V.

Размышления у парадного подъезда,

или

Президент Пушкин,

или

За нерушимое единство

купцов Калашниковых и Чичиковых,

Собакевичей и Кирибеевичей,

Степанов Пробок и Мелеховых,

Обломовых и Бендеров,

Татьян Лариных и Чацких,

Анн Карениных и докторов Живаго,

Павок Корчагиных, Веничек и Иванов–дураков,

Матрен Корчагиных и Иванов Африкановичей,

Теркиных и Иванов Денисовичей,

Гриневых и Турбиных.

 

Да не робей за отчизну любезную…

Вынес достаточно русский народ,
Вынес и эту дорогу железную —
Вынесет все, что Господь ни пошлет!

 

Вынесет все — и широкую, ясную
Грудью дорогу проложит себе.
Жаль только — жить в эту пору прекрасную
Уж не придется — ни мне, ни тебе.

Н.А.Некрасов

 

Московское государство, от князя Даниила — отца Ивана Калиты до начала петровских преобразований, просуществовало четыре столетия.

Российская империя от Петра Великого до 1917 года — 220 лет.

Страна Советов — три четверти века.

Шагреневая кожа российских преображений всякий раз сужалась, и на сегодня нет никаких оснований полагать, что Российская Федерация, в ее нынешнем образе, не совершит подобный, еще более стремительный круг. То есть история может отпустить ей лишь 35-40 лет, и точка перегиба придется, начало вероятного русского очередного спада случится, как всегда, где-то вскоре после середины означенного срока.

Но если история отпустит ей лишь сорок-пятьдесят лет, точка перегиба придется, начало вероятного русского очередного спада может случиться где-то вскоре после середины означенного срока. Это значит, наступающее десятилетие, 2010–е годы станут определяющими и решающими для нашего Отечества, для его выживания и просто существования.

…Конечно, это немудреная страшилка. Уже давняя, всем известная.

 

Еще Солженицын писал вождям, предупреждал власть: «Тупик цивилизации… Тупик этот мы разделяем со всеми передовыми странами… Чтобы человечество спасти — технология должна быть перестроена к стабильной в ближайшие  20–30 лет, для этого перестройка (! — Д.) должна начаться немедленно, сейчас».

Прошло больше — ничего, человечество живо. Советского Союза, правда, не стало.

Тогда это казалось абсолютно невозможным. (Всем, кроме Андрея Амальрика). Однако — случилось.

С человечеством тоже все возможно, тем более с нынешним, глобальным. Но пока каждая его значимая часть, первый ли, второй, третий ли мир выживают по одиночке и стараются решать свои проблемы за чужой счет.

Об этом очень серьезно размышляет А.Фурсов в совсем недавно напечатанной беседе — «Накануне “бури тысячелетия”» («Москва», № 1, 2007). Он тоже «пугает»— и глобально, и в российском масштабе:

«…К сожалению, мало кто это понимает — мир доживает последние докризисные десятилетия… Капитализм, продемонстрировав фантастические материальные и научные достижения, подвел человечество, Homo sapiens к краю исторической, биологической, природной пропасти… Неадекватность систем образования и науки современному миру, обращенность во вчерашний день, деинтеллектуализация образования, а следовательно, социальной жизни в целом — все это создает общество, в котором как верхи, так и низы не способны не только справиться с проблемами эпохи, но даже увидеть их… Можно сказать, что сегодня в глобальном масштабе мы имеем неадекватность человеческого материала текущему моменту истории».

Но надежда, как известно, умирает последней, — и Фурсов продолжает «стучать в рельсу»:

«Мы живем… в обществе, комбинирующем худшие черты советского и буржуазного социумов и переплетающем их в немыслимых комбинациях. Я бы охарактеризовал общество кибер–панка как общество самовоспроизводящегося разложения, где позднесоветские элементы подрывают и разлагают западные, буржуазные, и наоборот. В результате ничего по–настоящему нового не возникает. Это общество–ловушка…»

«В РФ нет рынка, основанного на конкуренции, а есть монополия, основанная на власти. Только власть эта носит приватизированный характер. Указанная монополия приобретает «рыночные» (и то часто в фарсовом виде) черты только вне страны, на мировом рынке.

Ясно, что монополия эта была обеспечена не только рыночным, но и внеправовым способом. Поэтому у нас и не может быть крупной буржуазии — только разбойно–паразитический по происхождению слой, ряженный в либеральные одежды. Черты «протобуржуазии» просматриваются в намечающейся тощей прослойке среднего класса. Но его–то как раз постоянно и систематически уничтожают, гнобят, стремятся «унасекомить».

«Все это говорит, — делает вывод Фурсов, — о неизбежности выбора, и, по–видимому, период 2008–2012 годов, самое большее — 2012–2016 годов (аккурат под столетний юбилей Октябрьской революции) станет критическим моментом этого выбора…»

…Хорошо известна реакция Льва Толстого в похожем случае: «Он пугает, а мне не страшно». Но это не просто отрицание чужой позиции, — это проявление отличного от нее мировоззрения. Однако таковое нужно сначала иметь, да еще успешно претворять в поступки. Тогда можно пользоваться главным заветом русского мудреца и подлинной человеческой позицией: делать, что должно, — и будет, что будет.

Можно вспомнить в последний раз солженицынское письмо: «Вести такую страну — нужно иметь национальную линию и постоянно ощущать за своими плечами все 1100 лет ее истории, а не только 55 лет, 5% ее».

Солженицын и тогда, и сейчас абсолютно прав, только те 55 скоро уже, действительно, превратятся в 100, и их необходимо осознать наново. Не просто как знаменательную, историческую, но отошедшую в прошлое годовщину, а как понимание сути происходившего и происходящего на земном шаре — Большого Левого Прогрессивного Проекта Модерна (А.Фурсов) — и как выбор для России сегодняшней роли в этом проекте.

Мы сейчас живем, как жила Россия после позора Крымской кампании. Недаром недавнюю круглую ее дату забыли. Но нельзя забыть, что за позорным русским поражением последовали Великие реформы. В 2011 году будет 150 лет их начала. Большая дата смыкается с 1150-летием Руси, 200-летием Отечественной войны русского народа против  Наполеона и 400-летием династии Романовых.

Хотя бы в этой связи очень хочется, чтобы был воздвигнут наконец памятник российскому народу.

За все, что он вынес и сделал в нашей истории.

Это не должен быть памятник примирения, какой поставила Испания в Долине павших. Наш должен смотреть не назад, а вперед.

Видится лежащая обнаженная громадная мужская фигура, наполовину скрытая в земле. Не видно одной ноги, сравнялась с поверхностью половина туловища, свободны еще плечи и руки: в правой — прижатый снизу меч; левая, поддерживающая голову, упирается в землю. Лицо слабо тронуто улыбкой-усмешкой… А перед человеком — фигуры русских правителей, без головных уборов, со склоненными головами, обязательно с обнаженными торсами, со спущенными до пояса одеяниями: облачениями, камзолом, платьем, мундиром, пальто, шинелью. Их семеро: Иван III, Иван IV, Петр I, Екатерина II, Александр II, Ленин, Сталин… Они стоят в свой человеческий рост перед гигантским поверженным человеком, нашим мужиком. Стоят спиной к нам, но их можно обойти вокруг, заглянуть им в глаза… И потом надолго замереть перед солью земли российской.

После этого можно будет уверенно готовиться к 100-летию ВОСР, — с тем, чтобы сказать: «Вечная память Великой русской промировой революции, совершенной во имя земного шара». Вечная память ей, забравшей у России безмерно людских и духовных сил. Вечная ей память, — но нельзя забывать и забыть: революция не исполнила того, что обещала и за чем в нее пошел народ.

Об этом хорошо написал Борис Слуцкий, единственный из русских поэтов, который за нашу революцию хотел отвечать, — и не мог ответить. Написано было в «благословенные» годы ее пятидесятилетия:

 

Это — мелочи. Так сказать, блохи.
Изведем, уничтожим дотла.
Но дела удивительно плохи.
Поразительно плохи дела.

Мы — поправим, наладим, отладим,
будем пыль со старья колотить
и проценты, быть может, заплатим.
Долг не сможем ни в жисть заплатить.

Улучшается все, поправляется,
с ежедневным заданьем справляется,
но задача, когда–то поставленная —
нерешенная, как была,
и стоит она — старая, старенькая,
и по–прежнему плохи дела.

 

Дела были плохи потому, что революция не дала власть народу. Власть у народа перехватила партия, а затем — партийная каста. Когда эта каста свою власть профукала, власть в стране перешла к первому российскому президенту, и тогда в России не стало уже и государственной власти.

Сегодня в Российской Федерации, слава Богу (Аллаху и др.), государственная власть в силе. И пока у нее на первом месте — страна. И это — справедливо, страну надо было как можно скорее и умнее сохранить, укрепить, возродить. Но несправедливо — отгораживаться страной от народа. Как  бы не дошло, как раньше, начать писать на крышах двухэтажными буквами: «Народ и страна едины!» — убеждая в том, чего нет.

В грядущем десятилетии лозунгами не отделаться. Надо умно и умело готовить новые Великие реформы. Надо, чтобы пришел Александр IV, совсем в крайнем случае четвертый Петр, — но не четвертая революция.

В России всегда и до сих пор были два полюса: указующая власть, воплощенная в очередном суверене, и народ-исполнитель. И даже ныне построение гражданского общества не сделалось не только национальной русской идеей, но не достигло и ранга нацпроекта.

Власть и народ не стремятся стать обоюдоправными и обоюдообязанными. Страною правят Администратор, Олигарх и Охранник, чей общий бог — Деньги, а Гражданину вменено в право и в обязанность быть с ними в согласии. В результате втуне для страны пропадают ее настоящие, верные люди.

Вон сколько их открыла русская литература. Не может быть, чтобы такие характеры и таланты совсем иссякли в народной душе. Наверное, они зарыты в землю, несомненно, они ждут своего часа.

Можно, конечно, выбрать азиатский, восточный путь, — и попробовать переучить их всех — теперь уже на китайский лад.

Но лучше постараться и открыть им дорогу.

Они придут, как только их позовут. Придут и новые.

Придет на помощь России ее настоящий человек.

Великий Гоголь писал о великом Пушкине: «… это русский человек в своем развитии, который явится, быть может, через 200 лет».

Эти слова затерты, в них никто не верит, в развитии нашего народа далеко не все оказалось так, как желалось. Но у гения не бывает пустых слов.

Раз в 200 лет Россия рождает человека, который выражает ее сполна.

Их и было: раз, два, три…

Пушкина не стало в 1837–м.

В 1616–м не стало гражданина Минина — человека, который спас Русь.

В 1392–м не стало Сергия Радонежского — святого, который Русь возродил.

Разница между этими датами — 221 и 224 года.

И если решиться и отсчитать почти столько же (218) еще назад, получится 1174 год. Тогда Русь потеряла Андрея Боголюбского. Кто знает нашу историю, знает, что значит в ней этот благоверный Владимиро–Суздальский князь…

Такое не должно быть случайным, нелепым.

А коли так, — решимся заглянуть и в непредсказуемое будущее.

Прибавим к 1837-му усредненные 220. Получается 2057 год. Это — возможная горькая дата утраты. Но она же означает, что долгожданный настоящий наш человек должен уже родиться.

Он уже наверняка живет и готовится явиться нам.

С ним придет новая великая надежда.

Будет ради чего нам нести свой вечный крест.

 

… По–видимому, это очередная русская утопия. Однако, как свидетельствует время, многие утопии имеют свойство воплощаться, — русские особенно.

Вот еще одна, совсем крошечная.

Нынешний год объявлен Годом русского языка. Вот бы на TV организовать передачу — «Учимся читать». Сидели бы за экраном двое и читали по книжке тексты великих русских стихотворцев. А ведущими пригласить действующих политиков с их супругами. В первую очередь, конечно, претендентов в «преемники», — лучшего для них пиара не придумать.

Сидели бы, глядели в книги, пусть сбивались бы, но повторяли для себя и для нас великие вечные слова Пушкина, Тютчева, Блока, еще кого выберут.

Начать можно хотя бы с Некрасова. Раньше считался народный, понятный, близкий людям поэт. Вот бы из таких уст да услышать его «Размышления у парадного подъезда».

 

P.S. Ну, а пока…

Смирись, честный русский человек. И узришь счастье, — как убеждал Федор Михайлович Достоевский.

В царство свободы дорогу грудью прокладывал уже — и другим, и себе. Не приведи Бог снова жить в эту пору прекрасную — ни мне, ни тебе.

С другой стороны — «вынес достаточно русский народ»…

Неужто действительно вынесет все, что Господь ни пошлет?

Вот и остается — «годить».

Да не робеть за отчизну любезную, — когда нас в бой пошлют товарищи, которые ни за что «не продрогнут в безжалостности».

…Как же тут, в конце концов, не вспомянуть незабвенного Михаила Афанасьевича:

«Голым профилем на ежа не сядешь!.. Святая Русь — страна деревянная, нищая и… опасная, а русскому человеку честь — только лишнее бремя.»