Журнал "Наше Наследие"
Культура, История, Искусство - http://nasledie-rus.ru
Интернет-журнал "Наше Наследие" создан при финансовой поддержке федерального агентства по печати и массовым коммуникациям
Печатная версия страницы

Редакционный портфель
Библиографический указатель
Подшивка журнала
Книжная лавка
Выставочный зал
Культура и бизнес
Проекты
Подписка
Контакты

При использовании материалов сайта "Наше Наследие" пожалуйста, указывайте ссылку на nasledie-rus.ru как первоисточник.


Сайту нужна ваша помощь!

 






Rambler's Top100

Музеи России - Museums of Russia - WWW.MUSEUM.RU
   
Подшивка Содержание номера "Наше Наследие" № 104 2012

Ксения Муратова. «Каждый день» П.П.Муратова-колумниста

Ксения Муратова

 

«Каждый день» П.П.Муратова-колумниста

 

Павел Павлович Муратов (1881–1950) сотрудничал в парижской русской газете «Возрождение»1 в течение семи лет: с июля 1927 до июля 1934 года. Это был необычайно плодотворный период его жизни, время разностороннего приложения творческой энергии, необычайного расцвета литературного дара, эпоха, в которую его мысль приобрела еще большую зрелость и отточенность, время окончательного оформления его философии истории и культуры. В эти годы он выпускает, одну за другой, важнейшие монографии, явившиеся существенным вкладом в историю искусства второй четверти XX века. «Византийская живопись», появившаяся одновременно по-итальянски и по-французски в Риме и в Париже, вышедшая в издательстве «Valori plastici» в серии, посвященной итальянской живописи, и основанная поэтому в первую очередь на итальянском материале, но включающая новейшие открытия византийских росписей на Балканах, выходит в 1928 году. «Фра Анжелико», первая полная научная монография об одном из самых изысканных живописцев итальянского Кватроченто, появляется в том же издательстве одновременно в 1929-м в Риме и в Париже, а в 1930 году в английском переводе в Нью-Йорке. В эти годы он публикует несколько книг в Италии и во Франции о русской иконе2, посвящает значительное время организации и деятельности общества «Икона» в Париже3, публикует новые рассказы и пьесы и переделывает старые сборники рассказов4, ездит и выступает с лекциями и докладами, главным образом о древнерусском искусстве, об открытии иконы и о российской истории5, участвует в организации международных выставок, в частности, знаменитой выставки русского искусства в Брюсселе в 1928 году6 и выставки древнерусского и русского прикладного искусства там же в 1931-м7, выступает как художественный эксперт. Он много путешествует — и для работы над книгами, и для осмотра выставок, в том числе знаменитой выставки итальянского искусства 1930 года в Лондоне8, а также в поисках произведений живописи старых мастеров и предметов древнерусского искусства и культуры для парижских антикваров. Его тесная связь со знаменитой антикварной галереей «A la vieille Russie», начавшаяся с публикаций в газетах «Звено» и «Последние новости», издаваемых в Париже знаменитым петербургским адвокатом М.Винавером и финансируемых галереей, выражается и в его постоянной работе эксперта по древнерусской иконе для галереи. Она отмечена глубокой дружбой с племянником владельца галереи Я.А.Золотницкого  Л.А.Гринбергом (1900–1981, с ним П.П.Муратов путешествует по Латвии в поисках древнерусских книг и икон, они, также, выступают соавторами нескольких изданий9), эта дружба продолжается до конца жизни одного из них. По делам галереи он бывает и в Германии, и в других странах Восточной Европы, несколько раз возвращается в Латвию. В 1931 году П.П.Муратов публикует каталог икон галереи, вышедший по-французски и по-английски — «Trente-cinq primitifs russes», предисловие к которому было написано самым значительным французским историком искусства 1920–1930-х годов Анри Фосийоном (1881–1943), основателем наиболее плодотворной школы французской истории искусства, давшей таких крупных ученых, как Юргис Балтрушайтис (1903–1988), сын русского поэта-символиста, и Андре Шастель (1912–1990).

Поражает неутомимая творческая энергия П.П.Муратова, который в то же время периодически пишет статьи на самые разнообразные темы для главных органов русской эмигрантской прессы — журнала «Современные записки» и газеты «Возрождение». За эти семь лет им написано для газеты «Возрождение» более 960 статей, включающих и большие «подвалы», и «передовицы», и заметки на животрепещущие и исторические темы, появляющиеся почти ежедневно и так и озаглавленные им: «Каждый день». Издатели «Возрождения» дают полную «carte blanche» знаменитому писателю. Остается только удивляться: где он находит время, чтобы произвести этот удивительный не только по объему, но, прежде всего, по строгой красоте языка и ясности мысли творческий поток! Цикл первых статей озаглавлен им: «Ночные мысли». Он писал всегда, по свидетельству современников, легко и быстро, почти без правок, но теперь он пишет не только днем, но и ночью. Конечно, одна из причин этого лихорадочного творчества — финансовая; необходимость содержать семью, с которой он в это время уже больше вместе не живет, но всячески поддерживает10. Недаром этот поток обрывается, как только сыну П.П.Муратова Гавриилу в феврале 1933 года исполняется восемнадцать лет и он поступает в Высшую школу аэронавтики в Версале.

Некоторое облегчение от финансовых тягот, а также другие, глубоко личные причины заставляют Муратова подумать о далеком и долгом путешествии. Теперь он может осуществить свою юношескую мечту: отправиться в Японию, которая глубоко интересовала его со времен его молодости, отмеченной событиями Русско-японской войны, с одной стороны, и увлечением японским искусством, с другой. Тогда он обсуждал эти события с братом, офицером Генерального штаба и военным историком Владимиром Павловичем Муратовым (1867–1934), писавшим о японской войне статьи и заметки и коллекционировавшим японские эстампы. Нужно сказать, что интерес к японской культуре и искусству был, быть может, не менее важен в семье Муратовых, чем любовь к Италии и итальянской культуре. Еще до войны сам Павел Павлович покупал японскую керамику и бронзу в Париже для собиравшего их К.Ф.Некрасова; его сестра Раиса Павловна Муратова-Дмитренко (1875–1940) была специалистом по японским нецке и работала в Музее Востока, основанном П.П.Муратовым в Москве в 1918 году; первым директором нового музея был назначен ее муж и ближайший друг Павла Павловича еще по Институту инженеров путей сообщения Федор Владимирович Гогель (1880–1952), ставший выдающимся специалистом по японской керамике и восточным коврам.

Множество статей в «Возрождении» говорят о глубоком интересе П.П.Муратова к современным событиям на Дальнем Востоке, в Японии, Маньчжурии и Китае11 и намерении изучить новую «тихоокеанскую опасность»12 с вероятной целью написать работу об истории русско-японских отношений. Два других проекта также складываются благодаря публикациям в «Возрождении»: труд по истории русско-кавказских отношений и войн13, а также монография по истории Первой мировой войны, участником которой он был сам, сражаясь на австрийском и галицийском фронтах и в Севастополе14. Многомесячное пребывание в Японии, путешествие в Сан-Франциско, жизнь в Нью-Йорке и возвращение в Париж становятся последними темами его статей в «Возрождении» в конце 1933-го и в 1934 году.

Творчество Муратова-публициста весьма разнообразно и не укладывается в традиционные рамки одного определенного журналистского жанра. Он пишет статьи об искусстве, литературе, истории, военной истории, современной политике. Главное место в этом существеннейшем и малоизвестном пласте муратовского творчества занимает мысль о России. Любая тема приводит его к размышлению о судьбе России, ее противоречиях, ее исторической специфике, о причинах того, что случилось с родиной, о том, что может с ней еще случиться и что произойдет, когда большевики «уйдут».

Многие из этих работ поражают даром предвидения, основанного не только на прекрасном знании истории вообще, но и на особой остроте исторических размышлений и глубине оценки происходящего, лишенной каких бы то ни было иллюзий. Он публикует статьи о России и Англии, России и Франции, России и Германии, России и Америке, России и Европе, пытаясь определить общие и специфические стороны в мировоззрении народов и стран. Он показывает историчность самих отношений, сложившихся между странами и нациями, рассматривает исторически сформировавшиеся парадигмы их параллельного развития и взаимоотталкивания. Муратов предсказывает, что XX век будет не «германским веком», как бы Германия этого ни хотела, но «веком американским», подчиненным влиянию американской массовой культуры. Он одним их первых отмечает специфическую черту нового века в развитии колоссальной индустрии, предназначенной для «женского царства», — моды, косметики, бижутерии и того, что мы назваем сейчас шоу-бизнесом.

Еще в конце 1920-х годов, за шестьдесят лет до появления казавшейся в 1980-е годы невероятным пророчеством книги Элен Каррер д’Анкосс «L’Empire йclatй»15, Муратов предсказывает, что первым следствием падения советского строя будет распад «империи» и предвидит многие его негативные стороны. Еще в 1930 году Муратов пишет о том, что будет после распада советского режима: Россия начнет развиваться по американскому пути и возьмет в качестве образца американскую модель16, «но мы этого не увидим», предупреждает он тех, кто в эмиграции годами продолжает сидеть на чемоданах.

Именно в своем публицистическом творчестве Муратов лучше всего обнаруживает необычайную многогранность своего таланта и многосторонность своих интересов. Многие из его старых друзей, как Борис Зайцев и Владислав Ходасевич, или новых, молодых поклонников его книг, как Владимир Вейдле, пишут на страницах «Возрождения». Здесь часто появляются очерки Г.Федотова, Г.Иванова, А.Салтыкова. Но никто из них не может сравниться с П.П. Муратовым ни по количеству напечатанных материалов, ни по невероятному разнообразию тем. Вейдле пишет об искусстве, Ходасевич и Зайцев о литературе. Муратов же единственный человек своего поколения, отличающийся редкой, «ренессансной» многогранностью. Он выступает не только в качестве писателя, художественного критика и историка искусства. Именно на страницах «Возрождения» оттачивается его дар литературного критика; именно здесь он вновь проявляет себя как историк и свидетель войны. Впечатляет острота его реакции на актуальные события, затронутость и глубинными проблемами современности, и событиями текущего дня. Дальновидность историка позволяет ему рассматривать даже самые злободневные события не только с политической, но, я бы сказала, с глобально-исторической точки зрения. Они рассматриваются  и с точки зрения глубоко личной, и в то же время метафизической, ставящей в основу размышление и оценку всего современного миропорядка. По глубине исторического видения он является несомненно ключевой фигурой русской свободной журналистики первой половины XX века. Ясность изложения, трезвость представлений, необыкновенная широта знаний, острота видения и неутолимый интерес к современному миру, хотя и беспощадно оцениваемому,  отличают его журналистскую прозу.

Огромное публицистическое наследие Муратова в «Возрождении» распадается на ряд основных, хотя и во многих случаях пересекающихся тем. Это прежде всего разнообразные впечатления, порожденные новой жизнью в Западной Европе; это воспоминания о старой России и о началах России новой, советской, это оценка всего происходящего в мире, полное заинтересованности наблюдение над процессами современности и размышления об исторически свершившемся. Специальный пласт в «многослойной» публицистике Муратова представляет современная политическая жизнь, здесь он тоже занимает собственную позицию, обнаруживая способность видеть события, людей, их действия и их творчество со своей особой, оригинальной точки зрения. Теперь эти статьи и очерки, пронизанные острым видением настоящего, давно принадлежат истории, и чтение их поражает, как невероятно изменился мир за «краткий» XX век.

Некоторые очерки представляют собой замечательные образцы муратовской прозы, особенно сближающейся здесь с традицией классической русской литературы.

Часть очерков представляет собой своего рода отчет о состоянии изучения древнерусского искусства и о новых открытиях в области искусства византийского. Среди очерков и целая галерея портретов: тут и современники — А.Блок, И.Бунин, И.Остроухов, и портреты исторических деятелей, особенно интересовавших Муратова: Цезарь, Наполеон, Людовик XIV.

Большое место в публикациях Муратова занимает художественная и литературная критика: оценка современных выставок и книг. Муратов внимательно следит за литературным процессом, при этом читает не только русскую, но главным образом современную французскую, английскую, немецкую, американскую прозу, а также современные труды по истории и истории искусства. В своих оценках прочитанного он неизменно сопоставляет его с русским, всегда живым для него материалом, что придает его критике особую актуальность для читателя - соотечественника. При случае он прибегает и к своему любимому занятию переводчика, благодаря этому русский читатель в его переводе может ознакомиться с рядом заинтересовавших его и показавшихся ему особенно важными для русского читателя книг17.

Литературная критика является особой частью его журналистского творчества, поскольку в ней он открывает своим соотечественникам, живущим в замкнутости русской диаспоры, что вокруг них огромный и разнообразный культурный и художественный мир, который стоит знать, и берет на себя, таким образом, также и задачу расширения кругозора и культурного просвещения русских, не видящих часто «дальше своего носа» и варящихся в соку русской эмигрантской литературы и жизни. Так, он первым открывает русскому читателю Хемингуэя и Олдоса Хаксли, Андре Моруа и Жюля Ромэна. Он открывает перед ним сложность и тонкость характеров и взаимоотношений героев выдающегося мастера французской прозы XX века Жюльена Грина, сопоставляя их с героями Бориса Зайцева. В открытии этого мира он остается, как и во всей своей художественной критике, как в «Образах Италии», носителем и проводником безупречного вкуса, рекомендуя, например, своим читателям Хаксли, а не Ремарка. Один из первых романов молодого Андре Мальро «Завоеватели», где тот, в духе левой французской интеллигенции того времени, идеализирует образы русских деятелей III Интернационала, участвующих в подготовке китайской революции, вызывает его негодование18. Классическая литература тоже оценивается им с новой точки зрения: таковы размышления о Достоевском, о Мопассане, о Чехове, о Державине...

В своей публицистической прозе Муратов часто заключает отдельные слова и целые выражения в кавычки, прибегает к выделению отдельных слов и даже целых фраз жирным шрифтом, не только для того, чтобы подчеркнуть особую важность сказанных слов, понятий и выражений — это для него эквивалентно языку жестов, чтобы придать тексту оттенок разговора, в котором высказываемая мысль подкрепляется взмахом руки, легким кивком головы или особенной интонацией отдельных слов. Это означает, что Муратову важно быть в большинстве своих статей собеседником, делящимся с читателем не только своими мыслями и впечатлениями, но и своими переживаниями и мгновенными, быстро меняющимися ощущениями, открывающим ему как бы часть своей души. Текст часто ведется как сокровенный разговор, то спокойный, ясный, мягкий, прозрачный, то едкий, острый и полемический. Некоторые его характеристики людей, и даже близких знакомых, беспощадны и нажили ему немало врагов и недоброжелателей. В этой связи вспоминаются слова ближайшего друга Муратова в последние годы У.Аллена в опубликованном им некрологе: «Павел Павлович был в высшей степени отважным человеком, но это качество нередкое среди русских людей. Он был храбр, терпелив, вынослив. Преданность, верность и честность, ныне редкие качества, отличали его. Они сочетались с гордым пренебрежением ко всему тривиальному и претенциозному, что не всегда помогало ему в его житейских делах»19.

Многие размышления Муратова о современном мире и политике носят глубоко личностный характер, пережиты на собственном опыте, переплавлены в событиях собственной жизни. Европейская жизнь прихотлива и изменчива, и многие взгляды и оценки Муратова тоже корректируются, оттачиваются, события рассматриваются под новым углом зрения. Но основное, самое существенное остается: стремление обнажить тайные механизмы истории и культуры, показать их работу на многочисленнейших примерах прошлого и настоящего, осуществить политический анализ современного мира сквозь призму литературного слова, соединяющего трезвость наблюдателя и воображение художника. В процессе размышлений о природе «постевропейского» мира с его «постантропоморфным» искусством углубляется муратовская философия истории, укрепляется понимание истории XX века как величайшего переломного момента человеческой цивилизации.

В постоянной муратовской памяти о России есть боль, есть горечь, но нет ностальгии. «Человек должен жить своим временем», жизнь идет, и при всей сложности, трудности, жестокости современной жизни вокруг происходит так много интересного, что нужно успеть увидеть, обдумать и понять. Так, он без сожаления оставляет обожаемую, божественную, но провинциальную Флоренцию, спеша окунуться в лихорадочный ритм современного Парижа20. Так, его неудержимо привлекает Америка, страна, с которой в эти годы еще «не принято связывать понятие культуры»21. В то же время его привязанность к классическим корням европейской культуры остается неизменной, а отношение к художественному авангарду и «антиискусству» становится все более определенно критическим.

Цикл статей П.П.Муратова в «Возрождении» озаглавлен «Окно в Европу». В них выражены впечатления русской интеллигенции, оказавшейся в Европе  уже не в качестве туристов, а эмигрантов, это впечатления о новой жизни и ее трудностях, об ином характере человеческих отношений, с которыми пришлось столкнуться в эмиграции русским людям. Для современного читателя эти очерки, эссе  и статьи тоже являются своего рода  «окном» — в Европу 1920-х годов, «окном», открывающимся в первое десятилетие жизни русской эмиграции вдали от родины. Через это окно мы видим и самого Муратова, погруженного в гущу одолевающих ее забот и вопросов, и оцениваем поток его творческой мысли в неповторимом историческом  контексте между двумя войнами. Мы оказываемся «у окна» его богатейшего творчества 1920–1930-х годов. 

Журналистская проза Муратова остается и неоценимым  свидетельством облика, настроения, разнообразных черточек жизни Европы в эпоху двусмысленного напряженного мира между двух войн, когда была жива еще память о довоенном, мирном, благословенном XIX веке, но когда неудержимо двигалось наступление на традиционные ценности новых, чудовищных, разрушительных сил, подземный гул которых Павел Павлович Муратов ощущал с чуткостью, которой мог бы только позавидовать самый выдающийся сейсмолог. Существенный вклад в культуру русского зарубежья, важнейшая страница истории русской журналистики и свободной русской прессы, публицистика П.П.Муратова еще ждет своей полной публикации и своих исследователей. Несмотря на свое необычайное многообразие, она является плодом единонаправленной творческой мысли яркой, выдающейся личности.

Каким образом предложить этот огромный материал вниманию современного читателя? Он отложился в периодике как своеобразная культурно-политическая хроника эпохи, запечатлённая уникальным наблюдателем. Но сегодня она предстает еще и поражающим воображение литературно-публицистическим опытом, единым произведением, каждый фрагмент которого при этом воспринимается и как автономное произведение. Систематизировать ли этот поток творческой энергии по отдельным темам и жанрам, отказавшись от хронологической последовательности представления статей и очерков, или вообще отказаться от какой-либо систематизации, отдав предпочтение случайному выбору отдельных образцов из беспрецедентного по широте жанрового и тематического спектра его наследия? Учитывая ограниченность места в журнале, последний выбор кажется наиболее предпочтительным.

Текст приводится в современной орфографии, но публикатор стремился по возможности сохранить знаки препинания автора. В примечаниях и комментариях публикатор в первую очередь дает сведения о людях, местах и событиях, которые могут оказаться неизвестными или малоизвестными современному русскому читателю.

 

 

Примечания

 

1 Ежедневная русская газета «Возрождение» выходила в Париже с 1925 по 1940 г. (всего вышло 4239 номеров). Основателем и инвестором газеты, а затем, после Второй мировой войны, одноименного журнала, выходившего с 1949 по 1974 г., был крупный нефтепромышленник, общественный деятель и издатель Абрам Осипович Гукасов (Гукасянц) (1872–1969). Редактором газеты был до 1927 г. П.Б.Струве, а с 1927 по 1939 г. Ю.Ф.Семенов. Адрес газеты: 2, rue de Sиze в 9-м округе Парижа.

2 L’ancienne peinture russe. Praha; Roma, 1925; La pittura russa antica. Praga; Roma, 1925; Les icфnes russes. Paris, 1927.

3 Вздорнов Г.И., Залесская З.И., Лелекова О.В. Общество «Икона» в Париже. М.; Париж. 2002. Т.2. С. 102-108 и далее; архив общества «Икона» в Париже; Возвращение Муратова / Под ред. Г.И.Вздорнова, К.М.Муратовой. М., 2008. С. 33-34, 88, 183.

4 «Магические рассказы» (Париж, 1928) представляют собой переделанную и значительно дополненную, по сравнению с первым изданием (М., 1922), книгу, из которой, что характерно для времени, убраны все посвящения друзьям, оставшимся в России, поскольку эти посвящения могли бы им повредить. «Герои и героини» (Париж, 1929) также переделаны по сравнению с изданием 1918 г. Ряд рассказов и пьес был напечатан в парижской прессе: в газетах «Звено», «Последние новости» и «Возрождение» и в журнале «Современные записки», между 1924 и 1929 гг., а также в немецкой прессе на русском языке и в итальянской прессе в переводе на итальянский язык. Полное собрание прозы П.П.Муратова готовится К.М.Муратовой для издания в серии «Литературные памятники».

5 Участие в цикле лекций о русском искусстве в Брюсселе в 1928 г. по случаю выставки русского искусства; в этом цикле принимали участие также С.Маковский, кн. С.Волконский и А.Половцов (см. объявление об этом цикле: Возрождение. 1928. № 1020. 18 марта.) Цикл лекций о древнерусском и византийском искусстве в Лондоне, Кембридже и Оксфорде в 1933 г. Лекции и доклады в обществе «Икона» в Париже. Доклады о древнерусском искусстве в Нью-Йорке в 1934 г.

6 П.П.Муратов — один из авторов последовавшего за выставкой издания: L’Art russe. Souvenir de l’exposition d’art russe. Palais des Beaux-Arts de Bruxelles. Mai–juin 1928. Bruxelles, 1930. См. также ниже, примеч. 1 к статье П.П.Муратова «Брюссельское кружево».

7 Exposition d’icфnes et d’orfиvreries russes, Bruxelles–Gand, 1931, Paris; Bruxelles, 1931. П.П.Муратов — один из авторов каталога выставки.

8 П.П.Муратов посвящает знаменитой лондонской выставке 1930 г. несколько материалов в газете «Возрождение» и добивается печатания нескольких воспроизведений известных картин, прибывших в Королевскую академию в Лондоне из Италии (1930. № 1685. 12 января. С.4). Не придавая значения политическому и пропагандистскому характеру выставки, который отмечали и некоторые ее устроители, как Уго Ойетти, и на котором настаивают современные исследователи. (ср.: Haskell F. Botticelli in the Service of Fascism // The Ephemeral Museum. New Haven; London, 2000. P. 107-127), он рассматривает эту выставку как «счастливейшее событие», редчайшую, невиданную до тех пор возможность наслаждаться зрелищем потрясающего ансамбля мировых шедевров: «Величайшие, драгоценнейшие, редчайшие мастера собраны здесь так, как это до сих пор можно было представить только в воображении» (Каждый день // Возрождение. 1930. 3 янв. С.2).

9 Exposition d’icфnes… (текст об иконах: П.П.Муратов, текст о серебре и прикладном искусстве: Л.А.Гринберг); Muratov P. The periods and Schools of Early Painting; Grinberg L. Metal work and enamels // Russian Art / Ed. D.Talbot Rice. London, 1935. P. 23-42.

10 По этому поводу можно привести замечание Бориса Зайцева в письме к И.Бунину от 7 ноября 1929 г.: «Муратов ежедневно пишет в «В-ии» («Каждый день») и выколачивает деньжонки для семьи, находящейся в Риме» (цит по: Письма Б.К.Зайцева И.А. и В.Н. Буниным  / Публикация Милицы Грин // Новый журнал. Нью-Йорк, 1981. №143. С.154.

11 Возрождение. 1929. № 1545; 1931. № 2370, 2378; 1932. № 2457, 2461, 2468, 2477, 2544.

12 Названия статей в № 2457, 2461, 2468 газеты «Возрождение».

13 Возрождение. 1932. № 2447, 2449; 1933. № 3006, 3010, 3016, 3020, 3031, 3035. Большая часть опубликованного материала вошла в книгу, написанную в соавторстве с У.Алленом, ближайшим другом П.П.Муратова в последние годы его жизни, и опубликованную после смерти П.П.Муратова: Allen W.D.E., Muratoff P. Caucasian Battlefields. A History of the Wars on the Turco-Caucasian Border, 1828–1921. Cambridge, 1953.

14 Часть воспоминаний П.П.Муратова о его участии в военных действиях на Галицийском фронте опубликована им в ряде номеров «Возрождения» во второй половине 1929 — первой половине 1930 г. и в № 2158 за 1931 г.

15 Carrиre d’Encausse H. L’Empire йclatй. Paris: Flammarion, 1978.

16 Возрождение. 1930. 10 янв. № 1683.

17 Речь идет об «исторических свидетельствах»: о переводе с английского «Приключений С.Назарова», дающих очень важный исторический материал о русском Туркестане в 1918–1920 гг., опубликованных в 14 номерах «Возрождения» с 11 июля по 1 сентября 1932 г., и о «Записках» Фрэнсиса Итс-Брауна, опубликованных в 13 номерах с 6 сентября по 29 октября, а также о «Свидетельстве» Брюса Локхарта, опубликованном в 4 номерах, с 11 ноября по 20 ноября 1932 г.

18 Возрождение. 1928. 31 окт. № 1247.

19 Allen W.D.E. P.P.Muratoff. 1881–1950 // Byzantion. 1950.

Т. XX. P.308.

20 Парижская жизнь // Возрождение. 1931.11 июля. № 2230.

21 Россия и Америка // Возрождение. 1930. 10 янв. № 1683.

П.П.Муратов. «Тридцать пять русских примитивов». Издательство галереи «A la vieille Russie». Париж. 1931. Описание и анализ собрания икон парижской галереи Я.Золотницкого и Л.Гринберга «A la vieille Russie», с предисловием одного из крупнейших французских историков искусства XX века Анри Фосийона. Использование термина «примитивы» в приложении к русским иконам характерно для первых десятилетий XX века, когда «примитивами», в сущности, называется вся европейская живопись до XVI столетия, т.е. до эпохи так называемого Высокого Возрождения. Научный интерес к ранним периодам становления и развития европейской живописи в конце XIX столетия, многочисленные выставки итальянских, французских, каталанских, фламандских «примитивов» в начале XX века приводят к особой моде на «примитивы», среди которых особенно ценятся «примитивы» итальянские. Во многих своих трудах Муратов подчеркивает родство итальянской живописи XIII–XV веков и русской иконы, их общие византийские истоки. Употребление термина «примитивы» в приложении к русской иконе в заглавии книги Муратова содержит намек на равноправие уже прославленной живописи итальянских «примитивов» и еще практически неизвестной на Западе русской иконы

П.П.Муратов. «Тридцать пять русских примитивов». Издательство галереи «A la vieille Russie». Париж. 1931. Описание и анализ собрания икон парижской галереи Я.Золотницкого и Л.Гринберга «A la vieille Russie», с предисловием одного из крупнейших французских историков искусства XX века Анри Фосийона. Использование термина «примитивы» в приложении к русским иконам характерно для первых десятилетий XX века, когда «примитивами», в сущности, называется вся европейская живопись до XVI столетия, т.е. до эпохи так называемого Высокого Возрождения. Научный интерес к ранним периодам становления и развития европейской живописи в конце XIX столетия, многочисленные выставки итальянских, французских, каталанских, фламандских «примитивов» в начале XX века приводят к особой моде на «примитивы», среди которых особенно ценятся «примитивы» итальянские. Во многих своих трудах Муратов подчеркивает родство итальянской живописи XIII–XV веков и русской иконы, их общие византийские истоки. Употребление термина «примитивы» в приложении к русской иконе в заглавии книги Муратова содержит намек на равноправие уже прославленной живописи итальянских «примитивов» и еще практически неизвестной на Западе русской иконы

Семья Муратовых во время путешествия на Кавказ в 1904 году. Военно-Грузинская дорога, Дарьяльское ущелье. В.П.Муратов, Р.П.Муратова-Дмитренко с сыном Никитой и П.П.Муратов в мундире канонира 3-й Гренадерской артиллерийской бригады, квартировавшейся в Ростове. Муратовы были очень слаженной и дружной семьей. П.П.Муратов был особенно близок со старшим братом, Владимиром Павловичем (1867–1934), и сестрой, Раисой Павловной (1875–1940). Владимир Павлович был не только кадровым офицером, но и военным историком, переводчиком французских романов и собирателем живописи, рисунков и эстампов. Раиса Павловна посвятила себя занятиям восточным искусством и была специалисткой в области японских нецке

Семья Муратовых во время путешествия на Кавказ в 1904 году. Военно-Грузинская дорога, Дарьяльское ущелье. В.П.Муратов, Р.П.Муратова-Дмитренко с сыном Никитой и П.П.Муратов в мундире канонира 3-й Гренадерской артиллерийской бригады, квартировавшейся в Ростове. Муратовы были очень слаженной и дружной семьей. П.П.Муратов был особенно близок со старшим братом, Владимиром Павловичем (1867–1934), и сестрой, Раисой Павловной (1875–1940). Владимир Павлович был не только кадровым офицером, но и военным историком, переводчиком французских романов и собирателем живописи, рисунков и эстампов. Раиса Павловна посвятила себя занятиям восточным искусством и была специалисткой в области японских нецке

Поль Сезанн. Пьеро и арлекин. Около 1888 года. Холст, масло. ГМИИ им. А.С.Пушкина. П.П.Муратов был одним из первых русских художественных критиков, писавших о Сезанне, и одним из первых исследователей творчества Сезанна вообще, понявших его глубокую классическую основу и оценивших его огромное влияние на искусство своей эпохи. Он опубликовал небольшой очерк о Сезанне в «Весах» в декабре 1906 года, упоминал о нем во многих других работах и посвятил Сезанну отдельную небольшую монографию, где дал тонкую и глубокую характеристику его творчества как продолжателя классической традиции старой живописи и родоначальника классической традиции в живописи современной (см.: Муратов П.П. Сезанн. Берлин: Изд. З.Гржебина, 1923)

Поль Сезанн. Пьеро и арлекин. Около 1888 года. Холст, масло. ГМИИ им. А.С.Пушкина. П.П.Муратов был одним из первых русских художественных критиков, писавших о Сезанне, и одним из первых исследователей творчества Сезанна вообще, понявших его глубокую классическую основу и оценивших его огромное влияние на искусство своей эпохи. Он опубликовал небольшой очерк о Сезанне в «Весах» в декабре 1906 года, упоминал о нем во многих других работах и посвятил Сезанну отдельную небольшую монографию, где дал тонкую и глубокую характеристику его творчества как продолжателя классической традиции старой живописи и родоначальника классической традиции в живописи современной (см.: Муратов П.П. Сезанн. Берлин: Изд. З.Гржебина, 1923)

П.П.Муратов — студент Императорского института инженеров путей сообщения. Санкт-Петербург. 1904

П.П.Муратов — студент Императорского института инженеров путей сообщения. Санкт-Петербург. 1904

Пьеса П.П.Муратова «Кофейня» (оформление В.А.Фаворского). Москва. 1922. Комедия «Кофейня» — самая ранняя из трех пьес П.П.Муратова (комедия «Приключения Дафниса и Хлои», 1926, пьеса «Мавритания», 1927). «Кофейня» была поставлена в Четвертой студии МХАТ. «Дафнис и Хлоя» вызвала раздражение Максима Горького. Сведений об отзывах о «Мавритании» нет.

Пьеса П.П.Муратова «Кофейня» (оформление В.А.Фаворского). Москва. 1922. Комедия «Кофейня» — самая ранняя из трех пьес П.П.Муратова (комедия «Приключения Дафниса и Хлои», 1926, пьеса «Мавритания», 1927). «Кофейня» была поставлена в Четвертой студии МХАТ. «Дафнис и Хлоя» вызвала раздражение Максима Горького. Сведений об отзывах о «Мавритании» нет.

Двенадцать апостолов. Византийская икона, палеологовского времени (первая четверть XIV века, Константинополь?). ГМИИ им. А.С.Пушкина. Икона, выдающийся памятник византийской живописи, находившаяся в собрании Московского Румянцевского музея, где Муратов был помощником хранителя, профессора Н.И.Романова, была впервые опубликована П.П.Муратовым в его труде «Русская живопись до середины XVII века» (М., 1914) и, таким образом, введена в научный обиход. Икона была датирована Муратовым, чрезвычайно высоко ценившим ее художественные качества, рубежом XIII–XIV веков

Двенадцать апостолов. Византийская икона, палеологовского времени (первая четверть XIV века, Константинополь?). ГМИИ им. А.С.Пушкина. Икона, выдающийся памятник византийской живописи, находившаяся в собрании Московского Румянцевского музея, где Муратов был помощником хранителя, профессора Н.И.Романова, была впервые опубликована П.П.Муратовым в его труде «Русская живопись до середины XVII века» (М., 1914) и, таким образом, введена в научный обиход. Икона была датирована Муратовым, чрезвычайно высоко ценившим ее художественные качества, рубежом XIII–XIV веков

 
Редакционный портфель | Подшивка | Книжная лавка | Выставочный зал | Культура и бизнес | Подписка | Проекты | Контакты
Помощь сайту | Карта сайта

Журнал "Наше Наследие" - История, Культура, Искусство




  © Copyright (2003-2018) журнал «Наше наследие». Русская история, культура, искусство
© Любое использование материалов без согласия редакции не допускается!
Свидетельство о регистрации СМИ Эл № 77-8972
 
 
Tехническая поддержка сайта - joomla-expert.ru