Галерея журнала «Наше наследие»

Александр Корноухов, Дмитрий Шаховской, Лена Мунц, Юрий Герчук, Феликс Бух

Озаряющий смысл творчества

Попробую сказать, чем для меня является искусство. Это путь и реализация тех внутренних духовных сил человека, которые в нем заложены. Это дар, помогающий человеку раскрывать смысл и закономерности жизни, духовный ее смысл. И в этом плане всякое большое искусство религиозно независимо от того, верующим или неверующим человеком оно создается. Это основополагающее свойство искусства живет в каждой настоящей картине, старой и современной, и, общаясь с картиной, мы, часто необъяснимым образом, ощущаем прежде всего тот глубокий, озаряющий все смысл, который в ней живет и который создан человеческим духом. Создан с помощью красок, пластики, всех средств, которые художник находит, приобретает, ищет постоянно.

А.Д.Лукашевкер. Из письма к одной из учениц Заочного народного университета искусств.

Невозможно представить все наследие Александры Давыдовны Лукашевкер (1925–1992), так как ее работы всегда были с ней, имели определенный знак в каждом образе времени, прожитом художником.

Конечно, огромной жизненной удачей Али (так называли ее близкие) оказалось то, что ее учителем в Строгановке стал П.В.Кузнецов, который сумел передать свой опыт и развить присущее Але чувство поэтического пространства. А это стало возможным лишь при глубоком органичном идеализме, свойственном и самому Кузнецову. Ведь в искусстве мы ищем не оправдания, то есть описания предметного мира, а правды, то есть воплощения того, что находится в нашей душе и проявляется как рефлексия на зримое.

Судьба Али была драматичной, даже, пожалуй, трагичной, но этот трагизм никогда не выплескивался в ее творчество. Потому что Але в высшей степени была свойственна ответственность за среду, в которую она не позволяла вносить диссонансы своего личного горя или личного неблагополучия. Трагическое она воспринимала как неотъемлемую составляющую жизни, а не как доказательство жестокости или абсурдности бытия. Именно потому, по-моему, в Але не было разрыва с миром, в котором предназначение личности она понимала как ответственность перед целым мирозданием. И космос в Алином изображении — это не ракеты, или спутники, или бесконечное пространство, это — иное, нечто соразмерное человеческому чувству и умозрению, узнаваемое и одновременно мистическое.

Однако главным Алиным качеством, распространявшимся не только на ее личную жизнь и отношения с людьми, но и на творчество, и на искусство в целом, было целомудрие — в высоком значении этого слова. Можно назвать имена художников, близких ей по духу, любимых ею, — таких как В.Табенкин, В.Гридин, В.Вейсберг, А.Айзенман, Б.Чернышев, В.Эльконин, В.Губарева, Е.Григорьева, К.Эдельштейн, Т.Шиловская, — но невозможно говорить об антагонистах Али.

Алина живопись на редкость монументальна, в ней, в этом цветовом расплаве, каждый фрагмент крепко держит тему. Здесь нет деления на время и пространство — все является таким глубоким и масштабным событием, что в него можно погружаться бесконечно. Вот тут и чувствуется кузнецовская школа.

Она много общалась с самыми разными людьми, отчасти благодаря своей работе в Заочном народном университете искусств. Среди ее корреспондентов-учеников были и крестьяне, и ученые, и жители национальных окраин, и заключенные. Это был мир людей, не опосредованный социальными или деловыми связями. Вплавленное пространство слова, направление к конкретному образу, разделяемое учителем и учеником, несет в себе убежденность художнической свободы, драгоценность творческого устремления.

Художник — это человек, стремящийся к «пороговым» ситуациям, к переходу в другое состояние. Надо сказать, что в Алином случае был дан самый мирный вариант подобного стремления.

Когда у Али стала развиваться катаракта, а потом и глаукома, врачи запретили ей писать, и та сила, которую мы видим в ее живописи, перешла в вышивки. Казалось бы, эта новая для Али техника имела свои пределы. Конечно, все знают замечательные средневековые гобелены, в них много интересного, но с точки зрения сегодняшнего мира они кажутся бесполезными. А вот Алина вышивка — это же не брошка и не настенная работа, — она как-то сияет сама по себе, как огонек на ладони, обжигая.

Александр Корноухов

Судьба не обделила Алю учителями: она училась в Строгановке у Павла Варфоломеевича Кузнецова, рисовала в мастерской Бориса Петровича Чернышева, с ним как помощник, а иногда как соавтор выполняла монументальные работы. Ученичество никогда не становилось подражанием; Аля усвоила высокие принципы старших, не повторяя манеру или прием. А скорее, она и не знала этих соблазнов – так сильно было в ней свое видение цвета и света в природе, что ее холсты на первый взгляд кажутся тусклыми, словно несфокусированными, но при более длительном созерцании из глубины возникают и разгораются яркие сгустки цвета, идут волны света, утверждая свою реальность, являя строгую и стройную красоту. Среди этих холстов легко дышать, с ними можно жить постоянно – и видеть каждый день по-новому.

Вынужденная из-за болезни отказаться от масляной живописи и работы непосредственно с натуры, Аля нашла замену, которая дала ей новые возможности и породила новый жанр, — живописное шитье.

Здесь соединилось вековое женское ремесло с профессиональным опытом живописца и композиционным даром монументалиста. Поэтические образы, сохраненные памятью или рожденные мимолетным восхищением, обретают вещественное выражение и входят в быт как предметы. Тем не менее они очень близки к поэзии.

По архитектонике, предельной лаконичности, силе и яркости выражения лирического или эпического переживания эти вещи сродни маленьким японским трех- и пятистишиям — хокку, танка.

А крохотные «портреты» — меньше спичечного коробка — напоминают стихотворения-послания «К***», и несут улыбку, или дружеский привет, или шутку.

Все эти вещи драгоценны не ювелирной отделкой — они сияют простой, детской радостной красотой.

Дмитрий Шаховской

Меня завораживал Алин образ жизни, его интеллектуальные и духовные параметры. Алин досуг всегда был подготовкой к дальнейшему творчеству: философия, поэзия, музыка, не становясь «умствованием», превращались в ее живое восприятие мира. Когда смотришь невероятное количество будто повторяющих друг друга ее рисунков и живописных этюдов, поражает Алина способность раскрывать в частном и обыденном образ целого мира. Через много лет после Алиной кончины я поняла, что это были не просто этюды к каким-то работам, а Аля так наслаждалась жизнью. Будучи с собой всегда честна, Аля делала большие холсты, где считала себя обязанной быть точной, — в этих же, коротких, ни к чему не обязывающих, этюдах она была совершенно, полностью свободна. И, пожалуй, только в вышивках у нее счастливо соединяется свобода и точность выражения.

Лена Мунц

В наследии художницы главными оказались работы камерного масштаба и строя — живопись, преимущественно пейзажная, рисунки пером, наконец, очень своеобразные вышивки последних лет ее жизни. Она была, можно сказать, прирожденным и притом культурно воспитанным живописцем с тончайшим чувством цвета и конструктивным ощущением ритмически-пространственной целостности избираемого ею натурного мотива. А.Лукашевкер писала маслом, но поверхность ее этюдов оставалась по-фресковому легкой и светлой благодаря непринужденной свободе широкого мазка и очень осторожному использованию тяжелых, темных тонов, заменяемых серебристо-синими и лиловатыми. В ее рисунках — трепетная подвижность тонких, экономно ложащихся линий, их музыкальная вибрация, осторожная легкость прикосновений пера к бумаге — «как бы касание им предмета, его деталей, передача их драгоценности», — поясняла художница. Наконец — вышивки, совершенная оригинальность которых состоит в том, что это для нее тоже сугубо живописная техника. Ее стежок свободно ложится на ткань подобно миниатюрному точному цветовому мазку. Со своим фоном и соседними стежками он находится преимущественно в колористических и лишь отчасти фактурных отношениях. И потому ее крошечные вышитые пейзажи, миниатюрные головки, цветы, при всей их тонкой декоративности, отличаются чисто живописной целостностью колорита и пластики.

Юрий Герчук

Время и пространство Аля очень понимала. И была доверчива ко всему, что это время давало и что ее в нем завораживало и удивляло.

Есть тайна слова, имеющего неведомое соприкосновение с происходящим, — я всегда боюсь, что сказанное в это происходящее не впишется. Вот произнес слово — и оно проросло как дерево. Мне кажется, что Аля — это вот такое слово.

Достойное место в искусстве Аля уже заняла, но, по-моему, она свое время опередила. И ее час еще настанет, и люди придут еще к пониманию ее удивительного таланта. Вот в Государственном музее изобразительных искусств им. А.С.Пушкина теперь хранится более 100 Алиных работ и во Всероссийском музее декоративно-прикладного и народного искусства — 70. Устраивая выставки Алиных работ, я часто боюсь, что на мощных, кирпичных стенах они «пропадут», затеряются… А они светятся, как окна, и оживляют все вокруг.

Феликс Бух