В.Енишерлов

«Старик Моргулис…» и его стихи

В конце октября минувшего года на букинистическом аукционе «450 любимых книг из собрания библиофила А.М.Луценко», проводившемся журналом «Про книги», было продано 2-е издание книги Сергея Городецкого «Ярь» с любопытной дарственной надписью: «Дорогоперсидскому Искандерморгулесу в питерпутешествие хорошожелай С.Городецкий 22 X. 23»¹. Видимо, этот текст озадачил составителей каталога аукциона, которые, рекламируя лот, написали: «Надо сказать, что автографы С.Городецкого, как правило, весьма интересны и содержательны. Данный — особенно таинственен и значителен». Не очень складно и умело сказано, но чего не напишешь, чтобы хорошо продать. В одном они, безусловно, оказались, сами того не подозревая, правы — этот автограф интересен, так как позволяет вспомнить сгинувшего в ГУЛАГе литератора, поэта, переводчика, друга О.Э.Мандельштама, доброго знакомого С.Городецкого по работе в БакКавРОСТА в 1920–1921 годах, хорошего, талантливого человека Александра Осиповича (Иосифовича) Моргулиса². Ему посвятил Мандельштам целый цикл шутливых «моргулет», почти каждая из которых начиналась словами: «Старик Моргулис…»:

Старик Моргулис из Ростова

С рекомендацией Бубнова,

Друг Островера и Живова

И современник Козакова.

А.О.Моргулис действительно родился в Ростове-на-Дону в 1898 году, окончил юридический факультет третьего по значению в России Донского университета (в Ростов в Первую мировую войну был переведен знаменитый Варшавский университет).

Еще одна «моргулета» напоминает о восточных — в Тифлисе, Баку, Реште — приключениях Моргулиса, работавшего после университета в КавРОСТА (Кавказском отделении Российского телеграфного агентства).

Старик Моргулис на Востоке

Постиг истории истоки.

У Шагинян же Мариетт

Гораздо больше исторьетт.

Дарственная надпись Сергея Городецкого на втором издании книги «Ярь» адресована тому самому герою «моргулет» Мандельштама — Александру Моргулису. Это становится еще более понятно, если мы вспомним, что мужское имя Искандер является арабским вариантом имени Александр. Например, Александра Македонского называют на Востоке Искандером, что восходит к видоизмененному татарскому слову «победитель». Так что «Искандерморгулес», которому Городецкий дарил книгу, это — Александр Моргулис.

Словосочетание «Дорогоперсидскому» в автографе напоминает адресату о Гилянской республике или, как ее еще называли, Персидской Советской республике, существовавшей с июня 1920 по сентябрь 1921 года. Именно тогда в Персии оказались вместе с отрядами Красной армии многие сотрудники БакКавРОСТА, в том числе С.Городецкий. Там он встретился с А.Моргулисом, заведующим Персидским отделом КавРОСТА в городе Решт, столице Гилянской республики. А начиналось все так: в мае 1920 года из Баку вышла Волжско-Каспийская военная флотилия под командованием Ф.Раскольникова и С.Орджоникидзе. Она должна была захватить и вернуть русские корабли, уведенные белогвардейцами в персидский порт Энзели. Экспедиция была удачной. Советская Россия вернула контроль над кораблями, а в июне 1920 года в результате революции в округе Гилян была провозглашена Гилянская Советская республика, поддержанная Красной армией. В краткий период существования Гилянской республики в Персию из России были направлены многие журналисты, художники, поэты, артисты и т.д. Они выпускали газету «Красный Иран», выступали перед красноармейцами с лекциями, рисовали агитационные плакаты и т.д. В Персии побывал, как его там называли, «Урус-дервиш» — Велимир Хлебников, работавший лектором в частях РККА, художник В.Доброковский, поэт и философ Вяч. Иванов… Сергей Городецкий закончил 7 марта 1921 года в Реште драматические сцены «Красный Иран», с четырьмя героями — «Красноармеец, перс, шах, англичанин». Одноактная пьеса несколько раз разыгрывалась перед частями Персидской Красной армии, дислоцировавшимися в Персии.

Конечно, Персия поразила русских поэтов экзотикой, своеобразием культуры, удивительным восточным колоритом… В.Хлебников, С.Городецкий, несколько позже С.Есенин, внимательно следивший за персидскими событиями, оставили интересные стихи о Персии. А недавно, в еще не до конца разобранном архиве С.Городецкого, удалось обнаружить никогда не публиковавшийся персидский цикл стихов Александра Моргулиса. Два стихотворения записаны им на обороте чистого бланка «Кавказского Краевого Бюро Всероссийского Телеграфного Агентства КавРОСТА, г. Тифлис. 1921 г.».

С т и х и о П е р с и и

Как плетёнка с блестящим рисом,

Холодна,

Ты висишь над моим Тавризом,

О, луна.

Ввысь несутся белые стены

И река

К разорвавшимся белой пеной

Облакам.

И в надвинутых лодкой чёрной

Небесах

Закачался в шелках узорных

Мой Аллах.

* * *

Ах, не много ль выпито чаю,

Очень чёрен чай в Энзели.

В раскалённых лучах качаясь,

Апельсины несёт Али.

Ухмыльнётся краснобородый

И потащится на базар.

Я спущусь к остроносым лодкам,

Рукавом заслонив глаза.

А в прохладном и синем рае

Ослепительная вода.

Сам Аллах в чалме восседает

У сияющего пруда.

Наклонясь к золотой плетёнке,

Пересчитывает до зари

Застревающий в пальцах тонких

Снеговой и шуршащий рис.

Каждый день мой — зёрнышко риса.

И когда он окончит счёт,

Я паду у ворот Тавриза,

Свесив голову на плечо.

Стихи написаны, видимо, в 1921 году в Баку. Другие автографы этих двух стихотворений Моргулиса с очень небольшими разночтениями («Закачался в коврах узорных» — «Закачался в шелках узорных»; «Апельсины несёт Али» — «Апельсины тащит Али») находились в особой папке в архиве Городецкого рядом с большим количеством авторских рукописей, присланных в газету ВЦИК «Известия», где в 1920-х годах Сергей Митрофанович заведовал отделом литературы. Там же автографы стихов В.Шершеневича, М.Зенкевича, А.Жарова, Н.Берендгофа, С.Малашкина, любопытнейший поэтический газетный «самотек» тех лет и т.д. Все эти произведения не были напечатаны в «Известиях», и, видимо, работая над статьей о газетной поэзии, С.Городецкий сохранил их среди своих бумаг. Всего стихотворений А.Моргулиса в «известинской» папке — четыре. Одно из них входит в цикл «Стихов о Персии».

* * *

Все края хороши поэту,

Если можно писать стихи.

Ах, краснеет, облитый светом,

Апельсиновый чёткий сад.

Меж камней по тропинкам узким

С непривычки трудно ходить.

Не болтай со мной по-французски

Средь лимонов, риса и хны.

Под немилостивой чадрою

О, Ханум, ты в моем пруду

Проплываешь в мохнатом зное,

Как диковинный чёрный цветок.

Обгоняю тебя, спокойный,

Не любимый твоей страной,

И в лавчоночку около бойни

Втискиваюсь с трудом.

За коричневым чаем в стаканах

На пёстро расшитом ковре

Умиляюсь треском гортанным

Улыбающихся гостей.

Приходить бы сюда почаще

И смотреть, как друг мой Мирза

Ногтем крашеным и блестящим

Разрисовывает усы.

Персидские дни А.Моргулиса затронул в одной из «моргулет» Мандельштам.

Моргулис — он из Наркомпроса,

Он не турист и не естественник,

К истокам Тигра и Эфроса

Он знаменитый путешественник.

Как известно, великие реки Востока Тигр и Евфрат начинаются в Персии, которую не мог забыть Моргулис, а А.М.Эфрос — литературовед, переводчик, заведовал отделом французской литературы ГИХЛ, к его «истокам» прибегал Моргулис в поисках литературных переводов. Мандельштам изящно обыграл в этом шутливом четверостишье созвучие названия легендарной реки и фамилии литературоведа.

В «известинской» папке в архиве С.Городецкого есть еще одно стихотворение Моргулиса, не входящее в «персидский» цикл, которое автор хотел, видимо, увидеть напечатанным в «Известиях».

* * *

А если ты жгла меня

И тешиться мной хотела,

Копытом стучу коня

В тяжелую тину тела.

Взвевайся и развевай,

Как по морю пленный парус,

Меж балок и синих свай

Мерцающую Тамару.

Так — рея на высоте,

Не в тусклом чернильном блеске,

Лишь ангел слететь хотел

Ко мне с венцианской фрески.

А.О.Моргулис был женат на пианистке, доценте ленинградской консерватории И.Д.Ханцин, которую после ареста мужа тоже не миновало безжалостное «красное колесо». В 1923 году Моргулис с женой «вернулись, — как пишет Иза Давыдовна в коротких, очень искренних воспоминаниях о Мандельштаме, — в город моего детства, город, где я училась, — Ленинград (тогда еще, конечно, Петроград. — В.Е.)». Теперь понятно, что значит «питерпутешествие» в автографе С.Городецкого на «Яри», помеченном 22 октября 1923 года.

С.Городецкий подарил книгу «Ярь» А.Моргулису, видимо, в своей квартире на Красной площади, в так называемых Годуновских палатах, где у поэта была хорошая библиотека и хранились его старые книги, даже такие редкие, как второе издание «Яри» 1909 года. Вспоминая время, проведенное им и его гостем в Персии, Городецкий шутливо стилизовал текст дарственной надписи под ломаную русскую речь персов, учившихся чужому языку у красноармейцев, русских журналистов и лекторов. Так в автографе появилось сложное слово «хорошожелай», смысл которого ясен, а этимология легко угадывается. Кстати, В.Хлебников в поэме «Труба Гуль-муллы» тоже пародировал искаженную русскую речь персидского хана, у которого поэт работал воспитателем детей: «Русский не знай — плёхо! / Шалтай-балтай не надо, зачем? Плёхо / Учитель давай…»

Подобные интонации искаженного аборигенами русского воспроизвел в автографе и С.Городецкий. Судя по не очень твердому почерку, которым написан автограф, друзья по традиции неплохо выпили на прощанье. Обычно в те годы С.Городецкий делал свои дарственные надписи четким, очень красивым, «летящим» почерком. Почерк Городецкого «был прекрасен», — писал В.Пяст. В смысле каллиграфии, правда, судя по очень плохому воспроизведению в аукционном каталоге, дарственной надписи Моргулису «не повезло».

В Ленинграде А.О.Моргулис работал в Наркомпросе, переводил французскую литературу (Г.Флобер, О.Бальзак, В.Гюго, Ф.Рабле), был редактором Детиздата, членом правления Союза писателей. Об А.Моргулисе писала Н.Я.Мандельштам в двух книгах своих воспоминаний. В 1989 году Э.Г.Герштейн напечатала в «Нашем наследии» мемуары «Новое о Мандельштаме», где есть несколько абзацев о Моргулисе, и это чуть ли не единственный его литературный портрет:

«У Моргулиса был длинный еврейский нос и немного выпуклые, светлые, меняющиеся и все-таки непроницаемые глаза. Делая зачем-то мягкие, легкие реверансы, он болтал, рассказывая о невероятных приключениях в обществе “деятелей литературы”. Он умел быть необходимым всяким людям, и как-то Осип Эмильевич заметил: “Это уже не приспособляемость, а мимикрия какая-то”. <…> В это лето (1931) Моргулис не только сам устроился в газету “За коммунистическое просвещение”, но и притащил туда Надю (Н.Я.Мандельштам. — В.Е.). Эта работа, в сущности, очень ей подходила <…> В “ЗКП” Надя почувствовала себя очень уверенно и приговаривала: “Я делаю то, что раньше делали сенаторы”.

По поводу службы Моргулиса и Надежды Яковлевны в “ЗКП” Мандельштам, как известно, сочинил много шуточных “моргулет”. Я помню две первые, из которых напечатана только одна (т.е. в далеком 1989 году “Наше наследие”, возможно, напечатало и “неизвестного” Мандельштама. — В.Е.):

Ах, старика Моргуса глаза

Преследуют мое воображение.

С ужасом я читал в них: “За

Коммунистическое просвещение”.

* * *

Ах, старика Моргуса глаза

Не соответствуют своему назначению.

Выгонят, выгонят его из “За

Коммунистическое просвещение”».

За всем тем немногим, что было разбросано по разным повременным и мемуарным изданиям об А.О.Моргулисе, забывалось, что сам он был оригинальным поэтом.

Благодаря дарственной надписи на книге С.Городецкого мы через 90 лет извлекли на свет его неопубликованные стихи. Ранее было известно (по крайней мере, мне) лишь одно (опубликованное Р.Д.Тименчиком) стихотворение А.Моргулиса:

Фонтанка, ты, Фонтанка,

Стоячая река.

И летом ты, Фонтанка,

Тиха и глубока.

Матросам, ах, не страшно

Шататься по торцам

И щупать девок крашеных

У красного дворца <…>

По словам публикатора, автограф хранился у вдовы автора Изы Давыдовны Ханцин. Видимо, написано оно позже тех, которые мы печатаем, — в конце 20-х – начале 30-х годов.

Среди рукописей стихов и прозы разных авторов в архиве С.Городецкого нашлось еще одно раннее стихотворение двадцатитрехлетнего А.Моргулиса. Оно оставлено автором на отдельном большом сине-лиловом листе так называемого «Альбома Городецкого» тифлисского и бакинского периодов, хранящего очень много интересных автографов и рисунков. В правой верхней части листа посвящение — «С.Городецкому».

Был стук. — Войдите, я Вам рад.

Вошел какой-то иностранец.

Стоял спокоен и суров

И было долгое молчанье.

Я слышал явственно дыханье,

Как слышат ночью бой часов.

Я позвонил. Подали чай.

(Хмельная влага мне постыла,)

Но гость сказал: «Прощай, прощай,

Зовет меня мой Дельвиг милый…»

Еще в смятеньи билась дверь,

Я громко крикнул: Пушкин! —

Баку, марта Александр Моргулис

23, 1921

Немногим позже, в 1922 году, на оборот листа, на котором написано это стихотворение, Городецкий наклеил нарисованный им портрет своего давнего знакомого, поэта и прозаика Г.Чулкова и автограф посвященного ему Чулковым поэтического послания.

Александр Осипович Моргулис был арестован НКВД в августе 1936 года, осужден по пресловутой 58-й статье за антисоветскую агитацию и пропаганду на 5 лет лагерей. Он умер 20 октября 1938 г. в Севвостлаге.

Справедливо, что память об этом «блестящем знатоке и ценителе поэзии и музыки (Н.Мандельштам называла его “человеком-оркестром”)… живом, красивом и обаятельном человеке» (В.Швейцер) сохранилась не только в кратких фрагментах воспоминаний и мандельштамовских «моргулетах», но и в его впервые публикуемых стихах, которые, благодаря неожиданно «всплывшей» дарственной надписи на «Яри» С.Городецкого, мы извлекли из тьмы забвения.

Примечания

¹ К сожалению, редакция не смогла получить автограф С.Городецкого для факсимильного воспроизведения.

² Фамилия «Моргулис» и производные от нее слова в статье пишутся «соответственно носителю» — Моргулис.