.VIII.43»¹.

Андрей Платонов не перестает поражать неисчерпаемой глубиной: в нем постоянно открывается то, что по разным причинам было скрыто или намеренно замалчивалось. Воспоминания Тамары Григорьевны Зайцевой (урожденной Турулько-Тарновецкой) содержат новые подробности о жизни и личности писателя.

Несколько лет Тамара была членом семьи Платонова. Она была свидетельницей отношений писателя с близкими людьми, имела возможность увидеть тех, с кем он общался.

Сын Платонова, по словам Тамары Григорьевны, отличался от окружающих внутренней свободой и независимостью. Платон был человеком непредсказуемых поступков: «взбалмошный», — так определила его характер Тамара.

Он принадлежал к поколению тех, кому было суждено погибнуть на фронтах Второй мировой войны. Большинство его ровесников были призваны в армию в самом начале войны. Но ему выпала иная гибель.

Платон родился 22 сентября 1922 года в Воронеже: 7 ноября 1922 года Платонов вместе с женой присутствовал на крещении сына в Вознесенской (Чугуновской) церкви города Воронежа (до 1920-х годов она была кладбищенской). Крестил младенца Платона протоиерей И.Аскоченский с причтом. Крестными были Г.С.Малюченко и Зинаида Васильевна Смелякова, которая была подругой М.А.Кашинцевой (жены писателя) по университету².

О том, какое место сын занимал в жизни писателя, говорят его письма³. Их второе, еще более подробное издание⁴ включило, кроме писем жене, письма Платонова другим адресатам и стало событием не только для исследователей творчества А.П.Платонова, но и для широкого круга читателей. Эта книга еще ярче высветила отцовскую привязанность писателя: Андрей Платонов не просто любил сына — он видел в нем смысл своей жизни.

Писатель жил в постоянной тревоге за сына. Его дурные предчувствия о грозящей Платону опасности усиливались по мере того, как сын взрослел: «…мешает моему здоровью какое-то тяжелое, необоснованное предчувствие, ожидание чего-то худого, что может случиться с… Тошкой в Москве», — писал он жене и сыну из Великого Новгорода 27 февраля 1937 года (Письма. С.423).

Впервые я услышала о Тамаре в 1975 году от вдовы писателя Марии Александровны, которая не скрывала, что не одобряла раннего брака и выбора сына, но с внуком она всегда поддерживала связь.

Бывая с 1975 года у Марии Александровны в двухкомнатной квартире №18 дома №38 на Малой Грузинской улице, я иногда заставала у нее застенчивого и молчаливого, словно чувствующего себя в чем-то виноватым молодого человека — ее внука Александра.

Познакомились мы с Тамарой Григорьевной на похоронах дочери писателя Марии Андреевны Платоновой в 2005 году.

В 2009 году мне удалось встретиться с Тамарой Григорьевной (в то время ей было 88 лет) и записать ее воспоминания. Она помнила многие факты и обстоятельства трагической судьбы единственного сына Андрея Платонова, в которой до сих пор осталось немало неясного.

Н.М.Малыгина

Примечания

1 Андрей Платонов: Воспоминания современников. Материалы к биографии. М., 1994. С.436. Публикация Е.Д.Шубиной.

2 Ласунский О.Г. Житель родного города. Воронеж, 2007. С.99.

3 Впервые текстологически подготовленная подборка писем Платонова издана с научными комментариями: А.П.Платонов — М.А.Платоновой. 1921–1945 гг. / Публикация Н.Корниенко // Архив А.П.Платонова. Кн. 1. М., 2009. С. 432-577. В этом издании имя Т.Г.Турулько-Тарновецкой-Платоновой-Зайцевой упоминается на многих страницах.

4 Андрей Платонов: «…я прожил жизнь»: Письма. 1920–1950 гг. / Сост., вступ. ст., коммент. Н.Корниенко и др. М., 2013. 658 с. Ссылки даются по этому изданию с указанием страниц в тексте.

Тамара Григорьевна, где и когда вы с Платоном познакомились?

Мы учились в школе, которая была по Тверскому бульвару с левой стороны, это бывшая гимназия, старая школа была. Она называлась 120-я школа имени Тимирязева.

А потом нам построили новую школу на Малой Бронной, типовое здание, напротив еврейского театра. С Платоном мы встретились в Тимирязевской школе. Мы перешли в эту школу в 37 году, восьмой, девятый, десятый класс я училась в этой школе.

Я была в восьмом классе, а он пришел в седьмой. Откуда он пришел, я не знаю. Он вообще был очень взбалмошный человек. Может, это нам и нравилось, девчонкам, и все наши девчонки в него втрескались. Он был красивый. Ну, может быть, по-теперешнему не так красив, но он был свободный.

Он уже покуривал. У нас был зал такой, на перемене мы туда спускались. Нам больше негде было гулять, и в тот зал мы стали ходить вместе и стали встречаться с ним. Не только я. Встречались мы после школы на Тверском бульваре. Это было наше место — Тверской бульвар. Я жила на Тверском бульваре, он тоже. Только у меня дом девять, а у него дом двадцать пять. Наш дом был второй от Малой Бронной. А он жил рядом с Камерным театром, где теперь театр Пушкина.

Потом где-то весной 1938 года я даже ходила к ним домой, он приводил.

Я была знакома с Андреем Платоновичем, с Марией Александровной.

Расскажите, какое впечатление на вас произвел Андрей Платонович, как вы его восприняли?

Такое впечатление, что он очень тихий был, очень спокойный, малоразговорчивый. Но это, если он не выпил. Если он выпил, то ему тогда хоть замок на рот вешай. Он начинает все рассказывать: рассказывает, рассказывает, спрашивает.

С ним было очень легко.

Как вы узнали об аресте Платона?

Той же весной 1938 года Платон пропал. В школе не появлялся, на бульваре его никто не видел. А у нас многих ребят из школы и даже из нашего класса забрали. Сначала забирали родителей, а потом ребят. Тогда же были старые большевики, у нас учились их дети, вот их и стали брать.

Позвонила мне Мария Александровна и сказала: «Платона взяли. Почему, мы пока не знаем. Ты к нам не приходи и не звони. Если что мне нужно будет, я тебе сама позвоню из автомата».

Потом раз мы с ней встретились в парикмахерской на улице Горького. Потом она мне опять позвонила, рассказала, что Тотика осудили на десять лет: «Он в Норильске, и я к нему собираюсь. Когда поеду, не знаю».

Я даже ее попросила: «Может, записочку ему напишу?»

Она говорит: «Ни в коем случае, никаких записок брать не буду, что ты хочешь, передай».

Ну я, как обычно, говорю: «Передайте привет, скажите, что мы его помним».

Потом я кончила школу, поступила в технический вуз — Автомеханический институт на Большой Семеновской, уже была на втором курсе.

И вдруг мне звонит моя школьная подружка (или встретились мы с ней) и говорит: «Я видела Платона». Она жила в доме двадцать семь, рядом с Платоновыми, у них в доме тогда была булочная. Я, говорит, в булочной с ним встретилась. Это был сороковой год.

А он даже вам не позвонил?

Он приехал, он просто боялся кому-то звонить, еще не освоился. Он первое время из дома вообще не выходил, вот только в булочную, в соседний дом.

Тогда я ему позвонила. Он только вернулся. Может быть, месяц или полтора как вышел. И вот мы с ним встретились. Сначала перезванивались, потом начали встречаться. Он меня встречал из института.

Ему даже семь классов не дали закончить. Поэтому он поступил в школу рабочей молодежи. Тогда были вечерние школы. Его приняли, но он пропускал. В основном мы с ним гуляли.

Интересно, в театр вы ходили?

Когда он вернулся, мы ходили с ним в Камерный театр Таирова, в оперетту, в планетарий.

Что вы смотрели в театре перед войной?

Шла «Оптимистическая трагедия», «Нора» Ибсена, там играла Алиса Коонен.

Читал ли Платон книги отца?

Наверное, читал, но мы об этом не говорили.

Как он выглядел после возвращения из лагеря?

После лагеря он вполне нормально выглядел. Никаких металлических зубов, как писала в воспоминаниях Валентина — сестра Марии Александровны, у него не было.

Расскажите, пожалуйста, как вы с Платоном поженились.

Я закончила второй курс и сдала досрочно экзамены, и мы с ним расписались 20 мая 1941 года.

У меня есть копия свидетельства о браке, выдано Советским отделом загса. На Миусской площади был этот загс.

Здесь указана моя девичья фамилия — Турулько-Тарновецкая. Отец был родом из Гродненской губернии Брест-Литовской волости. Он говорил — «я сирота». Я родилась 2 июля 1921 года в Киеве, в Москву семья переехала в 1923 году.

Когда мама почувствовала, что у меня с Платоном назревают серьезные отношения, что вот-вот мы должны совсем соединиться, родители мои пошли к Платоновым. Мама моя Анна Савельевна потом рассказывала: «Я им сказала: “Нужно с ними что-то делать. Я не хочу, чтобы моя дочь принесла в подоле”».

Мария Александровна попыталась предотвратить такое развитие событий: она отправила Платона в Ленинград к деду. У нее там была сестра по отцу, Валентина, ее в семье звали Вавка.

Она была ровесница Платона. Мария Александровна надеялась, что, может быть, она познакомит Платона с подружками, отвлечет от меня.

В тот вечер, когда Платон уезжал в Ленинград, мы перед поездом ходили в планетарий, смотрели «Джордано Бруно».

Отправили его на неделю или на десять дней. Но он через три дня позвонил мне: «Встречай завтра. Я выезжаю».

Поезда приходили рано. Я побежала на Ленинградский вокзал. Поезд пришел, я его встретила. Приехали домой. Он сказал: «Приведу себя в порядок».

Назначил мне свидание днем, мы встретились, где-то в 12, в час. Попросил меня взять с собой паспорт. Я, конечно по глупости, взяла паспорт, и мы запросто пошли в загс. Тогда сразу расписывали, ждать не нужно было. Мы и расписались. Идем довольные, счастливые, а ведь ни я не работала, ни он.

Мне еще не исполнилось 20 лет, а Платону не было еще 19 лет.

Идем по Тверскому бульвару, первый дом их. Зашли. Андрей Платонович встречает нас. Платон достает свидетельство о браке и держит. Андрей Платонович пошел за очками, прочитал и говорит: «Поздравляю». С бабушкой они нас поздравили. Мы попили чаю.

Мария Александровна была во второй комнате, она даже не вышла.

Пошли к моим родителям. Пришли домой. Мама в слезы. Как это так, ничего нам не сказали. Стала звонить отцу: «Приходи». Отец пришел с работы, и мы вчетвером посидели.

Наступает ночь. У нас одна комната, хотя и большая. Жить вместе с моими родителями было неудобно.

А у Платоновых уже была третья комнатка. Они ее называли — зеленая комната. Пока Платона не было, они сделали из кухни изолированную комнату, где жила бабушка Мария Емельяновна — мама Марии Александровны.

У меня эта квартира стоит перед глазами. У них раньше было две комнаты смежные. Налево была кухня. А тут справа такой простеночек, уголочек. Потом они из кухни сделали еще одну комнатку.

Мне очень хотелось сделать план их квартиры. Потому что не будет меня, никто не вспомнит.

Можно взять лист бумаги и нарисовать план квартиры, где что было.

Мы пришли к их дому. Платон меня посадил на лавочке на Тверском бульваре, напротив Камерного театра. Моя ночная рубашка у него в кармане. Пошел договариваться с родителями, чтобы нас пустили. Долго его не было. Я сидела, сидела, сидела. Потом он пришел за мной. Говорит: «Пошли». Привел он меня. Представил как жену. Мария Александровна нехотя поздравила. Мы немножко посидели, даже выпили по рюмочке.

Нас и поселили в зеленой комнате.

Стали договариваться устроить свадьбу, как-то отметить. Договорились на 23 мая, кажется, это была суббота. Собраться решили у нас — у нас комната была большая. Мария Александровна любила, чтобы были видные люди. А у нас в семье все люди простые.

Она пригласила Демьяна Бедного. Он был у нас на свадьбе. Один-единственный раз, когда я его видела живьем. И еще мы ходили в элитный дом на углу Мерзляковского и Большой Никитской, там жили всякие знаменитые люди. Мы пригласили одного из первых летчиков. Мария Александровна его знала.

Вот так отпраздновали свадьбу.

Никогда больше я Демьяна Бедного у Платонова в доме не видела. У меня осталось о нем впечатление — здоровый мужик с огромной лысиной.

Для меня всегда было загадкой, почему в эвакуацию в Уфу Андрей Платонович и Мария Александровна ехали вдвоем? Я все думала, где же был Платон?

Отец у меня был строитель. Он получил назначение на станцию Астаховка — это поселок под Карагандой, начальником строительства цементного завода. Бутовый камень там был, из него делали цемент. Отец в конце мая, после нашей свадьбы уехал туда.

Я в июне сдала сессию. Я, Платон и мама поехали 5–10 июня в Астаховку. Мы туда приехали. Мои родители нам сняли отдельную комнату. Там была небольшая речушка. Купались. У Платона вся спина была в черных угрях. Он работал в шахтах. Угольная пыль въелась. Война нас там застала. О войне узнали в понедельник. Там была такая глушь, что даже радио не было. Родители поехали в воскресенье в Караганду на рынок и там услышали, что началась война.

Еще несколько дней пожили, но мама сказала, что надо ехать в Москву. Боялась за квартиру: мало ли что.

Мы приехали в Москву в начале июля. В первую бомбежку мы были в Москве. Тогда в Москве были на улицах душевые кабины. Как раз напротив Камерного театра на Тверском бульваре была такая. Мы туда с Платоном пошли помыться. Там было мужское и женское отделение. Только намылись, началась воздушная тревога. Мы кое-как оделись и побежали в бомбоубежище. Оно было в большом доме рядом с Камерным театром.

После этого случая Мария Александровна и Андрей Платонович стали уговаривать нас в одну душу: «Уезжайте из Москвы». И мы в конце июля поехали обратно к моему отцу. Уже началась эвакуация. Мама осталась, сказала: «Я не поеду».

Мы с Платоном вдвоем уехали. Первое время недолго поболтались без дела. Потом пошли на работу. Папа был начальником строительства. Меня он устроил техником-нормировщиком, а Платона взял помощником начальника снабжения.

Вот на этой фотографии мы в эвакуации с Платоном.

Мы работали всю осень. А потом началась страшная зима. Стройка была в степи. Все дома были саманные, и топили саманом.

Новый 1942 год встречали там. Там жили немцы, высланные из Москвы. Районный центр — в 18 километрах от станции.

Из лагеря Платон вернулся внешне здоровым, но, видно, ослабленный лагерем организм не выдержал нагрузок. Платону по работе приходилось много ездить на открытых платформах. Там его продуло, и он тяжело заболел. Поднялась температура. За ночь несколько раз меняла ему белье: все было мокрое от пота. Сушила у печки. В поселке был только фельдшер из сосланных в начале войны немцев. Он лечил Платона от бронхита, рекомендовал ставить банки. Специальных банок не было, я ставила тонкие стаканы. Потом выяснилось, что это было вредно при его болезни.

В воспоминаниях сестры Марии Александровны — Валентины рассказано, что Платона призывали на фронт. Как это было?

Когда Платон заболел, он получил повестку в военкомат. Я отвезла в Караганду справку с печатью о болезни Платона, выданную фельдшером.

Потом Платон проходил медкомиссию при военкомате. На лошади отвезли в туберкулезный диспансер в Караганду, тогда и выяснилось, что у него туберкулез второй стадии. От призыва в армию его освободили.

Когда вы попали в Уфу?

16 октября 1941 года Мария Александровна и Андрей Платонович эвакуировались из Москвы в Уфу.

В конце марта 1942-го мы с Платоном поехали в Уфу. Были там все лето.

В Уфе они жили в крошечной комнате — 8-9 метров. Там с трудом умещались кровать, маленький шкаф и стол. Когда мы приехали, бабушка спала на веранде, уже было тепло. Было очень неловко, потому что Мария Александровна и Андрей Платонович уступили нам свою кровать, а сами спали на полу, и ноги у них были под нашей кроватью. Так мало было места.

Сразу после нашего приезда бабушку отправили к Валентине — младшей сестре Марии Александровны.

Потом Андрей Платонович получил вызов и уехал в Москву, а мы остались с Марией Александровной. Я искала работу. Готова была устроиться на любую.

Как же вы жили, на что?

Мария Александровна делала кремы и носила кассиршам столовых. За это давали обед. Продавали вещи на базаре. Он там был рядом.

Андрей Платонович достал для Платона путевку в санаторий Шафраново. И для меня тоже были оформлены документы. Собрались пойти за билетами на вокзал. Оказалось, что пропал мой пропуск. Пришлось Платону ехать одному.

Потом Андрей Платонович оформил Марии Александровне и Платону вызов в Москву. В сентябре они уехали. А я поехала в Свердловск, где была моя мама. Там и родился Саша.

Платон узнал о рождении сына. Просил его назвать Александром.

Но сына он увидеть не успел. Когда Платон умер, Саше было только 5 недель.

У Саши были голубые глаза, как у Платона. Мама ему сшила из голубой рубашки рубашечку и чепчик. Все говорили, какая хорошенькая девочка.

В ноябре 1942 года сделана последняя фотография Платона. Он уже здесь очень больной.

Мы с Платоном совместно прожили всего полтора года.

Как вы возвращались из эвакуации в Москву?

Когда папа уехал, мы с мамой и Сашей остались в Свердловске. Мне папа прислал вызов: институт мой уже вернулся из эвакуации. А Андрей Платонович прислал пропуск на въезд в Москву. А у мамы ничего не было. И мама начала нервничать, плакать, переживать: «Кому я здесь нужна». И я не знала, что делать. До 22 лет жила я обеспеченно, не было у меня ситуаций, когда нужно было самой принимать решения. Не понимаю, как мне пришло в голову, но я решила: «Сделаем так. Подадим в милицию заявление, что мама потеряла паспорт, а новый паспорт выпишем на мою фамилию». Домовая книга была у хозяйки: мы жили в частном доме. Я сделала выписку. Она мне написала: Платонова Тамара Григорьевна, а год рождения написала 1911-й. Мама 1895 года рождения. Я — 1921-го. А в то время и молодые и старые — все были на одно лицо, все выглядели так плохо, что возраст определить было невозможно.

Я с этой выпиской пошла к начальнику милиции. А к начальнику паспортного стола пошла мама. Сначала нам сказали, что надо ждать долго, пока оформят новый паспорт вместо потерянного: пока получат ответ на запрос из Москвы. А потом предложили временную справку — бумажку. Я сказала, что это меня устраивает, а приеду в Москву и оформлю все как следует. Мне выписали временный паспорт, год рождения 1911, а фотография мамина.

А с билетами было трудно.

Андрей Платонович мне прислал письмо и вложил записочку Бажову Павлу Петровичу. Написал адрес, где его найти.

Он писал о Бажове статью.

Я пришла к Бажову, он показался мне древним старикашечкой: невысокий, с палочкой, согнутый. Может быть, с точки зрения моего возраста в то время он мне показался таким.

Он меня выслушал, дал мне записку в железнодорожную кассу.

Я поехала за билетами. Когда брала билеты, я страшно волновалась. Надо было давать кассирше пропуска и паспорта. Но попалась на мое счастье кассирша невнимательная. Народу много. Она не заметила, что два паспорта на одно имя. Билеты получила в телячий вагон, в товарняк. Там были нары на пять человек и печки.

Мама в то время встретила в Свердловске нашу соседку по дому. А ее дочка училась в консерватории. Мы с ней подружились. А у нее был знакомый майор, начальник агитпункта свердловского вокзала. Она с ним поговорила.

Он сказал, как же можно с маленьким ребенком ехать в товарном вагоне. И помог достать билеты в воинский вагон: поменял их.

Посадка была ужасная. Инвалиды. Все с мешками. Не рюкзаки, а обычные мешки. Картошины, завязанные веревками. Кто на костылях, кто с палками. Кто на одной ноге. Кто без руки. Страшная посадка была. Кое-как мы втиснулись. Сашу не могли внести. Надо было вещи занести.

Сашу мне передали через тамбур. Кто нас провожал, говорит, мы его с проводником передадим. Я его завернула в ватное одеяло и завязала ноги и шею лентой бантами. За этот бант я его и втащила между вагонами.

Это было 6 сентября 1943 года. Ехали мы от Свердловска до Москвы четверо суток. Приехали в Москву 10 сентября.

Какой была тогда жизнь в Москве?

Мы приехали и получили карточки сразу. У мамы не было прописки и не было карточек. Она была нелегал. Андрей Платонович помог через писательскую организацию: маму прописали.

У папы был огород. Он выкопал картошку.

Платоновы все время мне помогали продуктами. Они получали паек, и Мария Александровна мне приносила. Паек получит в магазине и целиком приносила мне для Саши.

Удалось ли вам закончить институт?

Я после эвакуации сначала вернулась в Автомеханический институт, в ту группу, с кем я до войны училась, ребята были те же, но смотрели на меня совсем по-другому: не как на девчонку, а как на женщину. Мне это было очень неприятно. Даже, может быть, это толкнуло меня уйти. В Автомеханическом тогда не было вечернего отделения, его позже открыли. Я перешла на вечернее отделение Строительного института. Его и закончила.

Как у вас складывались отношения с родителями покойного мужа?

Мария Александровна очень любила внука и баловала как могла. Она достала отрез коричневого сукна и заказала мальчику настоящее мужское пальто.

Помню, как один раз мы шли все вместе по бульвару: впереди Саша маленький, ему было два с половиной года. За ним мы с Андреем Платоновичем и Марией Александровной.

Саша в своем мужском пальто поднял брошенный окурок и показывает нам, что курит: изображал из себя взрослого. «Ах ты, стервец», — ругалась бабушка.

Мария Александровна и Андрей Платонович уговаривали меня разрешить Андрею Платоновичу усыновить Сашу. Я посоветовалась с юристом, тот отговорил: «А вдруг вы выйдете замуж, захотите уехать в другой город, а отец вам может запретить забрать сына с собой». И я отказалась.

Они сказали, что, если я откажусь, они сами родят себе ребенка. Так и случилось. Я отказалась от предложения об усыновлении, а Мария Александровна родила 11 октября 1944 года дочь Машу.

Каким был круг общения Платонова?

У меня была тетя. Тогда не было принято звать взрослых по именам, но я ее звала Ната. Она варила бражку, у нее были свои рецепты. Андрей Платонович всегда с большим удовольствием к ней заходил.

С кем из писателей общался Платонов?

Гроссман был до последнего дня рядом с Платоновым. Платонов демобилизовался в конце войны. Гроссман очень дружил с Платоновым*.

Какое впечатление производил Гроссман?

Очень тихий, очень мягкий.

Фраерман Рувим Исаевич бывал у Платонова. Они читали с Фраерманом какую-то пьесу.

«Волшебное существо». Это известная пьеса.

В этой пьесе что-то было автобиографическое. Что-то связанное с Платоном. Когда эту пьесу они читали, Андрей Платонович всегда плакал.

Вы говорили, что Андрей Платонович познакомил вас с будущим мужем?

Андрей Платонович работал над очерком о полковнике Зайцеве.

Он и предложил мне познакомиться с Павлом Петровичем. Я говорю: «У него, наверное, в каждом городе по гражданской жене». Андрей Платонович меня заверил, что точно — нет.

В апреле 1945 года Павел пригласил в ресторан Андрея Платоновича и Марию Александровну, а они позвали меня с собой.

Я Марии Александровне говорю: «Мне не в чем идти».

Она мне вынесла блузку шелковую (таких две она сшила у моей мамы — мама была портниха) и фильдеперсовые чулки. Потом я ей вернула эти вещи.

Так мы и познакомились.

После ресторана Павел меня не пошел провожать.

А Андрей Платонович шел со мной и ворчал: «Что это за мужчина, не проводил молодую женщину».

Потом Павел уже меня одну еще раз пригласил в ресторан ЦДКА. С тех пор мы стали встречаться, он в институт меня провожал. Мне приятно было: он полковник, старше меня. Меня в то время мучило, что я осталась одна с ребенком.

Андрей Платонович мне передал: «Павел сказал, что, если останется жив, он на тебе женится». А мы знакомы были всего две недели.

Две недели свиданий, полгода переписки, в декабре 1945 года он приехал в отпуск, и мы расписались.

Саше три года было. Нельзя сказать, что я была влюблена. У меня пришла любовь к нему со временем. Чем больше я его узнавала, чем больше я с ним жила, тем больше влюблялась.

Гроссман с удовольствием разговаривал с Павлом, когда они встречались у Платонова. Очень его уважал как фронтовика. Павел всю войну прошел.

Очерк Платонова о Зайцеве в 1946 году печатался в «Красной звезде» в нескольких номерах.

Потом Павла отправили в Латвию, где его часть стояла, а через полгода отозвали в генштаб. Так мы в Москве и застряли.

Вначале мы жили у мамы все в одной комнате. А потом ему дали квартиру в домах, которые пленные немцы строили на Хорошевке. Ему там дали квартиру из двух комнат. Деревянный домик. 16 лет там прожили.

В 1947 году у меня родился второй сын Павлушка.

И все было нормально с Платоновыми до тех пор, пока они не узнали, что Саше сменили фамилию. Наверное, я была виновата, нужно было с ними посоветоваться. Они обиделись.

Но все равно я не могла поступить иначе. Сначала мы с Сашей были Платоновыми. Потом ребенок родился — Зайцев. Павел усыновил Сашу. И только после этого я сменила фамилию свою и сына в 1950 году на общих основаниях.

Когда Мария Александровна заболела, она позвонила мне. Я к ней несколько раз приезжала в квартиру на Малой Грузинской.

Но Машу с Мишей** никогда не видела. Они приходили с работы, но никогда не заходили со мной поздороваться.

Я последний раз с Машей разговаривала, когда ей было 60 лет. Она очень нехотя разговаривала.

Мы с Машей иногда встречались на кладбище. Она никогда ничего не спросит. Мы с ней поговорим, покурим. Я спрошу про Антона***. Она про Сашу никогда не спросит.

Антон очень похож на Андрея Платоновича.

Я у него спрашивала: «Антон, ты знаешь, что ты похож на деда?» Он говорит — знаю.

Записано Н.М.Малыгиной

09.09.2009

* Сведения о контактах Платонова с Гроссманом подтверждаются обнаруженным нами письмом Платонова — его поздравлением с Новым 1950 годом, отправленным Гроссману:

«Дорогие Василий Семенович, Ольга Михайловна и Федя!

Поздравляем Вас с Новым Годом. Желаем Вам счастья — в том размере, в котором Вы давно его заслужили, и покрыть весь дефицит в счастьи в 1950 году, а далее жить безубыточно.

Обнимаем Вас, кого можно.

А.Платонов».

Хранится в домашнем архиве дочери В.Гроссмана.

** Мария Андреевна — дочь А.П.Платонова, Михаил Александрович Мартыненко — ее муж.

*** Антон Михайлович Мартыненко — внук А.П.Платонова.

Благодарим А.М.Мартыненко за предоставленный в электронном виде фотоархив А.П.Платонова.

Благодарим Е.В.Короткову, дочь писателя, за предоставленную возможность публикации ранее неизвестного автографа Платонова.